Вокруг Матцена раскинулась холмистая местность, усаженная виноградниками. Там снимают богатый урожай, и матценское вино пользуется доброй славой. Подвалы местных виноградарей до отказа уставлены винными бочками. Одним из самых богатых среди тамошних крестьян-виноделов считался когда-то Хойсль-Чертяка. В его подвале, без преувеличения, помещалось семьсот бочек вина, а кроме того у него еще были полные закрома хлеба. Хойслю не на что было пожаловаться: жилось ему богато, а от хорошей жизни и помирать не захочется. Да вот беда — от смерти ведь не откупишься! Хойсль это понимал и подчас сильно тужил при этой мысли.
Как-то раз он, сидя в своем винном погребе, задумался о жизни, и при мысли о неизбежной смерти до того закручинился, что хоть сейчас ложись и помирай, и вдруг смотрит: спускается к нему по ступенькам сухопарый незнакомец — до того тощий, что прямо кощей да и только. Пришелец подошел и похлопал хозяина по плечу, словно они были добрые приятели.
— Знаю, о чем ты печалишься, — сказал он, осклабясь. — И коли ты хочешь, я, пожалуй, могу помочь твоему горю.
Крестьянин сначала и слова не мог вымолвить от испуга, но присмотревшись к посетителю и привыкнув, взял себя в руки, и вскоре они уже вели задушевную беседу, словно были знакомы с детских лет. У другого на месте Хойсля от таких разговоров, наверно, волосы стали бы дыбом, но Хойсль был человек хладнокровный. Одним словом, они между собой поладили и в знак согласия ударили по рукам: оба рассчитывали получить от сделки свою выгоду. А в договоре-то речь шла ни много ни мало как о жизни и смерти: незнакомец выговорил себе право отведать вина из всех бочонков и за это пообещал Хойслю вечную жизнь.
Не откладывая, они тут же приступили к делу, начав с самой большой бочки. Гость улегся на полу, приник широким ртом к втулочной дырке и стал тянуть вино такими большими глотками, точно у него внутри был насос; он не отрывался, пока не высосал всю бочку до дна. Затем они подошли ко второй бочке, и с нею гость расправился так же, как с первой. Крестьянин постучал по бочке, и она отозвалась пустым, гулким звуком. «И куда только в него все поместилось! — со страхом подумал крестьянин. — Ведь с виду он каким был, таким и остался. Что же получится, если у него и дальше так пойдет!»
А сухопарый кощей все тянул и тянул вино, и крестьянину все больше становилось не по себе. Наконец он подвел своего гостя к маленькому бочонку с самым лучшим вином, которое он про себя называл «вином для торжественного случая». Это было такое вино, что от двух рюмок закачался бы даже самый стойкий пьяница. А этот кощей только вкусно причмокнул от первого глоточка, а потом так присосался, что и не оторвать. Он сосал и сосал! Выпив бочонок, гость хотел было выпрямиться, но как ни старался, не смог устоять на ногах. Гремя костями, он повалился и растянулся в всю длину.
— Ну что, дружок? На этот раз и тебя одолело? — усмехнулся крестьянин. — Я так и знал, что уж это вино тебя уложит!
Он наклонился, посмотрел в лицо незнакомцу и тут же отпрянул, точно его ужалил шершень. Мороз пробежал у него по спине, и рука с фонарем так затряслась, что луч света заплясал в потемках, словно светлячок в туманном воздухе. Да и как было не испугаться! Хойсль увидел перед собой голый череп с зияющим мертвым оскалом. Он долго не мог оправиться от испуга, но, отдышавшись, ухватил необычного пьянчужку — тот оказался на удивление легким — и запихнул его в отверстие самой большой бочки, заткнул затычкой и на трясущихся ногах неверными шагами поднялся по лестнице, вышел из подвала и тщательно запер за собой дверь. На дворе солнце жарило во все лопатки, зеленела листва. Хойсль вдохнул свежего воздуха, у него сразу отлегло от сердца, и он, весело насвистывая, пошел к себе в дом: ведь он только что засадил саму смерть в винную бочку и чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Вот прошел год и другой, за ним еще многие годы, а смерть с тех пор ни разу не показывалась. Хойсль дожил до глубокой старости, сделался белым как лунь, и плечи у него согнулись, но он бодро ходил по полям и виноградникам и по-прежнему радовался жизни. О смерти для него больше не было речи, но и все остальные люди перестали умирать. Людей развелось столько, что они кишели целыми толпами. Уже не хватало на всех хлеба, вина и воды — на земле наступила вечная жизнь!
Но такие вещи рано или поздно выходят на свет. В конце концов весть о хитрой проделке Хойсля дошла до неба. И Бог спешно послал ангела в погреб крестьянина. Ангел выпустил смерть из узилища. Смерть выкарабкалась из темницы, в которой просидела так долго, и вздохнула с облегчением. Сначала она проверила, на месте ли все кости ее скелета, затем сказала спасибо ангелу и тотчас же принялась за работу. На первых порах ей пришлось хорошенько потрудиться, включая сверхурочные часы, чтобы наверстать упущенное. Удивительно, как только бедняжка не свалилась от переутомления! Чтобы как-то облегчить свою задачу, смерть напустила на людей эпидемии, от которых они умирали, как мухи. И только старика Хойсля ничего не брало. Он стал уже совсем древним старцем и до тою ослабел, что сделался в тягость и себе, и окружающим. Теперь он и сам рад был призвать смерть на помощь. Да смерть не приняла приглашения: благодарствую, дескать, покорно, но во второй раз в бочку не полезу! И бедному Хойслю ничего не осталось, как бродить по белу свету бесприютным странником в ожидании того часа, когда для всего живущего на земле настанет смерть. И по сей день еще продолжаются странствия бедного Хойсля, согбенного ветхого старца, убеленного сединой. А смерть, едва завидев его на пути, старательно обходит стороной.