Жила на большом дереве Гунджхи-голубка. Снесла она пять раз по двадцать и еще шесть яиц, и два из них были в локоть длиной. Увидала она эти огромные яйца и испугалась. «Какой лиходей прячется в них: дантар или дано?» — думает.
Расколола она сто четыре яйца — помогла птенцам выйти, а эти два трогать не стала. «Надо мне бежать с моими детьми, ноги уносить, пока целы, а то дано нас убьет». Оставила большие яйца в гнезде, а сама убежала и птенцов с собой увела — пять раз по двадцать и еще четверых. В пути встретился ей шакал — он у ручья сливы ел. Услышал шакал птичьи голоса и спрашивает:
— Эй, вы кто такие? Как вы смеете летать над моим царством? Я здесь главный советник.
— Это добрая весть,— говорит птица.— Советник здешнего раджи — мой брат. Я иду к нему в гости.
— Какая ты мне сестра? — отвечает шакал.— С чего бы моей сестре быть среди тех, кто летает?
Но она его заставила признать ее. Он спросил, откуда она идет, а она рассказала, что с ней приключилось.
— Сестрица, бросать свои яйца — великий грех. Вернись, расколи их. И не бойся. Там ведь твоя плоть и кровь.
Полетела птица обратно к дереву, пять раз вокруг него облетела 2 и говорит птенцам:
— Будете мне подмогой.
Она заставила их сесть на каждую веточку, на каждый листок вокруг нее, чтобы быть ей защитой. Через несколько дней послышалась в яйцах жизнь — кто-то там зашевелился. Она их расколола, и оттуда вышли два царевича: один был Гунджх-мара, другой — Гунджхира.
Задумалась птица: «Чем мне их кормить?» — и принялась она плакать вместе со всеми своими детьми. Той порой Махадео и Парвати пришли дров нарубить. Услышала Парвати плач и сама тоже заплакала, и пришлось Махадео пойти вместе с ней — посмотреть, что случилось.
— Гляди, сестра, у меня сто четыре птенца, и для них я могу добыть проса и червяков. А как мне прокормить этих царевичей?
Махадео дал Парвати какое-то снадобье, и у нее из грудей хлынуло молоко. Стала она каждый день приходить — кормила царевичей и домой уходила.
Раз Гунджхи говорит Парвати:
— Поучить бы тебе их, сестра.
Парвати надела на них кой-какие украшения и спрашивает, чему они хотят научиться.
— Стрелять,— говорят они.
Гунджхи сразу позвала двенадцать братьев агариев и двенадцать братьев лохаров, и они сделали луки и стрелы для юношей. Те быстро научились стрелять и пошли на охоту. Видит Парвати, какие они стали умелые и самостоятельные, и сказала им:
— Идите, сыновья наши, живите, как сами знаете. Гунджхи это пришлось по душе. Юноши ей говорят:
— Матушка, мы уходим. Будет тебе в нас нужда, только позови — мы в тот же миг будем к твоим услугам.
Они коснулись ее ног на прощанье и ушли. К вечеру они пришли в Сурджалпур и решили остановиться там на ночь. У колодца спрашивают девушек, что воду брали:
— Девицы, где нам в деревне место найти — ночь скоротать?
Девушки отвечают:
— Вы ведь царевичи. Почему во дворец не идете? — А друг дружке меж тем говорят: — Какие красивые!
— Зачем нам идти во дворец? Почему бы в деревне не заночевать? — говорит старший брат.
Пока они так толковали, дошли до последнего дома. Хозяйка была там вдова. Жила она тем, что по чужим гумнам мякину после молотьбы подбирала и веяла — забытые зерна искала. К ней и стали царевичи проситься переночевать. Увидела она их, рассердилась.
— Идите к радже,— кричит.— Нет здесь ничего, одна мякина — двенадцать горшков. А по ночам ходит в деревню большая рыба бод и каждый раз уносит кого-нибудь.
— Не сердись, бабушка,— сказал старший брат и дал ей золотой.
Это ее успокоило, она им поесть приготовила и соломы, где спать, разостлала. Улеглись они, села она рядом с ними и стала про рыбу рассказывать. Старший-то брат так устал, что сразу уснул. А младший до конца все прослушал и от страха и гнева сон у него как рукой сняло.
В полночь он встал и спрятался за большим деревом возле озера, где рыба жила. Только она вышла, юноша на нее закричал, пустил стрелу и убил ее. Он отрезал у нее уши, плавники, хвост и кусок печени и вернулся спать.
В той деревне был котвар, и была у него такая обязанность: вставать по утрам раньше всех и докладывать, кого ночью рыба сожрала. В то утро ему захотелось живот облегчить.
Пришел он к берегу озера, справил свои дела и, только дальше пошел, видит вдруг — лежит тушей рыба. От страха ноги у него подогнулись. «Что она в озеро назад не идет? — думает.— Может, она переела?» Он бросил в нее камушком, потом покашлял, а рыба и не шевельнулась. «Видно, дохлая»,— решил котвар. Тут он принялся орать и подпрыгивать, на всю деревню крик поднял, что он рыбу убил.
А раджа давным-давно объявил, что тому, кто эту рыбу убьет, он даст свою дочку в жены, деревню без налогов, слона, коня и полное содержание. Котвар побежал домой, вытащил свой зазубренный топор с обгорелым топорищем и принялся точить его на камне. Потом стал рубить рыбу, да старым своим топором едва ее поцарапал. Бьет топором — кач-кач-кач, а толку нет.
— Идите! Помогите! Эй вы! — кричит.
Народ собрался — ну и зрелище: огромная рыба и котвар, потом над ней обливается.
— Гляди, гляди! — говорят.— Ее котвар убил. Смотри, как запыхался.
А котвар кричит:
— Вот мой старый топор с обгорелым топорищем! Это все, с чем я встретил врага и его победил!
Он бросил тушу и весь народ там оставил, а сам домой к жене пошел.
— Ты слышала, а?
Он так разгорячился, что уж не помнил, где он и что. Ведь его ждала женитьба на дочке раджи. Жена думает: «Чему он так радуется?» А он говорит:
— Я скоро буду зятем у раджи. Не будешь вести себя хорошо, я тебя прочь прогоню.
— Хорошо,— отвечает жена,— тогда я пойду к батюшке.— И заплакала.
Котвар разозлился и взашей выставил ее из дому. Потом он умылся и достал свое лучшее платье, чтобы к радже идти. Тем временем раджа узнал, что случилось, и это пришлось ему не по вкусу. Да слово-то надо было держать. Вот и послал он пятерых чапраси за котваром. Пришли они к нему, говорят, что его раджа зовет, а котвар им в ответ, важно так:
— Пошли вон, мошенники. Я устал. Знать бы вам, сколько мне стоило сил свою жизнь спасти и наших деревенских от смерти избавить. Скажите радже, я приду к нему сразу со свадьбой — пусть он все приготовит. Бегом бегите, а то я вас всех побью и уволить велю.
А жена все это слышала. Догнала она чапраси и говорит им:
— Сделайте милость, скажите радже, что котвар с ума сошел.
Раджа уже все к свадьбе готовил. Только брахманам никак не выходили нужные знаки: как ни бросят рис в воду, не сходятся зерна3. Все знаки показывают, что идти дочке раджи замуж за царевича. Брахманы все свои книги переворошили — нет толку. Всё говорит — не быть свадьбе с котваром. Все равно, мог ли раджа слово нарушить? Тут один брахман, самый мудрейший, ему говорит:
— Надо, чтобы котвар дело свое нам подтвердил. Пусть принесет уши, плавники, хвост и кусок печени.
Котвара нет как нет. Раджа разгневался и закричал:
— Тащите его сюда в кандалах! Привели его стражники, раджа говорит:
— Ты говоришь, что рыбу убил. Пойди принеси уши, плавники, хвост и кусок печени.
Пошел котвар к рыбе, ищет уши, плавники, хвост и печень — ничего нет.
— До таких ли мелочей мне было,— кричит,— когда я насмерть бился! Я был не в себе. Может, я их в битве порушил.
Тогда старый брахман говорит:
— Созовите-ка всю деревню.
Собрался народ. Кто-то спрашивает у старухи вдовы:
— У тебя в доме никто этой ночью не ночевал?
— Были,— говорит,— мои внуки.
— Что-то раньше я никогда не слыхал о твоих внуках! — кричит котвар.— А если ты гостей принимала, почему мне не сказала, чтобы я их в свою книгу занес?
Тут старуха вдова привела обоих юношей, и Гунджхира рассказал, как дело было.
— Правда это? — спрашивает раджа.
— Ложь! — кричит котвар.
А юноша взял да и вынул уши, плавники, хвост и кусок печени.
— Он вор! — закричал в запале котвар.— Он их от моей рыбы отрезал потом, когда я уж убил.
— Тише, дурак,— говорит ему помощник инспектора да как даст ему под зад ногой.
Пока тут разбирались, дочка раджи сидела у себя наверху и молилась, чтобы ей не пришлось идти замуж за котвара. А как увидела Гунджхиру, сразу влюбилась в него. К свадьбе уже все готово, а Гунджхира не соглашается.
— Пусть она идет за моего старшего брата. А то она будет ему бхаи-баху, и мы больше не сможем жить вместе. Ему нельзя будет с ней заговаривать и в одной комнате с ней оставаться — как же нам тогда вместе странствовать? А если он на ней женится, она будет мне бхауджи, и мы сможем все вместе жить счастливо5.
Старший брат был в смущении. Он не знал, что ему делать. Наконец он сказал:
— Завяжите ей глаза, посадите на слона и дайте ей в руки венок. На кого она венок положит, тот и будет ей мужем.
Девушка от этого спора затосковала. Стала молиться: «Разве я чем согрешила? Я Гунджхиру люблю. Помоги мне положить венок на него».
Поехала она на слоне с завязанными глазами и надела венок на Гунджхиру, как и желала. Тут котвар как закричит:
— Пусть кладет до трех раз!
За этот крик его на шесть месяцев в тюрьму посадили, а после двенадцать лет он ворон бил на просяном поле раджи.
Еще два раза клала она гирлянду и оба раза попала на Гунджхиру. И все равно Гунджхира отказался на ней жениться, и кончилось тем, что выдали ее за Гунджхмару, и они стали жить вместе. Раз Гунджхмара пошел один на охоту. Ушел он, а бхауджи зовет Гунджхиру:
— Иди-ка, поешь.
Вошли они в дом, а она ему не подает. Вместо того говорит:
— Скажи мне, кто убил рыбу? На кого венок я клала?
Сказала и стала плакать, потому что любила его. А он не хотел иметь с ней любовь, и она рассердилась:
— Я себя убью,— говорит,— а сперва погляжу, как тебя убьют.
Принесла она сметаны и обмазалась ею с ног до головы, а потом созвала сто тысяч кошек, чтобы они ее вылизали. Зализали они ее чуть не до смерти. Вечером пришел домой старший брат и видит — его жена еле живая.
— Это твой брат,— она говорит.— Он хотел взять меня силой, вот и сделал со мной такое.
Гунджхмара расстроился и ушел в лес — хотел там повеситься. А младший брат побежал за ним следом и вернул его домой.
— Пусть пятеро нас рассудят,— говорит6.
Вот и решили разогреть железный столб докрасна, и пусть Гунджхира его обнимет. Не сгорит он — все будут знать, что он невиновен. Позвали двенадцать братьев агариев и тринадцать братьев лохаров, и они выковали большой железный столб. Тели привез двенадцать телег масла, а соседи двенадцать телег дров собрали. Раскалили столб докрасна, Гунджхира его обхватил, и ничего с ним не сделалось. Он так в свою правду верил, что взял брахманского младенца и его тоже к столбу поднес — так и тот невредимый остался. Потом Гунджхира коснулся ног Гунджхмары и пятерых и сказал им:
— Теперь я пойду в лес — оставаться здесь мне больше нельзя.
А как уходил, сказал еще:
— Тьфу на женщин с их ложью! Тьфу на коней, что танцуют! Тьфу на слоновьих детенышей! Ибо и те, и другие, и третьи губят счастье людей.
