В прежние времена, говорят, жил один человек. Как отделился он от родни и зажил своим домом, у него родился ребенок — девочка. Так они и жили дальше, и девочка уже начала бегать.
Раз вечером сидел он с женой. Толковали о том, о сем и о прочем. Вот жена и говорит:
— Кто-то опять поселился у меня под сердцем.
— Откуда ты знаешь? — спросил муж.
— Оттуда, что я уж два месяца не вижу следов,— сказала она.
И вот не прошло и недели после того разговора, как муж нежданно-негаданно умер — змея его укусила. Долго убивалась жена: причитать и поминать покойника не уставала, целыми днями не касалась еды. Днем и ночью ее томила тоска. То и дело она принималась взывать ко всевышнему.
— Ах, Чандо-бонга,— говорила она,— чем мы с ним согрешили? За что ты нас разлучил и увел его от меня? Ах, Чандо, как мало дней ты нам дал побыть вместе! Ах, Чандо, какое горе ты мне послал! Ах, Чандо-бонга, где теперь тот, кто был мне защитой? Неужели я больше его не увижу?
И так она плакала и изливала тоску и еще говорила:
— О Чандо-бонга, ты увел от меня мужа. Пошли мне хоть сына, чтобы он заменил мне его. Тот, кто поселился под моим сердцем, пусть станет мне сыном! Погляжу я на него и смогу совладать с моим горем.
Так каждый день она молила Чандо о сыне. Как пошел шестой месяц или седьмой, стало видно, что она не порожняя. Вот один из ее деверей и говорит:
— Эта мать нашей племянницы, видно, живет с кем-то, кто ее знает с кем. Вспомните-ка: пока отец нашей племянницы жив был, она была ведь в порядке. Он давно умер, кто же ее обрюхатил? Верное слово, она живет с кем-то, а с кем, кто ее знает. Значит, она сама извела нашего брата; из-за нее он и помер. Чтоб ей пропасть! Надо отобрать у нее все добро, и землю, и скот. Ее дочку мы тоже возьмем и сами будем растить.
На том и решили. Обругали ее почем зря и силой забрали добро, и землю, и скот. Вдова их молила, как только могла.
— Нет, почтенные, нет! — уверяла она.— Чужие тут ни при чем. Когда отец моей дочки был еще жив, я почуяла себя на третьем месяце. А вы говорите, что это от кого-то другого. Никого другого не было и в помине. Если вы у меня хозяйство отнимете, что я буду делать? Пусть нас тогда Чандо рассудит.
Но они все равно не стали ее слушать и силой взяли все, что у нее было. Ладно, хоть хижину не разрушили и оставили вдову жить на старом месте.
Тогда, говорят, Чандо обратил свой взор на ее печаль и тоску и страдания и исполнил, о чем она просила. Как пришел срок, у нее и впрямь родился сын, и она очень обрадовалась. «Чандо услышал мою молитву,— говорила она.— Он сделал, как я просила. Слава тебе, Чандо! Ты утешил меня! А теперь, Чандо, дай ему вырасти мне на радость».
Время шло, и ребенок рос. Раз он и спрашивает:
— Матушка, а где мой отец? Мать в слезы и говорит:
— Когда я тебя носила под сердцем, сынок, его укусила змея, и он умер.
— Не плачь, матушка,— ответил сын.— Я буду тебе помогать. Что еще станешь делать, раз отца нет на свете. Помни, у тебя есть я, и крепись.
Увидела мать, какой разумный у нее растет сын, и изумилась. «Это Чандо дал столько ума моему сыну»,— сказала она.
Что ни день она не уставала взывать к Чандо, зато стоило ей наняться к кому-нибудь подработать, платили ей щедро. А когда она вслед за жнецами подбирала колосья на рисовом поле, те нарочно оставляли побольше. И даже когда она просто так шла просить подаяния, ей никто не отказывал, и она никогда не возвращалась с пустыми руками. Так что голода ни она, ни дети не знали. Ведь как родился у вдовы сын, к ней вернулась и дочка. Мать ходила искать пропитания, а дети вдвоем дома сидели. Жизнь у них текла ровно, и они не знали тревог. Мало-помалу обзавелись домашней птицей и поросятами, откормили их, продали и купили коз и овец. Развели много кур и мелкого скота тоже: стали откармливать каплунов, холостили боровков; и баранов и козлов тоже холостили, а как те подрастали, они их продавали. Так они подкопили малую толику денег, и мать сказала:
— Слушай, сынок. Давай купим на эти деньги корову. Пойди купи телку.
Это она так сказала, когда сын уже порядком подрос. Сын ее спрашивает:
— Скажи, матушка, какую телку мне выбирать?
— Сынок,— говорит мать,— знающие люди считают, что надо смотреть, не опорожнится ли телка или слюну не уронит ли в ту пору, когда продавец показывает ее покупателю. Это счастливый знак. Такую надо брать, не постояв перед ценой. Такая будет оберегать дом и хозяйство. И приплод она, говорят, скоро приносит. А если она не опорожнится и ничего не уронит, надо ей в зубы смотреть. У которой девять зубов, та тоже хорошая — это корова той же породы. И пока не найдешь такую, не бери никакой. Другой породы корову и брать не надо.
— Ладно, матушка,— отвечает сын.— Я пойду и куплю корову. Пока не найду такой, как ты сказала, я не вернусь. Приду домой не раньше, как найду и куплю подходящую.
— Нет, сынок, зачем так? — говорит мать.— Лучше мы подождем и после купим корову здесь, по соседству.
А сын ей:
— Нет, матушка, я пойду и найду такую корову. Стал он настаивать на своем, и она согласилась:
— Ну хорошо, сынок, пойди поищи. Начал сын спрашивать односельчан:
— Кто со мной пойдет, поможет мне корову купить?
Только никто не захотел с ним идти. Все отказываются: каждому не то, так другое мешает. Пошел он тогда к своим дядьям и говорит всем по очереди:
— Пойди со мной, батюшка, помоги мне выбрать корову.
Мы надумали корову купить.
Да никто из них тоже не согласился пойти. Жил в деревне кузнец. Парень к нему.
— Пойдем со мной,— говорит.— Помоги мне корову купить. Я звал всех сельчан, пропади они пропадом, да никто не хочет со мной пойти. Просил я дядьев — тоже отказываются. Я и угощение обещался поставить — все равно не хотят, чтоб им пропасть. Нынче они меня за человека считать не желают, а небось как разбогатею, так от друзей отбою не будет. А пока никому до меня дела нет.
Сказал он так кузнецу и спрашивает:
— Ну как, поможешь мне или нет? Кузнец говорит:
— Ладно, раз больше никто не хочет помочь, я помогу.
— Вот хорошо! — обрадовался парень.— Тогда завтра я запасу еды нам с тобой на дорогу, а послезавтра, утром пораньше, тронемся в путь. Согласен?
— Согласен,— говорит тот.— Готовь, что надо.
— Смотри не обмани.
— Не обману,— говорит.
В назначенный день пустились в путь за коровой, только подходящей долго не попадалось. Шли они и смотрели продажных коров и зашли очень далеко. Только когда все царство соседнего раджи насквозь прошли, им подходящая корова попалась. Опорожниться-то она не опорожнилась, пока смотрели, зато как вгляделись получше, насчитали у нее девять зубов, и с виду она была как очень крупная нетель. Тут парень и говорит:
— Возьмем ее.
— Нет,— спорит кузнец.— Не стоит ее брать. Видишь, у нее все зубы выросли, а она еще не телилась ни разу. Она, похоже, неплодная.
— Все равно,— сказал парень.— Неплодная она или какая другая, мы ее возьмем.
Спросили хозяина насчет цены.
— Корова нам приглянулась,— говорят.— Только скажи сперва, сколько ты за нее хочешь. Тогда будет видно, возьмем мы ее или не возьмем.
Хозяин попросил девять рупий. Парень на это ему говорит:
— Нет уж, ты скажи настоящую цену.
— Ладно,— отвечает хозяин.— Если и впрямь берете, так восемь рупий.
— Столько просишь за бесплодную телку? — вмешался кузнец.— Сколько бы ты запросил, будь она и вправду молочная?
— Нет, сынок, она не бесплодная,— отвечает хозяин.— Не телилась еще, это верно. Зато нынче у нее была течка.
— Гляди сам,— говорит кузнец.— У нее все зубы на месте, а она еще не телилась. Положено, чтобы течка у коровы была, как выйдут два зуба, а телится она, как выйдут четыре. Случается, верно, течка и после второй пары зубов, а отел после третьей. Да у этой-то, глянь, все зубы на месте, а она еще не телилась. Бесплодная она, не иначе.
— Ладно,— отвечает хозяин,— назовите свою цену сами.
— Отдашь за четыре рупии, мы возьмем,— предлагает кузнец.
— Нет, шесть давайте,— спорит хозяин.
— Не шесть и не четыре,— сказал тут парень.— Гляди, я кладу пять рупий.
— Нет, сынки, так не пойдет,— отвечает хозяин.— Мне это в убыток.
— Хочешь, бери, что даем. А то мы можем поискать корову и в другом месте,— говорит ему парень.
— Ну уж ладно,— смирился хозяин.— Давай, Расплатились они, обвязали корове шею веревкой и двинулись в обратный путь. В дороге застигла их ночь. Идут они через большую деревню — там даже базар был — и размышляют: «Где бы на ночь остановиться? Хорошо бы заночевать здесь, у кого-нибудь на веранде». С такими мыслями шли они вдоль по улице и, как увидели дом с верандой, зашли и попросили:
— Послушай, хозяин. Пусти-ка ты нас переночевать где-нибудь здесь у тебя на веранде.
— Ну что ж,— отвечает тот.— Почему бы не дать вам заночевать?
Вот они здесь и остановились. Поужинали вареным рисом, привязали корову и легли на веранде. Только заснули, хозяева отвязали корову, а на ее место свою, совсем старую, привязали и тоже легли. Утром, как рассвело, парень и кузнец увидели, что корова не та, и к хозяину:
— Слушай, отец, ты не подменил нашу корову? Эта корова — не наша. Ты нашу взял, а вместо нее поставил другую.
— Да нет, это ваша корова,— заспорил хозяин.— Я сам видел, вы ее вчера тут привязали.
— Ну нет,— говорят.— Вон наша корова. Ты ее к себе в хлев поставил.
— Нет, эта корова моя. С чего мне ее вам отдавать? Забирайте вашу корову и идите своей дорогой. Чего ради должен я вам мою отдавать?
Так они спорили и спорили, наконец хозяин им говорит:
— Нет, мы так ни на чем не столкуемся. Давайте, я народ соберу, и пусть нас рассудят.
Пошел он прямо к старосте, а потом туда собрались другие почтенные люди, и он им сказал:
— Мне приглянулась корова одного прохожего. Я ее взял себе, а взамен подсунул ему свою, старую. Я вам это напрямик говорю. Решите в мою пользу — я вас отблагодарю.
— А ты сколько нам дашь? — спросил один.
— Поможете мне выиграть дело, пять рупий дам.
— Ладно,— сказали они.— Значит, мы поможем тебе выиграть дело.
И когда он их так подкупил и уговорил решить в его пользу, они все пошли к нему в дом. Начавши судить, стали винить парня и кузнеца и говорили, что корова у них была старая, и пусть ее-то они и берут. Тогда сирота им сказал:
— Что ж, почтенные. Что ж, староста, и ты, помощник старосты, и вы, пятеро. Мы не согласны с вашим судом. Мы видим, что суд ваш неправедный. Подождите, дайте нам кого-нибудь привести, кто бы правду сказал.
— Ладно, ведите,— говорят те.
А про себя они, конечно, подумали так: «Эти двое здесь чужаки. Пусть они даже найдут человека, кто покажет в их пользу; так это будет кто-то из здешних, не иначе, а уж ему-то мы вправим мозги». Вот поэтому они и сказали: «Ладно, ведите».
Тогда сирота обернулся к своему спутнику.
— Послушай-ка, друг,— говорит.— Ты пока останься здесь и последи за. нашим добром, а я схожу в ту деревню и позову сюда человека или двоих. Если уж и они подтвердят, что это наша корова, значит, придется нам ее взять.
С такими словами он встал и ушел. Дорогу искать он не стал, а пошел напрямик — туда, где вдали виднелась деревня. Только вскоре он потерял деревню из виду. Вокруг росли густые кусты, и в этом кустарнике он совсем заплутался. Вдруг видит он сквозь кусты двух шакалов — они куда-то по своему делу бежали.
— Эй вы! Подождите! Постойте! — кричит.— Вас-то я и ищу.
Остановились шакалы и спрашивают:
— Зачем ты нас ищешь?
Парень им все рассказал.
— Я сирота,— говорит.— Отец мой умер, когда я был еще во чреве у матери. А все добро, какое он нажил, забрали дядья — старший и младший. Да они еще мать мою почем зря изругали. И землю они у нас отняли. А теперь, когда мы поденной работой и сбором колосьев скопили малость деньжат, я купил телку и уже вел ее домой, да только пришлось заночевать по пути на веранде у одного человека — вон в той деревне, где базар. Пока мы с приятелем спали, хозяин увел мою телку, а на ее место привязал свою старую корову. Утром я увидал, что это не та корова; гляжу, а моя корова — та, что я привел,— стоит у него в хлеву. Тогда я сказал ему: «Слушай, батюшка, не моя это корова. Вон та вот — моя». А он говорит: «Да нет, это та самая, что ты вчера привел. С чего я тебе стану свою отдавать?» Тут мы крепко поспорили, и тогда он созвал своих деревенских. Те стали судить да рядить и порешили с пристрастием — в его пользу. А я с этим судом не согласился. Я сказал пятерым: «Ладно, почтенные, я не согласен с вашим судом. Подождите, дайте я приведу кого-нибудь, кто за меня скажет». Вот я и пошел искать кого-нибудь и встретил вас. Пойдите со мной, рассудите нас.
Шакалы его спрашивают:
— А что, не брали ли деревенские взятку?
— Не знаю,— говорит парень.— Сам я этого не видал.
— Ну ладно,— сказали шакалы.— Пойдем. Мы попробуем решить твое дело. Раз ты нам доверился, мы вас рассудим.
А по дороге шакалы говорят парню:
— В деревню мы не пойдем — собаки нас загрызут. Давай встретимся где-нибудь за деревней под большим деревом. Приведи с собой коров — ту и другую — и, пока суд да дело, мы их привяжем где-нибудь поблизости.
Так они дошли до баньяна, что рос за околицей у самой дороги. Тут шакалы сказали:
— Веди их сюда, к этому дереву. Здесь мы все и рассудим.
Шакалы остались под деревом, а парень пошел в деревню.
Позвал он старосту, и помощника старосты, и народ из деревни, и вчерашнего своего хозяина — всех их прийти к баньяну. Обеих коров привели тоже. Вот все собрались под деревом и спрашивают у парня:
— А где твои свидетели? Кто будет говорить за тебя?
Шакалы-то сидели в сторонке. Показал на них парень.
— Вот они сидят,— говорит.
— Так это шакалы,— ему отвечают.
— Ну и что же? Я их привел,— говорит.
— Ну ладно,— сказали те.
Все расселись под деревом. Шакалы подошли поближе и тоже сели сбоку. Все сидят и молчат, никто слова не молвит. Староста говорит:
— Что же все замолчали? Рассказывайте, как дело было.
— Кому говорить-то? — кто-то спрашивает.— Пока тот, кто нас позвал, не расскажет, в чем дело, что мы сможем сказать?
— Значит, тебе начинать,— обратились все к парню.— Расскажи, что приключилось, зачем ты нас позвал. Расскажешь — мы будем знать, что тебе надо.
— Хорошо, почтенные,— говорит тот.— Это верно. Раньше, чем услышишь про дело, его не поймешь. Вот, почтенные, дело такое. Сегодня утром мы о нем толковали, так надо бы разобраться.
— Что? — удивились они.— Мы утром и рассудили. Чего тебе еще надо? Бери корову, какую сказано, и уходи.
— Я ведь не согласился с тем, как вы решили,— возразил парень.— Я ее и не взял. И от меня в вашем суде никого тогда не было. А теперь я привел двоих, так разберитесь при них еще раз. Присудите мне опять ту корову — придется мне ее взять.
Пока шел такой разговор, шакалы тихо сидели и головы свесили. Тут все принялись толковать между собой:
— Вот это свидетели! Видно, всю ночь пробегали за крабами да за кузнечиками, а теперь их сон сморил. Будь они в состоянии говорить толком, разве б они так сидели. Они и слова не вымолвили.
Вдруг шакал-самец говорит:
— Да, почтенные, мы свидетели. Вы говорите: «Их сморила дремота». Это неправда — нас не клонит ко сну. Мы тут поспорили промеж себя. Мы пришли сюда по делу этого парня. Верно, нам надо помочь разобрать его дело. Об этом мы не забудем. Только раз уж выпала нам такая удача встретить здесь весь ваш совет, рассудите сперва нас самих. Вы в таких делах поднаторели — рассудили же вы дело этого парня. Это хорошо, мы считаем. Так вот, вы сначала нас рассудите, тогда мы вам скажем, что и дело этого парня решено верно. А если вы наш спор не решите, значит, вы судьи нестоящие.
Тут пятеро говорят:
— Ладно, рассказывайте, в чем у вас дело.
— Дело вот в чем,— сказал шакал.— Мы с ней, с моей самкой, повсюду бегаем вместе, едим одну пищу, пьем одну воду, так почему же она испражняется дважды? Я хожу только раз в день, а она — два. Рассудите, сделайте милость, почему это так.
— Кто же может сказать, с чего так получается, что она ходит в день дважды? — удивились они.
— Тогда, сделайте милость, вы у нее у самой про это спросите: зачем она ходит дважды,— просит шакал.
Ну, они ее и вправду спросили:
— Верно, что ты ходишь дважды, или он врет?
Спросили так, а сами смеются.
— Ну-ну, не смейтесь,— отвечает самка шакала.— Смеяться тут нечему. В старину говорили: «Коли сидишь с почтенными людьми в совете, не пересмешничай». Вот потому, я вам говорю, смеяться тут нечему. Вы и не смейтесь.
Тогда они перестали смеяться и просят:
— Скажи, почему ты ходишь дважды? Вы оба бегаете вместе, едите и пьете вместе, так почему ты ходишь дважды?
Она говорит:
— Это все верно. Мы бегаем вместе, мы едим и пьем одно и то же, только в самом деле я хожу дважды. Такое мне вышло веление: один раз я хожу как все, и кал мой падает на землю и на ней остается; а еще раз я хожу для того, чтобы этот мой кал падал в рот потомкам тех неправедных судей, кто берет взятки и за то обижает вдов и сирот, бедняков и неимущих, и уста всех их потомков, из колена в колено, во веки вечные не очистятся от этого кала. А если тот, кто взял взятку, признается перед советом и обратится ко мне за прощением, с него это проклятие может быть снято; но если он не признается, тогда его потомков ждет та судьба, о какой было сказано. Вот зачем мне вышло веление ходить дважды в день. Вы это, сделайте милость, запомните.
Самец-шакал тоже сказал:
— Сделайте милость вы, почтенные пятеро, запомните это. И если с кем-то из вас случалось такое, лучше признайтесь в том сразу перед советом. Ведь вы теперь знаете, какая судьба вам уготована.
Тут те, кто уже принял взятку или только собрался ею попользоваться, сами начали сознаваться и рассказали все, как оно было. Парню присудили его корову, а все дело повернули против обидчика и наказали его штрафом в пять рупий. Парень ушел и увел с собой корову, разошлись и остальные, каждый своим путем. Шакалы пошли вслед за парнем и дошли с ним до лесной опушки. Здесь они сказали ему:
— Ну, сынок, веди корову домой. А нам надо сюда.
На том они и расстались.
Парень с кузнецом привели корову домой и привязали ее в хлеву, а может и просто под навесом. Мать парня начистила и намыла чашки и наполнила их свежей водой. Путники утолили жажду и смыли пыль с ног. Мать налила еще воды в чашку, обмыла у коровы копыта и принесла ей соломы. Потом она стала расспрашивать, что приключилось в пути хорошего и дурного и сколько пришлось отдать за корову. Они ей все это сказали и рассказали, как у них корову хотели украсть и как они ее получили обратно — обо всем этом во всех подробностях, все до конца они ей рассказали. Кузнец еще сказал:
— Я диву дался, как увидал тех шакалов и услыхал их слова. Они ведь, подумать только, шакальего племени — откуда им знать наш, сантальский, язык? Да еще говорили как чисто! Я диву дался, как услыхал. А речь их, сами судите, лучше и не придумаешь: все толки словно обрезало, никто ничего больше не стал на нас наговаривать, разом все со всем согласились и корову нам отдали без промедления, а хозяина того наказали на пять рупий.
Кузнец говорил, и вы себе представить не можете, как замечательно все это звучало. Послушать его собралось очень много народу, и вы себе не представляете, как хорошо он рассказывал—он прямо-таки всех зачаровал. А мать парня сказала:
— Послушай, сынок, не шакалы то были. То был сам Чан-до. Вот почему они говорили так удивительно.
— Да, видно так,— согласились другие. Кузнец дальше сказал:
— Его дядья — младший брат и старший брат его отца — забрали у него все имущество. Придет день, он все получит обратно. Потому что отняли это у него не по справедливости.
— Да,— согласился народ.— Точно так. Ты правильно говоришь. Мы теперь это сами уразумели. Да что тут поделаешь? Первым делом пусть начнет сам истец. Посудите еще: хоть дядья обобрали их начисто, Чандо их пожалел — не дал с голоду помереть.
Поговорили они так, и кузнец сказал:
— Ну и хорошо. Судите тут сами, а я домой пойду. Поесть захотелось.
Как он это сказал, мать парня зашла в дом, вынесла две чашки риса, а может и три, дала кузнецу и говорит:
— На, возьми, завяжи в полу. Детишки-то дома, верно, заждались.
Он завязал рис в полу, потом она дала ему вареной чечевицы и соли. Кузнец завязал это все и ушел. Остальные пожевали табаку с известью и разошлись тоже.
Денька через два до дядьев дошел слух, что парень разузнаёт про отцовскую землю.
— Ладно,— говорят,— надо нам со знающими людьми здесь в округе потолковать: не лучше ли нам отдать ему землю самим, без тяжбы.
Так они и вправду сделали — пошли просить совета туда да сюда по соседним деревням. Кому ни расскажут, как рассудили шакалы с их племянником, когда тот за коровой ходил, все им говорят:
— Отдайте ему его добро миром. Если вы так сейчас сами не сделаете, потом стыда не оберетесь. Гляньте, за него и звери лесные стоят. Мы-то, люди, можем промеж себя сговориться и народ обвести. А что, если Чандо сам за это возьмется и парень докажет, что вы забрали его добро не по чести? Тут всё обернется непросто.
Походили они так, посоветовались и решили: «Ладно, давайте отдадим ему то, что его. Ведь в ту пору, как мы забирали это добро, мать-то его говорила, что она была на третьем месяце, когда умер муж. А вдруг кто докажет, что это правда? Что мы тогда найдем сказать? Думай не думай, как тут уйдешь от позора? Раз уж на то пошло, давайте отдадим ему все, что его. Так и промеж себя мир сохраним. А не отдадим, как бы и такой день не пришел, что сами заспорим, а не то рано или поздно дети наши заспорят».
Пораздумали они так и принялись варить пиво. Как поспело пиво, позвали парня и его мать и народ из деревни и все обсудили как следует. А потом отдали ему коров, и поля, и всякое другое добро.
Тут и конец. Так парень вернул свое добро. Правда это или неправда, не знаю — так люди рассказывают.
