Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Небесный барабан

Жил в Не­бес­ном двор­це шэнь­сянь — бес­смертный ста­рец, и бы­ло у не­го семь до­черей, все уже взрос­лые. Са­мой млад­шей во­сем­надцать сров­ня­лось. Отец очень бо­ял­ся, как бы де­вуш­ки не ста­ли ду­мать о зем­ной жиз­ни, а пу­ще то­го бо­ял­ся, как бы они не наш­ли се­бе же­нихов в ми­ре лю­дей. По­тому-то дер­жал их ста­рик в стро­гос­ти, не ве­лел им гу­лять, не ве­лел раз­вле­кать­ся, и си­дели они, бед­нень­кие, во двор­це, смер­тной ску­кой му­чились.

Зва­ли млад­шую дочь Ци-цзе. Уж очень хо­роша бы­ла со­бой де­вуш­ка. И вот од­нажды, ког­да Ци-цзе от­ды­хала в сво­их по­ко­ях, ее слу­ха кос­ну­лись прек­расные зву­ки флей­ты, они до­носи­лись в Не­бес­ный дво­рец из ми­ра лю­дей. Флей­та пе­ла так слад­ко, что Ци-цзе не­воль­но зас­лу­шалась. Ей не тер­пе­лось уз­нать, кто это иг­ра­ет, и вмес­те с пят­нистым оле­нем, ко­торый прис­лу­живал ей, она ти­хонь­ко выш­ла из двор­цо­вых по­ко­ев пос­мотреть сквозь об­ла­ка на зем­лю.

Сто­яла вес­на. В ми­ре лю­дей на­лива­лись пур­пу­ром пер­си­ки, зе­лене­ли ивы. Па­рами ле­тали лас­точки. Мо­лодые суп­ру­ги про­палы­вали по­ле зе­леной пше­ницы, пе­ли пес­ни. За­висть взя­ла Ци-цзе.

По­вер­ну­лась Ци-цзе в ту сто­рону, от­ку­да до­носи­лись зву­ки флей­ты, смот­рит — мо­лодой креп­кий юно­ша си­дит под раз­ве­сис­той ивой, на флей­те иг­ра­ет. Гля­дит на не­го де­вуш­ка, глаз от­вести не мо­жет. Гля­дела, гля­дела и влю­билась.

До­гадал­ся олень, о чем его хо­зяй­ка ду­ма­ет, и го­ворит ей на уш­ко:

— Ты пос­мотри, Ци-цзе, как хо­рошо у лю­дей! Вот бы спус­тить­ся к ним по­гулять!

Ци-цзе толь­ко го­ловой кив­ну­ла.

А олень опять за свое:

— Ви­дишь, юно­ша иг­ра­ет на флей­те? Уж до то­го тру­долю­бив! С рас­све­та до тем­на ко­сит в го­рах тра­ву! По нра­ву он те­бе?

Пок­расне­ла Ци-цзе от сты­да, а са­ма кив­ну­ла оле­ню го­ловой и го­ворит:

— По нра­ву-то по нра­ву, толь­ко не­из­вес­тно, хо­роший он че­ловек или дур­ной?

— Я вмиг это уз­наю, хо­чешь, вниз спу­щусь?

Сог­ла­силась де­вуш­ка, и олень стал по­тихонь­ку спус­кать­ся на зем­лю.

Юно­шу, ко­торый под ивой си­дел и на флей­те иг­рал, зва­ли Ван Сань. Был он круг­лым си­ротой, ко­сил тра­ву, тем и жил.

Кон­чил Ван Сань иг­рать, под­нялся, взял ко­су и толь­ко хо­тел за ра­боту при­нять­ся, как вдруг ви­дит — олень к не­му бе­жит по до­роге. Под­бе­жал олень к Ван Са­ню, по­дог­нул пе­ред­ние но­ги, пок­ло­нил­ся и стал про­сить:

— Спа­си ме­ня, бра­тец-ко­сарь! Спрячь пос­ко­рее! За мною волк го­нит­ся!

Спря­тал Ван Сань оле­ня в коп­ну, а сам на де­рево за­лез. В тот же миг волк по­явил­ся. Под­бе­жал волк к де­реву, за­пыхал­ся весь и спра­шива­ет Ван Са­ня:

— Не ви­дел ты, не про­бегал олень по до­роге?

Мах­нул Ван Сань ру­кой на за­пад и от­ве­ча­ет:

— Ви­дел, он вон ку­да убе­жал.

Ус­лы­шал это волк и пом­чался даль­ше, на за­пад.

Вы­лез тут олень из коп­ны и да­вай бла­года­рить Ван Са­ня. По­том спро­сил, ве­лика ли у юно­ши семья.

Вздох­нул Ван Сань и от­ве­ча­ет:

— Эх, один я на бе­лом све­те. Один ло­жусь, один встаю.

Спра­шива­ет его олень:

— От­че­го же тог­да не при­ведешь в дом же­ну?

От­ве­ча­ет юно­ша:

— Бе­ден я, кто же за ме­ня пой­дет?

Го­ворит олень:

— Не пе­чаль­ся, бра­тец Ван Сань! При тво­ем тру­долю­бии да не най­ти се­бе же­ны?! Вот по­годи, я те­бя сос­ва­таю!

От­ве­ча­ет Ван Сань:

— Не знаю, как и бла­года­рить те­бя.

Го­ворит ему олень:

— Сей­час уже поз­дно, мне по­ра ухо­дить, но мы с то­бою вско­рос­ти сви­дим­ся. По­надо­бит­ся моя по­мощь, обо­ротись на юго-вос­ток, крик­ни три ра­за: «Брат олень! Брат олень! Брат олень!» Ми­гом яв­люсь.

Ска­зал так олень и ис­чез. Соб­рал Ван Сань тра­ву и до­мой во­ротил­ся.

На дру­гой день встал юно­ша чуть свет и сно­ва в го­ры от­пра­вил­ся. По­дошел к ре­ке, смот­рит: де­вуш­ка в ро­зовом платье белье на бе­регу сти­ра­ет. Гла­за у нее боль­шие, лу­чис­тые, ру­ки уме­лые, быс­трые. И со­бою хо­роша. Заг­ля­дел­ся Ван Сань на де­вуш­ку и про свою тра­ву за­был.

А де­вуш­ка сти­рала, сти­рала, да вдруг ос­ту­пилась, в во­ду сва­лилась. Ван Сань и ду­мать не стал, прыг­нул за де­вуш­кой в во­ду, на бе­рег ее вы­тащил.

Де­вуш­ка про­мок­ла, дро­жит вся и го­ворит Ван Са­ню:

— Ты и впрямь доб­рый юно­ша! Ес­ли твой дом не­пода­леку, доз­воль зай­ти к те­бе об­су­шить­ся.

От­ве­ча­ет ей Ван Сань:

— Зай­ди, об­су­шись!

И пош­ли они ря­дыш­ком к до­му. Приш­ли, а око­ло до­ма олень сто­ит, их до­жида­ет­ся, две па­ры платья дер­жит.

Уди­вил­ся Ван Сань и спра­шива­ет:

— Ты за­чем при­шел, брат олень?

А олень рас­сме­ял­ся и от­ве­ча­ет:

— Го­ворил же я, что при­ду те­бя сва­тать. Эту де­вуш­ку зо­вут Ци-цзе. Ра­ди те­бя она по­кину­ла Не­бес­ный дво­рец и спус­ти­лась на зем­лю. Приш­лись ей по нра­ву твое тру­долю­бие и доб­рое сер­дце, и сог­ласна она вый­ти за те­бя за­муж. Ну как, возь­мешь ее в же­ны?

Выс­лу­шал Ван Сань оле­ня, взгля­нул на Ци-цзе, и в сер­дце у не­го слов­но цве­ток рас­цвел; пок­раснел юно­ша и поп­ро­сил Ци-цзе стать его же­ной. Счас­тли­во за­жили Ван Сань и Ци-цзе, усер­дно тру­дились. А олень час­то при­ходил им по­могать.

Уз­нал бес­смертный ста­рец, что его дочь выш­ла за­муж, страш­но рас­сердил­ся, так и го­рит весь от злос­ти. И вот од­нажды дож­дался он, ког­да Ван Сань в по­ле уй­дет, спус­тился на зем­лю и увел Ци-цзе в Не­бес­ный дво­рец.

Во­ротил­ся Ван Сань с по­ля, а Ци-цзе до­ма нет. Стал он ее ис­кать. Доб­рых пол­дня ис­кал, ниг­де не на­шел. При­горю­нил­ся юно­ша и вдруг про оле­ня вспом­нил. По­вер­нулся он ли­цом к юго-вос­то­ку и крик­нул три ра­за:

— Брат олень! Брат олень! Брат олень!

Толь­ко он это крик­нул, а олень уже пе­ред ним.

Го­ворит олень юно­ше:

— Бра­тец Ван Сань! Уз­нал бес­смертный ста­рец, что Ци-цзе за те­бя за­муж выш­ла, рас­сердил­ся, увел ее в Не­бес­ный дво­рец и по­садил в тюрь­му. Ве­лела Ци-цзе те­бе пе­редать, чтоб ты га­олян по­се­ял и хо­рошень­ко за ним уха­живал, еще луч­ше, чем в прош­лые го­ды. А ког­да га­олян соз­ре­ет, не сни­май его весь, ос­тавь на по­ле один са­мый тол­стый сте­бель. За ночь он вы­рас­тет до са­мых об­ла­ков. По это­му стеб­лю до­берешь­ся ты до Не­бес­но­го двор­ца и встре­тишь­ся с Ци-цзе. И еще она про­сила, что­бы ты каж­дый день на флей­те иг­рал, ей тог­да ве­селее бу­дет. Креп­ко за­пом­ни, что я те­бе ска­зал. А те­перь мне по­ра. Ци-цзе ждет…

Не ус­пел Ван Сань гла­зом мор­гнуть, как олень ис­чез.

Опе­чалил­ся юно­ша. Под­нял он го­лову, пог­ля­дел на не­бо, ни­чего не уви­дел, толь­ко чер­ные ту­чи. Где-то сей­час его Ци-цзе? Взял юно­ша флей­ту и за­иг­рал, что­бы же­ну раз­ве­селить. Ни­ког­да еще его флей­та не пе­ла так звон­ко. Неж­ные зву­ки нес­лись пря­мо к не­бес­ной тюрь­ме. Ус­лы­шала Ци-цзе, как иг­ра­ет Ван Сань, и ко­лод­ки на но­гах буд­то лег­че ста­ли.

Уж очень хо­телось Ван Са­ню пос­ко­рее уви­деть­ся с Ци-цзе, и сде­лал он все, как она ве­лела: по­се­ял га­олян, уха­живал за ним ста­ратель­но. И вы­рос га­олян вы­сокий-пре­высо­кий. Смот­рит на не­го Ван Сань — не на­раду­ет­ся.

А га­олян день ото дня креп­че ста­новит­ся. Вот и ме­тел­ки по­яви­лись. Си­дит Ци-цзе в не­бес­ной тюрь­ме, ждет не дож­дется, ког­да га­олян соз­ре­ет. День ей го­дом ка­жет­ся.

Но вот на­конец приш­ла осень, га­олян крас­ным сде­лал­ся. Ви­сят на стеб­ле ме­тел­ки пу­шис­тые. Один сте­бель за­мет­ней всех, та­кого ник­то и не ви­дывал — тол­стый, вы­сокий, с це­лое де­рево бу­дет. Уб­рал юно­ша га­олян, до­мой от­нес, а са­мый вы­сокий, са­мый тол­стый сте­бель на по­ле ос­та­вил. Вы­рос он за ночь до са­мых об­ла­ков. Уви­дел его Ван Сань, об­хва­тил ру­ками, стал под­ни­мать­ся на не­бо.

Вот и Не­бес­ный дво­рец. Выш­ли навс­тре­чу Ван Са­ню шесть де­вушек, на всех платья оди­нако­вые.

Спра­шива­ет стар­шая:

— Кто та­кой и за­чем по­жало­вал?

От­ве­ча­ет Ван Сань:

— Я — муж Ци-цзе, ищу свою же­ну.

Об­ра­дова­лись тут де­вуш­ки, все ра­зом вос­клик­ну­ли:

— Зна­чит, ты и есть муж на­шей млад­шей сес­тры?

От­ве­ча­ет Ван Сань:

— Да, я ее муж!

Го­ворит стар­шая сес­тра:

— Уви­дали мы, что га­олян крас­ным сде­лал­ся, навс­тре­чу те­бе выш­ли. Сес­трен­ка на­ша в не­бес­ной тюрь­ме то­мит­ся. Да и оле­ня ту­да за­пер­ли за то, что он те­бе вес­точку от нее пе­редал. Сей­час ты все рав­но их не уви­дишь, так что спрячь­ся по­ка…

Толь­ко она это ска­зала, как на до­роге бес­смертный ста­рец по­явил­ся. Идет, ко­выля­ет, на по­сох опи­ра­ет­ся.

По­казал ста­рец по­сохом на юно­шу, спра­шива­ет до­черей:

— Что за че­ловек та­кой, от­ку­да по­явил­ся?

От­ве­ча­ет стар­шая:

— Он при­летел с Зем­ли на Не­бо!

«Ви­дать, юно­ша этот уме­лый, раз су­мел при­лететь на Не­бо», — по­думал так ста­рец и спра­шива­ет:

— Ты за­чем при­шел?

От­ве­ча­ет Ван Сань:

— Я ваш зять, при­шел вы­разить свое ува­жение и увес­ти до­мой же­ну, ва­шу седь­мую дочь.

Ус­лы­хал это ста­рец, по­ник го­ловой, по­том улыб­нулся ехид­но и спра­шива­ет:

— Хэй, хэй! Зна­чит, ты и есть Ван Сань?

От­ве­ча­ет юно­ша:

— Он са­мый!

А ста­рец меж­ду тем на­думал Ван Са­ню за­дачу за­дать, ве­лел при­нес­ти со­ху и го­ворит:

— Слы­хал я, что ты мас­тер па­хать! Ви­дишь, на сте­не тра­ва вы­рос­ла? Ну-ка, пе­репа­ши ее! Су­ме­ешь — от­дам те­бе дочь, не су­ме­ешь — уби­рай­ся прочь!

Ска­зал так ста­рик и за­ковы­лял по до­роге.

По­ле пе­репа­хать — луч­ше­го па­харя, чем Ван Сань, и не сы­щешь! Но как пе­репа­хать сте­ну? Сов­сем бы­ло при­уныл Ван Сань. Тут стар­шая из сес­тер и го­ворит:

— Не го­рюй, бра­тец! Я по­могу те­бе.

Ду­нула она Ван Са­ню на но­ги раз, ду­нула дру­гой, встал юно­ша без тру­да на край сте­ны, взял­ся за со­ху, вмиг пе­репа­хал всю сте­ну.

Вско­рос­ти ста­рец во­ротил­ся, ви­дит — на сте­не и тра­вин­ки не ос­та­лось, про се­бя ду­ма­ет: «А па­рень и впрямь уме­лый». И ре­шил ста­рец еще од­ну за­дачу юно­ше за­дать. Ве­лел он при­нес­ти один доу от­ру­бей и го­ворит Ван Са­ню:

— Ви­дишь эти от­ру­би? Свей из них ве­рев­ку. Су­ме­ешь — от­дам те­бе дочь. Не су­ме­ешь — уби­рай­ся прочь!

Ска­зал так ста­рец и за­ковы­лял по до­роге.

Из пень­ки или из тра­вы вить ве­рев­ку — луч­ше­го мас­те­ра, чем Ван Сань, и не сы­щешь. Но как свить ве­рев­ку из от­ру­бей? Сов­сем бы­ло при­уныл Ван Сань, но тут стар­шая сес­тра ти­хонеч­ко ему го­ворит:

— Не го­рюй, бра­тец! Я по­могу те­бе.

Ду­нула де­вуш­ка на от­ру­би, взя­ла горсть и на­чала ве­рев­ку вить. Сви­ла нем­но­го, Ван Са­ню от­да­ла. Стал юно­ша даль­ше вить, вмиг ве­рев­ку свил.

Во­ротил­ся ста­рец, уви­дал ве­рев­ку, а она глад­кая да сколь­зкая. Что тут ска­жешь? Не сми­рил­ся ста­рец, но­вую за­дачу за­дал юно­ше и го­ворит ему:

— Лад­но! Нын­че от­дохни, а зав­тра пой­дешь на Обезь­янью го­ру, до­будешь для ме­ня не­бес­ный ба­рабан. Су­ме­ешь — от­дам те­бе дочь, не су­ме­ешь — уби­рай­ся прочь!

Ска­зал так ста­рик и за­ковы­лял по до­роге.

Пу­ще преж­не­го при­уныл Ван Сань и ду­ма­ет: «Как раз­до­быть не­бес­ный ба­рабан?» Но тут по­дош­ли к не­му все сес­тры ра­зом: третья, чет­вертая, пя­тая, шес­тая, и го­ворят:

— Не го­рюй, зять. Мы те­бе по­можем.

Третья сес­тра да­ла юно­ше хол­що­вый ме­шок, чет­вертая сес­тра — то­порик, пя­тая сес­тра — кре­мень, шес­тая сес­тра — игол­ку. Рас­ска­зали они юно­ше, что де­лать да как быть, что­бы не­бес­ный ба­рабан до­быть, и как пос­ле пос­ту­пить. Не ве­лели бол­тать, ве­лели мол­чать, что­бы бе­ды из­бе­жать да жи­вым ос­тать­ся.

Ус­лы­хал это Ван Сань, ис­пу­гал­ся, да что по­дела­ешь! На­до вы­ручать Ци-цзе!

Толь­ко рас­све­ло, соб­рался Ван Сань в путь-до­рогу, прос­тился со сво­яче­ница­ми и от­пра­вил­ся на Обезь­янью го­ру.

По­дошел юно­ша к го­ре, ру­ками за ко­лючий тер­новник ух­ва­тил­ся, но­гами в кам­ни упер­ся — по­лез на­верх. Уже ру­ки у не­го в кровь ис­ца­рапа­ны, но­ги в кровь стер­ты, платье в клочья изор­ва­лось, а он знай ка­раб­ка­ет­ся да ка­раб­ка­ет­ся. Вот на­конец и вер­ши­на!

Схо­ронил­ся юно­ша в за­рос­лях, ог­ля­дел­ся. Ку­да ни глянь — обезь­яны рез­вятся да ска­чут. Не­бес­ный ба­рабан на вы­соком де­реве ви­сит, обезь­яны его сте­регут. Вдруг зап­ри­метил юно­ша яму, спус­тился в нее, по­валял­ся, весь в гли­не вы­лез, сел на ка­мень, на сол­нышке су­шит­ся.

Об эту по­ру обезь­яны с го­ры к гор­но­му по­току мыть­ся бе­жали, уви­дели Ван Са­ня, за гли­няно­го бо­дисат­ву его при­няли, хва­тать его ста­ли, каж­дая к се­бе та­щит. При­тащи­ли к не­бес­но­му ба­раба­ну, ря­дом пос­та­вили и да­вай пе­ред ним пок­ло­ны от­би­вать. Пло­ды с де­рева сор­ва­ли, сло­жили у ног Ван Са­ня и — пэн-пэн-пэн, пэн-пэн-пэн — убе­жали. Од­ну ста­рую обезь­яну ос­та­вили сте­речь не­бес­ный ба­рабан.

Вы­тащил тут Ван Сань из-за па­зухи хол­що­вый ме­шок, ру­кой по­манил обезь­яну и крик­нул:

— Жи­во в ме­шок по­лезай!

Обезь­яна и ду­мать не ста­ла, прыг­ну­ла в ме­шок, а Ван Сань взял да и за­вязал его. Ду­хом на де­рево взоб­рался, снял ба­рабан, взва­лил на спи­ну и по­бежал прочь. Обезь­яны сра­зу про­пажу зап­ри­мети­ли, вспо­лоши­лись, за­гуде­ли буд­то пче­лы в улье, вдо­гон­ку за юно­шей пус­ти­лись.

Дун-дун-дун — бе­жит Ван Сань; пэн-пэн-пэн — мчат­ся сле­дом за ним обезь­яны. Ви­дит юно­ша, что обезь­яны близ­ко, бро­сил на зем­лю то­порик. Вмиг бур­ная ре­ка раз­ли­лась, до­рогу обезь­янам прег­ра­дила.

Хуа-хуа-хуа — заш­ле­пали обезь­яны ла­пами по во­де, вплавь пус­ти­лись.

Дун-дун-дун — бе­жит что есть мо­чи Ван Сань; пэн-пэн-пэн — мчат­ся сле­дом за ним обезь­яны. Ви­дит юно­ша, что обезь­яны еще бли­же, бро­сил на зем­лю кре­мень, вмиг за его спи­ной вы­сокая го­ра вы­рос­ла, до­рогу обезь­янам прег­ра­дила.

Ци-лю-лю, ци-лю-лю — ка­раб­ка­ют­ся обезь­яны на го­ру.

Дун-дун-дун — бе­жит Ван Сань; пэн-пэн-пэн — мчат­ся вслед за ним обезь­яны. Ви­дит юно­ша, что обезь­яны его нас­ти­га­ют, бро­сил на зем­лю иг­лу. Вмиг вы­рос­ли за его спи­ной свер­ка­ющие ска­лы — но­жи ос­трые, путь обезь­янам прег­ра­дили.

Свер­ка­ют ска­лы — но­жи ос­трые, не взоб­рать­ся на них обезь­янам.

Убе­жал Ван Сань от обезь­ян, при­шел в Не­бес­ный дво­рец. Встре­тила его стар­шая сес­тра, дос­та­ла из хлоп­ко­вой ко­робоч­ки ва­ту, ве­лела Ван Са­ню уши зат­кнуть да пал­ку креп­кую при­пас­ти. Ван Сань так и сде­лал.

А бес­смертный ста­рец ни­чего не зна­ет, си­дит да ра­ду­ет­ся: «Хэй, хэй! Не вер­нется Ван Сань жи­вым, ра­зор­вут его обе­зяны».

Толь­ко он так по­думал, вдруг Ван Сань в ком­на­ту вхо­дит, ба­рабан на спи­не не­сет. Уви­дел ста­рец — зять жи­вой вер­нулся и ба­рабан при­нес, еще боль­ше обоз­лился, ре­шил нас­мерть ог­лу­шить юно­шу и го­ворит:

— Дай-ка я про­верю, нас­то­ящий ба­рабан ты при­нес или не­нас­то­ящий!

Под­нял ста­рец свой по­сох да как уда­рит по ба­раба­ну. Дон! — прог­ре­мел ба­рабан; ша-ша-ша — по­сыпа­лись с де­ревь­ев листья. «Ну, — ду­ма­ет ста­рец, — ог­лу­шил я Ван Са­ня до по­лус­мерти!»

А Ван Сань го­ворит, как ни в чем не бы­вало:

— Ну-ка стук­ни силь­нее! А то я не слы­шу!

По­дивил­ся ста­рец, еще силь­нее уда­рил:

Дон! — грох­нул ба­рабан; гэ-ча! гэ-ча! — зад­ро­жали сте­ны. «Ну, — ду­ма­ет ста­рец, — ес­ли и на этот раз он жив ос­та­нет­ся!…»

А Ван Сань опять, как ни в чем не бы­вало, го­ворит:

— Ну-ка стук­ни силь­нее! А то я не слы­шу!

А ста­рец как уда­рил два ра­за по ба­раба­ну, так у не­го в го­лове по­мути­лось. Где уж ему тре­тий раз уда­рять?!

— Не мо­жешь? — го­ворит Ван Сань. — Дай я поп­ро­бую. — Под­нял Ван Сань по­сох. Дон-дон-дон — за­бил в ба­рабан. За­кача­лось не­бо, хо­дуном за­ходи­ла зем­ля, оп­ро­кинул­ся нав­зничь вред­ный ста­рик и дух ис­пустил.

Сло­мал Ван Сань же­лез­ные во­рота не­бес­ной тюрь­мы, снял с Ци-цзе ко­лод­ки, вы­нул свою флей­ту и ра­дос­тный вмес­те с же­ной спус­тился к лю­дям.

Шесть сес­тер вмес­те с ни­ми спус­ти­лись на зем­лю и наш­ли се­бе тру­долю­бивых му­жей. Пят­нистый олень то­же спус­тился к лю­дям, и все они на зем­ле за­жили ра­дос­тно и счас­тли­во.

Случайные и неслучайные рекомендации: