Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Отворитесь, ворота каменные!

В глу­бокую ста­рину на бе­регу Вос­точно­го мо­ря жил ры­бак по проз­ванью Ху Сы. Де­сять год­ков ему с лиш­ним бы­ло, ког­да стал он ры­бачить. Двад­цать лет про­рыба­чил. Ры­бы пой­мал с це­лую го­ру. А жил бед­но, бед­нее не­куда. Хоть бы лод­чонкой ут­лой об­за­вел­ся или се­тями — где там! Зер­нышка в до­ме не­ту. Возь­мет в арен­ду у бо­гато­го со­седа лод­ку да се­ти, круг­лый год по мо­рю пла­ва­ет, мо­ре бур­ное, ве­тер по не­му вол­ны го­ня­ет, не ро­вен час во­дой зах­лес­тнет. На­ловит го­ремы­ка ры­бы, про­даст, а день­ги со­седу от­да­ет в уп­ла­ту за лод­ку да се­ти. Обид­но ры­баку, и злость его раз­би­ра­ет.

И вот од­нажды вы­шел Ху Сы в мо­ре ры­бу ло­вить. Во­да го­лубая блес­тит, ни вет­ра не слы­хать, ни вол­ны не ви­дать. Толь­ко заб­ро­сил он се­ти, пти­ца-ры­болов при­лете­ла: перья чер­ные с зе­леным от­ли­вом свер­ка­ют. Ки­нулась пти­ца в мо­ре, ми­гом выс­ко­чила, ры­бу в клю­ве дер­жит.

Го­ворит ей Ху Сы:

— Пти­ца, пти­ца! Ты ры­бу ло­вишь — клюв у те­бя кри­вой, крылья есть. Я ры­бу лов­лю — ни лод­ки у ме­ня сво­ей, ни се­тей.

Буд­то по­няла пти­ца-ры­болов сло­ва че­ловечьи. Жа­лос­тли­во так на Ху Сы пог­ля­дела, крылья рас­пра­вила, к кор­ме под­ле­тела. Рас­кры­ла клюв, из клю­ва зо­лотая рыб­ка пря­мо в трюм упа­ла, ме­чет­ся, хвос­том по вес­лу бь­ет. Толь­ко и слыш­но: дун-дун-дун. По­дошел Ху Сы, пос­мотрел, а у ры­бы сле­зы из глаз те­кут. По­жалел ры­бак рыб­ку, от­пустил в мо­ре. Пе­ревер­ну­лась рыб­ка, хвос­том виль­ну­ла, к Ху Сы обо­роти­лась, триж­ды ему го­ловой кив­ну­ла и уп­лы­ла в мо­ре.

Три ра­за кря­ду за­киды­вал ры­бак се­ти. Не идет в се­ти круп­ная ры­ба, од­на мел­кая по­пада­ет­ся. Рас­тре­вожил­ся ры­бак: чем хо­зя­ину лод­ки пла­тить? До­ма ста­руха ждет, ри­су на­до ку­пить в ко­тел по­ложить. За­думал­ся ры­бак над горь­кой сво­ей до­лей, пу­ще преж­не­го опе­чалил­ся, аж зап­ла­кал. Хо­тел сле­зы вы­тереть, вдруг слы­шит, го­вори кто-то:

— Не плачь, доб­рый че­ловек.

Под­нял Ху Сы го­лову, смот­рит: ста­рик пе­ред ним, бо­рода бе­лая, в ру­ке га­оля­новый сте­белек зе­леный.

Го­ворит ста­рик:

— Ты сы­на мо­его спас, за это я дам те­бе все, что по­жела­ешь, толь­ко поп­ро­си.

По­думал Ху Сы, по­думал и го­ворит:

— Ни­чего мне не на­до, поч­тенный ста­рец, толь­ко лод­ку хо­рошую да се­ти креп­кие, чтоб я с лег­ким сер­дцем хо­дил в мо­ре ры­бу ло­вил, а как до­мой во­рочусь, об еде да об одеж­де чтоб не пе­чалил­ся!

За­кивал го­ловой бе­лобо­родый ста­рец, ви­дать, по нра­ву ему приш­лись ре­чи ры­бака, и го­ворит:

— Есть в го­рах Ишань утес в сто чжа­нов вы­сотой. Бе­рика ты свою ста­руху да пе­ресе­ляй­ся на тот утес.

Спра­шива­ет ры­бак:

— А как нам ту­да доб­рать­ся, доб­рый ста­рец?

От­ве­ча­ет ста­рик:

— Не пе­чаль­ся, я знаю, как по­мочь те­бе.

Ска­зал так ста­рик, ры­баку зе­леный сте­белек от­дал. Взял Ху Сы сте­белек, а он тя­желый-пре­тяже­лый, хо­лод­ный-пре­холод­ный. Пос­мотрел на не­го ры­бак — блес­тит, аж гла­зам боль­но. По­дивил­ся и ду­ма­ет: «На что он мне ну­жен?»

А ста­рик опять го­ворит:

— Возь­мешь сте­белек, мах­нешь в сто­рону уте­са и ска­жешь: «От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные, от­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! Бед­ные лю­ди приш­ли!» Толь­ко пом­ни, как вой­дешь, ни в чем не сом­не­вай­ся, сме­ло впе­ред иди. И ни­ког­да не рас­ста­вай­ся со сте­бель­ком.

Пу­ще преж­не­го по­дивил­ся Ху Сы, толь­ко рот рас­крыл, что­бы еще по­расс­про­сить ста­рика, а ста­рик вдруг ис­чез. Взял ры­бак сте­белек, до­мой по­шел. Уви­дала ста­руха сте­белек, рас­серди­лась:

— Луч­ше б ри­су при­нес или му­ки, а этим сте­бель­ком и не на­ешь­ся и не напь­ешь­ся!

От­ве­ча­ет ры­бак:

— Что шу­мишь по­нап­расну? Весь век у те­бя од­на меч­та бы­ла: лод­кой да се­тями об­за­вес­тись, что­бы о еде да одеж­де не пе­чалить­ся.

Ска­зал так ры­бак и рас­ска­зал ста­рухе про все, что с ним прик­лю­чилось, ни­чего не за­был.

Выс­лу­шала ста­руха, жад­ность ее обу­яла, и го­ворит:

— Поп­ро­сил бы че­го-ни­будь по­боль­ше да по­луч­ше! А то лод­ка да се­ти!

Ни­чего не от­ве­тил Ху Сы, не стал с же­ной спо­рить. Од­на она у не­го на све­те, ни­кого боль­ше нет, весь век бед­ная в за­ботах да хло­потах. Сло­жил Ху Сы ры­бу, по­ложил ее в две кор­зи­ны, кор­зи­ны на ко­ромыс­ло по­весил и от­пра­вил­ся с же­ною в путь. Ров­но два дня и две но­чи шли, к де­ревуш­ке по­дош­ли у под­ножья Ишань­ских гор. Бы­ло в той де­ревуш­ке ну, са­мое боль­шее, де­сять дво­ров. Идут ры­бак с же­ною, смот­рят — ста­руха у во­рот си­дит. По­дошел к ней Ху Сы и спра­шива­ет:

— Ска­жи, доб­рая жен­щи­на, да­лече от­сю­да до уте­са в сто чжа­нов вы­сотой?

По­каза­ла ста­руха паль­цем на за­пад и от­ве­ча­ет:

— Прой­де­те пря­мехонь­ко на за­пад пять ли, там и бу­дет этот утес. Толь­ко ник­то там не жи­вет, ко­му же ты со­бира­ешь­ся ры­бу про­давать?

По­думал Ху Сы: а ведь прав­ду го­ворит ста­руха, и стал ее про­сить:

— Ос­тавь по­ка, доб­рая жен­щи­на, эти кор­зи­ны у се­бя, а мы тем вре­менем к уте­су схо­дим, де­ло у нас там есть.

Ста­руха и впрямь доб­рой бы­ла. От­ве­ча­ет она ры­баку:

— Лад­но! Ос­тавь здесь свои кор­зи­ны и не тре­вожь­ся, сколь­ко про­лежит ры­ба, столь­ко про­лежит, ник­то че­шуй­ки не тро­нет. А та­щить на се­бе тя­жело.

Ос­та­вил Ху Сы ры­бу у ста­рухи, а сам с же­ной от­пра­вил­ся к то­му уте­су. Толь­ко выш­ли из де­рев­ни, сра­зу утес при­мети­ли. Хэй! Что за ска­ла ог­ромная! В са­мое не­бо упи­ра­ет­ся. По­дош­ли они бли­же, го­ловы вверх зад­ра­ли, смот­рят — бе­лые об­ла­ка вер­ши­ну всю ук­ры­ли. Пти­цы раз­ные ле­та­ют. Мах­нул Ху Сы га­оля­новым стеб­лем зе­леным, крик­нул:

— От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! Бед­ные лю­ди приш­ли!

Дол­го ска­зывать, да быс­тро де­ла­ет­ся. Толь­ко крик­нул это Ху Сы — за­кача­лись го­ры, за­ходи­ла хо­дуном зем­ля, заг­ре­мело, заг­ро­хота­ло вок­руг, раз­дви­нул­ся утес на две по­лови­ны — и впрямь во­рота ка­мен­ные.

Ди­вят­ся Ху Сы с же­ной, и бо­яз­но им. Мор­гнуть не ус­пе­ли, из ска­лы жен­щи­на выш­ла: бро­ви — серп лу­ны, гла­за — звез­ды блес­тя­щие, как ни гля­ди — хо­роша со­бой, при­гожа да прек­расна — сол­нышко яс­ное по­ут­ру, так и свер­ка­ет.

Го­ворит кра­сави­ца:

— Ви­жу я, лю­ди вы доб­рые, до ра­боты охо­чие, мо­жет, вой­ти хо­тите?

От­ве­ча­ют ры­бак с же­ной:

— Хо­тим.

Ска­зали так и внутрь вош­ли. Выс­та­вила жен­щи­на впе­ред па­лец, зас­кри­пели во­рота, ми­гом зах­лопну­лись.

Спра­шива­ет кра­сави­ца:

— Что те­бе на­доб­но, доб­рый че­ловек?

От­ве­ча­ет ей ры­бак:

— Ни­чего мне не на­до, толь­ко лод­ку хо­рошую да се­ти креп­кие, чтоб я с лег­ким сер­дцем хо­дил в мо­ре ры­бу ло­вить, а как до­мой во­рочусь, об еде да об одеж­де чтоб не пе­чалил­ся.

Зас­ме­ялась кра­сави­ца и го­ворит:

— Не пе­чаль­ся, доб­рый ры­бак, все у те­бя бу­дет!

Ска­зала она так, паль­цем на вос­ток по­каза­ла. Смот­рит Ху Сы: мо­ре пе­ред ним, ни кон­ца ему, ни края, во­да зе­леная — неф­рит дра­гоцен­ный, ров­ная да спо­кой­ная — зер­ка­ло шли­фован­ное. Из-за мо­ря ог­ромное сол­нце вып­лы­ло, мо­ре от не­го вмиг крас­ным ста­ло. По бе­регу лю­ди хо­дят. По­каза­ла жен­щи­на паль­цем на дом под че­репи­цей и го­ворит:

— Вон твой дом, доб­рый че­ловек!

Пос­ле на но­вую лод­ку паль­цем по­каза­ла да на креп­кие се­ти, и опять го­ворит:

— Вот твоя лод­ка, доб­рый че­ловек, вот твои се­ти.

Гля­дит Ху Сы на ры­бац­кую лод­ку, гля­дит на се­ти, ра­ду­ет­ся. За­хоте­ла же­на еще вся­кой вся­чины у кра­сави­цы поп­ро­сить, толь­ко ис­чезла вдруг кра­сави­ца.

Жи­вет ры­бак со сво­ей же­ной в вы­соком до­ме под че­репи­цей, ни хо­лод ему не стра­шен, ни зной. Есть чем свер­ху ук­рыть­ся, есть что вниз пос­те­лить, есть во что одеть­ся, а ут­ва­ри вся­кой — де­вать не­куда. Толь­ко еды нет ни крош­ки. Взял Ху Сы креп­кие се­ти, взял но­вую лод­ку, соб­рался в мо­ре ры­бу ло­вить. Под­нялся тут за­пад­ный ве­тер, под­хва­тил ры­бац­кую лод­ку, ка­ча­ет ее, бро­са­ет, на са­мую се­реди­ну мо­ря приг­нал. Приг­нал и дуть пе­рес­тал.

Блес­тит зе­леная во­да, ни­точ­ка­ми тон­ки­ми, проз­рачны­ми стру­ит­ся. Рыб в во­де — не пе­речесть. Вот ры­ба-саб­ля — по­яс се­реб­ря­ный; вот карп — крас­ная че­шуя блес­тя­щая; вот ры­ба-хри­зан­те­ма — жел­тое брюш­ко зо­лотис­тое; вот осетр — зе­леная спи­на пе­релив­ча­тая. Заб­ро­сил Ху Сы се­ти, вы­тащил, еще раз заб­ро­сил, опять вы­тащил, ры­бы на­ловил — в трю­ме не встать, в лод­ке не сесть. Толь­ко по­думал ры­бак: «По­ра на­зад плыть», — ве­тер вос­точный за­дул, сколь­зит лод­ка по во­де, буд­то жи­вая, вмиг к бе­регу прис­та­ла. Вы­шел ры­бак на бе­рег, ры­бу на рис да на му­ку об­ме­нял.

Ут­ром уй­дет Ху Сы в мо­ре, к ве­черу с пол­ной лод­кой ры­бы во­ротит­ся. Уж и не знаю, сколь­ко вре­мени прош­ло — сол­нце в тех мес­тах ни­ког­да не са­дит­ся, — толь­ко листья на ста­рой ака­ции жел­ты­ми ста­ли, по­том зе­лены­ми, опять жел­ты­ми, сно­ва зе­лены­ми. Жи­вут Ху Сы с же­ной, ни в чем нуж­ды не зна­ют — ни в еде, ни в одеж­де.

А все не уни­ма­ет­ся ста­руха, вор­чит да вор­чит:

— Схо­ди к кра­сави­це, поп­ро­си зо­лота да се­реб­ра. Сы­та я, оде­та да обу­та, хо­чу те­перь бо­гатой стать.

Обу­яла ста­руху жад­ность, зо­лото ей по­давай, аж гла­за го­рят, злая-през­лая сде­лалась. Рас­кри­чалась, рас­шу­мелась. Не стал Ху Сы же­не пе­речить, ни­кого у не­го на све­те боль­ше нет, и го­ворит:

— Да­вай вмес­те пой­дем, оты­щем кра­сави­цу, ты и поп­ро­сишь, че­го те­бе на­доб­но.

Взял Ху Сы га­оля­новый сте­белек зе­леный, ста­руха два боль­ших меш­ка при­пас­ла, и от­пра­вились они ис­кать доб­рую кра­сави­цу. Уж и не знаю, сколь­ко дней про­ис­ка­ли, сол­нце в тех мес­тах ни­ког­да не за­ходит, толь­ко листья на то­полях у до­роги за­зеле­неть ус­пе­ли, по­том за­сох­ли, опять за­зеле­нели, опять по­жел­те­ли. Отыс­ка­ли на­конец Ху Сы с же­ной во­рота ка­мен­ные. Уви­дели доб­рую кра­сави­цу.

Спра­шива­ет кра­сави­ца:

— Что те­бе на­доб­но, доб­рый че­ловек, до ра­боты охо­чий?

Мол­чит ры­бак, сло­ва вы­мол­вить не мо­жет.

Тут ста­руха и го­ворит:

— Се­реб­ра мне на­доб­но и зо­лота, да по­боль­ше!

Ни­чего не от­ве­тила жен­щи­на, толь­ко паль­цем на за­пад по­каза­ла. Вмиг заб­лесте­ло все вок­руг, зас­верка­ло. Что бе­лое — то все се­реб­ро, что жел­тое — то все зо­лото. Взгля­нешь, ка­жет­ся, буд­то не зо­лото это — сол­нце крас­ное блес­тит.

До­воль­на ста­руха, не зна­ет, что и де­лать от ра­дос­ти. Хва­та­ет при­гор­шня­ми зо­лото да се­реб­ро, на му­жа пок­ри­кива­ет, чтоб ско­рей со­бирал да в меш­ки клал. Це­лых два меш­ка наб­ра­ли, тут и сол­нышко се­ло. Тем­неть ста­ло. Опе­чалил­ся ры­бак и го­ворит же­не:

— Кто зна­ет, ког­да те­перь сол­нышко взой­дет? Как же мы в тем­но­те свой дом най­дем, ры­бац­кую лод­ку да се­ти?

От­ве­ча­ет ему ста­руха:

— Не най­дем — то­же не бе­да. Да и не­зачем нам здесь ос­та­вать­ся. Хо­чу я гос­по­жой быть, а лю­ди тут в дос­татке жи­вут, прис­лу­живать нам не ста­нут. С зо­лотом да се­реб­ром не про­падешь, бо­гатым вез­де хо­рошо. Есть за­хочешь — рот по­шире ра­зевай, пить по­жела­ешь, ру­ку про­тяни — во­да тут как тут. Не при­дет­ся те­бе боль­ше ры­бу ло­вить.

Не по нра­ву ры­баку та­кие ре­чи. Вспом­нил он без­бреж­ное мо­ре зе­леное-зе­леное — неф­рит дра­гоцен­ный, вспом­нил лод­ку но­вую, се­ти креп­кие. А ста­руха не уни­ма­ет­ся, на сво­ем сто­ит. Ду­ма­ет ры­бак, как ему быть, ведь же­на она ему, и ре­шил сде­лать все, как ста­руха хо­чет. Взва­лили они на спи­ну каж­дый по меш­ку, идут, крях­тят, на­силу до ка­мен­ных во­рот доб­ра­лись. Мах­нул ры­бак га­оля­новым стеб­лем зе­леным и го­ворит: «От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные!…»

Не ус­пел до­гово­рить, зад­ро­жала зем­ля, за­кача­лись го­ры, заг­ро­хота­ло, заг­ре­мело вок­руг, во­рота ка­мен­ные на две сто­роны рас­пахну­лись. Выш­ли ры­бак с же­ной, опять зем­ля зад­ро­жала, за­кача­лись го­ры, заг­ро­хота­ло, заг­ре­мело вок­руг, ка­мен­ные во­рота зах­лопну­лись. А утес вы­сотой в сто чжа­нов как сто­ял, так и сто­ит. Пог­ля­дел на сол­нце ры­бак, пог­ля­дела ста­руха, толь­ко за пол­день пе­рева­лило. Пош­ли они со сво­ими меш­ка­ми даль­ше, к той де­ревуш­ке, где ры­бу ос­та­вили.

Се­реб­ро да зо­лото на спи­ну да­вит — ды­шать не да­ет. Идут ста­рик со ста­рухой, по­том об­ли­ва­ют­ся. Дер­жит ры­бак в ру­ке га­оля­новый сте­белек зе­леный, а он, уж и не знаю от­че­го, все тя­желей да тя­желей ста­новит­ся. Не бро­са­ет Ху Сы сте­белек, пом­нит сло­ва стар­ца бе­лобо­родо­го. Стал со ста­рухой со­вет дер­жать, не выб­ро­сить ли из меш­ков нем­но­го се­реб­ра да зо­лота.

Ста­руха не сог­ла­ша­ет­ся, го­ворит:

— Луч­ше га­оля­новый сте­бель выб­рось, на что он нам те­перь?

Опять пос­лу­шал­ся ее ры­бак, выб­ро­сил га­оля­новый сте­бель зе­леный. Заг­ре­мело заг­ро­хота­ло вок­руг. Обер­нулся сте­белек зе­леным дра­коном, на не­бо уле­тел.

Идут ста­рик со ста­рухой, се­реб­ро да зо­лото на спи­не та­щат, в ту де­рев­ню идут, где ры­бу ос­та­вили. Смот­рят — до­рога буд­то дру­гой ста­ла, на преж­нюю не по­хожа. Прош­ли они пять ли, де­рев­ню уви­дели, толь­ко та ма­лень­кой бы­ла, а эта уж и не знаю во сколь­ко раз боль­ше. Са­мое ма­лое нес­коль­ко ты­сяч до­мов в ней. Че­лове­ка повс­тре­чали, спро­сили, что за де­рев­ня.

От­ве­ча­ет че­ловек:

— Се­ленье это Тух­лой ры­бой зо­вет­ся.

Спра­шива­ет ры­бак:

— От­че­го же это оно так зо­вет­ся?

От­ве­ча­ет че­ловек:

— Не век, не два ми­нуло с той по­ры, как бы­ло в на­шей де­рев­не де­сять до­мов. Про­ходи­ли тут муж с же­ной, ко­ромыс­ло с ры­бой ос­та­вили, са­ми к уте­су в сто чжа­нов вы­сотой уш­ли. Так и не вер­ну­лись. Ры­ба про­тух­ла, вонь по всей де­рев­не пош­ла. С той по­ры и проз­ва­ли на­ше се­ленье Тух­лой ры­бой.

Пог­ля­дели ста­рик со ста­рухой друг на друж­ку, по­диви­лись, ни­чуть они стар­ше не ста­ли, а ведь нес­коль­ко ве­ков ми­нуло. Прош­ли они еще нем­но­го, смот­рят — хар­чевня. При­томи­лись ста­рик со ста­рухой, ног, рук не чу­ют, го­лод их му­чит, жаж­да до­нима­ет.

Го­ворит ста­рик:

— Да­вай пе­редох­нем, еды ку­пим!

Опус­ти­ла же­на на зем­лю ме­шок, хо­тела сли­ток се­реб­ра дос­тать, глядь — а это ка­мень бе­лый. Ста­ла зо­лото вы­нимать, смот­рит — опять ка­мень, толь­ко жел­тый. Ро­ет­ся она в меш­ке, а там од­ни кам­ни. Аж по­зеле­нела ста­руха, ру­ки тря­сут­ся. Выт­ряхну­ла она на зем­лю ме­шок, ду­мала — хоть на дне зо­лото ос­та­лось, где там! Бе­лые да жел­тые кам­ни с гро­хотом по зем­ле по­кати­лись. Выт­ряхнул на зем­лю свой ме­шок Ху Сы, то­же кам­ни с гро­хотом по зем­ле по­кати­лись, ни гор­сти зо­лота, ни крош­ки се­реб­ра.

Вы­лупи­ли ста­рик со ста­рухой гла­за, ру­ками раз­ве­ли. По­бежа­ли к уте­су в сто чжа­нов вы­сотой. Мо­жет, от­во­рят­ся во­рота ка­мен­ные? Не тут-то бы­ло! Где га­оля­новый сте­белек зе­леный? По­казал ры­бак паль­цем на утес, крик­нул:

— От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! От­во­ритесь, во­рота ка­мен­ные! Бед­ные лю­ди приш­ли!

Кри­чал Ху Сы, кри­чал, аж ох­рип, а утес сто­ит се­бе как ни в чем не бы­вало, не ше­лох­нется. Вспом­нил ры­бак свою жизнь преж­нюю, нуж­ду горь­кую, по­холо­дел весь. Вздох­нул он и го­ворит:

— Хо­тел дру­гих на­кор­мить по­лынью, да са­мому приш­лось от­ве­дать. Не по­ешь по­лыни, не уз­на­ешь го­речь.

Ду­мал, ду­мал ры­бак, и взя­ла его до­сада. Стал он го­ловой о ска­лу бить­ся, бил­ся, бил­ся, нас­мерть раз­бился. За­выла ста­руха, за­реве­ла в го­лос, не она ли са­ма се­бе ли­ходей­ка? Не ви­дать ей боль­ше сво­его до­ма. Ра­зоб­ра­ла ее до­сада, од­ной ма­ло, к той до­саде еще до­сада при­бави­лась, стук­ну­лась ста­руха об утес, то­же нас­мерть раз­би­лась.

На дру­гой день, толь­ко сол­нышко взош­ло, ста­ли над уте­сом ма­лые пта­хи ле­тать. Это ры­бак да его же­на ночью па­рой тем­но-се­рых пти­чек обер­ну­лись. Ле­та­ют пта­хи, крыль­ями ма­шут, кри­чат:

— Кэ ао хэн сы­ла! Кэ ао хэн сы­ла! Умер­ли с до­сады! Умер­ли с до­сады!

Ме­сяц за ме­сяцем идут, год за го­дом про­ходят, зи­ма ле­то сме­ня­ет, зной — хо­лод, а пта­хи ма­лые ле­та­ют да кри­чат:

— Кэ ао хэн сы­ла! Кэ ао хэн сы­ла! Умер­ли с до­сады! Умер­ли с до­сады!

Шло вре­мя, и проз­ва­ли лю­ди се­рых пти­чек «а­охэн­няо» — «птич­ки грусть-до­сада». По сию по­ру в го­рах Ишань ле­та­ют птич­ки грусть-до­сада над уте­сом в сто чжа­нов вы­сотой, ле­та­ют и кри­чат:

— Кэ ао хэн сы­ла! Кэ ао хэн сы­ла! Умер­ли с до­сады! Умер­ли с до­сады!

Случайные и неслучайные рекомендации: