Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Гуль и Чинавир

Жил-был один па­дишах. Бы­ло у не­го два сы­на ― Гуль и Чи­навир, а же­на умер­ла. Соб­рался си­нод и вы­нес ре­шение:

— Па­дишах, ты дол­жен же­нить­ся, сы­новья твои не мо­гут за­нимать­ся хо­зяй­ством, а то трон и ко­рона ос­та­нут­ся без прис­мотра.

— Ну что ж, же­нить­ся так же­нить­ся, ― сог­ла­сил­ся па­дишах. ― По­зови­те ко мне сы­новей, пусть они най­дут для ме­ня же­ну.

Чи­навир ска­зал бра­ту:

— Ты ос­та­вай­ся здесь, я один най­ду же­ну для от­ца и вер­нусь.

По­ехал Чи­навир, на­шел кра­сивую жен­щи­ну, сос­ва­тал ее. Ста­ли праз­дно­вать свадь­бу па­диша­ха. На­род ве­селит­ся, ведь это же свадь­ба па­диша­ха. Чи­навир го­ворит бра­ту:

— Пой­ду на­вещу же­ну от­ца, уз­наю, как она по­жива­ет.

Во­шел Чи­навир, поз­до­ровал­ся:

— Будь в здра­вии, же­на от­ца, мы с бра­том ― твои сы­новья, ты ни о чем не бес­по­кой­ся, мы бу­дем те­бя опе­кать, за­ботить­ся о те­бе.

— Так зна­чит, ты при­вез мо­ня для от­ца, а не для се­бя?

— Ко­неч­но, не для се­бя, ты же мне как мать род­ная.

— Юно­ша, или ты сей­час же об­ни­мешь ме­ня, или я ра­зор­ву свой по­дол, пой­ду к тво­ему от­цу и ска­жу, что ты по­сяг­нул на мою честь.

— Но это не­воз­можно, ты же мне мать! Как ты мо­жешь?

Но ко­вар­ная жен­щи­на не от­ста­ет. Тог­да Чи­навир в от­ча­янии убе­га­ет, со­бира­ет свои по­жит­ки, скла­дыва­ет их в хур­джин, идет в ко­нюш­ню, вы­водит и сед­ла­ет ко­ня. Вы­ез­жа­ет он со дво­ра и ви­дит ― Гуль идет.

— Брат, ты ку­да? ― уди­вил­ся он. ― Ведь идет свадь­ба тво­его от­ца, воз­вра­щай­ся, на­род еще пи­ру­ет.

Чи­навир рас­ска­зал, что с ним слу­чилось.

— Да раз­ве та­кое мо­жет быть? Раз так, и я у­еду с то­бой. Ко­ли она с то­бой так пос­ту­пила, то и ме­ня ждет та же участь, ни к че­му мне тут ос­та­вать­ся.

Дол­го ли братья еха­ли, ко­рот­ко ли, доб­ра­лись до ле­са. Очень ус­та­ли юно­ши, ведь бы­ли они сы­новь­ями па­диша­ха, го­ря не ви­дели, ни­щеты не зна­ли, в пус­ты­не не бы­вали. Не мог­ли они в сед­ле дер­жать­ся, пред­ла­га­ет один дру­гому:

— Брат, да­вай здесь спе­шим­ся, по­едим, во­ды напь­ем­ся, от­дохнем, по­том даль­ше по­едем.

Се­ли они, едят свой хлеб. Чи­навир го­ворит:

— Гуль, я нем­но­го вздрем­ну, а ты по­ка пос­то­рожи, не за­сыпай. По­том раз­бу­ди ме­ня, ты пос­пишь, а по­том уж даль­ше по­едем.

Чи­навир по­ложил го­лову на ко­лени Гу­ля и зас­нул. А Гуль ви­дит ― при­лете­ли три го­лубя и усе­лись на вет­ках. А это бы­ли рай­ские го­луби ― две сес­тры со сво­ей ма­терью. Спра­шива­ет од­на го­луб­ка:

— Ма­туш­ка, что это за лю­ди? Приш­ли в лес и ус­ну­ли.

— Де­ти, они ― сы­новья па­диша­ха. Сос­ва­тали они сво­ему вдо­вому от­цу жен­щи­ну, а она ого­вори­ла Чи­нави­ра. Юно­ша от сты­да у­ехал, и брат с ним.

— А что же с ни­ми даль­ше бу­дет?

— Не все мне ве­домо, но, ес­ли они не спят, пусть слу­ша­ют, а ес­ли спят, пусть им это прис­нится. Кто ме­ня убь­ет и съ­ест мое сер­дце, тот каж­дое ут­ро бу­дет на­ходить у се­бя в из­го­ловье ме­шочек зо­лота, а кто съ­ест мою го­лову, тот ста­нет па­диша­хом в стра­не, где сей­час умер па­дишах.

Го­луби вспор­хну­ли. Гуль схва­тил ка­мень, бро­сил в го­луб­ку и убил ее. Он ощи­пал пти­цу, сва­рил, а го­лову за­жарил, за­вер­нул в хлеб и ос­та­вил бра­ту: «Пусть он ста­нет па­диша­хом, а у ме­ня пусть всег­да бу­дет зо­лото». Толь­ко до­ел он го­луби­ное сер­дце, ви­дит ― за­яц бе­жит. Гуль вско­чил, пог­нался за ним. А за­яц ― раз и юр­кнул в пе­щеру. Гуль ― за ним. Вбе­жал Гуль в пе­щеру, а ска­лы сдви­нулись, зак­ры­лась пе­щера.

А тем вре­менем прос­пулся Чи­навир, смот­рит ― нет бра­та Уди­вил­ся ― конь здесь, а са­мого нет. Ждал, ждал, зап­ла­кал. Но де­лать не­чего, на­до ехать даль­ше. Съ­ел он ос­тавлен­ную бра­том еду и пус­тился в путь. А ехать ему на­до бы­ло че­рез ту стра­ну, где не­дав­но умер па­дишах. При­был Чи­навир ту­да, ви­дит ― на­род соб­рался, па­диша­ха вы­бира­ют. Вы­пус­ти­ли пти­цу влас­ти, она пок­ру­жилась, пок­ру­жилась и се­ла на го­лову Чи­нави­ра. На­род шу­мит:

— Ай-ай, пти­ца, вид­но, ос­лепла, са­дит­ся на го­лову чу­жезем­цу. Кто он та­кой, что­бы стать на­шим па­диша­хом?

Сно­ва вы­пус­ти­ли пти­цу, и сно­ва она се­ла на го­лову Чи­нави­ра.

— На­до от­вести его на ок­ра­ину да спря­тать в ка­ком-ни­будь до­ме, а тог­да и вы­пус­кать пти­цу, ― ре­шили ста­рики.

Так и сде­лали. За­пер­ли Чи­нави­ра в ста­ром, пус­том до­ме и да­же ко­лак зак­ры­ли. Опять вы­пус­ти­ли пти­цу. Пти­ца ле­тела, ле­тела, на­конец под­ле­тела к это­му до­му, клю­вом от­кры­ла ко­лак, вле­тела в ком­на­ту и опять се­ла на го­лову Чи­нави­ра. Спо­рит, шу­мит на­род. На­конец ре­шили:

— На­вер­ное, он сын аги, баг­ла­ра или па­диша­ха, раз пти­ца в тре­тий раз са­дит­ся ему на го­лову.

Так Чи­навир стал па­диша­хом.

А мы вер­немся к его бра­ту Гу­лю. Гуль ос­тался в пе­щере. А тут и ночь нас­ту­пила. При­сел Гуль у са­мого по­рога, слы­шит ― пти­цы при­лете­ли, се­ли на де­рево.

— Ма­туш­ка, что это за че­ловек? По­чему пе­щера за ним сом­кпу­лась? Что те­перь с ним бу­дет? ― спра­шива­ет од­на го­луб­ка у дру­гой.

— Доч­ка, ― от­ве­ча­ет та, ― брат его стал па­диша­хом, а это Гуль, сын па­диша­ха. Моя дочь прев­ра­тилась в зай­ца и при­бежа­ла сю­да, а он за ней пог­нался. Те­перь он не мо­жет вый­ти из пе­щеры.

— А что с ним бу­дет?

— Я не мо­гу все­го пред­ви­деть, но, ес­ли он не спит, пусть слу­ша­ет, а ес­ли спит, пусть ему все прис­нится. В этой пе­щере есть род­ник, на дне род­ни­ка ле­жит бе­лый ка­мень, пусть он под­ни­мет этот ка­мень, под ним ― бу­мага. Ес­ли смыть с этой бу­маги над­пись, две­ри пе­щеры рас­кро­ют­ся, тог­да Гуль бу­дет сво­бод­ным.

Раз­дался шум крыль­ев, и го­луб­ки уле­тели. На­ут­ро, ког­да Гуль под­нялся, он по­шел ис­кать род­ник, на­шел и ви­дит: ле­жит бе­лый ка­мень. Под­нял он ка­мень, взял бу­магу, смыл с нее над­пись, и пе­щера ра­зом­кну­лась. Вы­шел Гуль на сво­боду и вер­нулся ту­да, где ос­та­вил бра­та. Смот­рит, а том его конь до­жида­ет­ся. Вско­чил он на ко­ня и по­ехал в тот го­род, о ко­тором го­вори­ла го­луб­ка Подъ­ехал юно­ша к го­роду, а ночь уже оку­тала зем­лю, стра­жа зак­ры­ла во­рота. Как ни про­сил юно­ша впус­тить его, стра­жа его и слу­шать не ста­ла. Весь го­род ок­ру­жен ка­мен­ной сте­ной. При­вязал тог­да Гуль ко­ня к де­реву, сам лег, ук­рылся сво­им ка­путом и зад­ре­мал. В пол­ночь под­нялся ве­тер, да та­кой, пря­мо ура­ган. От­крыл Гуль гла­за, ви­дит ― что-то чер­ное опус­ка­ет­ся на го­род, приг­ля­дел­ся по­луч­ше ― дра­кон. Вых­ва­тил Гуль саб­лю, бро­сил­ся на дра­кона и раз­ру­бил его на кус­ки. По­том сло­жил эти кус­ки в две ку­чи, лег ря­дом со сво­им ко­нем и зас­нул. А в тот день сто­рожить го­род дол­жны бы­ли ка­зи и ве­зир. Ког­да на рас­све­те они уви­дели у го­род­ской сте­ны два хол­ма, они очень уди­вились:

— Этих хол­мов рань­ше не бы­ло у го­род­ских стен, от­ку­да они взя­лись?

По­дош­ли бли­же, ви­дят ― дра­кон раз­рублен на кус­ки и сло­жен в ку­чи. Тут же они уви­дели и спя­щего Гу­ля и за­дума­ли зло­дей­ство. Ка­зи и ве­зир уби­ли Гу­ля, по­ложи­ли в ме­шок и бро­сили на ту до­рогу, по ко­торой голь­кван гнал те­лят. А са­ми вер­ну­лись в го­род и го­ворят па­диша­ху:

— Будь в здра­вии, па­дишах! Се­год­ня ночью по­явил­ся тот дра­кон, ко­торый уже нес­коль­ко лет не да­ет нам по­коя. Те­перь он мертв, мы уби­ли его.

Ут­ром голь­кван пог­нал те­лят на пас­тби­ще, смот­рит ― ме­шок ле­жит на до­роге, он раз­вя­зал его, а там уби­тый юно­ша.

— Кля­нусь бо­гом! ― вос­клик­нул голь­кван. ― От­не­су-ка я бед­ня­гу до­мой, мо­жет, он жив, а ес­ли мертв ― по­хоро­ню, как по­лага­ет­ся.

При­нес он ме­шок до­мой, от­крыл его и го­ворит:

— Доч­ка, это­го юно­шу я на­шел на до­роге. Толь­ко он, на­вер­ное, мертв.

По­дош­ла к не­му дочь голь­ква­на, а юно­ша так кра­сив, что на не­го и гля­деть не­воз­можно, а в из­го­ловье у не­го ― ме­шочек зо­лота. При­ложил голь­кван ухо к гру­ди юно­ши, слы­шит ― сер­дце бь­ет­ся.

— Ра­ба божья, он еще жив! Ве­ди ско­рей сю­да хе­ким-лок­ма­на. Рас­пла­тим­ся с ним ме­шоч­ком с зо­лотом, ― по­сыла­ет голь­кван же­ну.

При­шел хе­ким-лок­ман, при­ложил к ра­не це­леб­ное сна­добье, и вско­ре Гуль сов­сем ожил. Каж­дую ночь у не­го в из­го­ловье по­яв­лялся ме­шочек с зо­лотом, и голь­кван ско­ро так раз­бо­гател, что стал бо­гаче са­мого па­диша­ха. Как-то голь­кван го­ворит же­не:

— Же­на, а ведь да­же зав­тра он мо­жет пот­ре­бовать свою до­лю.

— Что же те­перь де­лать?

— При­неси то­пор, на­точим его, а почью убь­ем юно­шу.

На­точил голь­кван то­пор и стал ждать. Ког­да Гуль зас­нул, голь­кван убил его, а те­ло по­ложил в ме­шок и бро­сил на ту до­рогу, по ко­торой гнал ста­до га­ван. Пог­нал ут­ром га­ван скот на пас­тби­ще, уви­дел ме­шок:

— На­вер­ное, ба­зэр­ган-ба­ши по­терял. Это ― моя до­ля.

Бро­сил он скот без прис­мотра, за­кинул ме­шок на спи­ну и по­нес до­мой.

— Же­на, иди сю­да, бог пос­лал нам на­шу до­лю, ― зак­ри­чал он.

Раз­вя­зали они ме­шок, а там юно­ша не­обык­но­вен­ной кра­соты и в его из­го­ловье ― ме­шочек с зо­лотом. Ощу­пали его, сер­дце у юно­ши бь­ет­ся. Поз­ва­ли ле­каря, тот при­ложил це­леб­ное сна­добье к ра­нам, и уже ут­ром Гуль под­нялся на но­ги. Стал он жить у га­вана. Каж­дое ут­ро у его из­го­ловья по­яв­лялся ме­шочек с зо­лотом, и га­ван так раз­бо­гател, что стал бо­гаче голь­ква­на. Го­ворит он как-то же­не:

— Ра­ба божья, ког­да-ни­будь он пот­ре­бу­ет свою до­лю, а за­чем нам с ним де­лить­ся?

— Что же де­лать?

— На­до его убить.

— Ну что ты, жаль юно­шу. И бо­гатс­тва эти не на­ши.

Но га­ван боль­ше не га­ван и ста­до не па­сет. На­точил он свой то­пор и убил Гу­ля, ког­да тот зас­нул. Те­ло по­ложил в ме­шок и бро­сил на до­рогу. Ут­ром воз­вра­щал­ся со сво­его суд­на до­мой мо­ряк. Уви­дел ме­шок, под­нял, при­нес до­мой. «Мо­жет, ― ду­ма­ет, ― это ка­кой-ни­будь ку­пец по­терял, мо­жет, там цен­ность ка­кая». Раз­вя­зал ме­шок, а там кра­савец, ра­нен, но жив еще.

— О, да это кра­сивый юно­ша! К доб­ру ли? ― уди­вил­ся мо­ряк.

А ког­да уви­дел ме­шочек с зо­лотом, ре­шил при­вес­ти ле­каря. Опять Гуль ожил, стал здо­ровее преж­не­го. Мо­ряк и го­ворит ему:

— Пос­лу­шай-ка! Нет у ме­ня сы­на, будь ты мо­им сы­ном, ведь я те­бя под­нял на но­ги.

— Хо­рошо, отец, я твой сын, ― сог­ла­сил­ся Гуль.

Год про­шел, два про­ходят, три про­ходят; кто зна­ет, сколь­ко прош­ло вре­мени, но мо­ряк с тех пор раз­бо­гател. Сос­ва­тал он Гу­лю дочь па­диша­ха, ка­лым от­дал, ста­ла дочь па­диша­ха не­вес­той его сы­на. Од­нажды де­вуш­ка выш­ла из до­му с хе­ли на ли­це. Мо­ряк под­нял хе­ли с ее ли­ца и вос­клик­нул:

— Вай, ка­кая кра­сави­ца! Она дос­той­на ме­ня, как я мог ус­ту­пить ее ко­му-то?

И ре­шил он из­ба­вить­ся от Гу­ля.

— Гуль, сне­си-ка эти дос­ки на бе­рег мо­ря, ― ве­лел он сы­ну.

— За­чем, отец?

— Сын па­диша­ха тре­бу­ет ско­лотить сун­дук по сво­ему рос­ту. А рос­том он с те­бя, на­до сде­лать этот сун­дук.

— Хо­рошо, отец, ― сог­ла­сил­ся юно­ша.

Взял он дос­ки и по­шел к мо­рю. Ска­жу сво­им поч­тенным, сде­лал он этот сун­дук, об­ма­зал его вос­ком, чтоб во­да не про­ник­ла, крыш­ку при­ладил. Мо­ряк ему и го­ворит:

— Гуль, ну-ка влезь в сун­дук, пос­мотрим, по­мес­тишь­ся ли ты. Ес­ли он те­бе по­дой­дет, то и сы­ну па­диша­ха бу­дет как раз.

Толь­ко Гуль влез в сун­дук, мо­ряк зах­лопнул крыш­ку, быс­тро за­коло­тил ее гвоз­дя­ми и стол­кнул сун­дук в мо­ре.

Тем вре­менем один ры­бак за­кинул в мо­ре се­ти. Стал вы­тас­ки­вать, а се­ти та­кие тя­желые, что ему од­но­му и не вы­тащить их на бе­рег. Идет он до­мой, го­ворит до­мочад­цам:

— Сту­пай­те и по­моги­те мне. Что-то тя­желое по­пало к нам в се­ти, мо­жет, ка­кой ку­пец плыл по мо­рю и уро­нил свой то­вар.

Все вмес­те вы­тащи­ли они се­ти из во­ды, смот­рят ― боль­шу­щий сун­дук в них за­путал­ся.

— Ей-бо­гу, ― го­ворит ры­бак, ― бог пос­лал мне хо­рошую до­лю.

При­нес­ли сун­дук до­мой, от­кры­ли, смот­рят, а там спит юно­ша не­обык­но­вен­ной кра­соты, ка­пель­ки по­та прос­ту­пили на ли­це, а в из­го­ловье ― ме­шочек зо­лота. Тут юно­ша прос­нулся и го­ворит:

— Ах, я та­кой хо­роший сон ви­дел, за­чем ме­ня раз­бу­дили?

— По­милуй те­бя бог, мы же те­бя из во­ды вы­тащи­ли, о ка­ком слад­ком сне ты го­воришь?

Рас­ска­зал Гуль ры­баку все, что с ним про­изош­ло. И ос­тался он жить у ры­бака вмес­то сы­на. И опять каж­дую ночь у не­го в из­го­ловье по­яв­ля­лись ме­шоч­ки с зо­лотом.

Од­нажды Гуль, зная, что в этой стра­не па­диша­хом был его брат, го­ворит ры­баку:

— Отец, а в си­ноде ва­шего па­диша­ха рас­ска­зыва­ют ка­кие-ни­будь ис­то­рии?

— Нет, сы­нок, в на­шей стра­не ска­зок рас­ска­зывать не уме­ют.

— Как это не уме­ют? Отец, до­рогой, как-ни­будь ска­жи па­диша­ху, что у те­бя есть сын, ко­торый хо­рошо рас­ска­зыва­ет сказ­ки. Я при­ду и рас­ска­жу.

— Хо­рошо, ― сог­ла­сил­ся ры­бак.

При­шел ры­бак к па­диша­ху:

— Будь в здра­вии, па­дишах, в на­шей стра­на не уме­ют рас­ска­зывать сказ­ки, но у ме­ня есть сын, ни­чем не при­меча­тель­ный, но та­кие за­нима­тель­ные ис­то­рии зна­ет!

— Э, ― го­ворит па­дишах, ― я не про­тив то­го, что­бы он при­шел и рас­ска­зал нам сказ­ку.

Пос­лал он за ним слу­гу.

При­шел Гуль, па­дишах ука­зал ему мес­то, где сесть, но не уз­нал бра­та. Ведь Гуль мно­го раз был ра­нен, очень из­ме­нил­ся.

— Ну, доб­рый мо­лодец, ― об­ра­тил­ся к Гу­лю па­дишах, ― рас­ска­жи нам ка­кую-ни­будь за­нима­тель­ную ис­то­рию.

— Я рас­ска­жу, ― от­ве­тил Гуль. ― Толь­ко по­ка я го­ворю, ник­то не дол­жен ни вхо­дить, ни вы­ходить. Пусть все си­дят ва сво­их, мес­тах. Па­дишах, зап­ри дверь и ключ по­ложи в кар­ман.

Па­дишах уди­вил­ся, но сде­лал так, как про­сил Гуль.

— Жил-был па­дишах. Бы­ло у не­го два сы­на, од­но­го зва­ли Гуль, дру­гого ― Чи­навир.

При этих сло­вах Чи­навир зап­ла­кал, прид­ворные за­шуме­ли:

— Кто он та­кой, что зас­тавля­ет пла­кать на­шего па­диша­ха?

— Ра­ди бо­га, пусть рас­ска­зыва­ет, ― го­ворит па­дишах.

— Мать умер­ла, ― стал рас­ска­зывать Гуль, ― ос­та­лись сы­новья с от­цом. Про­шел год, мо­жет, два. Си­нод стал про­сить па­диша­ха же­нить­ся. Па­дишах сог­ла­сил­ся и ве­лел сы­новь­ям най­ти ему же­ну. Чи­навир сос­ва­тал ему од­ну жен­щи­ну. Ста­ли иг­рать свадь­бу. Вов­ре­мя свадь­бы за­шел Чи­навир про­ведать ма­чеху, а она пот­ре­бова­ла от не­го ласк. Ког­да Чи­навир от­верг ее, ко­вар­ная жен­щи­на приг­ро­зила ок­ле­ветать его. Тог­да он ре­шил у­ехать, брат то­же по­ехал с ним. Еха­ли братья, еха­ли, за­еха­ли в нез­на­комый лес где ос­та­нови­лись от­дохнуть. Чи­навир вздрем­нул, а Гуль ос­тался сто­рожить. Вско­ре он ус­лы­шал раз­го­вор трех го­лубок и уз­нал что тот, кто съ­ест го­лову го­луб­ки, ста­нет па­диша­хом, а тот, кто съ­ест ее сер­дце, бу­дет каж­дую ночь на­ходить у се­бя в из­го­ловье ме­шочек с зо­лотом. Гуль кам­нем убил го­луб­ку, сер­дце съ­ел сам, а го­лову ос­та­вил бра­ту. Че­рез не­кото­рое вре­мя он уви­дел зай­ца и пог­нался за ним. За­яц вбе­жал в пе­щеру. Ту­да же ри­нул­ся и Гуль, но пе­щера сом­кну­лась за ним. Ночью он опять под­слу­шал раз­го­вор трех го­лубок. И уз­нал, что в пе­щере есть род­ник, а в нем под бе­лым кам­нем бу­мага с над­писью. На­до бу­магу от­мыть, тог­да пе­щера ра­зом­кнёт­ся. А Чи­навир тем вре­менем до­шел до стра­ны, где не­дав­но скон­чался па­дишах, и с по­мощью пти­цы влас­ти был там выб­ран па­диша­хом. Гуль все-та­ки вы­шел из пе­щеры, к но­чи до­ехал до нез­на­комо­го го­рода, но стра­жа не впус­ти­ла его. Тог­да юно­ша ре­шил пе­рено­чевать под от­кры­тым не­бом. Ночью к го­роду под­ле­тел дра­кон, ко­торый зат­мил со­бой все не­бо. Гуль убил его, раз­ру­бил на кус­ки и сло­жил из них два хол­ма, а сам опять улег­ся под де­ревом и зас­нул. Ут­ром ка­зи и ве­зир приш­ли на мес­то по­бо­ища. Уви­дели дра­кона и спя­щего юно­шу, все по­няли и со­вер­ши­ли зло­дей­ство. Они уби­ли Гу­ля, те­ло за­суну­ли в ме­шок и под­бро­сили ме­шок на до­рогу. Ме­шок на­шел голь­кван. Он вы­лечил юно­шу, но, ког­да раз­бо­гател (каж­дое ут­ро он на­ходил в из­го­ловье у Гу­ля зо­лото), ис­пу­гал­ся, что при­дет­ся по­делить­ся зо­лотом с юно­шей. Он убил Гу­ля, по­ложил те­ло в ме­шок и ос­та­вил на до­роге. Ме­шок по­доб­рал га­ван и вы­лечил Гу­ля. А раз­бо­гатев, пос­ту­пил так же, как и голь­кван. Треть­им был мо­ряк. Он то­же ис­це­лил юно­шу, усы­новил его, сос­ва­тал для не­го дочь па­диша­ха. Но од­нажды уви­дел ее ли­цо и ре­шил сам же­нить­ся на ней. Об­ма­ном мо­ряк за­манил Гу­ля в де­ревян­ный сун­дук, за­коло­тил гвоз­дя­ми крыш­ку и стол­кнул в мо­ре. Сун­дук вы­тащил сетью ры­бак, он спас юно­шу, сде­лал его сво­им сы­ном.

— Па­дишах, вот твои ка­зи и ве­зир, вот голь­кван, га­ван, мо­ряк, а это ры­бак. А я ― твой брат. Те­перь сам ре­шай их судь­бу, ― за­кон­чил юно­ша свой рас­сказ.

Па­дишах ве­лел всех обез­гла­вить и ду­ши их от­пра­вить в ад. Ры­бака он сде­лал сво­им ка­зи, а бра­та ― ве­зиром.

Они ра­ду­ют­ся сво­ему счастью, а вы ра­дуй­тесь сво­ему сы­ну и сво­ему счастью.

Случайные и неслучайные рекомендации: