Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Илья Му­ромец

Жил-был му­жичок. У не­го бы­ло 12 сы­новь­ёв и 12 до­черей; один, Илья Му­ромец, был без ног. Отец его от­вез в ле­са, в осо­бен­ную из­бушку, и он Бо­гу мо­лил­ся 12 лет. Лет­ней по­рой при­ходит к не­му ста­ричок. Ста­ричок поз­до­ровал­ся с ним и го­ворит: «Илья Му­ромец, нет ли что у те­бя на­пить­ся?» — Илья от­ве­ча­ет: «Есть у ме­ня пив­цо, отец при­вез, толь­ко у ме­ня ног нет; не схо­дишь ли сам ты?» — Ста­ричок ска­зал: «Как доб­рые лю­ди хо­дят, так и ты стань да по­ди!» — Тог­да Илья Му­ромец стал, взял ту­ес, по­шел, при­нес ту­ес пи­ва. Ста­ричок нем­но­го по­пил и го­ворит: «Илья Му­ромец, ну-ка те­перь пос­ле ме­ня до­пей это пи­во, из это­готу­ес­ка!» — И он вы­пил. Объ­яс­нил ста­рику, что «я чую в се­бе си­лу не­помер­ную: что­бы был столб от зем­ли и до не­беси, а в стол­бу бы коль­цо, я взял бы за коль­цо и по­воро­тил все».

«Ты при­неси еще, Илю­шень­ка, мне пи­ва!» — При­нес он ту­ес пи­ва. Ста­ричок по­пил, ос­татки по­да­ет: «До­пей, Илю­шень­ка, ос­татки!» — Вы­пил и го­ворит: «Те­перь про­тив той си­лы треть до­ли у ме­ня не­ту, ма­ло ос­та­ет­ся си­лы!» — «Бу­дет те­бе! Про­тив прос­то­наро­дия, — го­ворит, — бу­дет и этой!» — Ста­рик с ним рас­прос­тился; толь­ко ста­рика и ви­дел он.

Илья Му­ромец соб­рал кое-что с со­бой, от­пра­вил­ся до­мой пеш­ком. При­ходит до­мой. Мать очень сде­лалась ра­да. А ро­дитель был на паш­не, их до­ма не бы­ло с де­тями. При­казал Илю­шень­ка: «Ро­дитель­ни­ца, на­пеки ле­пешек и бли­нов, я от­прав­люсь на паш­ню к ро­дите­лю, гос­тинца по­несу им». — Мать на­пек­ла бли­нов и ле­пешек; он от­пра­вил­ся на паш­ню. При­ходит. Не­кото­рые братья приз­на­ют, что «это брат­чик Илья Му­ромец идет наш». — То он скри­чал: «Иди­те, ро­дитель, и вы, братья, по­обе­дать, го­рячих бли­нов есть!» — То они поб­ро­сали то­поры, шли на стан; с ним поз­до­рова­лись, на­чали обе­дать. Илья Му­ромец (ска­зал), Ког­да они по­обе­дали: «Ло­житесь, ро­дитель, и вы, братья, спать, а я нем­ножко по­руб­лю там лес!» — Тут ска­зали братья, что «мой возь­ми то­пор!» А дру­гой: «Мой возь­ми!» — «Лад­но, братья, ло­житесь толь­ко спать! Ко­торый то­пор пог­ля­нет­ся, тот и возь­му».

Илья Му­ромец, все рав­но как осот, вся­кую ле­сину дёр­гал, и вы­дер­гал, и бро­сал в Не­ву-ре­ку. За­хоте­лось ему Не­ву-ре­ку спру­дить, а Не­ва-ре­ка дру­гим мес­том про­шиб­ла. (Не мог её ле­сом спру­дить.) Сколь­ко ни бы­ло ле­су, он весь лес вы­полол и весь в ре­ку сбро­сал. (Ка­кой ру­бака слав­ный!) При­ходит на стан: «Бу­дет, тя­тень­ка, спать!» — Те ста­ли, сди­вили­ся. Зап­рягли ло­шадей, при­ез­жа­ют до­мой.

То при­еха­ли до­мой. Он го­ворит, что «ро­дитель, пус­ти ме­ня в по­ле, ши­роко раз­долье, лю­дей пос­мотреть, са­мому се­бя по­казать!» — При­ходит он на бар­ши­ну; ви­дит на­роду мно­го. При­ходит и го­ворит: «Нет ли у вас бор­ца та­кого?» — Один вы­ходит: «Да­вай по­борем­ся!» — А он ого­вор­ку по­имел с ним, что «бра­тец, что­бы в прось­бу не хо­дить, кто ко­му чё сде­ла­ет!» — С ним взя­лись бо­роть­ся; как под­нял, трях­нул, тор­нул его об зем­лю, у не­го и киш­ки вы­лете­ли, у это­го че­лове­ка. Од­на­ко взял так, бро­сил на укид­ку и то­го убил. — «На­род сла­бый! — го­ворит, — не­чего его и хи­тить!»

При­ходит до­мой, са­дил­ся на за­вали­ну. А у не­го су­сед был ку­пец. Су­седу стал об­ска­зывать об этом; су­сед сди­вил­ся. — «Вот бы мне та­кого в лав­ку! — го­ворит, — ну, не смел бы во­ровать дру­гой!» — Тог­да Илья Му­ромец сог­ла­сил­ся к не­му в при­каз­чи­ки, на­нял­ся за 40 чер­вонных на ме­сяц, что­бы семья хо­дила к не­му обе­дать. Куп­цу хо­тя до­рого: «Ну, на ис­пы­тущу, что из не­го бу­дет!» — сог­ла­сил­ся. При­водит его в лав­ку, рас­ска­зал, чё по­чём про­давать. На­чина­ет тор­го­вать, и тор­говля идет ему хо­рошая.

Ку­пец по­ехал на яр­манку, а он ос­тался тор­го­вать. Ку­пец с яр­манки при­ез­жа­ет — то­вары он рас­про­дал все. — «Гос­по­дин хо­зя­ин, день­ги по­лучи, а то­вару све­жего наг­ру­жай!» — Ку­пец то­му де­лу сди­вил­ся, что «я 30 лет тор­го­вал, столь не вы­тор­го­вал, как ты вы­тор­го­вал в од­ну не­делю!» — Илья Му­ромец не сог­ла­сил­ся си­деть в лав­ке, тор­го­вать: «Луч­ше по бе­лому све­ту съ­ез­дить по­катать­ся!»

По­шел он на ры­нок се­бе бо­гатыр­ско­го ко­ня ис­кать. Сколь­ко он на рын­ке ни хо­дил, а как ру­ку свою на­ложит, под ру­кой ко­ни гнут­ся. Тог­да он хо­дил по го­роду, при­ходит к свя­щен­ни­ку; у свя­щен­ни­ка сво­роб­ли­вый же­ребе­нок есть. Этот же­ребе­нок мо­жет под ру­кой под его дю­жить. — «По­ди, ро­дитель, ку­пи мне это­го же­ребен­ка у по­па! Что он зап­ро­сит, то и от­дай!» При­ходит его ро­дитель к свя­щен­ни­ку, тор­гу­ет же­ребен­ка, а поп про­сит сто руб­лей. Это­му ста­рич­ку до­рого по­каза­лось, при­ходит без же­ребен­ка до­мой.

То Илья Му­ромец ска­зал: «Что ты мне, ро­дитель, не ку­пил?» — «Очень он до­рого про­сит, сто руб­лей!» — «Ес­ли зап­ро­сит он двес­ти, и двес­ти руб­лей от­дай! Не по­жалей, по­жалуй­ста, ку­пи мне это­го же­ребен­ка!» — Во вто­рой раз при­ходит, бать­ка зап­ро­сил за не­го двес­ти руб­лей, а ста­рик ему по­дал двес­ти руб­лей. Кое-как до дво­ра до­вёл, пос­та­вил его в та­кой струб и хо­дил за ним день и ночь, кор­мил его. То он че­рез два ме­сяца по­чу­ял в се­бе си­лу, выс­ко­чил из стру­ба и мог вы­воро­тить ко­лодец (яму). По­том Илья Му­ромец ско­ро ко­ня пой­мал, при­вязал ко­ня; по­шел на ры­нок, ку­пил се­бе бо­гатыр­ское сед­ло и уз­дечку.

По­том он прос­тился с ро­дите­лем, сел на ко­ня, об­седлал его и по­ехал. От ца­ря он жил рас­сто­яние в ста вер­стах. Был он до­ма у за­ут­ре­ни, а меж­ду это­го де­ла пос­петь охо­та ему к обед­не к ца­рю. Ка­ким ро­дом? — Пря­мой до­рогой, где Со­ловей-раз­бой­ник си­дит на 12-ти ду­бах. Со­ловей-раз­бой­ник не про­пус­кал ни кон­но­го, ни пе­шего, на 12 вёрст от се­бя не до­пущал; как свис­тнет, конь убь­ёт­ся, и че­ловек мог по­гинуть. Был рань­ше тракт, заб­ро­сили его; ник­то не ез­дил, а он ос­ме­лил­ся ехать. При­ез­жа­ет он близ Со­ловья-раз­бой­ни­ка. Со­ловей-раз­бой­ник свис­тнул, и конь его на ко­лен­ко пал. Он сво­ей бо­евой па­лицей бил его по бед­рам. — «Что ты, тра­вяной ме­шок, вра­гу по­коря­ешь­ся? Я со­ломен­ный ме­шок, да и то не по­коря­юсь!» — То конь его спрыг­нул, ве­селее то­го по­бежал.

Подъ­ез­жа­ет близ Со­ловья-раз­бой­ни­ка, а Со­ловей-раз­бой­ник свис­тнул в весь свиск. Конь его опять пот­кнул­ся, на ко­лен­ки пал. — «Что ты, тра­вяной ме­шок, вра­гу ве­ру­ешь? Я со­ломен­ный ме­шок, да и то вра­гу не ве­рую!» — Бил его по бед­рам. То конь его спрыг­нул, ве­селее то­го по­бежал. — Тог­да ви­дит Со­ловей-раз­бой­ник, что он го­нит, свис­тел ли­хим ма­том. Тог­да конь на это не смот­рел, ле­тит пря­мо к ду­бам. По­дог­нал к ду­бам, на­тянул свой лу­чок, кле­новой стре­лой сшиб его с ду­бов. При­вязал его к стру­менам, от­пра­вил­ся к ца­рю.

Едет он ми­мо его до­черей. А до­чери уви­дали, ска­зали, что «тя­тень­ка нам гос­ти­нец ве­зет». Со­ловей-раз­бой­ник от­ве­чал, что «тя­тень­ку са­мого ве­зут в то­роках. Вы обед про Илью Му­ром­ца ис­правь­те; он не по­жале­ет и ме­ня!» — По-ско­рос­ти на­веша­ли над во­рота­ми сто­пудо­вую дос­ку: что «мы по­зовем его в гос­ти, так спус­тим эту дос­ку, за­давим его». — Рас­слу­шал Илья Му­ромец та­кие ре­чи: «Не­ког­да мне обе­дать разъ­ез­жать, нуж­но мне и к обед­непос­пе­вать!»

При­ез­жа­ет пря­мо в мо­нас­тырь, пус­ка­ет сво­его ко­ня в ог­радку, а сам за­ходил в Бо­жий храм. Обед­ня от­хо­дит, весь на­род вы­ходит; так­же и бо­гаты­ри вы­ходят, ви­дят, что у не­го конь в Божь­ем хра­ме, в ог­ра­де, зна­чит, не­поряд­ки! Один бо­гатырь, уви­дев­ши Илью Му­ром­ца, бе­рет он ко­ня: «Как ты мо­жешь в Бо­жий храм за­вес­ти ко­ня? Я вот возь­му те­бя, как тре­пес­ну, толь­ко и бы­ло! (Как уда­рю и убью!)» — Илья Му­ромец на то осер­дился; уда­рил сво­ей бо­евой сто­пудо­вой па­лицей бо­гаты­ря — бо­гатырь раз­ле­тел­ся на мел­кие час­ти.

А дру­гой го­ворит: «Вот, знать-то, ты мне бу­дешь брат, си­лой ров­нак!» — Илья Му­ромец ска­зал, что «в по­ле съ­ез­жа­ют­ся, ро­дом не счи­та­ют­ся! Да­вай мы с то­бой сна­чала съ­едем­ся,поб­ра­ту­ем­ся — тог­да брать­ями на­зовем­ся!» — То они разъ­еха­лись с ним на вер­сту, уда­рились — у них па­лица об па­лицу впи­лись обе, ник­то не мог друг дру­га по­хитить. Тог­да наз­ва­лись они братья, что «си­лой рав­ны мы с то­бой!».

У ца­ря был бал. Об­но­сили по бо­калу, и по два, и по три, и не­кото­рые на­чали хвас­тать­ся, ку­печес­тво — день­га­ми, а бо­гаты­ри — вой­ска­ми. А Илья Му­ромец пох­вастал­ся, что «я пря­мой до­рогой ехал, Со­ловья-раз­бой­ни­ка сшиб с ду­бов». — Тог­да не ве­рили; до­ложи­ли го­суда­рю, что «пох­вастал­ся Илья Му­ромец Со­ловь­ем-раз­бой­ни­ком; пус­кай он его при­тащит, пог­ля­дим, что за Со­ловей?» — При­тащил Со­ловья-раз­бой­ни­ка. Всем нуж­но пос­мотреть. Царь ска­зал: «Что, Илья Му­ромец, мож­но ли его зас­та­вить свис­тнуть?» — Илья Му­ромец с ого­вор­кой: «Ва­ше Цар­ское Ве­личес­тво, я зас­та­вить зас­тавлю, что­бы ме­ня не зап­ри­чинить,на­род тут есть хи­лый, ко­торые кон­чатся!» — Царь при­казал ему, что­бы свис­тнуть ти­хо.

Тог­да он ца­ря взял под пра­вое свое кры­ло, а ца­рицу под ле­вое; скри­чал Со­ловью-раз­бой­ни­ку, что «как мож­но ти­ше свис­тни!» А Со­ловей-раз­бой­ник свис­тнул во весь свист, на­роду, прос­то­наро­дия, по­валил как ва­ром, мно­го на­роду убил. То Илья Му­ромец взял Со­ловья-раз­бой­ни­ка, по­лыс­нул его об зем­лю и рас­шиб на мел­кие час­ти (на­рушил его тут: что на­роду мно­го по­губил). Поб­ла­года­рил его царь, взыс­ку ни­како­го не сде­лал с не­го (что на­роду мно­го он по­хитил).

То он от­пра­вил­ся в путь даль­ше, Илья Му­ромец. На­такал­ся он на Его­ра Зла­того­ра. Егор Зла­тогор с ру­ки на ру­ки го­ры пе­реб­ра­сыва­ет — ша­лит. (По­силь­нее Ильи-то Му­ром­ца еще.) Тог­да стег­нул Илья Му­ромец Его­рову ло­шадь, она прыг­ну­ла, а Егор Зла­тогор не мог по­воро­тить­ся, уви­дать, от­че­го она прыг­ну­ла. Во вто­рой раз Илю­шень­ка еще стег­нул Его­рову ло­шадь, она еще даль­ше уп­рыгну­ла. Тог­да уви­дал он Илью Му­ром­ца. — «Илья Му­ромец, ба­лу­ешь­ся! (По­нюжа­ешь мою ло­шад­ку!)».

По­садил его со всем с ко­нем в кар­ман Егор Зла­тогор. У Его­ра ста­ла ло­шадь спо­тыкать­ся. Егор стал ло­шади го­ворить: «Что ты, моя ло­шад­ка, по­тыка­ешь­ся? Или те­бе ста­рость под­хо­дит?» — Конь от­ве­ча­ет, что «ты по­садил бо­гаты­ря не ху­же се­бя! Как же мне не тя­жело, не спо­тыкать­ся?» — Вы­пус­тил его из кар­ма­на, по­еха­ли с ним ря­дом.

«Ну, те­перь, Илья Му­ромец, по­едем к мо­ему ро­дите­лю!» (Егор Зла­тогор ска­зал.) По­пала им ста­руш­ка: идет ста­руш­ка с пес­те­рюш­кой; свер­ста­лась ста­руш­ка про­тив них; пес­те­рюш­ка буд­то бы выр­ва­лась у ней из рук — пус­ти­ла ее на зем­лю. Ста­руш­ка от­ве­тила: «Гос­по­да бо­гаты­ри, по­дай­те мне пес­те­рюш­ку; у ме­ня спи­на бо­лит, сог­нуть­ся я не мо­гу!» — Егор Зла­тогор при­казал Илью Му­ром­цу по­дать ста­руш­ке пес­те­рюш­ку. Илья Му­ромец подъ­ез­жа­ет кпес­те­рюш­ке, хо­тел сво­ей но­гой под­нять, ни­чего не мо­жет по­делать; сос­ко­чил с ко­ня, при­нял­ся ру­ками, — пес­те­рюш­ка толь­ко ше­велит­ся ма­ло-ма­ло, а от зем­ли нис­коль­ко не по­дыма­ет­ся, ни­чего не мо­жет отод­рать ее.

На­конец, Егор Зла­тогор си­дел, сме­ял­ся: «Эх ты, Илюш­ка, не мог по­дать ста­руш­ке пес­те­рюш­ку!» — Тог­да Егор Зла­тогор слез с ко­ня, сам за пес­те­рюш­ку взял­ся, ни­как не мог пес­те­рюш­ку по­шеве­лить. Тог­да Егор Зла­тогор са­дил­ся на ко­ня, ска­зал ста­рухе: «Как зна­ешь, так и по­дымай са­ма: мы не мо­жем!» — Ста­руха, на­конец, ска­зала: «Вы г…ы! На­зыва­етесь бо­гаты­ри, а г…ы, пес­те­рюху не мог­ли по­дать ста­рухе!» — Тог­да ста­руш­ка взя­ла пес­те­рюш­ку и опять пош­ла. И они по­еха­ли.

То при­ез­жа­ют к Его­ру в дом. При­казал Егор Зла­тогор по­ложить бо­ёву па­лицу на огонь: «Не по­давай ему ру­ку (ког­да бу­дешь здо­ровать­ся), а по­давай па­лицу, а то он изу­роду­ет у те­бя ру­ку. Отец, — го­ворит, — у ме­ня сле­пой, все рав­но не уви­дит!» — При­ез­жа­ет; в огонь па­лицу бро­сал Илья Му­ромец; поз­до­ровал­ся Егор Зла­тогор с ро­дите­лем.

А тог­да ро­дитель ска­зал, что «нет ли у те­бя ка­кого то­вари­ща, Его­руш­ка?» — «Я при­вез брат­чи­ка Илью Му­ром­ца». — «Илья Му­ромец, дай-ка мне свою пра­вую ру­ку — поз­до­рова­ем­ся со мной!» Илья Му­ромец вых­ва­тывал свою бо­ёву па­лицу, по­давал ста­рику вро­де ру­ки здо­ровать­ся. То он по­жал бо­ёву па­лицу — из обо­их кон­цов сок по­шел. Ска­зал ста­рик сле­пой, что «есть у те­бя, Илья Му­ромец, си­ла! Не про­тив Его­руш­ки, все-та­ки есть си­ла!»

По­обе­дали; по­еха­ли с ним в путь опять. При­ез­жа­ют близ Не­вы-ре­ки, ус­лы­хали в та­комУра­ле шум, ве­реск. — «Что та­кое? (Пис­котня!) Под­во­ротить нуж­но». — За­ез­жа­ют в та­кую тру­щобу; ока­залось: сто­ит толь­ко один гроб, а в этом гро­бу ни­чего нет. Ска­зал Егор Зла­тогор: «Ну-ка, Илю­шень­ка, не про нас ли эта гроб­ни­ца ис­прав­ле­на? Ляг в нее, по­меряй!» — Илья Му­ромец лег в этот гроб, он ему до­лог и ши­рок.

Тог­да Илья Му­ромец вы­лезал из это­го гро­ба, Егор Зла­тогор лег. Егор Зла­тогор лег в гроб, ему всё рав­но как впи­лось: не до­лог и не ши­рок. — «Ну-ка, Илю­шень­ка, нак­рой крыш­ку! Как при­дет­ся?» — Илья Му­ромец нак­рыл крыш­ку, все рав­но как и тут бы­ло, впи­лося. — «Те­перь мо­жешь скры­вать!» — Илья Му­ромец стал от­кры­вать, от­крыть не мо­жет. Ска­зал Его­ру Зла­того­ру, что «я отор­вать ру­ками не мо­гу!» — «Бей бо­евой па­лицей, что­бы гроб раз­ле­тел­ся!» — Уда­рил он по гро­бу, на­летел на его об­руч же­лез­ный; уда­рил во вто­рой раз — дру­гой; в тре­тий раз уда­рил — три об­ру­ча. — «Знать-то, Егор Зла­тогор, те­бе веч­но быть в гро­бу! Не­чего и щел­кать, три об­ру­ча на­тяну­то на те­бе!»

«Про­бей над мо­ей гор­танью ды­ру, я те­бе си­лы дам!» — То он про­бил сво­ей бо­евой па­лицей ды­ру. Егор Зла­тогор ска­зал: «Смот­ри, Илю­шень­ка, по­куль идут бе­лые слю­ни, пей, а жел­тые пой­дут — не пей!» — Пь­ет и чу­ет в се­бе си­лу не­помер­ную. Пош­ли слю­ни жел­тые, не стал он пить. — «Бу­дет, Егор Зла­тогор, мне и этой си­лы!» — «Возь­ми бо­ёву па­лицу и ис­про­буй: ударь дуб, как дуб раз­ле­тит­ся!» — То он уда­рил, а дуб раз­ле­тел­ся на мел­кие по­ленья сра­зу весь.
Тог­да рас­прос­тился Илю­шень­ка с Его­ром Зла­того­ром, нем­ножко отъ­ехал и ока­менел на ко­не: хо­ду не ста­ло, Гос­подь не по­пус­тил. А Егор Зла­тогор ока­менел в гро­бу. (Ведь нын­че бо­гаты­рей не­ту!) И не­дале­ко от Не­вы-ре­ки они (ока­мене­ли).

Случайные и неслучайные рекомендации: