Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Марфа-царевна и Иван крестьянский сын

Жил-был му­жичок. У не­го бы­ло три сы­на и три сно­хи. Од­ну сно­ху они не­долюб­ли­вали. И этой сно­хе жить ста­ло не­воз­можно до­ма. От­пра­вилась она в тем­ные ле­са.
Ей вре­мя то приш­ло — ро­дить сы­на. Ро­дил­ся у ней сын в Ура­ле. Ро­дил­ся и спра­шива­ет ее: «По­чему же ты не в жи­ле ме­ня ро­дила, а в тем­ных ле­сах?» — (Еще) сын про­сить стал: «На­реки, мать, мне имя!» — На­рек­ла она ему имя Ива­ном.
Трои сут­ки тут про­были, по­том пош­ли в по­ход: «Не бу­дем, мать, здесь жить: тут с го­лоду пом­рем». Не­ча­ян­но выш­ли с ним на трак­то­вую до­рогу. Пош­ли с ним до­рогой: «Не сой­дем мы с этой до­роги в сто­рону — где-ни­будь в се­ленье на­така­ем­ся». Дош­ли до та­кого ро­ву: вы­ходят на них три раз­бой­ни­ка, не­чес­тно его мать взя­ли за ру­ку и ве­дут под этот мост. Ска­зал Ва­ня: «Не­уже­ли вам моя мать дос­той­на? По­вели вы ее под этот мост?» — Тог­да онииз­ма­тери­ли его, маль­чи­ка это­го. Маль­чик не сро­бел: схва­тал их всех тро­их, уда­рил го­лова об го­лову, и они ос­та­лись тут.
Шли они див­но от это­го мес­та и уви­дели в сто­роне аг­ро­мад­ный дом. За­ходят в этот дом с ма­терью; в этом до­ме наш­ли бе­лого хле­ба там и ва­ри. На­елись они хо­рошо тут. Ва­ня хо­дил по ком­на­там и слы­шит: че­ловек сто­нет; а не зна­ет, где Ва­ня на­шел за­падён­ку (вро­де как те­перь гол­бец), от­во­рил: там гроб и в гро­бу че­ловек сто­нет. — «Кто тут та­кой?» — «Ты ме­ня вы­тащи из гро­бу — я бу­ду те­бя сох­ра­нять!»
На гро­бу бы­ли на­тяну­ты три об­ру­ча же­лез­ных. На­шел Ва­ня лом и сшиб эти об­ру­чи; скрыл крыш­ку. Вы­леза­ет че­ловек и рас­кры­ва­ет рот — хо­чет Ва­ню съ­есть. Ва­ня ви­дит не­поряд­ки, взял его в охап­ку, опять по­ложил в гроб и нак­рыл крыш­ку — опять об­ратно. При­наг­нул ко­лен­ко и на­тянул об­ру­чи: «Не мною по­ложен, не мною и ос­та­вай­ся тут».
По­шел Ва­ня по ком­на­те, уви­дел ружье и при­пасу, взял се­бе ружье. Ма­тери сво­ей го­ворит: «Я схо­жу по Ура­лу, не зас­тре­лю ли ка­ку-ни­будь се­бе ди­чяти­ну». — От­пра­вил­ся. Ма­тери сде­лалось жут­ко (тос­кли­во) си­деть в ком­на­те, за­хоте­ла раз­гу­лять­ся. Пош­ла она к этим са­мым трем раз­бой­ни­кам — к это­му мос­ту. При­ходит к мос­ту. Дей­стви­тель­но, они очувс­тво­вались, си­дят все на ж…ах. Уви­дели жен­щи­ну, не от­пусти­ли ее — уве­ли в свой дом; а этот са­мый дом был их, раз­бой­ниц­кий. При­ходят, за­ряди­ли ружья и го­ворят: «Ес­ли при­дет твой сын, мы его зас­тре­лим, а те­бя не от­пустим». — «Де­ло ва­ше!» — Над­жи­да­ют его. Сын при­шел и гля­дел тай­но в ок­но; они со­бира­ют­ся его зас­тре­лить. Мо­лодец рас­смот­рел. На том ре­шил­ся, что мать ос­та­вил тут, а им не по­казал­ся — ушел от них.
По­шел по Ура­лу и на­такал­ся: сто­ит ог­ромный дом. В этом до­му ни­кого нет. По­ходил по ком­на­там; в печь заг­ля­нул, ви­дит: жар­ко­го лат­ка. Он и хле­ба на­шел, на­ел­ся как треб­нобыть, за­шел в осо­бую ком­на­ту, лег на ди­ван от­ды­хать. Не че­резо мно­го вре­мя Чу­дови­ще при­летел, уда­рил­ся об по­рат и сде­лал­ся мо­лод­цом. За­ходит этот Чу­дови­ще в свою ком­на­ту, ви­дит, что лат­ка на бо­ку и по­еде­но все. — «Ишь, а кто ме­ня ог­ло­жал? Ес­ли б я то­го ра­ба ви­дал, я бы и са­мого его сож­рал!» — За­ходит в осо­бую ком­на­ту, уви­дел Ва­ню, ра­зева­ет рот — хо­чет Ва­ню съ­есть. Оду­мал­ся Чу­дови­ще: «Что я бу­ду его, сон­но­го, есть? Раз­бу­дить на­до, расс­про­сить: кто он та­кой, от­ку­да есть? Из мо­их рук ни­куда не де­ва­ет­ся-де он». — На­чал Ва­ню не­чес­тно бу­дить. Ва­ня сбро­сил гла­за и го­ворит: «Дай мне во­ды и ру­котер (умыть­ся): я умо­юсь и тог­да бу­ду го­ворить». Чу­дови­ще при­тащил ему во­ды и ру­котер (утир­ку, по-на­шему, или по­лотен­це). Ска­зал Ва­ня: «Вот что, хо­зя­ин, я Бо­га шиб­ко не споз­наю: ро­дил­ся в ле­су, а мо­лил­ся пню; при­ми ме­ня в де­ти». Чу­дови­ще ска­зал: «Как те­бя зо­вут?» — «А ме­ня, — го­ворит, — мать на­рек­ла мне имя Ива­ном». — Сог­ла­сил­ся и при­нял его в де­ти.
Стал Ва­ня про­живать­ся с ним. По­ут­ру ра­но Ва­нюш­ка зав­трак ему при­гоно­шил: са­мовар­чик и на­жарил-на­парил на не­го. Чу­дови­ще пох­ва­лил его: вот мне, знать, хо­рошая жизь бу­дет те­перь (зав­трак при­гоно­шил про не­го). По­зав­тра­кал Чу­дови­ще, соб­рался как есть, раз­ма­хал свои крылья и уле­тел с по­рату (с по­рат­но­го крыль­ца).
Ва­ня пос­мотрел на его сбо­ры: раз­ма­хал свои ру­ки (как Чу­дови­ще) — хо­тел ле­теть — и пал на столб, рас­шибся весь. По­вече­ру при­быва­ет отец, уда­рил­ся об по­рат и сде­лал­ся мо­лод­цом — как есть: кри­чал дол­го Ва­ню. Ва­ня ниг­де не ока­зыва­ет­ся, го­лосу не по­да­ет ему. Уви­дал Ва­ню на стол­бе; под­хо­дит Чу­дови­ще к не­му: «Что ты, ми­лый сын, так си­дишь и го­лосу не по­да­ешь?» — «Я по-тво­ему хо­тел ле­теть». — «Ну, про­щу те­бе пер­вую ви­ну; ско­ро те­бя вы­лечу». — Схо­дил он в ком­на­ту и при­тащил бу­тыл­ку зель­ев ему. На­ливал он враз ему три ста­кана. Тог­да он по­чу­ял в се­бе си­лу не­помер­ную, Ва­ня: был си­лён, а еще втрое силь­нее то­го стал. На­тащил го­вяди­ны на ужин, на­жари­ли-на­пари­ли и са­мовар­чик пос­та­вили.
По­ут­ру из­го­товил ему зав­трик: тот еще спит. Чу­дови­ще вста­ет и хва­лит сы­на: «На­де­юсь я на те­бя, сын; до­веряю я те­бе ото всех ам­ба­ров клю­чи; толь­ко я не доз­во­ляю те­бе в од­ну ко­нюш­ню хо­дить». — «Ну, ког­да не доз­во­ля­ешь, так не пой­ду». — На­ел­ся Чу­дови­ще, от­пра­вил­ся не­из­вес­тно ку­ды. По­шел Ва­ня по ам­ба­рам — гля­деть, что есть у не­го. До­ходит до этой ко­нюш­ни: а что, две смер­ти не бу­дет, од­ной не ми­ную — да­вай зай­ду в эту ко­нюш­ню. От­во­рил ко­нюш­ню: сто­ит бо­гатыр­ский конь и на ог­ненной дос­ке, при­кован кру­гом це­пями этот конь. Су­жалел Ва­ня ко­ня. Конь ему и го­ворит: «Пос­лу­шай, Иван кресть­ян­ский сын: ес­ли ты сор­вешь с ме­ня эти це­пи, све­дешь с ка­лёной дос­ки, тог­да жив бу­дешь из-за ме­ня!» — Свел его с дос­ки. — «Пос­тавь ме­ня в эту ко­нюш­ню, та­щи ушат бе­ло­яро­вой пше­ницы и ушат мне во­ды». (Зна­чит, он го­лоден.) «Ты хо­ди ко мне по­чаще, а сво­его от­ца спро­си: ког­да он по­едет за Мар­фой-ца­рев­ной?» Тог­да уле­щал­ся Ва­ня око­ло от­ца как мож­но луч­ше, уха­живал за ним и спра­шивал его: «Ког­да же ты, тя­тя, по­едешь — при­везешь мне мать?» — Чу­дови­ще ска­зал: «Ког­да пос­ледний день я по­лечу, так тог­да я те­бе ска­жу».
На седь­мой день от­пра­вил­ся Чу­дови­ще, ска­зал: «Ты при­готовь се­год­ня пи­щи по­боль­ше, да ак­ку­рат­нее ис­правь, в ог­радке под­ме­ти: я те­бе се­год­ня мать при­везу!» — Про­водил от­ца и по­бежал к ко­ню, не стал и ку­шанье го­товить. При­ходит к ко­ню и го­ворит: «Отец се­год­ня го­ворил, что при­везет мне мать». Конь и го­ворит: «Я в те­бе си­лы не уве­рил­ся. Есть в та­ком-то ам­ба­ре сто­пудо­вая дос­ка, стол­кнешь ли с мес­та ты ее сво­ей но­гой?» — Ва­ня при­ходит, от­во­ря­ет ам­бар, но­гой сво­ей пнул — дос­ка по­лете­ла из сте­ны в сте­ну, заб­ре­чела. Конь на это неуве­ря­ет, — «Мо­жешь ли ты ме­ня сшиб­чи сво­ей ру­кой с ног до­лой?» — Ва­ня за­ходит с пра­вого бо­ку, по­лыс­нул его сво­ей ру­кой — он на три пе­ревер­тышка пе­ревер­нулся и на но­ги стал. Конь пох­ва­лил за это: «Мо­жешь ты на мне си­деть и мо­жешь ты мною пра­вить. По­ди же ты те­перь вот в этот ам­бар: тут есть зо­лото и се­реб­ро; мажь свои во­лосы зо­лотом, а по ло­коть ру­ки се­реб­ром», и у ко­ня (ве­лел) вы­мазать грив­ку зо­лотом, а хвост се­реб­ром. По­сылал его в за­пас­ной ам­бар взять бо­гатыр­ское сед­ло, уз­дечку, сто­пудо­вую бо­евую па­лицу, пер­стень и пер­чатку. Тог­да он со­бирал­ся, са­дил­ся на ко­ня. Конь ему скри­чал: «Как мож­но креп­че са­дись на мне те­перь!» — Конь его бе­жал так: толь­ко три ра­за скак­нул — и дог­нал это­го Чу­дови­ща. Чу­дови­ще ог­ля­нул­ся и ска­зал: «Вы­кор­мил во­рога се­бе на шею». Ва­ня ска­зал: «Про­щай­ся с бе­лым све­том — я кон­чу те­бя, от­ца сво­его!» По­лыс­нул его бо­евой па­лицей и раз­ва­лил его на три до­ли.
Конь ска­зал: «Смот­ри, Ва­ня, у Мар­фы-ца­рев­ны-то за­вещанье: кто с вер­хне­го эта­жу схва­тит ши­рин­ку — тот и ее же­них бу­дет». Пус­тился конь; при­бега­ет в рус­ское го­сударс­тво. Конь взвил­ся к бал­ко­ну и вых­ва­тил ши­рин­ку с вер­хне­го эта­жу. — «Хва­тай-ло­ви!» — Та­кого мо­лод­ца толь­ко и ви­дели. Пус­тил ко­ня в за­повед­ные лу­га, се­бе сде­лал ка­мыше­вый ба­лаган.
У ца­ря был се­миго­дова­лый бык, и бы­ло у не­го два зя­тя — он и ве­лит им за­колоть бы­ка и сде­лать бал. Вы­вели бы­ка се­миго­дова­лого, и эти зя­тевья не мо­гут его удер­жать ни­как: боль­но си­лен он был. Ва­ня ус­мотрел, что они не мо­гут его удер­жать, при­ходил к ним: «Брат­цы, что вы де­ла­ете? Али бы­ка охо­та за­колоть?» — «Да, за­колоть; да мы его ни­как не мо­жем сва­лить». — «От­дай­те мне тре­буши­ну и киш­ки, я вам по­соб­лю за это». Ва­ня за­ходит сбо­ку, по­лыс­нул гла­за — и гла­за у не­го вы­лете­ли: ус­по­ко­ил его сра­зу; за хвост дер­нул — ко­жа до­лой; по брю­ху уда­рил — и киш­ки вы­лете­ли. Тог­да выб­рал тре­буши­ну, взял киш­ки, вы­мыл как сле­ду­ет, на­дел на го­лову — об­ра­зова­лась шля­па у не­го, а киш­ка­ми ру­ки об­мо­тал свои, что­бы не вид­но бы­ло се­реб­ро им.
Взял он лу­чок, нас­тре­лял пти­цы мно­го, Ва­ня; при­тас­ки­ва­ет к ца­рю на кух­ню по­варам: «Ку­пите у ме­ня ди­чяти­ны; де­нег мне не на­до, а мне дай­те ви­на — вед­ра три вод­ки (зе­лена ви­на я не пи­вал)». Они сди­вились, до­ложи­ли ца­рю. Царь при­казал: «Вы­дать ему: что за об­жо­ра та­кой — выпь­ет ли, нет ли?» — Ва­ня вы­пил и поп­ро­сил­ся у них на печь от­дохнуть. Они доз­во­лили. На­еха­ло мно­го князь­ёв и бо­яр и пра­вос­лавно­го на­роду (прос­то­наро­дия) — же­ниха жда­ли. Мар­фа-ца­рев­на об­но­сила вод­кой вся­кого — же­ниха ниг­де не ока­залось. Она объ­яс­ни­ла: «Вы при­едь­те зав­тра; зав­тра еще уго­щенье бу­дет, боль­ше се­год­няшне­го». (Не при­будет ли же­них зав­тра?) — По­вара ту­жат об этом де­ле: мно­го скло­ти бы­ло, а же­них не при­ехал. Ва­ня прос­нулся и го­ворит: «Не ту­жите, зав­тра он неп­ре­мен­но при­будет». — «Как ты зна­ешь?» — «Он мне то­варищ; я неп­ре­мен­но ему ска­жу — он при­будет». — Тог­да Мар­фа-ца­рев­на при­ходит на куф­ню, а этот са­мый Ва­ня от­пра­вил­ся уже в свои лу­га. Тог­да по­вара ска­зали: «Мар­фа-ца­рев­на, зав­тра жди неп­ре­мен­но: же­них при­будет к те­бе». — «По­чему вы зна­ете?» — «Был у нас стре­лец — вы­пил три вед­ра вод­ки у нас — и го­ворит, что при­будет: он мне то­варищ», — го­ворит. — Тог­да ска­зала Мар­фа-ца­рев­на: «Чу­даки вы эда­кие! Прос­той му­жик ни­ког­да не выпь­ет столь­ко ви­на; неп­ре­мен­но это бо­гатырь ка­кой-ни­будь был у нас».
По­ут­ру они го­тови­лись. На­роду мно­го съ­ез­жа­ет­ся. А этот Ва­ня опять нас­тре­лял ди­чяти­ны, при­нес на кух­ню и про­сит толь­ко од­ну чет­верть вод­ки — для ве­селья. Чет­верть вы­пил и вы­ходил во дво­рец про­гулять­ся. (Не идёт в ком­на­ты.) Мар­фа-ца­рев­на по вер­хне­му эта­жу всех князь­ёв и бо­яр об­несла и вы­ходи­ла на двор тог­да — по­дава­ла прос­то­наро­дию. (Выш­ла из ком­нат.) До не­го до­ходит и ему ча­ру по­да­ет. И вот он бо­кал вы­пива­ет, а ши­рин­кой Мар­фы-ца­рев­ны ус­та вы­тира­ет. Тог­да она его за руч­ку взя­ла, поз­до­рова­лась и в ус­та его по­цело­вала. Взя­ла его за руч­ку и ве­ла в свои ком­на­ты. Весь на­род зъ­ах­нул, что он не шиб­ко в об­ря­де; выб­ра­ла се­бе та­кого же­ниха не­хоро­шего. — Царь его спра­шива­ет: «А что, бра­тец, из ка­ких ты ро­дов и как те­бя зо­вут?» — «Я не знаю». — Сколь­ко бы царь ни до­пыты­вал­ся, он все го­ворит: «Я не знаю, как ме­ня зо­вут». — Мар­фа-ца­рев­на и го­ворит: «Ста­ло быть, он на­шего язы­ку не зна­ет; а раз ши­рин­ка ока­залась с ним — ста­ло быть, он мой же­них: я же­лаю схо­дить к вен­цу и об­венчать­ся с ним». Схо­дили к вен­цу, по­вен­ча­лись.
Царь при­казал сво­ей до­чери: «Ты вод­кой об­но­си — бу­дут вас с за­кон­ным бра­ком поз­драв­лять! А его в ком­на­те ос­тавь, что­бы над ним не сме­ялись — что он не в об­ряде!». Мар­фа-ца­рев­на вод­кой об­но­сила и ореш­ка­ми, а са­ма слезь­ми ули­валась, что му­жа с ней не­ту (ейбед­но: на­до обем быть-то тут). Сме­тил царь: «Что ты так слезь­ми ули­ва­ешь­ся?» — Та объ­яс­ни­ла. При­казал царь обем по­давать. При­ходит она к сво­ему му­жу: «Вот что, Нез­на­юш­ка, мы пой­дем со мной вод­кой об­но­сить, а нас бу­дут поз­драв­лять с за­кон­ным бра­ком». — «Не хо­чу я вод­кой об­но­сить! А ты мне са­мому за­кати ве­дер 7 вод­ки!» — Царь при­казал вы­дать: что — выпь­ет ли, нет ли, на ис­пы­тущу. При­носят. Ва­ня вод­ку эту всю вы­пива­ет. При­казал ей: «Пос­тавь в ка­ра­ул де­жур­но­го, что­бы кто пь­яно­го ме­ня не по­хитил!» — По­ут­ру разъ­еха­лись все князья и бо­яре, мир пра­вос­лавный; ни­кого не ос­та­лось.
Ут­ром при­сыла­ет пись­мо бо­гатырь: «Ес­ли царь не выш­лет за ме­ня свою стар­шую дочь, тог­да я все царс­тво по­решу и по­пелоч­ки за­мету!» — Ум­ные зя­тевья сош­лись — два зя­тя — и го­ворят: «Тя­тень­ка, да­вай нам си­лы и ору­дие! Мы по­едем во­евать, а жен не да­дим!» Мар­фа-ца­рев­на объ­яс­ни­ла Нез­на­юш­ке: «Что те­бя они не бе­рут на со­вет? Бо­гатырь тре­бу­ет стар­шую дочь, они хо­тят са­ми во­евать, а те­бя не бе­рут!» — Он при­казал: «Та­щи мне чет­верть вод­ки, с пох­мелья!» — По­шел в за­повед­ные лу­га, свис­тнул по-мо­лодец­ки, гар­кнул по-бо­гатыр­ски, конь его бо­гатыр­ский бе­жит — зем­ля дро­жит; в ле­во уш­ко за­лез, в пра­вое вы­лез — и здрелбы, гля­дел, с очей не спу­щал эко­го мо­лод­ца! На­девал уз­дечку и бо­гатыр­ское сед­ло, под­тя­гал 12 под­пруг шел­ко­вых: шелк не рвет­ся, бу­лат не трет­ся, се­реб­ро не ржа­ве­ет. Са­дил­ся на ко­ня, бил его по бед­рам: конь его рас­сержа­ет­ся, по сы­рой зем­ле рас­сти­ла­ет­ся; и он все­го на три ско­ка в по­лови­не до­роги наг­нал сво­их сво­яков. — «Стой­те, мер­завцы! Что вам те­перь — вас по­бедить или за вас прис­тать?» — «Прис­тань за нас!» — «Что вы мне зап­ла­тите? Вы­режь­те мне из ж…ы по пряж­ке!.. От­правь­тесь вы те­перь до­мой, ска­жите, что бо­гаты­ря по­беди­ли!» — Сам от­пра­вил­ся к бо­гаты­рю. При­ез­жа­ет. Бо­гатырь ле­жит, как силь­ная коп­на. Бо­гатырь от­ве­ча­ет: «Что ты, пле­мян­ник! Бра­та мо­его по­решил (Чу­дови­ще-то был брат ему) и ме­ня хо­чешь, а я по­силь­нее его!» — «Ви­дишь ты зе­лен ви­ног­рад и не зна­ешь ты, как его еще уб­рать! (Он се­бя зе­леным еще зо­вет, мо­лодень­ким.) В по­ле съ­ез­жа­ют­ся, ро­дом не счи­та­ют­ся! Да­вайпоб­ра­ту­ем­ся!» — Они на вер­сту разъ­еха­лись; кат­нул он бо­гаты­ря и раз­ва­лил его на три до­ли. Пус­тил ко­ня в лу­га, а сам на­дел на се­бя тре­буши­ную шап­ку и об­мо­тал ру­ки киш­ка­ми — как преж­де — и идет в цар­ские по­кои. Встре­тила его Мар­фа-ца­рев­на. — «Вы­дай мне чет­верть вод­ки! Я, — го­ворит, — прис­тал». (На по­бо­ищах был, дак ведь как!)
На дру­гой день тре­бу­ет еще дру­гой бо­гатырь то же са­мое: ес­ли вто­рую дочь царь не вы­даст, все царс­тво по­решу и по­пелоч­ки за­мету! Зя­тевья со­бира­лись на со­вет. Мар­фа-ца­рев­на объ­яс­ни­ла Нез­най­ке: «Что те­бя они не бе­рут на со­вет? Бо­гатырь тре­бу­ет вто­рую дочь, они хо­тят са­ми во­евать, а те­бя не бе­рут!» — При­казал: «Та­щи мне чет­верть вод­ки с пох­мелья!» — По­шел в за­повед­ные лу­га, свис­тнул по-мо­лодец­ки, гар­кнул по-бо­гатыр­ски; конь его бо­гатыр­ский бе­жит — зем­ля дро­жит; при­бежал, на ко­лен­ки пал: «Что те­бе угод­но?» — В ле­во уш­ко за­лез, в пра­вое вы­лез — и здрел бы, гля­дел, с очей не спу­щал эко­го мо­лод­ца! На­девал уз­дечку и бо­гатыр­ское сед­ло, под­тя­гивал 12 под­пруг шел­ко­вых: шелк не рвет­ся, бу­лат не трет­ся, се­реб­ро не ржа­ве­ет. Бил ко­ня по бед­рам: конь его рас­сержа­ет­ся, по сы­рой зем­ле рас­сти­ла­ет­ся; и он все­го на три ско­ка в по­лови­не до­роги наг­нал сво­их сво­яков: «Стой, мер­завцы! Ни взад, ни впе­ред вам до­роги не­ту! Что вам те­перь — вас по­бедить или за вас прис­тать?» «Прис­тань за нас!» — «По рем­ню из спи­ны вы­режь­те!» — Вы­реза­ли, пе­реда­ли ему эти рем­ни. — «От­прав­ляй­тесь вы те­перь до­мой; ска­жите, что бо­гаты­ря по­беди­ли!» — Сам от­пра­вил­ся к бо­гаты­рю. При­ез­жа­ет. Бо­гатырь ле­жит, как силь­ная коп­на: «Двух мо­их бра­тов убил и ме­ня хо­чешь! А я по­силь­нее их!» — «Черт си­лён, да во­ли нет! Ви­дишь ты зе­лен ви­ног­рад, да не зна­ешь, как его уб­рать; в по­ле съ­ез­жа­ют­ся, ро­дом не счи­та­ют­ся! Да­вай поб­ра­ту­ем­ся!» — Разъ­еха­лись они на две вер­сты; кат­нул он бо­гаты­ря и раз­ва­лил его на три до­ли. Пус­тил ко­ня в лу­га, а сам на­дел тре­буши­ную шап­ку и об­мо­тал ру­ки киш­ка­ми; идет в цар­ские па­латы. Мар­фа-ца­рев­на встре­тила его. — «Вы­дай мне чет­верть вод­ки! Я, го­ворит, прис­тал!»
Пе­рено­чевал. По­ут­ру тре­бу­ет бо­гатырь его же­ну, Мар­фу-ца­рев­ну. Умс­твен­ные зя­тевья ска­зали: «Тя­тень­ка, мы не пой­дем! Луч­ше са­моё её от­пра­вить, чем ей за ду­раком быть! Луч­ше бу­дет она за бо­гаты­рем!» — В сле­зах она поп­ро­силась у от­ца: «Поз­воль мне в пос­ледний раз прос­тить­ся с Нез­най­кой!» — При­ходит и пла­чет: «Ох, ты, Нез­на­юш­ка, ни­чего не зна­ешь, ни­чего не ве­да­ешь! Я приш­ла с то­бой пос­ледний раз прос­тить­ся: тре­бу­ет ме­ня силь­ный мо­гучий бо­гатырь!» Он и го­ворит: «Та­щи мне чет­верть вод­ки, тог­да я с то­бой по­гово­рю!» При­нес­ла. Вы­пил и го­ворит: «Смот­ри, со­бирай­ся все-та­ки к бо­гаты­рю! Вы­едешь в лу­га — есть на­лево ка­мыше­вый ба­лаган, даль­ше не­го не ез­ди, а до­жидай­ся ме­ня у ка­мыше­вого ба­лага­на!» — Она хоть и со­бира­лась — ра­дова­лась. А Ва­ня от­пра­вил­ся в за­повед­ные лу­га, свис­тнул по-мо­лодец­ки, гар­кнул по-бо­гатыр­ски — конь его бо­гатыр­ский бе­жит — зем­ля дро­жит. В ле­во уш­ко за­лез, в пра­вое вы­лез — и здрел бы, гля­дел, с очей не спу­щал эко­го мо­лод­ца! На­девал уз­дечку и бо­гатыр­ское сед­ло, под­тя­гивал 12 под­пруг шел­ко­вых: шелк не рвет­ся, бу­лат не трет­ся, се­реб­ро не ржа­ве­ет! Са­дил­ся на ко­ня. — «Ох, — го­ворит (конь), — этот си­лен, те­бе не ус­то­ять, про­тив это­го бо­гаты­ря у те­бя си­лы не хва­тит! Ну, да лад­но, — го­ворит, — по­едем к бо­гаты­рю, поп­ро­сим: не даст ли он те­бе еще си­лы; ес­ли не даст, так ска­жи: не для-ра­ди ме­ня, а для-ра­ди ко­ня-ве­ща». (Ме­ня, го­ворит, зо­вут: «ко­ня-ве­ща», к ста­рому хо­зя­ину он ез­дит-то.)
Жи­во са­дил­ся, ехал. При­ез­жа­ет; сто­ит в ка­мен­ном стол­бу этот са­мый бо­гатырь. За­яв­ля­ет­ся к не­му, при­ходит в его ли­цо и го­ворит: «Здравс­твуй, гос­по­дин бо­гатырь!» — От­культы, ка­кой есть?» — «Я к тво­ей ми­лос­ти: не дашь ли ты мне си­лы?» — «С ка­кой я те­бе на­пас­ти дам? Я те­бя сро­ду еще не ви­дал!» — «Не для-ра­ди ме­ня дай си­лы, а для-ра­ди ко­ня-ве­ща!» — «А что ты — конь-ве­ща? Али ты жив? Явись в мое ли­цо, по­гово­ри со мной!» — Конь под­ска­кал и го­ворит: «Здравс­тву­ешь, мой ста­рый хо­зя­ин!» — «Здравс­твуй, конь-ве­ща! Где ты столь дол­гое вре­мя про­жива­ешь?» — «Я про­живал­ся у та­кого Чу­дови­ща, ка­кого те­перь едем по­бедить; тво­его сы­на (он) по­бедил, у Ва­ни си­лы не боль­ше, чем у тво­его сы­на: он егопо­решит, ес­ли ты си­лы не при­бавишь ему!» — «Спа­сибо, — ска­зал бо­гатырь, — что ты мне ска­зал: сы­на мо­его по­бедил… Дам ему си­лы!» — На­цедил из сво­их ре­бер бу­тыл­ку кро­ви, по­да­ет ему и го­ворит: «Ес­ли чу­ешь в се­бе си­лы мно­го, ос­тавь и мне, не все пей!» — Ва­ня вы­пил эту бу­тыл­ку и по­чу­ял в се­бе си­лу не­помер­ную. (Нис­коль бо­гаты­рю не ос­та­вил.)
При­ез­жа­ет — Чу­дови­ще-то уже близ Мар­фы-ца­рев­ны, к ка­мыше­вому ба­лага­ну приб­ли­жа­ет­ся. При­ос­та­новил бо­гаты­ря: «Стой, Чу­дови­ще! Не в свое мес­то едешь ты!» — «Убил ты мо­их трех бра­тов — я по­силь­нее их втрое!» — «Ви­дишь ты зе­лен ви­ног­рад и не зна­ешь ты, как его еще уб­рать! В по­ле съ­ез­жа­ют­ся, ро­дом не счи­та­ют­ся — да­вай поб­ра­ту­ем­ся!»— Разъ­еха­лись они с ним на три вер­сты. По­лыс­ну­ли один дру­гого — оба по 12 ча­сов мер­твые ле­жали, без чувс­твия. (А Мар­фа-ца­рев­на си­дела — пла­кала.) Нез­най­ко на­перед его встал и сду­мал: у ме­ня еще есть обо­рона — пер­стень и пер­чатка. По­дошел к Чу­дови­щу, пер­стень и пер­чатку на­ложил — его на три час­ти ро­зор­ва­ло.
Подъ­ез­жал к Мар­фе-ца­рев­не. — «Ви­дела, ка­кое по­бо­ище? Те­перь ты мо­жешь мною пох­вастать­ся до­ма. За сво­яков я зас­ту­пил­ся, а то бы всю си­лу они за­губи­ли и са­ми бы не жи­вы бы­ли; на что бы­чиш­ко се­миго­дова­лый, и то­го не мог­ли за­колоть они! Те­перь я при­ду до­мой — ты мне вод­ки ве­дер семь за­кати, ког­да я пу­щу ко­ня в лу­га». — Ва­ня подъ­ез­жа­ет к цар­ско­му дво­ру, скри­чал очень гром­ко: «Я Чу­дови­ще кон­чил, за Нез­най­ку зас­ту­пил­ся!» Сво­яки приз­на­ют его и го­ворят: «Этот бо­гатырь и за нас зас­ту­пил­ся». Мар­фу-ца­рев­ну встре­ча­ют с ве­селым со зво­ном. Ва­ня пус­тил ко­ня сво­его в за­повед­ные лу­га, а сам на­дел тре­буши­ную шап­ку и идет в цар­ский дом. Мар­фа-ца­рев­на встре­тила его и за­кати­ла ему ве­дер семь вод­ки.
Царь рас­по­рядил­ся за­вес­ти пир на весь мир — что его до­чери ос­та­лись до­ма. Съ­еха­лись на­роду мно­го — князь­ев, и бо­яр, и пра­вос­лавно­го на­роду. На­пились все; зах­ва­лились эти сво­яки: «Мы сво­их жен не от­пусти­ли, са­ми уби­ли бо­гаты­рей!» — Мар­фа-ца­рев­на не вы­дер­жа­ла и ска­зала: «Нет, ка­бы мой муж не по­мог вам, вам бы не убить! На что бы­чиш­ко се­миго­дова­лый — и то­го не мог­ли за­колоть!» — «Что ты нас кон­фу­зишь?» — «Мне муж ска­зал; у не­го есть от вас по взят­ке — по пряж­ке из ж…ы да по рем­ню из спи­ны!» — «Да­вай ве­ди его к нам, мы с ним по­гово­рим!» — Мар­фа-ца­рев­на при­ходит: «Нез­на­юш­ка, я то­бой пох­васта­лась». — «Вов­ре­мя пох­васта­лась! Та­щи мне чет­верть вод­ки — мне по­весе­лее с ни­ми по­гово­рить!» — Сни­ма­ет с се­бя тре­буши­ную шап­ку и сбро­сил се­бе с ру­ки киш­ки — во­лоси­ки ока­зались в чис­том зо­лоте, а по ло­коть ру­ки в се­реб­ре. При­ходит: «Здравс­твуй­те, тя­тень­ка и ма­мень­ка! И вы, сво­яч­ки, здравс­твуй­те!» (У не­го и язык по­явил­ся!) — «По­чему хвас­та­ет­ся твоя же­на, что ты взят­ки взял?» — «Да, взял! Вот у ме­ня рем­ни из ва­ших спин и пряж­ки! Ви­дели: на го­лове тре­буши­ная шап­ка? Это из ва­шего бы­ка; я вам по­соб­лял!» — «Не лож­но ли вы по­казы­ва­ете? Вы бы при­еха­ли на ко­не, тог­да бы мы по­вери­ли!» — «Да вот че­рез ми­нуту на ко­не при­еду!» — По­шел в за­повед­ные лу­га, свис­тнул по-мо­лодец­ки, гар­кнул по-бо­гатыр­ски; конь его бо­гатыр­ский бе­жит — зем­ля дро­жит. — «Съ­ез­дим! Толь­ко од­на про­фор­ма!» В ле­во уш­ко за­лез, в пра­вое вы­лез — и здрел бы, гля­дел, с очей не слу­шал эко­го мо­лод­ца! Нак­ла­дыва­ет на не­го уз­дечку, 12 под­пруг шел­ко­вых: шелк не рвет­ся, бу­лат не трет­ся, се­реб­ро не ржа­ве­ет. Са­дил­ся на ко­ня, бил его по бед­рам; конь его рас­сержа­ет­ся, по сы­рой зем­ле рас­сти­ла­ет­ся; три ско­ка скак­нул — у цар­ско­го двор­ца стал.
Подъ­ез­жа­ет к цар­ско­му двор­цу, скри­чал сво­их сво­яч­ков: «Ну, сво­яч­ки, как же­ла­ете — так бра­товать­ся или по-му­жиц­ки, пеш­ком?» — Вы­ходи­ла вся сви­та, и ди­вились сво­яки, что, вер­но, он. — «Что мы бу­дем с ним де­лать?» — Он слез с ко­ня. — «Ну-ка, гос­по­да, вас двое, я один: да­вай, бе­ритесь, бе­рите ме­ня!» — Они взя­ли его двое; он над ни­ми под­сме­хал­ся, все сто­ял. — «Что, брат­цы, ра­зе так бо­рют­ся бо­гаты­ри?» — И он их взял в охап­ку и рез­нул их; они не мень­ше 12-ти ча­сов мер­твы­ми ле­жали; от­ка­чива­ли их. — «Свой чин, — го­ворит, — по­жалел, а то бы киш­ки из вас вы­лете­ли!»
Царь при­казал счи­тать его за стар­ше­го зя­тя и слу­шать­ся его.

Случайные и неслучайные рекомендации: