В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистой. Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные.
А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.
Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекора:
— Такой-де лютой, ненавистной! Жить нельзя, совсем есть не дает, все ругается: «Ненаеды вы едакие!».
— Хорошо, — говорит ей отец, — я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.
И погодя денек-другой, пришел он к старику вечером.
— Здорово, сват!
— Здорово!
— Я к тебе в гости. Рад ли мне?
— Рад — не рад, делать нечего, садись, так и гость будешь!
— Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?
— Ништо, живет себе.
— Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.
Сели за стол. Старик нарезал хлеба, сам не ест — сидит, все на снох глядит.
— Эх, сват, — говорит гость, — это не по-нашему: у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал — и то поел. Ну, вы, бабы молодые! Больше хлеба ешьте, здоровее будете.
После ужина стали спать укладываться.
— Ты, сват, где ляжешь? — спрашивает хозяин.
— Я лягу на кутничке.
— Что ты! Я тут завсегда сплю, — говорит старик: вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко. Ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь.
Сват это дело заприметил:
— Как хочешь, — говорит, — а я лягу на кутничке.
Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок — скрип! А гость еще с вечера припас про него ременной кнут: как вытянет свата раз, другой, третий — сам бьет да приговаривает:
— Брысь, окаянная! Брысь!
Пришлось старику не евши спать.
Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.
Проводил его старик и с тех пор полно — перестал у снох во рту куски считать.
