Два слова о старине: как тогда почитали странников и героев.
Жил в старину один князь. В той стране другого князя не было. Однажды этому князю захотелось послушать хорошие старинные предания, чтобы разогнать скуку. Тогда все желания князя непременно должны были исполняться. И этот князь тоже созвал всех малых и больших людей, собрал весь подвластный ему народ и говорит:
— Кто расскажет мне хорошее предание о героях, о странствиях по горам и морям, тому я дам хороший подарок.
После того как князь сказал это, все люди приумолкли и стояли переглядываясь. Тогда вперед вышел один старик и говорит:
— Да буду я твоей жертвой, князь! Если разрешишь, я расскажу тебе о своем странствии по горам, расскажу, что со мной случилось.
— Рассказывай! — согласился князь, и старик начал:
«Я был пастухом, пас стадо. Как-то раз, весной, я вышел со своим стадом в горы, но не утруждал себя особенно, присматривая за скотом, а больше проводил время на охоте.
Однажды я встал перед рассветом, взял свое охотничье ружье, пули и пороха полную пороховницу и пошел на охоту, опираясь на свою большую палку.
Я шел по голому склону горы и к закату зашел очень далеко. Я уже сильно устал, а потому сел среди скал, подложил под спину бурку и прислонился к камню, а ружье поставил между колен. Сидя так, я задремал, но вскоре встрепенулся и, проснувшись, стал оглядываться по сторонам. Глянул на небо, смотрю — в мою сторону летит какое-то чудовище.
— Что такое? — воскликнул я и стал присматриваться. Вдруг чудовище подлетело, бросилось прямо на меня, схватило вместе с ружьем и буркой и подняло, не дав и пикнуть.
Так вместе со мной чудовище пустилось лететь прямо к сердцу неба. Летит, летит — нигде не останавливается, и, когда мы пронеслись через семь гор, оно опустилось на огромную высокую скалу. На вершине этой скалы было ровное место такой ширины, как двор.
Чудовище бросило меня на землю, а само уселось поодаль на большой камень и, взъерошив перья, уставилось на меня. А я, усталый, напуганный, лежу тихо. Но вот оглянулся и увидел кости людей, которых чудовище сожрало до меня.
„Ах я, несчастный! И мои кости прибавятся к этим!» — подумал я, но вскоре оправился от испуга и стал смотреть в сторону чудовища, чтобы выстрелить, когда оно отвернется.
„Если чудовище повернет голову немного в сторону или назад, я убью его! В чем задержка? — думал я.— А если я не убью его, то меня ожидает здесь смерть, чудовище сожрет меня!»
Вот чудовище немного встряхнулось и оглянулось назад. В этот миг я прицелился с руки из своего абхазского ружья прямо ему в грудь и послал пулю, говоря:
— Лети прямо, нуля маленького ружья, которое никогда не солгало!
Пуля полетела туда, куда я ей указал. Смертельная пуля попала в чудовище, и оно вытянулось, а я вздохнул с облегчением.
Потом я встал и пошел, раздумывая, смогу ли уйти отсюда. Но куда мне идти? Я был на вершине скалы, в таком месте, куда человек ни за что не смог бы проникнуть. Я стоял на вершине скалы, кругом — камень и камень, а под скалой, сверкая, текла река — если посмотришь, ослепнешь от блеска. Ни один человек не смог бы спуститься с этой скалы.
Наконец я решил так: „Сниму-ка с убитого чудовища шкуру, надену на себя и полечу вниз!
Тихонько я подкрался к нему с ружьем в руках, приставил дуло к чудовищу и толкнул его. Я боялся, что оно еще не издохло, приподнимется и сожрет меня, но чудовище уже издохло.
Тогда я быстро выхватил нож, одним ударом распорол чудовище и мигом добрался до середины. Сняв шкуру, я растянул ее на солнце, чтобы она просохла. После этого я надел шкуру на себя, подпрыгнул, но не смог полететь. Тогда я начал в коже чудовища скакать с камня на камень, размахивая вытянутыми руками, и немного наловчился летать. Потом я стал прыгать с высоких выступов и так научился летать.
Прошло пять дней и пять ночей, пока я как следует не научился летать. И вот однажды утром я сказал:
— Будь что будет! — надел шкуру убитого чудовища, стал на вершине скалы, распрямил крылья и бросился вниз.
Душа моя, поднявшись, застряла в горле, но я собрался с духом, стал махать крыльями и полетел, держась на воздухе. Так я летел два дня и две ночи.
Наконец я упал на землю посреди какого-то села. Долго я не мог встать, но все-таки, переведя дух, встал без всяких ушибов. Тогда я снял с себя шкуру и пошел домой. Пришел я домой на другой день утром. А там в это самое время моя семья устроила оплакивание, все оделись в черное и, когда я пришел, даже не узнали меня. Но я вернулся цел и невредим. Моя семья быстро приготовилась к большому пиру. Оповестили всех, кто считал меня умершим. Отовсюду собрались мои родственники и сверстники. Все радовались и удивлялись, слушая о том, что со мной случилось.
А теперь видишь, каков я стал»,— закончил старик свой рассказ.
Когда он кончил, поднялся другой старик.
— Да буду я твоей жертвой,— сказал он.— Если ты разрешишь мне, я смогу рассказать, что со мной случилось, когда я был в заморской стране.
Все стали слушать, что он скажет. Когда старик увидел, что на него все смотрят, он передохнул и начал рассказ:
«Нас было трое сверстников, и мы очень любили друг друга, надеялись один на другого и поэтому не боялись зла. И вот однажды мы решили отправиться в путешествие по морю, в самую глубь, в самое сердце — куда сможем доплыть. Вскоре как решили, так и сделали: отправились в путешествие. Положили в лодку еды, сели втроем, взяли еще двух человек и поплыли. Плывем, плывем — очень долго. Так прошел месяц, два, а может быть, и три. Наконец высадились мы на какой-то неизвестной земле. Это было красивое ровное поле. Везде росли камыш высотой с дерево и высокая, по колено, трава. Этот камыш внутри был полый, и там, в середине, было полно меду — мед переливался, как в кубышке. Но дороги нигде и следа не было, куда ни глянешь — стоит, колыхаясь, высокая трава.
Как только мы увидели мед, сейчас же наполнили им всю посуду какая только была у нас, и сами наелись.
После этого мы опять сложили в лодку все наши вещи, оставили двоих спутников на месте, а сами втроем решили разузнать как следует, что это за страна.
Вот пошли мы втроем куда глаза глядят, пробираясь через чащу. Мы хотели дойти до большого леса, который выделятся вдали.
Шли, шли и вдруг заметили огромные следы. Пошли по этим следам и добрались до места, где была стоянка, но стада уже не застали. Следы животных вели дальше. Мы пошли по ним и наконец увидели стадо мелкого скота. Животные заметили нас перепугались и двинулись вперед.
Тогда пастух встал и закричал на свое стадо:
— Хай, хай!
Посмотрели мы на пастуха, а это, оказывается, был адауы Он заметил нас и загнал в стадо. Куда нам деться от его власти? Если бы мы расхрабрились, адауы сейчас же прикончил бы нас на том же месте, а поэтому мы решили помалкивать.
В полдень адауы стал загонять скот во двор, загнал и нас вместе со стадом. Но, оказывается, это был не двор, а огромная пещера с железными воротами. Пастух пропустил скот и нас вместе с ним внутрь пещеры, зашел сам и запер изнутри железные ворота.
После этого он развел костер, вытащил откуда-то железный вертел и положил в огонь, а сам уселся отдыхать тут же у костра. Пока он отдыхал, вертел раскалился докрасна, так что нельзя было смотреть на него. Тогда великан вытащил его из огня, подошел к одному из моих товарищей, проткнул его раскаленным вертелом и, несмотря на его крики и вопли, бросил в огонь, зажарил и съел.
Мы видели все это, но что мы могли бы сделать?
Вот адауы покончил с едой, снова положил вертел в огонь и, когда он накалился докрасна, вынул его из огня, подошел к другому моему товарищу, проткнул его и, несмотря на крики, силой бросил в костер, изжарил и тоже съел. Когда великан покончил и со вторым товарищем, он снова взял вертел и положил в огонь. Потом адауы перешел на другое место, сел по ту сторону и крепко уснул.
Смотрю я — вертел раскалился докрасна. Я решил про себя: „Что мне остается? Адауы не пощадит и меня. Если останусь, что хорошего я могу увидеть?
Я подошел к костру, выхватил вертел из огня и что было сил воткнул его в глаз великана. Потом с силой выдернул и воткнул во второй глаз.
Так я выколол ему глаза, и он ослеп. Но куда я мог деться! Ворота оставались запертыми. Правда, я ослепил адауы, но сила у него какая была, такая и осталась: если я попадусь ему, он раздавит меня. Я вскочил и стал бегать среди стада.
Скот испугался, и началось такое светопреставление, какого ни один человек не видел. Я никуда не мог уйти и боялся, что попадусь великану. Тогда я вынул свой нож, убил одну овцу, снял с нее шкуру и влез в эту шкуру.
В это время адауы, проснувшись, стал ощупывать поодиночке всех овец и баранов и по одному выпускать из пещеры. Я смещался с овцами и подошел к нему. Мне хотелось затеряться в стаде и незаметно уйти, но великан дотронулся до меня. Все-таки он подумал, что я — сороковая овца и выпустил вместе с другими. Как только я спас свою душу, сейчас же сбросил овечью шкуру, что была на мне, и пустился бежать к своим товарищам. Прибежал к ним и рассказал, что случилось с моими сверстниками и как я спас свою душу. Тогда мы быстро спустили лодку на воду, сели в нее и поплыли. Но не успели далеко отплыть, как на берегу показались товарищи того адауы, которому я выжег глаза. Они тоже были великанами. Они не решались войти в воду и стали стрелять в нас, но пули не попадали в цель, и мы спасли свои души.
Вот что случилось со мной во время путешествия по морю. Мои товарищи погибли так, как я вам рассказал, но я остался в живых — счастливая моя судьба!» — закончил свой рассказ тот, с которым случилось столько бед.
Тогда князь спросил:
— Найдется ли еще человек, который что-нибудь расскажет?
Но никто больше ничего не смог рассказать.
После этого князь устроил большой пир. Он оказал почести старикам рассказчикам, наградил их как полагалось и, когда они собрались по домам, дал им провожатых.
Вот что два крестьянина рассказали своему князю, которого в те времена считали равным богу и который любил слушать рассказы.
