Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Драхма языка

Отец что ни день рас­пе­ка­ет Оме­ра — до­воль­но, мол, те­бе вок­руг де­вушек уви­вать­ся, до­воль­но брен­чать на там­бу­ре да сло­нять­ся по ули­цам Са­ра­ева, по­ра и о де­ле по­думать!

— Ста­ры мы ста­ли, сы­нок, нет у нас сил ра­ботать. А ты мо­лод — кто же, как не ты, на­кор­мит нас и на­по­ит?!

Омер — из­вес­тный са­ра­ев­ский по­веса. Бро­дит от до­ма к до­му, от окош­ка к окош­ку — вот чем он за­нят це­лый день. Лю­ди по­нима­ли, что Оме­ру ра­но еще же­нить­ся: мо­лодо — зе­лено, по­гулять еще охо­та, да и по­меха есть боль­шая то­щий ко­шелек. Всем бы­ло яс­но, что па­рень уха­жива­ет за де­вуш­ка­ми по лег­ко­мыс­лию, из озорс­тва. А по­зор и бес­честье па­дали на го­ловы нес­час­тных его ро­дите­лей. Тос­ка и пе­чаль сок­ра­тили их дни, умер­ли у Оме­ра мать с от­цом.

Ос­тался он с тре­мя ма­лыми си­рота­ми на ру­ках в пус­том и ра­зорен­ном до­ме. По прав­де го­воря, он дав­но меч­тал из­ба­вить­ся от ро­дитель­ско­го гла­за и по­вес­ни­чать без вся­ких по­мех, но в ско­ром вре­мени убе­дил­ся, ка­ково жить без ро­дите­лей, ког­да от за­бот да хло­пот го­лова кру­гом идет.

— Кто нат­кет, нап­ря­дет да в до­ме под­ме­тет? По­ра, вид­но, рас­прос­тить­ся с про­каза­ми!

Рас­су­див та­ким об­ра­зом, Омер вос­клик­нул:

— По­дать сю­да мой там­бур! Ни­чего дру­гого не ос­та­ет­ся, как же­нить­ся!

И с там­бу­ром под по­лой к окош­ку Мей­ры явил­ся. Сол­нце уже заш­ло, был час яции — пос­ледней му­суль­ман­ской мо­лит­вы. В окош­ке Мей­ры го­рела све­ча, кто-то шеп­тался в ком­на­те. Пос­ту­чал Омер в ок­но — ше­пот смолк; за­пел, пе­реби­рая стру­ны, — све­ча по­гас­ла.

Три но­чи под­ряд при­ходил Омер под ок­но кра­сави­цы и, опе­чален­ный, воз­вра­щал­ся до­мой. Мей­ра ни ра­зу не от­клик­ну­лась на его при­зыв. На чет­вертую ночь мо­лодой по­веса сно­ва при­шел под ок­но.

— Спою Мей­ре в пос­ледний раз и боль­ше уж сю­да ни но­гой!

Хо­рошень­ко нас­тро­ил там­бур и стал на­певать грус­тным го­лосом:

Иг­рай, моя ку­дес­ни­ца!

Смы­чок-гу­ляка, стру­ны тро­гай!

Го­лод­но­го ме­ня не раз кор­ми­ла ты,

Во­ды да­вала

И де­вушек сво­ею пес­нею

Ко мне сзы­вала.

Иг­рай, моя ку­дес­ни­ца!

Смы­чок-гу­ляка, стру­ны тро­гай!

Я под окош­ком Мей­ры том­люсь нап­расно

И дни и но­чи,

Но на ме­ня не взгля­нут да­же кра­сот­ки очи!

Вдруг све­ча в ком­на­те по­гас­ла, рас­пахну­лось ок­но. Омер се­бя не пом­нит от счастья: на­конец-то, ду­ма­ет, до­бил­ся сво­его.

— Да ты с ума со­шел, Омер! — го­ворит Мей­ра. — Что это еще за вы­ход­ки! С ка­кой ста­ти по­вадил­ся ты под мои ок­на? Имей в ви­ду — из тво­ей за­теи ни­чего не вый­дет!

Ве­селье ми­гом сос­ко­чило с Оме­ра. За­печа­лил­ся он, по­весил го­лову. Уви­дела Мей­ра, ка­кой он уны­лый да рас­те­рян­ный, и го­ворит:

— Глу­пень­кий! Уж не за­думал ли ты же­нить­ся на мне? Ну же, приз­на­вай­ся, Омер!

— Да! — от­ве­тил он.

— Выб­рось блажь из го­ловы! — го­ворит де­вуш­ка. — Это не­воз­можно! У те­бя кор­ки хле­ба в до­ме нет, а ты еще о же­нить­бе меч­та­ешь. Знаю, ты сей­час ска­жешь — мы, мол, од­но­го по­ля ягод­ка! Прав­да, мои ро­дите­ли то­же бед­ны, но возь­ми и то в рас­чет, что во всем Са­ра­еве не сыс­кать де­вуш­ки кра­ше ме­ня, ста­ло быть, я неп­ре­мен­но бу­ду счас­тли­вой. Най­дет­ся для ме­ня же­них из ка­кого-ни­будь бо­гато­го до­ма. Но пос­лу­шай ме­ня, Омер! До­рого не се­реб­ро да зла­то, то до­рого, что сер­дцу лю­бо! Я бы не про­меня­ла те­бя на це­лый го­род, да свят зап­рет ро­дитель­ский. Прес­ту­пить его я не смею! Мне за то­го вый­ти за­муж на­доб­но, кто сос­та­вит мое счастье, а ро­дите­лям мо­им обес­пе­чит спо­кой­ную ста­рость… Вся их на­деж­да на од­ну ме­ня.

От та­ких ее слов Омер чуть при­обод­рился:

— Ес­ли де­ло за этим, так ска­жи мне, сколь­ко нуж­но, что­бы вы­купить те­бя?

— Не так уж мно­го! — от­ве­тила Мей­ра. — От­крой лав­чонку, за­веди тор­говлю, что­бы мож­но бы­ло про­кор­мить мо­их ро­дите­лей и тво­их си­рот да кое-ка­кую одеж­ду спра­вить.

— До сви­дания! — вос­клик­нул Омер. — Спо­кой­ной но­чи, Мей­ра! Я все по­нял, и ес­ли у ме­ня что-ни­будь по­лучит­ся, уви­дим­ся зав­тра.

Ушел Омер, уно­ся в сво­ем сер­дце на­деж­ду и тре­вогу.

— Удас­тся мне за­нять де­нег — бу­ду са­мым счас­тли­вым че­лове­ком на све­те, а не удас­тся — бу­ду са­мым нес­час­тным.

Всю ночь не сом­кнул он глаз, гре­зил на­яву. А ког­да нас­ту­пило ут­ро, от ра­дос­ти не знал, за что и при­нять­ся. Вспом­нил Омер, что есть у не­го за­кадыч­ный друг — бо­гатый ку­пец.

«На Иса­кара вся на­деж­да, боль­ше мне не у ко­го поп­ро­сить де­нег в долг!» — по­думал Омер и стал со­бирать­ся в путь-до­рогу.

Зас­тал он сво­его дру­га до­ма и при­нял­ся уп­ра­шивать его одол­жить трид­цать ко­шель­ков де­нег. Ку­пец, ка­залось, не толь­ко день­ги — жизнь свою го­тов был от­дать за сво­его Дру­га.

— Для ме­ня бу­дет ве­ликой ра­достью, ко­ли кра­сави­ца Мей­ра ста­нет тво­ей не­вес­той! — ска­зал Иса­кар. И спро­сил, ког­да Омер смо­жет от­дать долг.

— Че­рез семь лет, — от­ве­тил тот.

— Эге, при­ятель! А что, ес­ли и че­рез семь лет ты мне не вер­нешь день­ги?

Не знаю уж, кто на­до­умил дру­зей, но они зак­лю­чили до­говор, ко­торый по­том ка­дий ут­вердил, и по до­гово­ру, в слу­чае не­уп­ла­ты дол­га ров­но че­рез семь лет, Иса­кар во­лен был­на су­де от­ре­зать у Оме­ра драх­му язы­ка и тем са­мым по­ложить ко­нец тяж­бе.

Же­них от вос­торга чуть ра­зума не ли­шил­ся! В этот день не уда­рил он па­лец о па­лец, все меч­тал, ка­кой рос­кошный сва­деб­ный пир он за­даст да ка­кие на­ряды из пар­чи и бар­ха­та на­купит сво­ей Мей­ре! Сло­вом ска­зать, Оме­ру и за­боты нет, как вер­нуть сво­ему дру­гу та­кой боль­шой долг, в мыс­лях у не­го од­но — как бы пос­ко­рее день­ги пот­ра­тить.

Че­рез ме­сяц Омер при­вел Мей­ру в свой бо­гатый дом. Сва­деб­ный пир шел це­лую не­делю. Гос­тей соб­ра­ли мно­жес­тво, ви­но ли­лось ре­кой. Че­рез не­делю ра­зош­лись приг­ла­шен­ные по до­мам. Ос­тался Омер со сво­ей кра­сави­цей Мей­рой.

Все гос­ти ди­вились рос­кошно­му уб­ранс­тву в до­ме Оме­ра, ну и за­жил Омер слов­но бег! Пусть, од­на­ко, се­бе ду­ма­ют, что угод­но, воз­вра­тим­ся луч­ше к Оме­ру.

Из­давна сло­жилась по­говор­ка: «Ре­мес­ло до­роже зо­лота!» И еще есть од­на: «Не за свое де­ло не бе­рись!» У Оме­ра не ле­жала ду­ша к тор­говле, и вел он ее спус­тя ру­кава. Ког­да у не­го ос­та­лось пят­надцать ко­шель­ков, он ре­шил пус­тить их все в обо­рот. Да не у каж­до­го тор­говля спо­рит­ся — не шла она и у Оме­ра. Прав­да, лав­ка его бы­ла за­вале­на то­варом. Но ка­ким? Соль, та­бак, лу­чины, бе­резо­вые ве­ники, а чтоб дру­гое что-ни­будь раз­до­быть да на при­лавок вы­ложить — об этом Омер и не за­ботил­ся.

Прош­ло че­тыре го­да. Све­тел ли­цом Омер, ни ра­зу не ом­ра­чила его тень пе­чали. Вид­но, по­забыл он и ду­мать об уго­воре, да и о дол­ге сво­ем. Но вот нас­ту­пил пя­тый год со дня зак­лю­чения сдел­ки; зак­ру­чинил­ся Омер, то­чит его ду­ма од­на. На седь­мой год ис­ху­дал бед­ня­га, не уз­нать его. Слы­шат же­на и при­яте­ли — взды­ха­ет тяж­ко Омер. Но сколь­ко ни до­пыты­ва­ют­ся они, по­чему его тос­ка одо­лева­ет, — Омер лишь от­ма­хива­ет­ся: вся­кую на­деж­ду че­ловек по­терял на спа­сение.

— Ос­тавь­те ме­ня, все рав­но я про­пал!

И так каж­дый раз.

А кра­сави­ца Мей­ра зна­ла о страш­ном до­гово­ре с пер­вых же дней, как его зак­лю­чили, — ку­пец Иса­кар все ей рас­ска­зал. И все-та­ки она не уны­вала, ве­рила, что бе­де этой мож­но по­мочь, а ина­че и за­муж не пош­ла бы за Оме­ра. Да и в са­мом де­ле, ка­кой жен­щи­не охо­та иметь му­жа без язы­ка?

— Ну по­ра! — од­нажды вос­клик­ну­ла Мей­ра. — По­дарок под по­лу — и пе­ред ка­ди­ем на ко­лени!

Так и де­лала она два дня сря­ду.

— А эта жен­щи­на, ви­дать, ро­бе­ет пе­редо мной, — ре­шил ка­дий. — На­вер­ня­ка хо­чет поп­ро­сить ме­ня о ка­кой-ни­будь ми­лос­ти, да не сме­ет от­крыть­ся.

На третье ут­ро Мей­ра сно­ва пош­ла к ка­дию. Не­сет ему до­рогой по­дарок. По­цело­вала по­лу его ха­лата и, по сво­ему обык­но­вению, пус­ти­лась на­утек. Но ка­дий миг­нул слу­жите­лям, бег­лянку за­дер­жа­ли.

— О жен­щи­на! — вос­клик­нул ка­дий. — Вот уже тре­тий раз ты не мо­жешь пре­одо­леть свое сму­щение. Ка­кой ми­лос­ти ты ждешь от ме­ня? Го­вори!

А Мей­ре толь­ко то­го и на­до. При­ложи­ла од­ну ру­ку ко лбу, а дру­гую к сер­дцу и от­ве­ча­ет:

— Ка­дий! Твоя доб­ро­та раз­вя­зала мой язык… Раз­ре­ши мне в сле­ду­ющую пят­ни­цу по­сидеть на тво­ем мес­те в су­де один толь­ко час.

— О жен­щи­на! Ес­ли те­бе так хо­чет­ся, си­ди здесь хоть це­лый день. Кля­нусь ис­ла­мом! Сде­лай одол­же­ние!

Мей­ра об­ло­быза­ла туф­лю ка­дия, при­ложи­лась к свя­тому ков­ру, поб­ла­года­рила и, поп­ро­щав­шись, уш­ла. Те­перь она мог­ла до­жидать­ся пят­ни­цы со спо­кой­ной ду­шой.

И вот нас­ту­пила пят­ни­ца, день зак­лю­чения до­гово­ра, тот день, ког­да Омер обя­зан был вер­нуть свой долг. Да где ему трид­цать ко­шель­ков де­нег наб­рать, ког­да и ме­лочи-то в кар­ма­не у не­го не во­дилось! Зна­чит, Иса­кар от­ре­жет на су­де ку­сочек от его язы­ка.

Мей­ра под­ня­лась чуть свет. Ка­дий ед­ва ее дож­дался, от­дал ей свое об­ла­чение и с удо­воль­стви­ем нах­ло­бучил ей на го­лову бе­лую су­дей­скую чал­му. Ему и са­мому не тер­пе­лось пос­мотреть, как жен­щи­на су­дить бу­дет. Спря­тал­ся ка­дий в со­сед­нюю ком­на­ту и стал наб­лю­дать за Мей­рой сквозь ма­лень­кое око­шеч­ко в две­ри. Не ус­пел наш без­бо­родый ка­дий рас­ку­рить каль­ян, на­битый ду­шис­тым та­баком, как в суд яви­лись ку­пец и Омер… Пок­ло­нились, как по­ложе­но, жмут­ся к стен­кам да сле­зы ути­ра­ют… Ка­дий меж­ду тем за­тянул­ся и вы­пус­тил шесть ко­лечек ды­ма. Не сра­зу спра­шива­ет, выж­дал нес­коль­ко ми­нут.

Ка­дий. За­чем по­жало­вали, куп­цы?

Ку­пец. Рас­су­ди нас, до­рогой эфен­ди!

Ка­дий. Как де­ла идут?

Ку­пец. Хо­рошо, сла­ва бо­гу!

Тут Иса­кар рас­ска­зал ка­дию, как семь лет на­зад он дал Оме­ру взай­мы трид­цать ко­шель­ков и уго­ворил­ся со сво­им дру­гом, что в слу­чае не­уп­ла­ты дол­га от­ре­жет ку­сочек от его язы­ка.

— Вот по ка­кому де­лу мы приш­ли к те­бе, — за­кон­чил Иса­кар.

Ка­дий. Дол­жник, ты приз­на­ешь, что зак­лю­чил до­говор? Как те­бя зо­вут? Прав­ду ли ска­зал ку­пец?

Омер (сквозь сле­зы, всхли­пывая). Эфен­ди, он ска­зал чис­тую прав­ду!

Ка­дий от­крыл кни­гу за­конов и стал ее лис­тать, пе­ревер­ты­вая стра­ницу за стра­ницей. По­том нат­кнул­ся на ка­кое-то мес­то и при­нял­ся пе­речи­тывать его, ше­веля гу­бами…

— Да, да, твоя прав­да! Точ­но так же и в свя­щен­ной кни­ге пи­шет­ся, ска­зал ка­дий. — А ты брит­ву при­нес? — спро­сил он.

— А как же! — от­ве­тил Иса­кар.

— Эй, ку­пец! — вос­клик­нул вдруг ка­дий су­ровым го­лосом. — Смот­ри не оши­бись, ты дол­жен от­ре­зать от его язы­ка ров­но драх­му, сог­ласно уго­вору, ина­че во­век не рас­пла­тишь­ся!

Сму­тил­ся ку­пец.

— Бог с то­бой, до­рогой эфен­ди! За­чем ты так го­воришь? Ес­ли я не­ча­ян­но лиш­нее от­хва­чу, убы­ток я го­тов воз­местить зо­лотом, а ес­ли Омер за­хочет, пусть от­ре­жет та­кой же ку­сок от мо­его язы­ка. Ес­ли же я не до­беру счи­тай­те, что я по­дарил ему эту ма­лость.

— Мол­чать, наг­лец! — сер­ди­то крик­нул ка­дий. — Ишь ты… Свои за­коны взду­мал су­ду на­вязы­вать! Ка­кой ка­дий объ­явил­ся! Не од­ним толь­ко ли­хо­им­цам прав­да навс­тре­чу идет! Режь­не­мед­ленно!

То-то не­зада­ча, то-то му­ченье вы­пало куп­цу.

— Прос­ти, до­рогой эфен­ди! Я в су­дей­ские де­ла вме­шивать­ся не хо­чу. Всем из­вес­тно, что ты пос­тавлен су­дить по свя­щен­ной кни­ге, а мое де­ло сто­рона. Да­рю ему трид­цать ко­шель­ков! Не ну­жен мне его язык!.. Мы ведь с Оме­ром друзья-при­яте­ли!..

От этих слов Иса­кара разъ­ярил­ся ка­дий еще пу­ще и за­орал сво­им слу­жите­лям:

— Эй, па­лача сю­да! Сей­час я на­учу это­го тор­га­ша под­чи­нять­ся су­ду!.. Режь сию ми­нуту!

При­бежал па­лач, вых­ва­тил саб­лю из но­жен, а ку­пец упал на ко­лени, це­лу­ет по­лу су­дей­ско­го ха­лата и мо­лит о по­щаде. Ка­дий неп­рекло­нен и твер­дит свое:

— Режь язык, или го­лову с плеч до­лой!

По­нял ку­пец, что ему без взят­ки не вык­ру­тить­ся.

— До­рогой эфен­ди! Бе­ри се­бе трид­цать ко­шель­ков! А дол­жни­ку я про­щаю! Из­бавь ме­ня толь­ко от этой на­пас­ти, не хо­чу я ре­зать язык, а тем па­че сво­ему при­яте­лю Оме­ру… По­щади, эфен­ди! Про­шу те­бя, как от­ца род­но­го! По­щади! Бес ме­ня по­путал, прос­ти ме­ня!

— Ру­би со­баку! — гар­кнул ка­дий.

Па­лач по­тащил нес­час­тно­го куп­ца, но он цеп­ко ух­ва­тил­ся за ка­дия:

— Сми­луй­ся, эфен­ди, ес­ли ты пра­вовер­ный!

Под­ле­тел тут Омер к ка­дию, об­ни­ма­ет его и мо­лит за то­вари­ща. Мо­лодой ка­дий толь­ко то­го и ждал:

— Так и быть, про­щаю его по прось­бе Оме­ра. Но пусть зна­ет, что ту­рец­кие за­коны твер­же кам­ня. Приш­лось бы куп­цу на сво­ей шку­ре из­ве­дать, что та­кое му­суль­ман­ский суд!

Иса­кар от­счи­тал ка­дию трид­цать ко­шель­ков де­нег; ка­дий зас­та­вил его по­цело­вать­ся с Оме­ром.

— А те­перь я за­пишу в су­деб­ную кни­гу, что тяж­ба кон­че­на и боль­ше ник­то ни­кому не дол­жен.

В пос­ледний раз при­ложи­лись друзья к свя­щен­но­му Ко­рану и к сафь­яно­вым туф­лям ка­дия, поб­ла­года­рили его за спра­вед­ли­вый суд, за оте­чес­кую доб­ро­ту и уда­лились.

Не ус­пе­ла зак­рыть­ся од­на дверь, как рас­пахну­лась вто­рая, и в зал су­да во­шел нас­то­ящий ка­дий. Кор­чится он от сме­ха и го­ворит:

— О жен­щи­на! В тво­ей го­лове боль­ше муд­рости, чем в Ко­ране, да прос­тит ме­ня ал­лах! Пра­во же, будь ты муж­чи­ной, луч­ше­го ка­дия не наш­лось бы в са­мом Стам­бу­ле!

Мей­ра поб­ла­года­рила ка­дия за ока­зан­ную ми­лость и пред­ло­жила ему пят­надцать ко­шель­ков из де­нег, отоб­ранных у куп­ца. Но ка­дий не за­хотел при­нять от жен­щи­ны день­ги и по­дарил ей еще один ко­шелек. Мей­ра, как по­лага­ет­ся, по­цело­вала по­лу его ха­лата, спус­ти­ла на ли­цо бе­лое пок­ры­вало и, опе­редив му­жа, пер­вой вер­ну­лась до­мой. Омер за­дер­жался в ко­фей­не. А как по­дошел к до­му да от­во­рил ка­лит­ку, уви­дела его в окош­ко Мей­ра и при­нялась под­драз­ни­вать.

— Вот идет Омер с от­ре­зан­ным язы­ком, — ше­пеля­вила она.

— А вот и не уга­дала! — от­ве­чал Омер.

А Мей­ра прит­во­рилась удив­ленной — по­чему же ее муж сло­ва вы­гова­рива­ет чис­то, как всег­да.

— Как же так?

— Бог и ум­ный ка­дий (ну и кра­сив он, ру­мян, слов­но яб­лочко!.. Дай бог ему здо­ровья!) выз­во­лили ме­ня из бе­ды, а куп­ца обоб­ра­ли до нит­ки.

— Да не­уже­ли этот ка­дий кра­сивее ме­ня? — под­хва­тила Мей­ра и по­каза­ла му­жу трид­цать ко­шель­ков.

От ра­дос­ти Омер зап­ла­кал, при­пав к ко­леням сво­ей ра­зум­ной и храб­рой же­ны, и триж­ды по­цело­вал ее в лоб. Ког­да же Мей­ра рас­ска­зала Оме­ру про свою хит­рую про­дел­ку, она ста­ла ему втрое до­роже. С тех пор Омер прис­лу­шивал­ся к со­ветам сво­ей муд­рой же­ны и, всерь­ез за­няв­шись тор­говлей, в ско­ром вре­мени раз­бо­гател.

Случайные и неслучайные рекомендации: