Бедный доржи

Дав­ным-дав­но жил на све­те бед­ный Дор­жи. Всю свою жизнь бат­ра­чил он на ной­онов, гнул спи­ну на ха­нов. Од­нажды за­готав­ли­вал Дор­жи дро­ва, при­сел нем­но­го от­дохнуть и креп­ко зак­ру­чинил­ся.

— Та­кого стра­даль­ца, как я, — ду­ма­ет он, — во всей ок­ру­ге не най­дешь. В свои мо­лодые го­ды, в зо­лотые дни толь­ко и знаю, что то­пором ма­хать. Ког­да же и мне сол­нышко пос­ве­тит?

В это вре­мя при­лете­ли три ку­куш­ки, се­ли на вер­ши­ну сос­ны и на­чали вспо­минать уви­ден­ное да ус­лы­шан­ное в даль­них кра­ях.

— На юго-вос­то­ке от­сю­да сде­лалась боль­шая за­суха, — го­ворит од­на из ку­кушек. — Ре­ки пе­ресох­ли, озе­ра ис­па­рились, ко­лод­цы там пес­ком за­нес­ло. Тра­вы ста­ли пылью, де­ревья прев­ра­тились в кам­ни, а скот в том краю вы­мер.

— Не­уже­ли нет ни­како­го спа­сенья от этой бе­ды? — спра­шива­ют под­ру­ги.

— В той сто­роне есть вы­сокая го­ра, — от­ве­ча­ет ку­куш­ка. — На ее вер­ши­не ле­жит ог­ромный ва­лун. Ес­ли его вы­копать, то из-под зем­ли ре­кой ра­золь­ет­ся ис­точник. Он на­по­ит лю­дей, под­ни­мет тра­вы, ожи­вит де­ревья.

— А мне ста­ло ве­домо, — го­ворит дру­гая ку­куш­ка, — что на вер­ши­не са­мой вы­сокой го­ры се­веро-за­пад­ной сто­роны ле­жит плос­кий бе­лый ка­мень. Под этим кам­нем за­рыты нес­метные сок­ро­вища.

— Те­перь сло­во за то­бой, — об­ра­тились под­ру­ги к треть­ей ку­куш­ке.

— Не­пода­леку от­сю­да, — го­ворит она, — есть не­боль­шое се­ление. Там жи­вет с же­ной и доч­кой один бед­няк. Доч­ке его, кра­сави­це и ум­ни­це, на ро­ду бы­ло на­писа­но стать счас­тли­вой. Но уз­на­ли о ее кра­соте мес­тные бо­гачи, ста­ли на­пере­бой сва­тать­ся, а ког­да по­лучи­ли от­каз, нас­ла­ли страш­ную на­пасть на бед­ную де­вуш­ку. При­жил­ся на кры­ше бед­няцкой юр­ты жук ве­личи­ной с че­лове­чес­кую го­лову. По но­чам он спус­ка­ет­ся к спя­щей де­вуш­ке и вы­сасы­ва­ет из нее пос­ледние со­ки. Кра­сави­ца сох­нет на гла­зах, а ро­дите­ли ве­дать не ве­да­ют о при­чинах бо­лез­ни.

По­гово­рили ку­куш­ки и раз­ле­телись в раз­ные сто­роны. А бед­ный Дор­жи по­сидел в раз­думье и ре­шил: «От­прав­люсь-ка я в даль­ние края, возь­му с со­бой плот­ни­чий то­пор да еды су­ток на семь».

Заг­ля­нул Дор­жи к хо­зя­ину: «Слиш­ком хло­пот­но, мол, каж­дый день из ле­са за едой хо­дить. Дай­те мне съ­ес­тно­го на не­делю, а чай я сам вски­пячу». Сло­жил Дор­жи еду в ко­том­ку, зах­ва­тил с со­бой плот­ни­чий то­пор и от­пра­вил­ся в ту сто­рону, где раз­ра­зилась за­суха. Шел он на юго-вос­ток три дня, три но­чи. На­конец доб­рался до при­тих­ше­го, слов­но вы­мер­ше­го, се­ления. За­шел в край­нюю юр­ту, ви­дит: си­дят в уг­лу ста­рик со ста­рухой, ни ру­ки, ни но­ги под­нять не мо­гут, слов­но дре­мота их ско­вала. Поз­до­ровал­ся Дор­жи и го­ворит:

— Не да­дите ли во­ды ис­пить, уж боль­но до­лог и тру­ден был мой путь.

— Ты про­сишь то, о чем мы за­бывать на­чали, — от­ве­ча­ют ста­рики. — Вот уже ме­сяц, как мы гло­та­ем толь­ко собс­твен­ные слю­ни.

— Хо­тя бы гло­ток, хо­тя бы ка­пель­ку во­ды! — взмо­лил­ся Дор­жи. — А по­том я бы уто­лил и ва­шу жаж­ду.

— Нет ни кап­ли. Страш­ный зной ис­пе­пелил тра­вы, ис­су­шил де­ревья. В них не ос­та­лось да­же приз­на­ков бы­лого со­ка, не­чем не толь­ко жаж­ду уто­лить, но и гу­бы по­мазать.

Вы­шел Дор­жи из ста­риков­ской юр­ты, пе­ресек се­ленье вдоль, пе­ресек по­перек, ви­дит: зем­ля и в са­мом де­ле го­рит, зве­ри в но­ры по­заби­вались, скот ищет и не мо­жет най­ти спа­сения от па­лящих лу­чей, лю­ди ед­ва дер­жатся на но­гах.

А ста­рик пос­ле ухо­да Дор­жи взял в ру­ки бе­резо­вую трость и по­шел, ед­ва ко­выляя, по со­седям. Стал сту­чать­ся в юр­ты, го­ворить стал:

— За­ходил ко мне стран­ник. Обе­щал за гло­ток во­ды уто­лить на­шу жаж­ду.

Вы­сыпа­ли жи­тели се­ления на ули­цу, ра­зыс­ка­ли Дор­жи, об­сту­пили его.

— От­ку­да ты, стран­ник? — спра­шива­ют.

— С дру­гого края зем­ли, — от­ве­ча­ет он. — Иду по бе­лу све­ту, де­ла и судь­бы люд­ские наб­лю­даю, со сво­ей срав­ни­ваю.

— Ес­ли ты об­хо­дишь зем­лю, — го­ворят сель­ча­не, — зна­чит, ты че­ловек бы­валый. По­моги уто­лить жаж­ду зем­ли на­шей, и мы те­бе да­дим все, что по­жела­ешь.

— Но сог­ласны ли вы под­чи­нить­ся мо­ей во­ле? — спра­шива­ет Дор­жи.

— Мы сог­ласны! — в один го­лос от­ве­тили сель­ча­не.

— Тог­да при­готовь­те сто бы­ков, ре­мен­ные ве­рев­ки, ры­чаги, то­поры и сле­дуй­те за мной, — рас­по­рядил­ся Дор­жи.

Соб­ра­лись лю­ди всем ми­ром, приг­на­ли сто бы­ков, зах­ва­тили ве­рев­ки, бе­резо­вые жер­ди и от­пра­вились сле­дом за Дор­жи. Дош­ли они до под­ножья ле­дяной го­ры, ос­та­нови­лись воз­ле устья быв­шей ре­ки, где ле­жал ог­ромный ва­лун. Вы­тесал Дор­жи сво­им то­пором длин­ный бе­резо­вый кол и вбил его в зем­лю ря­дом с ва­луном. Ког­да вы­дер­ну­ли вби­тый кол — кон­чик его ока­зал­ся сы­рым.

— Ко­пай­те вок­руг это­го кам­ня, — при­казал Дор­жи.

Ста­ли сель­ча­не ко­пать. Чем глуб­же за­рыва­лись в зем­лю, тем сы­рее она ста­нови­лась. Ста­ли лю­ди из мок­ро­го пес­ка во­ду вы­сасы­вать, уто­лять жаж­ду, ста­ли ко­пать с еще боль­шим рве­ни­ем и ста­рани­ем.

Ко­пали они без от­ды­ха три дня и три но­чи. По­том об­вя­зали ва­лун ве­рев­ка­ми, зап­рягли сто бы­ков, ста­ли бы­ков по­гонять, ка­мень тя­нуть. Дол­го не под­да­вал­ся гро­мад­ный ва­лун. А ког­да на­вали­лись стар и мал, дрог­ну­ла гро­мада ве­личи­ной с хан­скую юр­ту, от­та­щили бы­ки в сто­рону ва­лун, пе­рек­ры­вав­ший ре­ку. Пе­репол­ни­ли во­ды преж­нее рус­ло, раз­ли­лись по всей до­лине под ли­кова­ние лю­дей, ра­дос­тное мы­чание ко­ров, бле­яние овец и ржа­ние ло­шадей.

Ста­ли лю­ди чаш­ка­ми и вед­ра­ми на­бирать во­ду, ста­ли чай ки­пятить, уго­щение го­товить, сво­его из­ба­вите­ля пот­че­вать.

— Про­си, че­го ду­ша по­жела­ет, — го­ворят ему ста­рей­ши­ны.

— Ни­чего мне не нуж­но, доб­рые лю­ди, — от­ве­ча­ет Дор­жи. — Жи­вите счас­тли­во.

— Та­кому вид­но­му пар­ню не к ли­цу странс­тво­вать без ко­ня, — ска­зали ста­рей­ши­ны. Выб­ра­ли са­мого луч­ше­го сав­раску, зап­рягли в те­легу и про­води­ли сво­его гос­тя с юро­лами.

Ехал Дор­жи, ехал и до­ехал до бо­гато­го се­ла. За­шел в край­нюю юр­ту — там муж с же­ной го­рючи­ми сле­зами об­ли­ва­ют­ся.

— На ка­ком го­ре вски­пели ва­ши сле­зы? — спра­шива­ет Дор­жи. — За­чем они обож­гли ва­ши чер­ные гла­за?

— Од­на у нас доч­ка, что­бы лас­кать и не­жить, — от­ве­ча­ют хо­зя­ева. — Но вот уже два го­да, как она не вста­ет с пос­те­ли. Ес­ли ум­рет на­ша кро­вин­ка, то очаг пок­ро­ет­ся зо­лой и пылью, не­зачем бу­дет жить и нам, — а по­том спра­шива­ют в свою оче­редь: — От­ку­да сам-то бу­дешь? Ку­да путь дер­жишь?

— Иду я с дру­гого края зем­ли, — от­ве­ча­ет Дор­жи. — Странс­твую по бе­лу све­ту, де­ла и судь­бы люд­ские наб­лю­даю, со сво­ей срав­ни­ваю.

— Ес­ли ты об­хо­дишь зем­лю, зна­чит, ты че­ловек бы­валый, — го­ворят ему хо­зя­ева. — Спа­си на­шу единс­твен­ную дочь, и мы об­ме­ня­ем­ся с то­бой ку­шака­ми.

— Где ва­ша дочь? — спра­шива­ет гость.

От­ки­нули ро­дите­ли семь за­наве­сок, и уви­дел Дор­жи кра­сави­цу с ис­кря­щими­ся гла­зами. Про­тяну­ла она гос­тю пра­вую ру­ку, а ког­да он дот­ро­нул­ся до нее, из глаз де­вуш­ки по­тек­ли сле­зы. Жа­лость и неж­ность зах­лес­тну­ли сер­дце пар­ня.

— Угос­ти­те гос­тя, — ска­зала кра­сави­ца ти­хим го­лосом. Ро­дите­ли толь­ко ру­ками всплес­ну­ли. Об­ра­дова­лись, за­су­ети­лись…

— Вот уже три ме­сяца, как на­ша кра­сави­ца сло­ва не мог­ла вы­мол­вить. А тут за­гово­рила. По­хоже, что счастье вмес­те с то­бою вош­ло в наш дом.

От­ве­дал Дор­жи мя­са, вы­пил чаю.

— А те­перь заг­ля­нем на кры­шу, — го­ворит.

Под­ня­лись они втро­ем на кры­шу и уви­дели жу­ка с го­лову ве­личи­ной. За­вер­ну­ли его в ста­рое оде­яло, унес­ли в глу­хую тай­гу, раз­ло­жили кос­тер из смо­левых сучь­ев и сож­гли жу­ка, а зо­лу за­копа­ли, что­бы и по­мина не ос­та­лось.

Воз­вра­тились они до­мой, гля­дят и гла­зам сво­им не ве­рят: де­вуш­ка, ко­торая два го­да с пос­те­ли не вста­вала, за сто­лом си­дит и са­ма чай пь­ет, а до это­го в рот ни­чего не бра­ла.

Уса­дила она до­рого­го гос­тя ря­дом с со­бой, по­цело­вала в пра­вую ще­ку.

— На мое счастье ты объ­явил­ся в этом до­ме, — го­ворит. — Не то­ропись про­щать­ся.

Стал Дор­жи во­дить де­вуш­ку по рос­ным лу­гам, по та­еж­ным по­лянам, что­бы вво­лю на­дыша­лась она нас­то­ян­ным на тра­вах воз­ду­хом, что­бы си­лы к ней пос­ко­рее вер­ну­лись. Так и слу­чилось: ста­ла де­вуш­ка кра­ше преж­не­го.

А бо­гачи тем вре­менем пе­репу­гались. «К этой де­вуш­ке, — шеп­чутся меж­ду со­бой, — не ина­че как сам бур­хан по­жало­вал. Уз­на­ет, что мы нас­ла­ли та­кую на­пасть, на­кажет нас жес­то­ко. Нуж­но гос­тя за­доб­рить».

Приг­ла­сили бо­гачи пар­ня к се­бе, пот­чу­ют его яс­тва­ми, уго­ща­ют слад­ки­ми ви­нами, ста­ра­ясь уго­дить и пре­дуп­ре­дить лю­бое его же­лание. А Дор­жи си­дел-си­дел и го­ворит: «Чер­ное по чер­но­му, бе­лое по бе­лому. Тот, кто сот­во­рил зло, пусть ощу­тит его сво­ими ру­ками и уви­дит сво­ими гла­зами». Пе­репу­гались бо­гачи пу­ще преж­не­го, ста­ли зо­лото и се­реб­ро пред­ла­гать, же­лая от­ку­пить­ся от на­каза­ния за гре­хи.

— Ес­ли вы ме­ня при­нима­ете за прос­то­го смер­тно­го, то че­го вы бо­итесь? — спра­шива­ет Дор­жи. — В оди­ноч­ку спра­вить­ся с ва­ми труд­но. Ес­ли же вы при­нима­ете ме­ня за бур­ха­на, то за­чем, спра­шива­ет­ся, бо­жес­тву день­ги. Уж ко­го вы и в са­мом де­ле дол­жны опа­сать­ся, так это прос­тых лю­дей. Не их ли тру­дом вы жи­вете, пла­тя им злом? От­дай­те бед­ня­кам это зо­лото и се­реб­ро.

Вот ок­репла де­вуш­ка с ис­кря­щими­ся гла­зами, же­нил­ся на ней Дор­жи и го­ворит:

— Мне нуж­но по­бывать еще в од­ном краю. Путь очень до­лог и опа­сен…

— Я еду с то­бой! — не да­ла ему до­гово­рить мо­лодая же­на.

— Ес­ли ид­ти, то вмес­те, — под­держа­ли ее ро­дите­ли. Пог­ру­зили они не­хит­рую пок­ла­жу на те­легу и по­еха­ли.

Едут се­бе да едут. Ес­ли еще не стем­не­ло — про­дол­жа­ют путь, где при­поз­днят­ся, там ос­та­ют­ся но­чевать. Вот подъ­еха­ли они к под­ножью ле­дяной го­ры, рас­пряг­ли ко­ня, са­ми на вер­ши­ну под­ня­лись. Ра­зыс­ка­ли меж­ду скал бе­лый ка­мень ве­личи­ной с дверь, сдви­нули его с мес­та, а под ним — це­лые рос­сы­пи зо­лота и се­реб­ра, до­рогих кам­ней и про­чих не­видан­ных бо­гатств. Не ста­ли мо­лодые жад­ни­чать, взя­ли столь­ко, сколь­ко им по­каза­лось нуж­ным, и той же до­рогой спус­ти­лись с го­ры.

Подъ­ез­жая к род­ным мес­там, зап­ри­мети­ли они на вер­ши­не су­хой сос­ны трех ку­кушек.

— Не бы­ло во­ды в юго-вос­точном краю, — го­вори­ла од­на из них, — а те­перь, ког­да уб­ра­ли чер­ный, ве­личи­ной с хан­скую юр­ту, ка­мень, раз­ли­лась по всей до­лине ве­сен­ним по­ловодь­ем бур­ная ре­ка.

— В од­ном бо­гатом се­лении, — вто­рила дру­гая, — на­пус­ти­ли ной­оны на бед­ную де­вуш­ку хворь в об­ли­чий жу­ка с че­лове­чес­кую го­лову ве­личи­ной, но при­шел тот, кто по­мог най­ти во­ду, и из­ба­вил кра­сави­цу от на­пас­ти.

— На ле­дяной го­ре, — удив­ленно го­вори­ла третья, — под бе­лым кам­нем ве­личи­ной с дверь три ты­сячи лет ле­жал нет­ро­нутым бо­гатей­ший клад. Но при­шел па­рень с мо­лодой же­ной, взял ма­лую то­лику доб­ра, а бе­лый ка­мень вод­во­рил на мес­то.

— Не ина­че как по­нима­ет этот па­рень наш язык! — хо­ром ре­шили ку­куш­ки. — А зна­чит, быть ему зас­тупни­ком бед­ных и без­доль­ных на этом све­те.

Ска­зали так ку­куш­ки и раз­ле­телись в раз­ные сто­роны.

А Дор­жи тем вре­менем въ­ехал под род­ное под­не­бесье. Пос­тро­или они с же­ной вы­сокий и свет­лый дво­рец. Роз­да­ли лю­дям ос­таль­ное бо­гатс­тво. В свет­лый день при­вез­ли ро­дите­лей, оде­ли в шел­ка, соб­ра­ли весь а­ил и ус­тро­или боль­шое ве­селье.

Дав­но все это бы­ло, нын­че толь­ко сказ­ка об этом ос­та­лась.