Маленький паша

В бед­ном квар­та­ле Ка­ира жи­ли нес­час­тные лю­ди: ка­лека-отец, сла­бая мать, их кро­шеч­ная доч­ка Фать­ма и сын, се­милет­ний Ма­муд. Этот маль­чик был единс­твен­ным ра­бот­ни­ком в семье. Каж­дое ут­ро он брал сво­его вер­блю­да и вел его на за­рабо­ток. Бы­ло стран­но ви­деть гро­мад­ное не­ук­лю­жее жи­вот­ное, ко­торое слу­шалось ма­лень­ко­го маль­чи­ка. Ма­муд всег­да знал, ку­да ему на­до ид­ти. То он во­зил кам­ни из ка­мено­лом­ни к стро­яще­муся зда­нию, то уби­рал опил­ки с лес­но­го дво­ра, то дос­тавлял в ма­гази­ны са­хар­ный трос­тник с план­та­ции или еще ка­кие-ни­будь то­вары. Иног­да он во­зил ка­тать­ся це­лые семьи, усев­ши­еся на его вер­блю­да в кор­зи­нах, спле­тен­ных из паль­мо­вых ве­ревок. Сло­вом, Ма­муд не от­ка­зывал­ся ни от ка­кого де­ла, что­бы толь­ко за­рабо­тать день­ги.

В Егип­те есть толь­ко од­но­гор­бые вер­блю­ды, по­это­му их всех сле­дова­ло бы на­зывать дро­маде­рами, но их две по­роды. Од­них егип­тя­не зо­вут джа­мели, дру­гих — хад­жи­мы. Джа­мели вы­соки, за­меча­тель­но силь­ны, хо­дят тя­желой пос­тупью и ис­поль­зу­ют­ся для пе­ревоз­ки тя­жес­тей. Хад­жи­мы не так мас­сивны, очень лов­ки, изу­митель­но быс­тры. Ара­бы зо­вут их хад­жи­мами, по­тому что на них обыч­но ез­дят пи­лиг­ри­мы или хад­жи.

У Ма­муда был джа­мель.

Од­нажды, нес­мотря на все ста­рания бед­но­го маль­чи­ка, он не на­шел ра­боты. Ему бы­ло очень грус­тно, и он от­пра­вил­ся на край го­рода в на­деж­де встре­тить там ко­го-ни­будь, кто бы его на­нял.

Вдруг он ус­лы­шал крик:

— Эй, у­алед (по­гон­щик), иди сю­да.

Ма­муд обер­нулся и уви­дел гро­мад­но­го нег­ра в рас­ши­том платье. Негр пов­то­рил:

— Эй, у­алед, сю­да!

Негр при­вел Ма­муда в бо­гатый при­город. Они ос­та­нови­лись пе­ред вы­сокой са­довой ог­ра­дой с ши­роки­ми во­рота­ми. Ког­да они от­кры­лись, маль­чик уви­дел на­ряд­ный дом, пе­ред ко­торым рас­сти­лал­ся зе­леный луг, ук­ра­шен­ный дву­мя вы­соки­ми фон­та­нами.

— Вхо­ди, — ска­зал ему негр.

— Хо­рошо, — от­ве­тил Ма­муд, — но…

И он ука­зал на сво­его чет­ве­роно­гого гро­мад­но­го спут­ни­ка.

— Пусть вхо­дит так­же он. Он — глав­ное.

Вер­блюд за­шагал за сво­им ма­лень­ким хо­зя­ином. Во­рота зат­во­рились.

Ма­муду ка­залось, что он ви­дит ка­кой-то вол­шебный дво­рец, но это был прос­то за­город­ный дом Ри­за-па­ши. Са­мым стран­ным мог­ло бы по­казать­ся, что в ве­лико­леп­ный сад вве­ли скром­но­го по­гон­щи­ка с его вер­блю­дом, од­на­ко это бы­ло сде­лано по при­каза­нию кап­ризно­го ре­бен­ка.

У Ри­за был вось­ми­лет­ний сын Иб­ра­гим, маль­чик ис­порчен­ный и из­ба­лован­ный. Ве­ро­ят­но, его мож­но бы­ло бы ис­пра­вить стро­гостью, но отец, ко­торый по де­лам служ­бы час­то у­ез­жал из Ка­ира, по­ручил вос­пи­тывать его ма­тери маль­чи­ка, ба­буш­ке и тет­кам.

Они до­нель­зя ба­лова­ли Иб­ра­гима и со сме­хом на­зыва­ли ма­лень­ким па­шой. Слу­ги же и не­воль­ни­ки со стра­хом пов­то­ряли проз­ви­ще, так как ма­лень­кий па­ша был до­воль­но жес­то­кий и за ма­лей­шую про­вин­ность боль­но на­казы­вал не­воль­ни­ков.

Как боль­шая часть де­тей знат­ных егип­тян, Иб­ра­гим от­лично ез­дил вер­хом на стат­ных и кра­сивых ко­нях, но­сясь бе­зум­но быс­тро по до­рогам, об­са­жен­ным ве­лико­леп­ны­ми паль­ма­ми.

По­том он по­любил дро­маде­ров-хад­жи­мов и нес­коль­ко не­дель толь­ко и де­лал, что ка­тал­ся на них по до­линам. Вско­ре и хад­жи­мы на­до­ели Иб­ра­гиму. Те­перь кра­сивые ос­лы быс­трой и мяг­кой рысью но­сили его на сво­их спи­нах, пок­ры­тых крас­ны­ми чеп­ра­ками, вы­шиты­ми зо­лотом. Поз­же он стал ез­дить толь­ко в эки­пажах и сам пра­вил ло­шадь­ми, ук­ра­шен­ны­ми оже­рель­ями из бу­бен­чи­ков, или строй­ны­ми му­лами в уз­дах, уве­шан­ных крас­ны­ми шел­ко­выми кис­тя­ми.

На­конец, все жи­вот­ные, на ко­торых ка­та­ют­ся бо­гатые вос­точные лю­ди, на­до­ели ему. Он меч­тал о еди­норо­гах, о ска­зоч­ных кры­латых ко­нях и т. д. и не хо­тел да­же смот­реть на ло­шадей, ос­лов, дро­маде­ров и му­лов, ко­торые сто­яли в его ко­нюш­нях.

В этот день, си­дя на тер­ра­се, он пе­чаль­но смот­рел в зе­леную ча­щу сво­его чуд­но­го са­да, мыс­ленно на­зывая се­бя са­мым нес­час­тным маль­чи­ком на све­те. Вдруг он за­метил Ма­муда с его тя­желым джа­мелем, и в кап­ризной го­лов­ке ма­лень­ко­го па­ши мель­кну­ла стран­ная мысль. Он зах­ло­пал в ла­доши. На его зов при­шел не­воль­ник.

— Ах­мед, — ска­зал Иб­ра­гим, — ты ви­дишь это­го джа­меля?

Негр под­нес ру­ку к гру­ди.

— Я хо­чу по­катать­ся на нем. Ве­ли у­але­ду тот­час же при­вес­ти его сю­да.

— Хо­рошо, гос­по­дин. — Не­воль­ник ушел.

Как толь­ко Ма­муд ввел вер­блю­да, Иб­ра­гим сбе­жал с тер­ра­сы. Не об­ра­щая вни­мания на по­гон­щи­ка, он по­дошел к жи­вот­но­му и два ра­за уда­рил его па­лоч­кой по ко­леням.

Вер­блюд по при­выч­ке по­дог­нул но­ги, и ма­лень­кий па­ша усел­ся на его спи­ну. Тог­да джа­мель под­нялся и за­шагал. Сна­чала все шло хо­рошо. Иб­ра­гиму нра­вилось ка­чать­ся на вер­блю­де и смот­реть, как его длин­ные но­ги тя­жело сту­па­ют по ал­ле­ям. За джа­мелем шла тол­па слуг, го­товых ис­полнить лю­бое же­лание сво­его гос­по­дина. На бал­ко­не двор­ца по­яви­лись две да­мы — мать и тет­ка Иб­ра­гима. Они сме­ялись до слез, ви­дя но­вую за­тею ма­лень­ко­го па­ши. Ма­муд вел вер­блю­да. Но вско­ре Иб­ра­гиму на­до­ело ехать мед­ленно, и он при­казал по­торо­пить тя­жело­го джа­меля. Ма­муд уда­рил вер­блю­да, тот по­бежал, не осо­бен­но быс­тро, но силь­но под­ки­дывая Иб­ра­гима, ко­торый взле­тал вы­соко и вся­кий раз па­дал на ков­ро­вый чеп­рак.

Спер­ва ма­лень­кий па­ша сме­ял­ся и ста­рал­ся под­нять джа­меля в га­лоп, ду­мая, что это бу­дет спо­кой­нее, кро­ме то­го, ему хо­телось ехать быс­тро. К нес­частью, вер­блюд Ма­муда не мог быс­тро бе­гать. Он стал толь­ко под­ска­кивать по­выше, ос­таль­ное же бы­ло не в его си­лах.

Рас­сержен­ный, весь крас­ный и не­доволь­ный Иб­ра­гим под­го­нял вер­блю­да кри­ками и бил его. На­конец, уви­дев, что ни то, ни дру­гое не ве­дет ни к че­му, он поз­вал Ма­муда и с бе­шенс­твом ве­лел ему зас­та­вить жи­вот­ное ид­ти га­лопом. Ма­муд, и без то­го удив­ленный не­обык­но­вен­ной рысью сво­его вер­блю­да, стал для ви­да пок­ри­кивать на не­го, но от­лично знал, что джа­мель не в сос­то­янии бе­жать быс­трее.

— Где же твоя пал­ка, по­гон­щик? — зак­ри­чал Иб­ра­гим.

— Я ни­ког­да не бе­ру ее с со­бой.

— Глу­пый бык! — прер­вал его ма­лень­кий па­ша. — Ка­кой же по­гон­щик хо­дит без пал­ки? Ну, до­воль­но.

Ве­ро­ят­но, вер­блюд то­же по­думал, что «до­воль­но». Он стал на ко­лени, что­бы спус­тить с се­бя, как ему ка­залось, нес­носную му­ху. Но эта му­ха бы­ла рас­серже­на, и у нее бы­ло жа­ло.

— Вот те­бе, вот те­бе, не­пово­рот­ли­вый вер­блюд! — кри­чал Иб­ра­гим, ко­лотя же­лез­ным ос­три­ем сво­ей пал­ки по го­лове бед­но­го жи­вот­но­го. — А вот это те­бе, — при­бавил он и стал бить Ма­муда, ко­торый ста­рал­ся за­щитить сво­его чет­ве­роно­гого то­вари­ща.

Ма­лень­кий по­гон­щик зак­ры­вал ли­цо ру­ками, но не про­тивил­ся уда­рам. Ма­муд соз­на­вал, что он сын прос­то­го фел­ла­ха, а Иб­ра­гим — нас­ледник знат­но­го тур­ка.

— Те­перь уби­рай­ся, со­бака! — крик­нул на­конец ма­лень­кий па­ша.

Это про­ис­хо­дило в глу­бине са­да. Что­бы вер­нуть­ся к глав­ным во­ротам, Ма­муду нуж­но бы­ло прой­ти по ал­лее ми­мо ма­лень­ко­го па­ши. Ни вер­блюд, ни маль­чик не хо­тели сно­ва по­чувс­тво­вать на се­бе уда­ры его пал­ки, и ни один из них не дви­гал­ся. По край­ней ме­ре так по­каза­лось Иб­ра­гиму. Ему пон­ра­вилось, что маль­чик и вер­блюд бо­ят­ся его, и он за­лил­ся гром­ким хо­хотом.

Иб­ра­гим ото­шел в сто­рону, что­бы про­пус­тить Ма­муда, и не­ожи­дан­но ки­нул ему два зо­лотых мед­жидье. Блес­тя­щие мо­неты упа­ли в пыль. По­гон­щик с ра­достью под­нял их и по­ложил за па­зуху. Нес­мотря на все, он был бла­года­рен ма­лень­ко­му па­ше, так как знал, что его ста­руха-мать, боль­ной отец и ма­лют­ка Фать­ма дол­го про­живут на эти день­ги.

В са­ду ма­лень­ко­го па­ши кра­сова­лось мно­го ли­мон­ных, апель­си­новых и дру­гих пло­довых де­ревь­ев, фи­нико­вых и ко­косо­вых пальм, ба­нанов и т. д. Свет­лый ру­чей по­ил тра­ву и цве­ты, и его проз­рачная во­да жур­ча­ла по бе­лым ка­меш­кам.

В ча­сы от­ды­ха Иб­ра­гим лю­бил ле­жать на бе­регу это­го ручья, слу­шать его жур­ча­ние или дре­мать. В это вре­мя его ра­бы ра­дова­лись, так как бы­вали из­бавле­ны от кап­ри­зов из­ба­лован­но­го маль­чи­ка.

Же­лая от­дохнуть от ка­танья на джа­меле, Иб­ра­гим лег под гус­тые вет­ви. Вдруг он ус­лы­шал шо­рох и под­нял ве­ки. Ша­гах в де­сяти от не­го сто­ял буй­вол и прис­таль­но смот­рел на не­го. Иб­ра­гим изу­мил­ся, не по­нимая, как мог­ло это гро­мад­ное жи­вот­ное проб­рать­ся к ручью, ког­да да­же ему са­мому при­ходи­лось сги­бать­ся до зем­ли, что­бы про­лезть под вет­вя­ми гус­тых де­ревь­ев.

И вдруг буй­вол за­гово­рил:

— Свет­лость, — про­из­нес он с пок­ло­ном. — Мне нуж­но поп­ро­сить у те­бя ве­ликой ми­лос­ти.

Поч­ти­тель­но скло­нив го­лову, буй­вол ждал поз­во­ления про­дол­жать го­ворить.

Изум­ленный ма­лень­кий па­ша мах­нул ру­кой.

— Свет­лость, — про­дол­жал буй­вол. — Ког­да, бы­вало, я с тру­дом та­щил тя­желый плуг, я час­то имел честь ви­деть те­бя на ко­не, быс­тром, как мысль. Муж­чи­ны и жен­щи­ны вос­хи­щались ис­кусс­твом сме­лого на­ез­дни­ка. Мо­лодые го­род­ские беи с за­вистью смот­ре­ли, ког­да ты об­го­нял их, как мол­ния об­го­ня­ет ве­тер…

— Прав­да, ви­дел? — спро­сил Иб­ра­гим. Он был очень до­волен ре­чами буй­во­ла и да­же пе­рес­тал удив­лять­ся, что жи­вот­ное го­ворит по-че­лове­чес­ки. Буй­вол при­пал на ко­лени и про­дол­жал:

— Раз, ког­да я вез к Ка­иру те­легу, пол­ную не­чис­тых ос­татков, я за­метил твою свет­лость на пре­вос­ходном хад­жи­ме, строй­ные но­ги ко­торо­го под­ни­мали лег­кие вих­ри пы­ли. Лу­чи сол­нца ос­ве­щали твой путь, и твоя свет­лость про­низы­вала прос­транс­тво, как брил­ли­ан­то­вая стре­ла.

— Про­дол­жай! Зна­ешь, для буй­во­ла ты го­воришь сов­сем не­дур­но.

— Раз на Мус­ки на­род тес­нил друг дру­га. Я, тя­желый, не­ук­лю­жий, ни­как не мог прой­ти впе­ред. Вдруг, точ­но по вол­шебс­тву, ули­ца очис­ти­лась, и на се­реди­не ее по­казал­ся ты на бе­лом кра­сивом ос­ле, пок­ры­том блес­тя­щей зо­лотой пар­чой. Все вос­хи­щались то­бой и им. Я слы­шал, что мно­гие зна­токи оце­нива­ли его по край­ней ме­ре в че­тыре ты­сячи пи­ас­тров.

— Я это­го не пом­ню, — от­ве­тил ма­лень­кий па­ша, — но, ко­неч­но, осел сто­ил столь­ко, сколь­ко ты го­воришь.

— А му­лы, му­лы тво­ей свет­лости! — про­дол­жал буй­вол. — Они чер­ны, как ночь, с гла­зами яр­ки­ми, как звез­ды! А эки­пажи тво­ей свет­лости! Ка­реты, ко­ляс­ки, вик­то­рии, при­везен­ные из ев­ро­пей­ских стран. Ах, я очень час­то ви­дел, как ты чу­дес­но пра­вил ло­шадь­ми или му­лами…

— Хо­рошо, хо­рошо, — ска­зал ма­лень­кий па­ша, — о чем ты хо­чешь про­сить ме­ня?

— Мне хо­чет­ся пос­ко­рее выс­ка­зать прось­бу, а меж­ду тем я бо­юсь, что она, по­кажет­ся те­бе дер­зкой, — от­ве­тил буй­вол.

— Го­вори, го­вори, я рас­по­ложен к те­бе.

— Я нек­ра­сив, свет­лость…

— Прав­да, — со сме­хом ска­зал Иб­ра­гим, — но ты по край­ней ме­ре скро­мен.

— Я дол­жен быть скро­мен. Я знаю, что у ме­ня не­ук­лю­жее те­ло, мо­золис­тые но­ги, ужас­ный горб на спи­не, длин­ные ро­га на сжа­том че­репе, глу­пые гла­за, веч­но мок­рый нос. А как неп­ри­ят­но и силь­но пах­нет моя шку­ра… Меж­ду тем я пи­таю чес­то­любие…

— Че­го ты хо­чешь?

— Я хо­чу иметь честь и счастье про­нес­ти те­бя на мо­ей спи­не… Ну, на­конец, прось­ба выс­ка­зана.

— Ты хо­чешь, что­бы я сел на те­бя, буй­вол? Да ты с ума со­шел! — с през­ре­ни­ем ска­зал ма­лень­кий па­ша.

— Ах, — со вздо­хом за­метил буй­вол, — я дол­жен был ждать от­ка­за. Я зас­лу­жил его. Од­на­ко я ду­мал…

— Что имен­но?

— Что ми­лос­ти­вый па­ша, ко­торый, имея столь­ко бла­город­ных жи­вот­ных.

соб­ла­гово­лил в ви­де кап­ри­за сесть на горб тя­жело­го джа­меля, мо­жет быть, ре­шит­ся ос­час­тли­вить и бед­но­го буй­во­ла.

— Вот стран­ная фра­за. О ка­ком вер­блю­де го­воришь ты?

— О джа­меле Ма­муда, на ко­тором толь­ко что из­во­лил ка­тать­ся ми­лос­ти­вый па­ша.

— Ка­тать­ся! Он еле шел, мне приш­лось ис­ко­лоть ему всю го­лову и всю мор­ду ос­трой пал­кой, что­бы зас­та­вить обой­ти сад. Про­тив­ное глу­пое жи­вот­ное. Ты луч­ше его. Прав­да, ты тя­жел и не­ук­люж, за­то ты умен и уме­ешь го­ворить при­ят­ные ве­щи… Хо­рошо, хо­рошо, я ока­жу те­бе ми­лость, о ко­торой ты про­сишь. Толь­ко я не бу­ду ка­тать­ся дол­го, по­тому что, как ты сам соз­на­ешь­ся, ты не бла­го­уха­ешь аро­матом по­меран­це­вых цве­тов!

— О, толь­ко круг по са­ду, — под­хо­дя, ска­зал буй­вол.

— Хо­рошо, но как влезть на твой горб?

— Это лег­ко, — от­ве­тил буй­вол, — я пос­туплю, как вер­блюд.

Буй­вол сог­нул ко­лени, и ма­лень­кий па­ша взоб­рался на его спи­ну. Но ед­ва жи­вот­ное под­ня­лось, как два не­заме­чен­ных маль­чи­ком гро­мад­ных кры­ла ста­ли бить воз­дух. Буй­вол взле­тел в воз­дух и под­нялся на страш­ную вы­соту. Иб­ра­гим хо­тел крик­нуть, но его го­лос за­мер, гор­ло сжа­лось. Он с ужа­сом ви­дел, как страш­ное жи­вот­ное нес­ло его по воз­ду­ху. Од­на­ко Иб­ра­гим от­лично ез­дил вер­хом, к то­му же те­ло буй­во­ла ос­та­валось со­вер­шенно спо­кой­но, как ко­вер, раз­ло­жен­ный на зем­ле, а по­тому маль­чик ма­ло-по­малу обод­рился и на­конец за­гово­рил.

Но буй­вол толь­ко за­ревел в от­вет, и ма­лень­ко­му па­ше по­чуди­лось, что жи­вот­ное сме­ет­ся над ним. Да, те­перь буй­вол ка­зал­ся ему сов­сем иным. Он вы­соко под­ни­мал го­лову, а его ро­га гроз­но вре­зались в ла­зурь, его страш­ные крылья ше­лес­те­ли и тре­пета­ли…

Маль­чик не по­нимал, где он. Вдруг ши­рокие крылья буй­во­ла пе­рес­та­ли бить воз­дух. Слег­ка по­качи­ва­ясь, страш­ное жи­вот­ное опус­ка­лось к зем­ле, на­конец, за­мер­ло, как бы по­вис­ло в воз­ду­хе у вер­ху­шек пальм, под ко­торы­ми вид­не­лись бед­ные хи­жины.

Это бы­ла фел­лах­ская де­рев­ня. По­яв­ле­ние воз­душных пу­тешес­твен­ни­ков нис­коль­ко не сму­тило жи­телей. Они да­же не за­мети­ли их, и ма­лень­кий па­ша по­нял, что он мо­жет ви­деть и слы­шать все, не прив­ле­кая вни­мания лю­дей.

Вдруг из од­ной хи­жины вы­бежал ма­лень­кий маль­чик, за ним выс­ко­чил дру­гой, пос­тарше, нас­тиг его, по­валил на зем­лю и при­нял­ся ко­лотить изо всех сил. На кри­ки ма­лень­ко­го при­бежа­ла мать обо­их. За­видев ее, стар­ший убе­жал.

— Что опять слу­чилось? — спро­сила жен­щи­на, под­ни­мая маль­чи­ка с по­синев­шим от си­няков ли­цом.

— Он ме­ня по­коло­тил… Силь­но, силь­но.

— Кто?

— Иб­ра­гим, ма­лень­кий па­ша.

— Я? — с изум­ле­ни­ем спро­сил Иб­ра­гим, си­дев­ший на ле­тучем буй­во­ле.

— Злой ре­бенок! Он каж­дый день оби­жа­ет ко­го-ни­будь. А за что он из­бил те­бя, мой ма­лень­кий Мю­рад?

— За то, что я не хо­тел ис­полнить его при­каза­ния, и ра­зор­вал мое платье.

— Да за­чем же бы­ло рвать платье?

— Мы иг­ра­ли с ним. Вдруг он пос­мотрел на ме­ня ис­подлобья и ска­зал: «Мю­рад, ра­зор­ви кам­зол». Я спро­сил: «За­чем?» Он же от­ве­тил: «Мне так нра­вит­ся». «Да, ска­зал я ему, но это не пон­ра­вит­ся на­шей ма­ме». Тог­да он бро­сил­ся на ме­ня и из­бил.

И Мю­рад за­лил­ся го­рючи­ми сле­зами. В это вре­мя из-за уг­ла до­ма по­казал­ся его стар­ший брат, маль­чик лет се­ми-вось­ми.

— Как он на ме­ня по­ходит, — про­шеп­тал Иб­ра­гим. — Ес­ли бы он был одет не в бед­ное фел­лах­ское платье, его, ко­неч­но, при­няли бы за ме­ня.

Жен­щи­на то­же уви­дела сво­его стар­ше­го сы­на и зак­ри­чала ему, по­казы­вая ку­лак:

— Иб­ра­гим, злой маль­чик, по­ди сю­да.

— Ты на­кажешь ме­ня, бла­года­рю, — от­ве­тил маль­чиш­ка, со­бира­ясь бро­сить­ся прочь от ма­тери.

— Те­бе да­ли под­хо­дящее проз­ви­ще, — про­дол­жа­ла мать. — Ты нас­то­ящий ма­лень­кий па­ша, ма­лень­кий ти­ран. Еще хо­рошо, что ты не ро­дил­ся бо­гатым и знат­ным. Ес­ли есть на све­те у бо­гатых та­кие же де­ти, я от ду­ши жа­лею их бед­ных не­воль­ни­ков. Мы, твои ро­дите­ли, на­вер­ное, ско­ро ум­рем от пе­чали! Да, да, де­лай гри­масы ма­тери, не­доб­рый ре­бенок, ехид­ни­на го­лова! По­годи, вот при­дет отец, он за­даст те­бе.

— Да, отец те­бя по­коло­тит, — зак­ри­чал Мю­рад, — по­годи, злой ма­лень­кий па­ша.

Иб­ра­гим еле си­дел на буй­во­ле.

— Это от­вра­титель­но, — зак­ри­чал он, — это нес­терпи­мо! Буй­вол, опус­ти ме­ня на зем­лю, я хо­чу на­казать фел­ла­хов, ко­торые поз­во­ля­ют се­бе ме­ня ос­кор­блять.

Но буй­вол сно­ва за­ревел, и ма­лень­ко­му па­ше опять по­каза­лось, что он над ним сме­ет­ся. Ши­рокие крылья за­били по воз­ду­ху, и буй­вол под­нялся ввысь.

Че­рез нес­коль­ко мгно­вений буй­вол уже ви­сел над по­лем, на ко­тором фел­лах-отец и его де­ти со­бира­ли жат­ву, и жне­цы не за­мети­ли вол­шебно­го жи­вот­но­го.

Нас­ту­пило вре­мя от­ды­ха. Отец ска­зал:

— Хо­рошо, Ба­юми, я до­волен то­бой. Ты от­лично свя­зывал сно­пы. Са­ла, твой серп ре­жет прек­расно, это до­казы­ва­ет, что ты уме­ешь об­ра­щать­ся с ним. У те­бя, ма­лень­кий Ка­сим, ос­та­ет­ся не­ров­ная со­лома, но для ма­лень­ко­го че­ловеч­ка пя­ти лет ты ра­ботал не­дур­но. Ты же…

Тут го­лос ста­рого фел­ла­ха стал ре­зок и су­ров. Он го­ворил, об­ра­ща­ясь к се­милет­не­му маль­чи­ку, ле­жав­ше­му в нес­коль­ких ша­гах от не­го:

— Ты же, ле­нивец Иб­ра­гим, по­дой­ди сю­да.

Маль­чик мед­ленно под­ни­мал­ся.

— Не дол­жен ли я сам ид­ти за то­бой?.. Ах ты, ма­лень­кий па­ша!

— Опять! — ска­зал Иб­ра­гим и так силь­но нак­ло­нил­ся, что чуть не упал с буй­во­ла на зем­лю.

Он уви­дел еле прик­ры­того лох­моть­ями маль­чи­ка лет се­ми-вось­ми, ко­торый мед­ленно шел к жне­цам. С пер­во­го же взгля­да он уз­нал свое собс­твен­ное ли­цо, по­ход­ку, все, все.

— Лен­тяй, хвас­тун, гор­дец, — зак­ри­чал отец. — Ты спишь, ког­да мы ра­бота­ем в жа­ру и зной. Ты хо­чешь оп­равдать проз­ви­ще, ко­торое те­бе да­ли в де­рев­не, ма­лень­кий па­ша! Раз­ве ты не по­нима­ешь, что да­же де­тям бо­гатых стыд­но ле­нить­ся и от­ка­зывать­ся учить на­изусть сти­хи из Ко­рана! А мы бед­ны, очень бед­ны… Ты во­об­ра­жа­ешь, что дру­гие дол­жны ра­ботать за те­бя. Но мне это не нра­вит­ся, слы­шишь, ты? По­годи, я по­кажу те­бе, как нуж­но тру­дить­ся.

И отец пог­ро­зил сы­ну роз­гой.

— Так ос­кор­блять ме­ня, — зак­ри­чал сын па­ши Иб­ра­гим.

Он стал ис­кать свой хлыст, но не ус­пел еще вспом­нить, что за­был его, как буй­вол под­нялся в воз­дух, и на этот раз его мы­чание сов­сем по­ходи­ло на нас­мешли­вый хо­хот.

Че­рез нес­коль­ко ми­нут, как по­каза­лось Иб­ра­гиму, очень ско­ро, они очу­тились над гро­мад­ным го­родом, пол­ным двор­цов и ме­четей, и вско­ре буй­вол по­вис меж­ду дву­мя ря­дами тер­рас над длин­ной ули­цей, по ко­торой сно­вали про­хожие.

Иб­ра­гим уви­дел ста­рика, ко­торый си­дел воз­ле две­ри в ме­четь. У не­го бы­ла длин­ная бе­лая бо­рода, жи­вые тем­ные гла­за, и он, ка­залось, сов­сем не сты­дил­ся жал­ких лох­моть­ев, ко­торые еле прик­ры­вали его те­ло.

Че­рез ми­нуту на ули­це по­казал­ся на­ряд­ный маль­чик. Взгля­нув на не­го, Иб­ра­гим опять уз­нал се­бя, но на этот раз не рас­сердил­ся, так как на нем кра­сова­лось рас­ши­тое зо­лотом платье, его го­лову ок­ру­жал но­вый тюр­бан, а на его бе­лом жи­лете ви­села зо­лотая цепь. Он ехал ша­гом на ве­лико­леп­ном во­роном ко­не и, оче­вид­но, не то­ропил­ся, же­лая дать про­хожим вре­мя по­любо­вать­ся со­бой.

Ког­да он по­рав­нялся со ста­риком, бед­няк про­тянул ру­ку. Спер­ва ма­лень­кий всад­ник с до­садой от­вернул­ся от не­го, по­том вы­нул боль­шую мо­нету — та­ларий и бро­сил ее ста­рику. Мо­нета уда­рилась о грудь бед­ня­ка, от­ско­чила и упа­ла к не­му на ко­лени.

Гла­за ни­щего свер­кну­ли.

— Пусть на те­бя па­дет нес­частье, ма­лень­кий па­ша, — вскрик­нул он, — твоя ми­лос­ты­ня толь­ко ос­кор­бля­ет!

При­под­нявшись нем­но­го и кру­жа ру­кой, как пра­щой, он бро­сил мо­нету об­ратно, да с та­кой си­лой, что ее край раз­ре­зал бед­ро ве­лико­леп­но­го ко­ня.

Ло­шадь пом­ча­лась, как стре­ла, уно­ся всад­ни­ка че­рез тол­пу. Иб­ра­гим, си­дев­ший на буй­во­ле, ус­лы­шал, как мно­гие зак­ри­чали от ужа­са и не­годо­вания.

— Он, ка­жет­ся, хо­чет пе­реда­вить на­ших ма­люток, — раз­дался вопль од­ной жен­щи­ны.

— Он не ща­дит бед­ных лю­дей, — от­ве­тил го­лос муж­чи­ны.

— Да раз­ве вы не зна­ете, кто это? Ведь это ма­лень­кий па­ша.

— Он му­читель! Он бь­ет лю­дей по ли­цу, что­бы им бы­ло боль­нее и обид­нее…

— Он кап­ризный гор­дец, ле­нивец, не­веж­да.

— У не­го злое сер­дце. Он де­ла­ет зло из удо­воль­ствия. Он от­равля­ет да­же ми­лос­ты­ню, по­дан­ную им.

— Он ос­корбил ни­щего ста­рика, и ста­рик по­желал ему нес­частья.

— Сох­ра­ни Бог, что­бы на­ши де­ти и де­ти на­ших де­тей по­ходи­ли на не­го.

На этот раз Иб­ра­гим не по­желал спус­тить­ся на зем­лю и не стал ис­кать хлыс­та, что­бы на­казать дер­зких. Он чувс­тво­вал се­бя сов­сем раз­би­тым, и сле­зы по­тек­ли по его ще­кам. Не­бес­ный ве­терок с нас­лажде­ни­ем вы­пил их, по­тому что это бы­ли сле­зы рас­ка­яния.

Вол­шебный буй­вол сно­ва по­летел, и сми­рив­ший­ся ре­бенок спра­шивал се­бя, ка­кие но­вые уро­ки он уви­дит еще? Вдруг он по­чувс­тво­вал, что буй­вол сбро­сил его вниз. Иб­ра­гим нес­коль­ко раз пе­ревер­нулся в воз­ду­хе, уви­дел до­лину, Нил, ма­лень­ко­го фел­ла­ха, ко­торый, си­дя на буй­во­ле, ехал к бе­регу ве­ликой ре­ки, и зак­рыл гла­за, ду­мая, что упа­дет в вол­ны. Под­няв ве­ки, он уви­дел над со­бой зе­леные вет­ви и по­нял, что ле­жит в сво­ем са­ду, на том са­мом мес­те, где его на­шел буй­вол. Воз­можно, все, что слу­чилось с ма­лень­ким па­шой, был толь­ко сон, но он по­шел Иб­ра­гиму на поль­зу. Маль­чи­ка слов­но под­ме­нили — он стал доб­рым и спра­вед­ли­вым.