Поблекшие письмена

Ис­то­рия из жиз­ни праж­ско­го гет­то

Это слу­чилось зной­ным, пыль­ным ле­том в ев­рей­ском квар­та­ле Пра­ги. Ули­цы бы­ли пок­ры­ты гни­ющи­ми зло­вон­ны­ми от­бро­сами. В до­ма ев­ре­ев приш­ло страш­ное нес­частье: эпи­демия не­понят­ной бо­лез­ни, от ко­торой де­ти блед­не­ли и ху­дели, а жар ис­то­щал их си­лы; ли­хорад­ка ежед­невно уно­сила по нес­коль­ку жиз­ней.

Не по­мога­ли ни­какие ле­карс­тва, ока­зались бес­силь­ны да­же луч­шие ле­кари, вы­писан­ные из Ве­неции и Ита­лии. Де­ти про­дол­жа­ли уми­рать.

Раб­би И­егу­да Ли­ва, глав­ный рав­вин Пра­ги, объ­явил пост и не­ус­танную мо­лит­ву о про­щении и спа­сении: «Не­сом­ненно, мы нав­лекли на се­бя это бедс­твие не­пос­лу­шани­ем Гос­подней во­ле. Мо­жет быть, ус­лы­шав мо­лит­вы, ис­хо­дящие из глу­бины сер­дец, Гос­подь от­кро­ет нам при­чину это­го ве­лико­го нес­частья и ука­жет средс­тво спа­сения. Ибо Гос­подь ни­ког­да не по­сыла­ет нам бо­лез­ни, не за­гото­вив на­перед ле­карс­тва для ее ис­це­ления».

Два дня и две но­чи пос­ти­лись ев­реи Пра­ги, и муж­чи­ны и жен­щи­ны. Они не ели и не пи­ли, нес­мотря на не­выно­симую жа­ру: жа­лобы де­тей му­чили их силь­нее, чем го­лод и жаж­да.

Но и это не при­нес­ло об­легче­ния. Не бы­ло Не­бес­но­го зна­мения о смяг­че­нии Гос­подне­го гне­ва, а вра­чи ни­как не мог­ли отыс­кать спа­ситель­но­го ле­карс­тва.

Нас­ту­пила пол­ночь. Раб­би И­егу­да си­дел у се­бя в ком­на­те, пов­то­ряя сло­ва «Ти­кун Ха­цот» — по­луноч­но­го пла­ча о раз­ру­шении Хра­ма. Но сос­ре­дото­чить­ся он не мог: мыс­ли все вре­мя воз­вра­щались к бе­де, пос­тигшей его пас­тву. От­ку­да ждать по­мощи? Что де­лать?

И вдруг он вспом­нил. Го­лем! Гли­няный ве­ликан, слу­га, ко­торо­го он соз­дал, про­из­не­ся Свя­щен­ное Имя. Прав­да, ему дав­но не при­ходи­лось при­бегать к его по­мощи, но сей­час по­ложе­ние бы­ло слиш­ком серь­ез­ным. Он под­нялся на чер­дак и тай­ны­ми сло­вами про­будил Го­лема от сна. Ги­гант­ская гли­няная фи­гура мед­ленно под­ня­лась и те­перь сто­яла пе­ред ним…

— Дос­точти­мый хо­зя­ин, — про­из­нес ве­ликан, — я го­тов ис­полнить твои при­каза­ния. Че­го ты же­ла­ешь?

— Ужас­ная бо­лезнь по­рази­ла на­ших де­тей, и ни один ле­карь не мо­жет их ис­це­лить. Пой­ди и расс­про­си всех оби­тате­лей зем­ли, мо­ря и не­ба, нет ли средс­тва спа­сения от этой страш­ной бо­лез­ни, опус­то­ша­ющей на­ши до­ма?

Тя­жело взды­хая, раб­би И­егу­да вер­нулся к прер­ванной мо­лит­ве; свя­тые сло­ва Псал­мов Да­вида при­нес­ли уте­шение его ду­ше. Ес­ли средс­тво ис­це­ления есть, Го­лем, ко­неч­но, уз­на­ет его, по­тому что Бо­жес­твен­ное Сло­во, ко­торым он был соз­дан, да­вало ему власть над все­ми жи­выми су­щес­тва­ми и все­ми си­лами при­роды.

Прош­ло мно­го вре­мени, преж­де чем по­явил­ся мо­гущес­твен­ный Го­лем.

— При­нес ли ты вес­ти об ис­це­лении? — тре­вож­но спро­сил раб­би И­егу­да.

— Я обо­шел все не­бо и зем­лю, я расс­пра­шивал всех оби­тате­лей во­ды и воз­ду­ха, я го­ворил с кам­ня­ми и с рас­те­ни­ями. На­конец ме­ня нап­ра­вили к ду­ху зноя, ко­торый вы­зыва­ет ли­хорад­ки. Я спро­сил, за что он нас­лал эту бе­ду на твою об­щи­ну, и он от­ве­тил: «Так ве­лел мне Ан­гел Гос­по­день. Я не впра­ве под­вергать сом­не­нию Его при­каза­ния или спра­шивать Его о при­чинах. Но вот что я мо­гу те­бе по­сове­товать — по­верь мне ме­зузы на до­мах об­щи­ны. Ибо, ког­да Имя Гос­по­да в ме­зузе на­писа­но пра­виль­но, она ох­ра­ня­ет дом ев­рея, и ни­какое зло не мо­жет по­разить де­тей, жи­вущих в нем».

— И как я не по­думал об этом рань­ше? — про­бор­мо­тал раб­би И­егу­да. — Быс­тро сту­пай и про­верь все ме­зузы в гет­то.

— Я уже сде­лал это, хо­зя­ин, и вот что я об­на­ружил: во всех ме­зузах, на­писан­ных раб­би Мо­ше Со­фером, не хва­та­ет бук­вы в Име­ни Гос­по­да — она как буд­то стер­лась или выц­ве­ла.

— Что? Бла­жен­ной па­мяти Реб Мо­ше Со­фер? Он был са­мым бла­гочес­ти­вым че­лове­ком в на­шей об­щи­не, я ду­маю да­же, что он был од­ним из тех трид­ца­ти шес­ти ис­тинных пра­вед­ни­ков-ца­диков, чь­ей ми­лостью су­щес­тву­ет этот мир!

Ме­зузам, на­писан­ным им, нет рав­ных. О, ес­ли бы он толь­ко был жив, что­бы и впредь де­лать их для нас! Что мог­ло с ни­ми слу­чить­ся? Я ни­чего не по­нимаю…

— Кто я та­кой, что­бы да­вать те­бе со­веты, гос­по­дин? — ска­зал Го­лем. — Но мне ка­жет­ся, хо­рошо бы вы­яс­нить, не про­вини­лась ли об­щи­на в чем-ни­будь пе­ред раб­би Мо­ше, его семь­ей или его мо­гилой. Что-то дол­жно быть не так, ина­че с ме­зуза­ми ни­чего бы не слу­чилось.

— Нель­зя те­рять вре­мени. Уз­най, что смо­жешь, и я то­же сде­лаю все, что в мо­их си­лах.

На сле­ду­ющий день ра­но ут­ром раб­би И­егу­да от­пра­вил­ся к не­боль­шо­му до­мику, в ко­тором ког­да-то жил Реб Мо­ше Со­фер со сво­ей семь­ей. Од­но­го взгля­да на дом бы­ло дос­та­точ­но, что­бы по­нять, что его оби­тате­ли

тер­пят страш­ную нуж­ду. Сте­кол в ок­нах не бы­ло — вмес­то них ко­лыха­лись за­навес­ки из меш­ко­вины. Лес­тни­ца, две­ри и кры­ша дав­но тре­бова­ли по­чин­ки.

Ду­ша раб­би И­егу­ды бы­ла глу­боко воз­му­щена этим зре­лищем, и он дал се­бе клят­ву воз­местить ущерб, при­чинен­ный семье од­но­го из са­мых вер­ных и пра­вед­ных чле­нов об­щи­ны, ис­ку­пив эту прис­кор­бную нес­пра­вед­ли­вость.

Он пос­ту­чал в дверь и ус­лы­шал в от­вет сла­бый го­лос. Раб­би И­егу­да ока­зал­ся в хо­лод­ной сы­рой и мрач­ной ком­на­те. В тем­ном уг­лу на охап­ке со­ломы си­дела вдо­ва раб­би Мо­ше, нап­ро­тив — двое ма­лень­ких ма­лень­ких де­тей.

— От­веть мне, доб­рая жен­щи­на, по­чему ты жи­вешь в та­кой ни­щете? Раз­ве об­щи­на не вып­ла­чива­ет те­бе еже­недель­ной пен­сии, что­бы ты и твои де­ти не нуж­да­лись?

— Я по­лучи­ла пен­сию толь­ко два пер­вых ме­сяца, а по­том ее пла­тить пе­рес­та­ли. Мы всей семь­ей су­щес­тву­ем толь­ко на то, что за­раба­тыва­ет мой стар­ший сын; он — тря­пич­ник. Но вот уже три не­дели, как он про­пал, а у ме­ня нет сил ид­ти его ис­кать. Не­уж­то Гос­подь не сми­лу­ет­ся над ним в па­мять об его от­це, да бу­дет мир его ду­ше?!

— Во­ис­ти­ну, Гос­подь к те­бе ми­лос­тив. От­ды­хай и пом­ни: я сде­лаю все, что­бы те­бе по­мочь. А ро­зыс­ки маль­чи­ка я нач­ну, не мед­ля ни ми­нуты.

Раб­би Ли­ва соз­вал со­вет, и вско­ре вы­яс­ни­лось, что служ­ка-ша­маш, ко­торый дол­жен был дос­тавлять из си­наго­ги пен­сию вдо­ве, при­кар­ма­нивал ее, бу­дучи уве­рен­ным, что бед­ная жен­щи­на не ста­нет жа­ловать­ся.

Вдо­ве не­мед­ленно пос­ла­ли де­нег, еды и одеж­ду. А Раб­би Ли­ва вер­нулся до­мой, где его ожи­дал Го­лем.

— Ты уз­нал что-ни­будь о стар­шем сы­не Реб Мо­ше Со­фера?

— Но­вос­ти пло­хие. Сол­да­ты ви­дели, как он со­бирал ве­тошь у стен гер­цог­ско­го зам­ка — там, где сто­ят ору­дия, — и ре­шили, что это неп­ри­ятель­ский ла­зут­чик. Те­перь он в тюрь­ме, в под­зе­мелье зам­ка, и вряд ли его от­ту­да вы­пус­тят.

— Что ты мо­жешь сде­лать, что­бы по­мочь ему? Мы дол­жны его спас­ти. Не­уже­ли эти лю­ди так глу­пы, что­бы по­верить, буд­то ре­бенок мо­жет ока­зать­ся шпи­оном?

— Я мо­гу ос­во­бодить его си­лой, но тог­да ев­рей­ской об­щи­не не ми­новать мес­ти.

— При­казы­ваю те­бе: спа­си маль­чи­ка, и пусть ев­реи не пос­тра­да­ют!

Гер­цог Бо­лес­лав был жес­то­ким влас­ти­телем. Он пра­вил сво­ими под­данны­ми же­лез­ной ру­кой и мно­го тре­бовал с них за пок­ро­витель­ство.

Единс­твен­ным че­лове­ком, имев­шим вли­яние на гер­цо­га, бы­ла его ма­лень­кая дочь Кар­ла, ко­торую он лю­бил боль­ше все­го на све­те.

Тем ве­чером Кар­ла от­пра­вилась на про­гул­ку с дву­мя сво­ими гон­чи­ми. Эти со­баки в од­ну ми­нуту мог­ли ра­зор­вать че­лове­ка на кус­ки сво­ими ос­тры­ми клы­ками, и с ни­ми де­воч­ка бы­ла в боль­шей бе­зопас­ности, чем с це­лым от­ря­дом хо­рошо во­ору­жен­ных сол­дат.

И вот тут про­изош­ло неч­то ужас­ное и та­инс­твен­ное. Единс­твен­ным сви­дете­лем ока­зал­ся ле­соруб, толь­ко что за­вер­шивший днев­ную ра­боту в ле­су у гер­цог­ско­го зам­ка. Но про­ис­шедшее так пот­рясло его, что по­надо­билось нес­коль­ко ча­сов, преж­де чем из его пре­рывис­то­го и нев­нятно­го бор­мо­танья что-то ста­ло по­нят­ным.

— «Я как раз свя­зал вя­зан­ку дров и со­бирал инс­тру­мен­ты, ког­да ус­лы­шал страш­ный крик. Все­го нес­коль­ко ми­нут на­зад ми­мо ме­ня прош­ла ма­лень­кая прин­цесса со сво­ими гон­чи­ми. Она на­пева­ла ве­селую пе­сен­ку. Я по­бежал на крик и зас­тыл на мес­те от ужа­са. Де­воч­ку прес­ле­дова­ло гро­мад­ное чу­дище. Со­баки ярос­тно ла­яли и бро­сались на не­го, но ве­ликан от­швыр­нул их но­гой, слов­но ко­тят. Од­ним ма­хом он под­хва­тил де­воч­ку на ру­ки и ушел в сто­рону хол­мов». Ле­соруб сод­рогнул­ся.

Тя­жело­во­ору­жен­ные страж­ни­ки и весь гар­ни­зон ко­ролев­ских вой­ск, рас­квар­ти­рован­ный под Пра­гой, об­ша­ривал ок­рес­тнос­ти зам­ка в по­ис­ках до­чери гер­цо­га. Но Кар­лу так и не наш­ли. И ни один че­ловек, кро­ме ле­сору­ба, не ви­дал ни ве­лика­на, ни его сле­дов.

За пол­ночь сол­да­ты вер­ну­лись в за­мок, от­ло­жив по­ис­ки до ут­ра. Мо­жет быть, при днев­ном све­те удас­тся хоть что-ни­будь ра­зыс­кать.

Гер­цог Бо­лес­лав ме­тал­ся по зам­ку, как ра­неный лев. Он лич­но вмес­те с нес­час­тным дро­восе­ком обыс­кал са­мые глу­хие лес­ные тро­пин­ки, са­мые уда­лен­ные угол­ки. Но тщет­но. В кон­це кон­цов и он сдал­ся на ми­лость судь­бы.

Вер­нувшись в свои по­кои, гер­цог сел, опус­тив на ру­ки гроз­ную го­лову, с тру­дом сдер­жи­вая ры­дания. Вдруг раз­дался ка­кой-то звук. Гер­цог под­нял гла­за и с изум­ле­ни­ем уви­дел ги­гант­скую фи­гуру, приб­ли­жав­шу­юся раз­ме­рен­ной, не­чело­вечес­кой пос­тупью.

Гер­цог хо­тел поз­вать на по­мощь, но пре­дос­те­рега­ющий жест ис­по­лин­ской ру­ки зас­та­вил его умол­кнуть.

— Ес­ли ты сде­ла­ешь хоть од­но дви­жение или из­дашь хоть звук, я раз­давлю те­бя на мес­те, — пре­дуп­ре­дил глу­хой го­лос. — Но я не при­чиню те­бе вре­да, ес­ли пос­ту­пишь, как я ве­лю. Ты ведь лю­бишь свою дочь, прав­да?

— Боль­ше все­го на све­те, — ед­ва су­мел вы­мол­вить пе­репу­ган­ный гер­цог. — Возь­ми все, что хо­чешь, толь­ко вер­ни мне ее, ес­ли… ес­ли она еще жи­ва.

— Тог­да ос­во­боди всех уз­ни­ков из сво­их под­зе­мелий, — ска­зал Го­лем. — Пусть их ис­ку­па­ют и оде­нут в до­рогое платье, на­пол­нят их кар­ма­ны зо­лотом и се­реб­ром, а че­рез час они дол­жны сту­пить на подъ­ем­ный мост и пе­рей­ти ров, ок­ру­жа­ющий за­мок. Ес­ли ты вы­пол­нишь все мои ус­ло­вия, ты сно­ва уви­дишь дочь. Но не взду­май мстить уз­ни­кам! Смот­ри! — Мо­гучий па­лец, ка­залось, лишь слег­ка кос­нулся ви­сев­ших на сте­не сталь­ных дос­пе­хов, но они сплю­щились, как бу­маж­ные.

Гер­цо­га не приш­лось боль­ше уго­вари­вать. Трое зак­лю­чен­ных — жал­ких ко­нок­рад, юный ры­царь, чем-то воз­бу­див­ший злую за­висть гер­цо­га, и стар­ший сын Реб Мо­ше Со­фера — вновь уви­дели сво­боду. С них сня­ли це­пи, да­ли им умыть­ся, оде­ли в но­вую одеж­ду и сыт­но на­кор­ми­ли. Они по­лучи­ли столь­ко зо­лота и се­реб­ра, что бы хва­тило на нес­коль­ко лет без­бедной жиз­ни.

Вот они ми­нова­ли мост, и че­рез нес­коль­ко ми­нут на лес­ной опуш­ке по­каза­лась че­лове­чес­кая фи­гур­ка. Это бы­ла Кар­ла. Де­воч­ка силь­но ус­та­ла, платье ее из­мя­лось, но она бы­ла це­ла и нев­ре­дима. Гер­цог не мог по­верить сво­им гла­зам. Он был так счас­тлив, что и не по­мыш­лял о мес­ти.

Бы­ла уже глу­бокая ночь, а раб­би И­егу­да все еще си­дел у се­бя в ком­на­те, пог­ру­жен­ный в глу­бокое раз­думье. Раз­да­лись тя­желые ша­ги, и во­шел Го­лем, ве­дя за ру­ку сы­на Реб Мо­ше Со­фера.

«Не тре­вожь­ся, гос­по­дин. Гер­цог не ста­нет мстить. Тво­ей об­щи­не, как и это­му маль­чи­ку, ни­чего не уг­ро­жа­ет. Я обе­щаю».

За­гадоч­ная бо­лезнь, сви­репс­тво­вав­шая в гет­то, прек­ра­тилась так же вне­зап­но, как и на­чалась, и ни один врач так и не по­нял, по­чему это слу­чилось.

Но раб­би И­егу­да с тех пор всег­да сле­дил за тем, что­бы вдо­ва Реб Мо­ше Со­фера по­луча­ла свою пен­сию и жи­ла в дос­татке. И с той же по­ры ев­реи ста­ли ре­гуляр­но про­верять все ме­зузы на сво­их до­мах.