Суд Анастратина

В квар­та­ле, где жил Анас­тра­тин, бы­ла хар­чевня. В обе­ден­ную по­ру ход­жа час­то про­гули­вал­ся ми­мо и нас­лаждал­ся за­паха­ми, ко­торые до­носи­лись из пе­чи.

Как-то ут­ром при­шел в хар­чевню му­лазим*, дал хо­зя­ину гу­ся и ве­лел за­жарить его к обе­ду. Хо­зя­ин пос­та­вил гу­ся в печь. Ког­да гусь под­жа­рил­ся, хо­зя­ин вы­нул его, по­ложил на скамью ря­дом с про­чими блю­дами и стал до­жидать­ся му­лази­ма. В это вре­мя про­ходил ми­мо Анас­тра­тин. А на­до ска­зать, он тог­да был ка­ди. Ос­та­новил­ся он, как всег­да, что­бы нас­ла­дить­ся за­пахом ку­шаний, уви­дел гу­ся — и пря­мо слюн­ки у не­го по­тек­ли.

— Чей это гусь? — спро­сил он хо­зя­ина.

— Му­лази­ма, — от­ве­тил тот,

— Ве­ли-ка от­нести это­го гу­ся ко мне, — ска­зал Анас­тра­тин.

— Но как же му­лазим? — ис­пу­гал­ся хо­зя­ин. — Что я ему ска­жу, ког­да он при­дет пот­ре­бовать сво­его гу­ся?

— Слу­шай луч­ше ме­ня, — сто­ял на сво­ем Анас­тра­тин. — Те­бе вы­год­нее иметь доб­рые от­но­шения с ка­ди, чем с му­лази­мом. Приш­ли это­го гу­ся мне, не по­жале­ешь.

— Но что же тог­да ска­зать му­лази­му?

— А му­лази­му ска­жи, что гусь вдруг ожил и уле­тел, — от­ве­тил ход­жа. Ос­таль­ное не твоя за­бота.

Толь­ко он ушел, явил­ся му­лазим и пот­ре­бовал сво­его гу­ся. Хо­зя­ин, как ни в чем не бы­вало, взял ло­пату, су­нул ее в печь и стал де­лать вид, буд­то ищет гу­ся. Он во­зил ею в пе­чи и так и этак, но ни­чего не дос­тал.

— Стран­ное де­ло, — го­ворит. — Гусь уле­тел.

— Зна­ешь что, по­торап­ли­вай­ся, — от­ве­чал му­лазим. — Вре­мя обе­ден­ное, и я чер­тов­ски го­лоден.

А гу­ся нет как нет. Му­лазим кри­чит, хо­зя­ин все ко­выря­ет ло­патой в пе­чи и твер­дит свое: уле­тел гусь. Вок­руг уже соб­рался на­род. На­конец му­лазим по­терял тер­пе­ние и ки­нул­ся на хо­зя­ина с ку­лака­ми. Тот вых­ва­тил из пе­чи ло­пату, что­бы за­щищать­ся, да уго­дил пря­мо в ли­цо ев­рею, ко­торый сто­ял ря­дом, и вы­шиб ему глаз.

Уви­дел хо­зя­ин, в ка­кой он по­пал пе­реп­лет, бро­сил ло­пату и стал уле­петы­вать во все ло­пат­ки. Му­лазим, ев­реи и их друзья — за ним.

По до­роге хо­зя­ин хар­чевни уви­дел от­кры­тую дверь, вбе­жал в нее, что­бы спря­тать­ся. А у две­рей си­дела бе­ремен­ная жен­щи­на. Уви­дела она, что к ней вор­вался че­ловек, а за ним го­нит­ся тол­па, да со стра­ху вы­кину­ла.

Хо­зя­ин хар­чевни стал ис­кать, где бы спря­тать­ся. Те­перь к его прес­ле­дова­телям при­со­еди­нились и родс­твен­ни­ки жен­щи­ны. К счастью, в до­ме ока­зал­ся чер­ный ход, он вы­бежал че­рез не­го, тол­па — за ним.

В по­ис­ках спа­сения хо­зя­ин хар­чевни за­бежал в ме­четь, под­нялся на ми­нарет, смот­рит свер­ху: прес­ле­дова­тели его нас­ти­га­ют. Он ви­дит — де­лать не­чего, и ки­нул­ся с ми­наре­та на мос­то­вую, да уго­дил пря­мо на ме­нялу, ко­торый си­дел вни­зу на сво­ей скамье. Тот сра­зу ис­пустил дух.

Схва­тили тут хо­зя­ина хар­чевни и по­вели к ка­ди, ко­торый как раз толь­ко что раз­де­лал­ся с гу­сем. Все на­пере­бой ста­ли вык­ри­кивать свои об­ви­нения.

— Ти­ше, да­вай­те по по­ряд­ку, — стро­го ска­зал Анас­тра­тин. Он уже ус­пел встать из-за сто­ла и сел на свое су­дей­ское мес­то. Пе­ред ним ле­жала боль­шая свя­щен­ная кни­га, по ко­торой он пра­вил суд.

— Что ты име­ешь к это­му че­лове­ку? — спро­сил он му­лази­ма.

— Эфен­ди, ут­ром я при­нес ему гу­ся и поп­ро­сил под­жа­рить. А те­перь он мне го­ворит, что гусь уле­тел. Я тре­бую, что­бы он вер­нул мне мо­его гу­ся.

Анас­тра­тин от­крыл кни­гу, дол­го лис­тал стра­ницы и на­конец про­чел, что та­кие чу­деса дей­стви­тель­но слу­ча­ют­ся раз в сто лет. А со вре­мени, ког­да чу­до про­изош­ло в пос­ледний раз, прош­ло имен­но сто лет. По­теряв­ший гу­ся та­ким об­ра­зом бла­жен, ибо гусь этот по­летел пря­мехонь­ко в рай и там бу­дет под­жи­дать сво­его вла­дель­ца.

Ус­лы­шал это му­лазим и, си­яя от ра­дос­ти, уда­лил­ся.

Приш­ла оче­редь ев­рея с вы­битым гла­зом.

— Эфен­ди, — ска­зал он, — этот че­ловек вы­бил мне ло­патой глаз.

Анас­тра­тин вновь при­нял­ся лис­тать свою кни­гу и объ­явил, что ис­тец впра­ве те­перь пос­ту­пить с обид­чи­ком так же, как тот с ним. Но пос­коль­ку, сог­ласно кни­ге, глаз тур­ка рав­но­ценен двум гла­зам ев­рея, на­до, что­бы хо­зя­ин хар­чевни сна­чала вы­бил ис­тцу вто­рой глаз, а он в от­вет выбь­ет ему один.

Не ус­пел ход­жа за­кон­чить свой при­говор, как ев­рея уже и след прос­тыл.

Треть­им за­гово­рил муж жен­щи­ны, у ко­торой слу­чил­ся вы­кидыш. По это­му по­воду кни­га гла­сила, что хо­зя­ин хар­чевни дол­жен сде­лать этой жен­щи­не но­вого ре­бен­ка. Ра­зуме­ет­ся, и тре­тий жа­лоб­щик пред­по­чел уда­лить­ся ни с чем.

На­конец, за­явил свой иск брат уби­того ме­нялы. И для не­го ход­жа на­шел в кни­ге при­говор: пусть он рас­пра­вит­ся с хо­зя­ином хар­чевни та­ким же об­ра­зом, а имен­но — за­берет­ся на ми­нарет, ве­лит ви­нов­но­му усесть­ся вни­зу, а сам прыг­нет на не­го свер­ху и убь­ет.

Ког­да и этот пос­ко­рее пус­тился на­утек, хо­зя­ин хар­чевни стал бла­года­рить ход­жу — и тут-то вспом­нил его сло­ва, что луч­ше иметь в друзь­ях ка­ди, чем му­лази­ма.