Белая форель

Дав­ным-дав­но, в да­лекую-пре­дале­кую ста­рину жи­ла в зам­ке над озе­ром прек­расная де­вуш­ка. Го­вори­ли, что она по­мол­вле­на с ко­ролев­ским сы­ном. Они дол­жны бы­ли уж об­венчать­ся, как вдруг со­вер­ши­лось убий­ство: же­них был убит (Гос­по­ди, по­милуй нас!) и сбро­шен в озе­ро. И ко­неч­но, он уже не мог сдер­жать сво­его обе­щания и же­нить­ся на прек­расной де­вуш­ке. Что ж, тем ху­же…

Ис­то­рия рас­ска­зыва­ет нам, что бед­ная де­вуш­ка, по­теряв ко­ролев­ско­го сы­на, ли­шилась рас­судка — слиш­ком неж­ное у нее бы­ло сер­дце (да прос­тит ей Гос­подь, как нам про­ща­ет) — и от тос­ки по нем ста­ла чах­нуть. Боль­ше ее ник­то и не ви­дел. По­гова­рива­ли, буд­то ее унес­ли феи.

И вот пос­лу­шай­те! Че­рез не­кото­рое вре­мя в том озе­ре по­яви­лась бе­лая фо­рель. Лю­ди не зна­ли, что и ду­мать об этом, по­тому что ни­ког­да преж­де в гла­за не ви­дыва­ли фо­рели. Про­ходи­ли го­ды, а бе­лая фо­рель ос­та­валась все на том же мес­те, где вы ее мо­жете уви­деть и по­ныне. Это слу­чилось так дав­но, что мне и рас­ска­зать вам труд­но, во вся­ком слу­чае да­же са­мые древ­ние ста­рики в де­рев­не уже слы­хали о ней.

В кон­це кон­цов лю­ди ре­шили, что это не фо­рель, а ру­сал­ка. А как же ина­че? И ник­то ни­ког­да не тро­гал бе­лую фо­рель и не при­чинял ей вре­да, по­ка не по­яви­лись в тех мес­тах за­бул­ды­ги сол­да­ты. Они при­нялись по­тешать­ся и нас­ме­хать­ся над людь­ми, что те так ду­ма­ют, а один из них (будь ему не­лад­но — да прос­тит мне Гос­подь та­кие сло­ва!) да­же пок­лялся, что пой­ма­ет бе­лую фо­рель и съ­ест на обед, — вот не­годяй-то!

Ну что бы вы ска­зали про та­кое зло­дей­ство? Са­мо со­бой, сол­дат этот сло­вил бе­лую фо­рель, от­нес до­мой, пос­та­вил на огонь ско­вород­ку и бро­сил на нее бед­няжку. Как зак­ри­чит она че­ловечь­им го­лосом, а сол­дат — вы толь­ко по­думай­те! — за бо­ка дер­жится от сме­ха. Ну и раз­бой­ник в са­мом де­ле!

Ког­да он ре­шил, что один бо­чок у фо­рели уже под­ру­мянил­ся, он пе­ревер­нул ее, что­бы за­жарил­ся и дру­гой. И пред­ставь­те се­бе, огонь да­же не тро­нул ее, ну нис­ко­леч­ко, а сол­дат по­думал, что это ка­кая-то стран­ная фо­рель, ко­торая не под­жа­рива­ет­ся вов­се.

— И все же мы ее еще ра­зок пе­ревер­нем, — ска­зал этот без­божник, не ве­дая, что ждет его впе­реди.

Так вот, ког­да он ре­шил, что дру­гой бо­чок уже под­жа­рил­ся, он сно­ва пе­ревер­нул фо­рель, и — вот так де­ло! — дру­гой бо­чок ее под­ру­мянил­ся не боль­ше пер­во­го.

— Эх, не­уда­ча! — ска­зал сол­дат. — Да лад­но. Поп­ро­бую-ка еще ра­зок пе­ревер­нуть те­бя, моя ми­лоч­ка. Хит­ри не хит­ри!

И с эти­ми сло­вами сол­дат пе­ревер­нул бед­ную фо­рель еще раз, по­том еще, но ни­каких сле­дов от ог­ня так и не по­яви­лось на ней.

— Ну, — мол­вил этот от­ча­ян­ный не­годяй.

Ко­неч­но, са­ми по­нима­ете, хоть и был он от­ча­ян­ный не­годяй, та­кой, что ху­же не­куда, все же мог бы он по­нять, что пос­ту­па­ет дур­но, раз ви­дел, как все его по­пыт­ки кон­ча­лись не­уда­чей! Так вот.

— Ну, — мол­вил он, — а мо­жет, ты, моя ма­лень­кая ве­селень­кая фо­рель­ка, уже дос­та­точ­но про­жари­лась, хоть на вид ты и не го­това? Мо­жет быть, ты луч­ше, чем ка­жешь­ся, так что да­же паль­чи­ки об­ли­жешь, а?

И с эти­ми сло­вами он бе­рет­ся за нож и вил­ку, что­бы от­ве­дать фо­рели. Но что это! Толь­ко он вот­кнул нож в ры­бу, как раз­дался ду­шераз­ди­ра­ющий крик — ду­ша в пят­ки уй­дет от та­кого, — фо­рель сос­ко­чила со ско­воро­ды и упа­ла пря­мо на пол, а с то­го са­мого мес­та, ку­да она упа­ла, под­ня­лась прек­расная де­вуш­ка — та­кая прек­расная, что глаз не от­ве­дешь, прек­расней он в жиз­ни не ви­дывал, — оде­тая во все бе­лое и с зо­лотой лен­той в во­лосах, а из ру­ки ее стру­ей тек­ла кровь.

— Смот­ри, ку­да ты по­ранил ме­ня, не­годяй, — ска­зала она и по­каза­ла ему на ру­ку.

У не­го аж в гла­зах по­тем­не­ло.

— Раз­ве ты не мог ос­та­вить ме­ня в по­кое? — ска­зала она. — За­чем ты ме­ня пот­ре­вожил и вы­ловил из во­ды? За­чем отор­вал от де­ла?

Тут он зад­ро­жал, как со­бака в мок­ром меш­ке, по­том на­конец про­бор­мо­тал что-то и взмо­лил­ся о по­щаде:

— Прос­ти­те ме­ня, ми­леди! Я не знал, что вы бы­ли за­няты де­лом, а то бы не стал вам ме­шать. Ведь я же нас­то­ящий сол­дат и уж та­кие-то ве­щи по­нимаю!

— Ко­неч­но, я бы­ла за­нята де­лом, — ска­зала де­вуш­ка. — Я жда­ла мо­его вер­но­го воз­люблен­но­го, ко­торый дол­жен был прип­лыть ко мне. И ес­ли он прип­лыл, по­ка ме­ня не бы­ло и я по тво­ей ви­не не уви­жу его, я прев­ра­щу те­бя в ло­сося и бу­ду прес­ле­довать до скон­ча­ния ве­ка, по­ка тра­ва рас­тет, по­ка во­ды те­кут!

Ага, у сол­да­тика ду­ша уш­ла в пят­ки, ког­да он по­думал, что его прев­ра­тят в ло­сося, и он взмо­лил­ся о про­щении. На что мо­лодая ле­ди от­ве­тила:

— От­ре­кись от сво­ей дур­ной жиз­ни, не­годяй, не то рас­ка­ешь­ся, да бу­дет поз­дно. Стань доб­рым че­лове­ком и смот­ри, ни­ког­да не про­пус­кай ис­по­веди. А те­перь, — мол­ви­ла она, — от­ве­ди ме­ня об­ратно и опус­ти сно­ва в озе­ро, от­ку­да ты ме­ня вы­ловил.

— О, ми­леди, — вос­клик­нул сол­дат, — раз­ве у ме­ня нет сер­дца, что я бу­ду то­пить та­кую прек­расную де­вуш­ку, как вы?

Но не ус­пел он вы­мол­вить и сло­ва, как де­вуш­ка ис­чезла, а на по­лу он уви­дел ма­лень­кую фо­рель. Что ж, он по­ложил ее на чис­тую та­рел­ку и бро­сил­ся бе­жать со всех ног: он бо­ял­ся, что воз­люблен­ный де­вуш­ки при­дет без нее. Он бе­жал и бе­жал, по­ка не дос­тиг сно­ва той же пе­щеры, и бро­сил фо­рель в озе­ро. И в ту же ми­нуту во­да в том мес­те пок­расне­ла — вер­но, из ра­ны все еще тек­ла кровь, — но вско­ре те­чение смы­ло все. А у фо­рели и по сей день на бо­ку ма­лень­кое крас­ное пят­нышко в том са­мом мес­те, ку­да по­пал нож.

Да, так вот, бы­ло бы вам из­вес­тно, с то­го дня сол­дат этот стал дру­гим че­лове­ком, он ис­пра­вил­ся, на­чал ак­ку­рат­но хо­дить на ис­по­ведь и три дня в не­делю соб­лю­дал пост, хо­тя ры­бы в эти дни он не ел: пос­ле стра­ха, ка­кого он на­тер­пелся, ры­ба у не­го в жи­воте и не но­чева­ла, — вы уж из­ви­ните ме­ня за гру­бое вы­раже­ние.

Во вся­ком слу­чае, он стал, как я уже го­ворил, дру­гим че­лове­ком. С те­чени­ем вре­мени он ос­та­вил ар­мию и под ко­нец да­же прев­ра­тил­ся в от­шель­ни­ка. Рас­ска­зыва­ют, что он все вре­мя мо­лил­ся о спа­сении ду­ши Бе­лой Фо­рели.