Дурное место

Кое-кто, на­вер­ное, и слы­шал о зна­мени­тых прик­лю­чени­ях Дэ­ни­ела О’Рур­ка, но нем­но­го най­дет­ся та­ких, ко­торые зна­ют, что при­чиной всех его злок­лю­чений над зем­лей и под во­дой бы­ло лишь од­но: он зас­нул под сте­нами баш­ни па­ка.

Я хо­рошо знал это­го че­лове­ка. Он жил у под­но­жия Ху­дого Хол­ма, как раз по пра­вую ру­ку от до­роги, ес­ли вы иде­те в Бэн­три. Он был ста­риком, ког­да рас­ска­зал мне свою ис­то­рию, да, уже ста­риком с се­дой го­ловой и крас­ным но­сом.

Ус­лы­шал я эту ис­то­рию из его собс­твен­ных уст 25 и­юня 1813 го­да. Он си­дел под ста­рым то­полем и по­тяги­вал из сво­ей труб­ки. Ве­чер был на ред­кость хо­рош.

— Ме­ня час­то про­сят рас­ска­зать об этом, — на­чал он, — так что вам я бу­ду рас­ска­зывать уже не пер­во­му. Ви­дите ли, до то­го, как ста­ло слыш­но о Бо­напар­те и вся­ком та­ком про­чем, мо­лодые гос­по­да час­то ез­ди­ли за гра­ницу. Вот и сын на­шего лен­длор­да вер­нулся из чу­жих стран, из Фран­ции и Ис­па­нии. И са­мо со­бой, по это­му слу­чаю был дан обед, для всех без раз­бо­ру: для знат­ных и прос­тых, бо­гатых и бед­ных.

Что и го­ворить, в ста­рину гос­по­да дей­стви­тель­но бы­ли гос­по­дами, вы уж из­ви­ните ме­ня за та­кие сло­ва. Ко­неч­но, они мог­ли и поб­ра­нить вас слег­ка, и мо­жет, да­же дать кну­та ра­зок-дру­гой, да что мы те­ряли от это­го в кон­це-то кон­цов? Они бы­ли та­кими пок­ла­дис­ты­ми, та­кими вос­пи­тан­ны­ми. У них всег­да был от­кры­тый дом и ты­сячи гос­тей. Рен­той они нас не до­нима­ли. И вряд ли на­шел­ся бы хоть один из арен­да­торов, кто бы не ис­пы­тал на се­бе щед­рость сво­его лен­длор­да, да и не еди­нож­ды за год. Те­перь уж все не то… Ну, де­ло не в этом, сэр. Луч­ше я вам бу­ду рас­ска­зывать свою ис­то­рию.

Так вот, у нас бы­ло все, что толь­ко ду­ше угод­но. Мы ели, пи­ли и пля­сали. И мо­лодой гос­по­дин наш по­шел тан­це­вать с Пег­ги Бар­ри из Бо­херин, — это я к то­му, о чем толь­ко что го­ворил вам. Хо­рошень­кой па­роч­кой они бы­ли тог­да, оба мо­лодые, а сей­час уж сов­сем сгор­би­лись. Да, ко­роче го­воря, я, ви­димо, силь­но под­вы­пил, по­тому что до сих пор, хоть убей­те, не мо­гу вспом­нить, как я выб­рался от­ту­да. Хо­тя вый­ти-то я от­ту­да вы­шел, это уж точ­но.

Так вот, нес­мотря на это, я все-та­ки ре­шил про се­бя: зай­ду-ка к Мол­ли Кро­нохан, зна­хар­ке, пе­ремол­вить­ся сло­веч­ком нас­чет за­воро­жен­но­го те­лен­ка. И на­чал пе­реп­равлять­ся по кам­ням че­рез бал­ли­шинох­ский брод. Тут я возь­ми да и заг­ля­дись на звез­ды, да еще пе­рек­рестил­ся. За­чем? Но ведь это же бы­ло на Бла­гове­щенье! Но­га у ме­ня пос­коль­зну­лась, и я ку­барем по­летел в во­ду.

«Ну, ко­нец мне! — по­думал я. — Сей­час пой­ду ко дну». И вдруг я поп­лыл, поп­лыл, поп­лыл, из пос­ледних сил сво­их, и сам да­же не знаю, как при­бил­ся к бе­регу ка­кого-то не­оби­та­емо­го ос­тро­ва.

Я бро­дил и бро­дил, сам не ве­дая где, по­ка ме­ня не за­нес­ло на­конец в боль­шое бо­лото. Так на­яри­вала лу­на, что бы­ло свет­ло, точ­но днем; она свер­ка­ла, как гла­за у ва­шей кра­сот­ки, — прос­ти­те, что я за­гово­рил о ней. Я гля­дел на вос­ток, на за­пад, на се­вер и на юг — сло­вом, во все сто­роны, и ви­дел лишь бо­лото, бо­лото и бо­лото. До сих пор не мо­гу по­нять, как же я ту­да заб­рался? Сер­дце у ме­ня за­леде­нело от стра­ха, так как я был твер­до уве­рен, что най­ду там свою мо­гилу. Я опус­тился на ка­мень, ко­торый, по счастью, ока­зал­ся ря­дом со мной, по­чесал в за­тыл­ке и за­пел сам се­бе от­ходную.

Вдруг лу­на по­тем­не­ла. Я взгля­нул вверх и уви­дел, как неч­то слов­но дви­жет­ся меж­ду мною и лу­ной, но что, ре­шить я не мог. Неч­то кам­нем упа­ло вниз и заг­ля­нуло мне пря­мо в ли­цо. Вот те на, да это ока­зал­ся орел! Са­мый обык­но­вен­ный орел, ка­кие при­лета­ют из графс­тва Кер­ри. Он пог­ля­дел мне в гла­за и го­ворит:

— Ну, как ты тут, Дэ­ни­ел О’Рурк?

— Очень хо­рошо, бла­года­рю вас, сэр, — от­ве­чал я. — На­де­юсь, и вы то­же, — а сам про се­бя удив­ля­юсь, как это орел за­гово­рил вдруг по-че­лове­чес­ки.

— Что за­нес­ло те­бя сю­да, Дэн? — спра­шива­ет он.

— Да ни­чего! — от­ве­чаю ему. — Хо­тел бы я сно­ва очу­тить­ся до­ма це­лехонь­ким, вот что!

— А-а, ты хо­тел бы выб­рать­ся с это­го ос­тро­ва, не так ли, Дэн?

— Имен­но так, сэр, — го­ворю я.

Тут я под­ни­ма­юсь и рас­ска­зываю ему, как хва­тил лиш­не­го и сва­лил­ся в во­ду, как доп­лыл до это­го ос­тро­ва, заб­рел в бо­лото и те­перь вот не знаю, как из не­го выб­рать­ся.

— Дэн, — го­ворит он, по­думав с ми­нуту, — хо­тя это и очень не­хоро­шо с тво­ей сто­роны — на­пивать­ся на Бла­гове­щенье, но в об­щем-то ты па­рень при­лич­ный, непь­ющий, ак­ку­рат­но по­сеща­ешь мес­су и ни­ког­да не швы­ря­ешь кам­ня­ми в ме­ня или в мо­их соб­рать­ев, не го­ня­ешь­ся за на­ми по по­лям, а по­это­му — я к тво­им ус­лу­гам! Са­дись вер­хом ко мне на спи­ну да об­хва­ти ме­ня пок­репче, а не то сва­лишь­ся, и я вы­несу те­бя из это­го бо­лота.

— А ва­ша свет­лость не сме­ет­ся на­до мной? — го­ворю я. — Слы­хан­ное ли де­ло, ка­тать­ся вер­хом на ор­ле?

— Сло­во джентль­ме­на! — го­ворит он, кла­дя пра­вую ла­пу се­бе на грудь. — Я пред­ла­гаю серь­ез­но. Так что вы­бирай: или при­нима­ешь мое пред­ло­жение, или по­мирай с го­лоду здесь в бо­лоте! Да, меж­ду про­чим, я за­мечаю, что от тво­ей тя­жес­ти ка­мень ухо­дит в бо­лото.

И это бы­ла ис­тинная прав­да, по­тому что я и сам за­метил, как ка­мень с каж­дой ми­нутой все боль­ше осе­дал по­до мной. Вы­бора не ос­та­валось. Я всег­да счи­тал, что сме­лость го­рода бе­рет, о чем и по­думал тог­да, и ска­зал:

— Бла­года­рю вас, ва­ша честь, за та­кую сер­дечность. Я при­нимаю ва­ше лю­без­ное приг­ла­шение!

За­тем взоб­рался ор­лу на спи­ну, креп­ко об­нял его за шею, и орел взмыл в воз­дух, по­доб­но жа­ворон­ку.

Тог­да я и не пред­по­лагал о ло­вуш­ке, ко­торую он го­товил мне!

Вы­ше, вы­ше и вы­ше, бог зна­ет как вы­соко за­летел он.

— Пос­той­те, — го­ворю я ему, ду­мая, что он не зна­ет вер­ной до­роги к мо­ему до­му, ко­неч­но, очень веж­ли­во, по­тому что кто его раз­бе­рет, ведь я был це­ликом в его влас­ти. — Сэр, — го­ворю я, — при всем мо­ем глу­бочай­шем ува­жении к муд­рым взгля­дам ва­шей свет­лости я хо­тел бы, что­бы вы спус­ти­лись нем­но­го, так как сей­час вы на­ходи­тесь как раз над мо­ей хи­жиной и мо­жете ме­ня ту­да сбро­сить, за что я бу­ду бес­ко­неч­но бла­года­рен ва­шей ми­лос­ти.

— Ай да Дэн! — вос­клик­нул он. — Ты что, за ду­рака ме­ня счи­та­ешь? Пог­ля­ди-ка вниз на со­сед­нее по­ле, раз­ве ты не ви­дишь двух лю­дей с ружь­ями? Это не шу­точ­ки, ей-ей, ког­да те­бя вот так возь­мут да подс­тре­лят из-за ка­кого-то пь­яно­го бол­ва­на, ко­торо­го те­бе приш­лось под­хва­тить с хо­лод­но­го кам­ня на бо­лоте.

«Черт бы те­бя поб­рал», — по­думал я про се­бя, но вслух ни­чего не ска­зал: что поль­зы бы­ло в этом?

Вот так-то, сэр, а он все про­дол­жал ле­теть вверх и вверх. Че­рез каж­дую ми­нуту я сно­ва про­сил его спус­тить­ся вниз, но тщет­но.

— Ска­жите, ра­ди Бо­га, сэр, ку­да вы ле­тите? — спро­сил я его.

— Поп­ри­дер­жи-ка свой язык, Дэн, — го­ворит он мне. — Зай­мись луч­ше сво­ими де­лами, а в чу­жие не вме­шивай­ся!

— Вот те на, я по­лагаю, это как раз мое де­ло! — ска­зал я.

— По­мал­ки­вай, Дэн! — крик­нул он. И боль­ше я ни­чего не ска­зал.

На­конец мы при­были — вы толь­ко пред­ставь­те се­бе ку­да — на са­мую лу­ну! Сей­час вы уже не мо­жете это­го ви­деть, но тог­да, то есть еще в мое вре­мя, на бо­ку у лу­ны тор­ча­ло что-то вро­де сер­па.

И Дэ­ни­ел О’Рурк кон­цом сво­ей пал­ки на­чер­тил на зем­ле фи­гуру, по­хожую на серп.

— Дэн, — ска­зал орел, — я ус­тал от та­кого длин­но­го по­лета. Вот уж не ду­мал, что это так да­леко.

— А кто, ми­лос­ти­вый го­сударь, — го­ворю я, — про­сил вас так да­леко за­летать? Я, что ли? Не про­сил я вас раз­ве, не умо­лял и не уп­ра­шивал ос­та­новить­ся еще пол­ча­са на­зад?

— Те­перь го­ворить об этом поз­дно, Дэн, — ска­зал орел. — Я до чер­ти­ков ус­тал, а по­тому сле­зай-ка с ме­ня! Мо­жешь сесть на лу­ну и ждать, по­ка я от­ды­шусь.

— Сесть на лу­ну? — го­ворю я. — Вот на эту ма­лень­кую круг­лень­кую штуч­ку? Да я тут же сва­люсь с нее и рас­ши­бусь в ле­пеш­ку. Вы прос­то под­лый об­манщик, вот вы кто!

— Вов­се нет, Дэн, — го­ворит он. — Ты мо­жешь креп­ко ух­ва­тить­ся за этот серп, что тор­чит сбо­ку у лу­ны, и тог­да не упа­дешь.

— Нет, не хо­чу, — го­ворю я.

— Мо­жет, и не хо­чешь, — го­ворит он сов­сем спо­кой­но. — Но ес­ли ты не сле­зешь, мой дру­жочек, я сам те­бя стрях­ну и дам те­бе ра­зок кры­лом, так что ты жи­во очу­тишь­ся на зем­ле и уж кос­тей сво­их не со­берешь, они раз­ле­тят­ся, как ро­син­ки по ка­пус­тным лис­там ран­ним ут­речком.

«Ну и ну, — ска­зал я се­бе, — в хо­рошень­кое по­ложе­ние я по­пал. За­чем толь­ко я увя­зал­ся за ним!»

И, пос­лав в его ад­рес креп­кое слов­цо — по-ир­ланд­ски, что­бы он не по­нял, — я скре­пя сер­дце слез с его спи­ны, ух­ва­тил­ся за серп и сел на лу­ну. Ну и хо­лод­ное это си­денье ока­залось, ска­жу я вам!

Пос­ле то­го как он вот та­ким об­ра­зом бла­гопо­луч­но сса­дил ме­ня, он обо­рачи­ва­ет­ся ко мне и го­ворит:

— Доб­ро­го ут­ра, Дэ­ни­ел О’Рурк! Я ду­маю, те­перь мы в рас­че­те! В прош­лом го­ду ты ра­зорил мое гнез­до (что ж, он ска­зал су­щую прав­ду, толь­ко как он уз­нал об этом, ума не при­ложу), и за это ты те­перь на­сидишь­ся здесь вво­лю. Хо­чешь не хо­чешь, а бу­дешь тор­чать здесь на лу­не, как пу­гало ого­род­ное.

— Зна­чит, все кон­че­но? — го­ворю я. — Ты что же, так вот ме­ня и ос­та­вишь здесь, не­годяй? Ах ты, мер­зкий, бес­сердеч­ный уб­лю­док! Так вот как ты ус­лу­жил мне! Будь же прок­лят сам со сво­им гор­ба­тым но­сом и со всем тво­им по­томс­твом, под­лец!

Но что бы­ло тол­ку от этих слов? Он гром­ко рас­хо­хотал­ся, рас­пра­вил свои ог­ромные крылья и ис­чез, слов­но мол­ния. Я кри­чал ему вдо­гон­ку: «Ос­та­новись!» — но с та­ким же ус­пе­хом я мог бы звать и кри­чать хоть весь век, он бы не от­клик­нулся. Он уле­тел прочь, и с то­го са­мого дня и по­ныне я его боль­ше не ви­дел, — пусть бе­да всег­да ле­та­ет вмес­те с ним!

Я ока­зал­ся в без­вы­ход­ном по­ложе­нии, уве­ряю вас, и в от­ча­янии ры­дал так, что не мог ос­та­новить­ся. Вдруг в са­мой се­реди­не лу­ны от­кры­ва­ет­ся дверь, да с та­ким скри­пом, слов­но ее це­лый ме­сяц не от­во­ряли, хо­тя, я ду­маю, ее прос­то ни­ког­да не сма­зыва­ли, и вы­ходит из нее… Ну, кто бы вы ду­мали? Лун­ный че­ловек, я сра­зу уз­нал его по во­лосам.

— При­ветс­твую те­бя, Дэ­ни­ел О’Рурк! — ска­зал он. — Как де­ла?

— Очень хо­рошо, бла­года­рю, ва­ша честь, — от­ве­тил я. — На­де­юсь, и у вас то­же.

— Как те­бя за­нес­ло сю­да, Дэн?

Тут я ему рас­ска­зал, как хва­тил лиш­не­го в до­ме хо­зя­ина, как был выб­ро­шен на пус­тынный ос­тров и заб­лу­дил­ся в бо­лоте и как мо­шен­ник орел обе­щал ме­ня вы­нес­ти от­ту­да, а вмес­то это­го за­нес вот сю­да, на лу­ну.

— Дэн, — го­ворит лун­ный че­ловек, ког­да я кон­чил, и бе­рет по­нюш­ку та­баку, — те­бе не сле­ду­ет здесь ос­та­вать­ся.

— Уве­ряю вас, сэр, — го­ворю ему, — я сю­да по­пал со­вер­шенно про­тив сво­ей во­ли. Как же я те­перь на­зад вер­нусь?

— Это твое де­ло, Дэн, — го­ворит он. — Мое де­ло ска­зать те­бе, что здесь ты ос­та­вать­ся не дол­жен. Так что вы­метай­ся, да по­живее!

— Я вам ни­чего пло­хого не де­лаю, — го­ворю я, — толь­ко вот дер­жусь за серп, что­бы не упасть.

— Вот это­го ты и не дол­жен де­лать!

— Ах, прос­ти­те, сэр, — го­ворю я, — а нель­зя ли мне уз­нать, боль­шая ли у вас семья? Мо­жет, вы да­ли бы при­ют бед­но­му пут­ни­ку? Я по­лагаю, вас не час­то бес­по­ко­ят та­кие вот гос­ти, как я. Ведь путь-то сю­да не близ­кий.

— Я жи­ву один, Дэн, — от­ве­тил он. — А ты луч­ше от­пусти этот серп!

— Кля­нусь, сэр, — го­ворю я, — с ва­шего раз­ре­шения, я не от­пу­щу его! И чем боль­ше вы бу­дете про­сить, тем креп­че я бу­ду дер­жать­ся. Так я хо­чу!

— Луч­ше от­пусти, Дэн, — опять го­ворит он.

— Раз так, мой ма­лень­кий при­ятель, — го­ворю я, из­ме­ряя его взгля­дом с го­ловы до ног, — в на­шей сдел­ке бу­дут два ус­ло­вия: вы ухо­дите, ес­ли же­ла­ете, а я с мес­та не сдви­нусь!

— Ну, мы еще пос­мотрим, как это по­лучит­ся, — ска­зал лун­ный че­лове­чек и ушел об­ратно к се­бе, но, ухо­дя, так хлоп­нул дверью, что я по­думал: сей­час и лу­на и я вмес­те с нею рух­нем вниз. Бы­ло яс­но, что он здо­рово рас­сердил­ся.

Так вот, я уж внут­ренне под­го­товил­ся по­мерить­ся с ним си­лами, как тут он сно­ва вы­ходит с ос­трым ку­хон­ным но­жищем в ру­ках и, не го­воря ни сло­ва, уда­ря­ет им два ра­за по руч­ке сер­па, за ко­торую я дер­жался, — клянг! — она раз­ла­мыва­ет­ся по­полам.

— Эй, Дэн, доб­ро­го ут­ра! — крик­нул этот злоб­ный и под­лень­кий ста­рикаш­ка, ког­да уви­дел, как я по­летел пря­мо вниз, ух­ва­тив­шись за ос­та­ток руч­ки. — Бла­года­рю за ви­зит! Гла­день­кой до­рож­ки, Дэ­ни­ел!

Я не ус­пел ему от­ве­тить, так как ме­ня кру­тило, и вер­те­ло, и нес­ло вниз со ско­ростью гон­чей со­баки.

— О Гос­по­ди! — вос­клик­нул я. — Хо­рошень­кое это за­нятие для при­лич­но­го че­лове­ка, да еще глу­хой ночью, ес­ли бы кто уви­дел! Ну и влип я!

Но не ус­пел я вы­гово­рить эти сло­ва, как вдруг — взззз! — над мо­ей го­ловой про­лете­ла стая ди­ких гу­сей, ко­торая нап­равля­лась не ина­че как с мо­его за­вет­но­го бо­лота в Бэл­ли­шена­фе, а то как бы они уз­на­ли ме­ня? Ста­рый гу­сак, во­жак их, обер­нулся и крик­нул мне:

— Это ты, Дэн?

— Я са­мый, — от­ве­тил я, нис­коль­ко не уди­вив­шись, что он за­гово­рил, по­тому что к то­му вре­мени я уж на­чал при­выкать ко вся­кой та­кой чер­товщи­не, а кро­ме то­го, с ним мы бы­ли ста­рые зна­комые.

— С доб­рым ут­ром, Дэ­ни­ел О’Рурк, — ска­зал он. — Как твое здо­ровье се­год­ня?

— Прек­расно! — от­ве­тил я. — Сер­дечно бла­года­рю! — а сам тяж­ко вздох­нул, по­тому что как раз его-то мне и не­дос­та­вало. — На­де­юсь, и твое то­же.

— Я имею в ви­ду твое па­дение, Дэ­ни­ел, — про­дол­жал он.

— А-а, ну ко­неч­но, — от­ве­тил я.

— От­ку­да это ты не­сешь­ся так? — спро­сил гу­сак. Тут я ему рас­ска­зал, как я на­пил­ся и по­пал на ос­тров, как заб­лу­дил­ся на бо­лоте и как об­манщик орел за­нес ме­ня на лу­ну, а лун­ный че­ловек вып­ро­водил ме­ня от­ту­да.

— Я те­бя спа­су, Дэн, — ска­зал гу­сак. — Про­тяни ру­ку и хва­тай ме­ня за но­гу. Я от­не­су те­бя до­мой.

— Тво­ими бы ус­та­ми да мед пить! — ска­зал я, хо­тя про се­бя все вре­мя ду­мал, что не очень-то до­веряю ему.

Но по­мощи ждать бы­ло не­от­ку­да, по­это­му я схва­тил гу­сака за но­гу и по­летел вмес­те с ос­таль­ны­ми гу­сями со ско­ростью вет­ра. Мы ле­тели, ле­тели и ле­тели, по­ка не очу­тились пря­мо над оке­аном. Я это сра­зу по­нял, по­тому что спра­ва от се­бя уви­дел Яс­ный Мыс, тор­ча­щий из во­ды.

— Ми­лорд, — ска­зал я, ре­шив на вся­кий слу­чай вы­ражать­ся как мож­но уч­ти­вее, — по­жалуй­ста, ле­тите к зем­ле!

— Что ты, Дэн, — от­ве­тил он, — по­ка это ни­как не­воз­можно. Ведь мы ле­тим в Ара­вию.

— В Ара­вию! — вос­клик­нул я. — Так это же где-то да­леко-да­леко, в чу­жих зем­лях. Ах, что вы, мис­тер Гусь, не­уже­ли в вас нет сос­тра­дания к бед­но­му че­лове­ку?

— Тш-ш, тш-ш ты, глу­пец, — ска­зал он, — поп­ри­дер­жи-ка свой язык! Уве­ряю те­бя, Ара­вия очень при­лич­ное мес­то и как две кап­ли во­ды по­хожа на За­пад­ный Кар­бе­ри, толь­ко там чуть по­боль­ше пес­ка.

И как раз ког­да мы с ним пе­рего­вари­вались, на го­ризон­те по­каза­лось суд­но, го­нимое вет­ром, — ну прос­то заг­ля­дишь­ся.

— Пос­лу­шай­те, сэр, — го­ворю я, — сбрось­те ме­ня, по­жалуй­ста, на это суд­но!

— Но мы на­ходим­ся не точ­но над ним, — от­ве­тил он, — и, ес­ли я те­бя сей­час сбро­шу, ты плюх­нешь­ся пря­мо в во­ду.

— Нет, что вы, — го­ворю я, — мне же вид­нее, оно сей­час точ­не­хонь­ко под на­ми. Вы­пус­ти­те же ме­ня ско­рее!

— Вы­пус­тить так вы­пус­тить, де­ло твое, — ска­зал он и раз­жал ла­пы.

Увы, он ока­зал­ся прав! Ко­неч­но, я плюх­нулся пря­мо на со­леное мор­ское дно. Очу­тив­шись на са­мом дне, я сов­сем уж бы­ло рас­про­щал­ся с жизнью, как вдруг ко мне приб­ли­зил­ся кит, по­чесы­ва­ясь пос­ле ноч­но­го сна, заг­ля­нул мне в ли­цо и, не про­из­но­ся ни еди­ного сло­ва, под­нял свой хвост и еще ра­зок ока­тил ме­ня хо­лод­ной со­леной во­дой, так что су­хого мес­та на мне не ос­та­лось. И тут я ус­лы­шал — при­чем го­лос мне по­казал­ся очень зна­комым:

— Вста­вай ты, пь­яный без­дель­ник! Уби­рай­ся от­сю­да!

Я от­крыл гла­за и уви­дел пе­ред со­бой мою Джу­ди с пол­ным уша­том во­ды, ко­торую она вы­лива­ла на ме­ня.

Де­ло в том, что, хо­тя в об­щем Джу­ди бы­ла хо­рошая же­на — дай Бог ей доб­ро­го здо­ровья, — она со­вер­шенно не вы­носи­ла, ког­да я на­пивал­ся, и тут уж да­вала во­лю ру­кам.

— По­дымай­ся-ка! — ска­зала она опять. — Худ­ше­го мес­та ты не мог се­бе най­ти во всем при­ходе? Ишь раз­легся под са­мыми сте­нами ста­рой баш­ни па­ка! Мо­гу пред­ста­вить, как спо­кой­нень­ко ты от­дохнул тут!

Что и го­ворить, раз­ве я от­ды­хал? Все эти ор­лы, и лун­ные че­ловеч­ки, и пе­релет­ные гу­си, и ки­ты, ко­торые пе­рено­сили ме­ня че­рез бо­лота, за­носи­ли на лу­ну и сбра­сыва­ли от­ту­да на со­леное мор­ское дно, чуть с ума ме­ня не све­ли.

Но те­перь я твер­до знал: что бы ни слу­чилось, я уже ни­ког­да не ля­гу от­ды­хать на дур­ное мес­то.