Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Баян-Слу и козы-корпеш

В дав­ние вре­мена меж­ду го­рами Тар­ба-га­тай и Ала­тау и озе­рами Бал­хаш и Ала-Куль ко­чева­ли два не­обы­чай­но бо­гатых, знат­ных и силь­ных сул­та­на: Ка­рабай и Са­рыбай.

Не­раз­рывная друж­ба свя­зыва­ла их вот уже мно­го лет. Не про­ходи­ло и дня, что­бы друзья не ви­делись друг с дру­гом, не бы­ло так, что­бы один без дру­гого по­ехал ку­да-ни­будь в гос­ти, что­бы охо­та, бай­га или ка­кое-ни­будь праз­днество ус­тра­ива­лось од­ним без учас­тия дру­гого. И ра­дость и го­ре де­лили они по­полам, а в бе­де и нес­частье каж­дый ста­рал­ся по­мочь дру­гому по ме­ре сил и воз­можнос­ти.

Од­нажды вес­ной оба дру­га вы­еха­ла на охо­ту и, отъ­ехав от сво­их а­улов не да­лее, как на пол­дня ез­ды, уви­дели на не­боль­шом ос­тро­ве ма­рала (Ма­рал — гор­ный олень). Подъ­ехав на рас­сто­яние выс­тре­ла из лу­ка, Ка­рабай уже при­гото­вил­ся пус­тить в зве­ря свою стре­лу, ког­да Са­рыбай вдруг ос­та­новил сво­его дру­га:

— Не стре­ляй, брат, по­жалуй­ста, и я то­же не бу­ду: ведь это сам­ка ма­рала, и она вот-вот дол­жна оте­лить­ся. Ес­ли мы убь­ем ее. то по­губим вмес­те и де­тены­ша. Вспом­ни, что у нас с то­бой до­ма ос­та­лись бе­ремен­ные же­ны. И, быть мо­жет, по­щадив не­повин­ное жи­вот­ное, мы сде­ла­ем доб­рое де­ло, и ал­лах по­может на­шим же­нам в ми­нуту ро­дов.

Пос­лу­шал­ся Ка­рабай со­вета вер­но­го дру­га и, опус­тив лук, за­кинул его за пле­чо, а стре­лу по­ложил об­ратно в кол­чан, и по­еха­ли друзья даль­ше в по­ис­ках до­бычи.

Весь день про­ез­ди­ли они, но зве­ря ниг­де не наш­ли, и к ве­черу ос­та­нови­лись на от­дых у не­боль­шо­го ручья. Тут, раз­го­вари­вая о прик­лю­чени­ях это­го дня, они вспом­ни­ли о ма­рале, и опять Са­рыбай ска­зал дру­гу: — Пос­лу­шай, друг, в этой встре­че с ма­ралом я ви­жу что-то не­доб­рое. Ког­да хо­тел ты стре­лять, вдруг по­чу­яло мое сер­дце, что и мне не­дол­го жить, что семья моя ско­ро оси­роте­ет. Ес­ли слу­чит­ся со мной ка­кая бе­да, про­шу те­бя, в па­мять на­шей друж­бы не ос­тавь мою семью без по­мощи и со­вета.

Ка­рабай уте­шал, как мог, сво­его дру­га, ста­ра­ясь рас­се­ять его мрач­ные пред­чувс­твия, но Са­рыбай все вре­мя был грус­тен и на­конец пред­ло­жил Ка­рабаю в оз­на­мено­вание дол­го­лет­ней друж­бы дать друг дру­гу обет и скре­пить его клят­вой. Обет этот зак­лю­чал­ся в том, что ес­ли же­ны их раз­ре­шат­ся от бре­мени сы­новь­ями, то что­бы сы­новья эти жи­ли меж­ду со­бой, как род­ные братья; ес­ли же ро­дят­ся до­чери, то и до­черям быть сес­тра­ми. А ес­ли у од­но­го ро­дит­ся сын, а у дру­гого дочь, то счи­тать их со дня рож­де­ния же­нихом и не­вес­той.

— Мы же, по­род­нившись та­ким об­ра­зом. — при­бавил Са­рыбай, — до са­мой смер­ти уже не бу­дем раз­лу­чать­ся, все доб­ро на­ше бу­дем де­лить по­полам, и со смертью од­но­го из нас дру­гой бу­дет счи­тать семью умер­ше­го дру­га сво­ей собс­твен­ной семь­ей.

И пок­ля­лись друзья друг дру­гу в ис­полне­нии это­го обе­та и объ­яви­ли о нем всем слу­гам и гос­тям, быв­шим с ни­ми на охо­те. И вот в то вре­мя, как они про­из­но­сили обыч­ную в этих слу­ча­ях клят­ву, при­летел от­ку­да-то свер­ху чер­ный скво­рец и опус­тился на го­лову Са­рыбая, по­том скво­рец с гром­ким ще­бетань­ем на­чал пры­гать то на од­но­го, то на дру­гого из дру­зей.

— Этот скво­рец пред­ве­ща­ет нам ра­дость, — ска­зал Ка­рабай. Это пос­ланник от бо­га. Он бла­гос­ловля­ет наш обет.

— Да, — от­ве­чал Са­рыбай. Но он же пред­ве­ща­ет и нес­частье од­но­му из нас, а так как он преж­де все­го опус­тился на мою го­лову, то это нес­частье уг­ро­жа­ет мне.

Со­вер­шив обыч­ную ве­чер­нюю мо­лит­ву, друзья се­ли на ко­ней и от­пра­вились до­мой в соп­ро­вож­де­нии сви­ты и гос­тей. Все еха­ли ша­гом, да­вая от­дохнуть из­му­чен­ным за день ло­шадям, и ста­ло уже тем­неть, ког­да оба дру­га за­мети­ли всад­ни­ка, ска­кав­ше­го им навс­тре­чу.

Это, на­вер­ное, го­нец от ко­торой-ни­будь из на­ших жен, — ре­шили меж­ду со­бой друзья.

И дей­стви­тель­но, это был го­нец, он приб­ли­жал­ся к ним, ра­дос­тно раз­ма­хивая над го­ловой шап­кой.

— Су­юн­ши! — зак­ри­чал он. — Же­ны ва­ши толь­ко что бла­гопо­луч­но раз­ре­шились мла­ден­ца­ми. У Ка­рабая ро­дил­ся сын, а у Са­рыбая — дочь. Спе­шите до­мой!..

Вих­рем по­нес­лись на сво­их ли­хих бе­гун­цах Ка­рабай и Са­рыбай, и ско­ро вся сви­та ос­та­лась по­зади. Не­кото­рое вре­мя друзья нес­лись ря­дом, но конь Са­рыбая был луч­ше и ско­ро опе­редил ко­ня дру­га.

— Не спе­ши! — кри­чал Ка­рабай. — При­дер­жи ко­ня: ночь опус­ка­ет­ся на зем­лю, и я не мо­гу пос­петь за то­бой, по­тому что конь мой ус­тал и спо­тыка­ет­ся о кам­ни!..

Но Са­рыбай не слу­шал и все ле­тел впе­ред, уда­рами пле­ти под­го­няя из­му­чен­но­го ко­ня.

Вдруг конь его, спот­кнув­шись обо что-то пе­ред­ни­ми но­гами, пе­ревер­нулся че­рез го­лову, ув­ле­кая за со­бой и всад­ни­ка. По­дос­певший Ка­рабай сос­ко­чил с ло­шади и бро­сил­ся на по­мощь, но, наг­нувшись к Са­рыбаю, он с ужа­сом уви­дел, что друг его, уда­рив­шись го­ловой о ка­мень, ле­жал не­под­вижно, об­ли­ва­ясь кровью. Нап­расно Ка­рабай ста­рал­ся при­вес­ти его в чувс­тво: Са­рыбай был мертв. И конь и всад­ник раз­би­лись нас­мерть. Подъ­ехав­шие охот­ни­ки по­доб­ра­ли те­ло, и все ти­хо дви­нулись впе­ред. Ка­рабай ехал грус­тный и за­дум­чи­вый: и жаль ему бы­ло по­гиб­ше­го дру­га, и страх обу­ял его за бу­дущее. «Прав был Са­рыбай, — ду­мал он, — ког­да го­ворил, что не ра­дость, а нес­частье пред­ве­щал нам скво­рец. Вид­но, обет наш не уго­ден бо­гу, и смерть Са­рыбая слу­жит мне пре­дос­те­реже­ни­ем».

Ког­да пе­чаль­ный по­езд при­был до­мой, плач и ры­дание жен­щин ог­ла­сили а­ул: не ра­дость и праз­днич­ное ве­селье при­ветс­тво­вали рож­де­ние мла­ден­цев, а об­щая пе­чаль и не­утеш­ное го­ре семьи.

По­хоро­нив Са­рыбая, Ка­рабай, вер­ный дан­но­му сло­ву, объ­явил всем о сво­ем обе­те и, спра­вив по­мин­ки, ус­тро­ил пыш­ное праз­днество в честь рож­де­ния мла­ден­цев. Праз­днество это дли­лось це­лый ме­сяц.

Маль­чи­ка наз­ва­ли Ко­зы-Кор­пеш, а де­воч­ку Ба­ян.

По обы­чаю, приг­ла­сили пред­ска­зате­лей, и один из них пред­ска­зал, что судь­ба но­ворож­денных бу­дет нес­час­тна, ес­ли они ког­да-ни­будь со­чета­ют­ся бра­ком.

Ка­рабай, сог­ласно обе­щанию, при­нял под свое пок­ро­витель­ство семью умер­ше­го дру­га, в ко­торой над­зор за ско­том и иму­щес­твом, и все уп­равле­ние де­лами пе­реш­ли к бра­ту умер­ше­го Са­рыбая — Ап­се­баю.

Но ни сам Ка­рабай, ни же­на его, мать Ко­зы-Кор­пе­ша, ни бли­жай­шие родс­твен­ни­ки не ве­рили в бла­гопо­луч­ный ис­ход обе­та и не же­лали бу­дуще­го бра­ка.

— Этот брак бу­дет нес­часть­ем, — го­вори­ла же­на Ка­рабая. — Не хо­чу я же­нить сы­на на до­чери Са­рыбая, ко­торая, как толь­ко ро­дилась на свет, так тот­час же по­губи­ла сво­его от­ца.

То­го же мне­ния был и Ка­рабай. «Судь­ба мла­ден­ца бу­дет нес­час­тна, ду­мал он. — С са­мого на­чала все пред­зна­мено­вания бы­ли неб­ла­гоп­ри­ят­ны, а пред­ска­зание пред­ве­щате­ля ука­зыва­ет на то, что на­до по воз­можнос­ти пре­дот­вра­тить этот брак».

Один толь­ко ста­рый Ап­се­бай, дя­дя Ба­ян, не раз­де­лял об­ще­го опа­сения. Вер­ный ста­рин­ным обы­ча­ям, он не хо­тел, что­бы Ка­рабай из­ме­нил клят­ве, дан­ной по­кой­но­му дру­гу.

— Ве­ликое нес­частье па­дет на го­лову твою, уго­вари­вал он Ка­ра-бая. — Клят­вопрес­тупле­ние — страш­ный грех, и бог на­кажет те­бя, а по ви­не тво­ей по­кара­ет и сы­на тво­его.

В глу­бине ду­ши Ап­се­бай за­та­ил на­мере­ние со­дей­ство­вать бу­дуще­му бра­ку и осу­щес­твить, ес­ли бу­дет воз­можно, клят­ву, дан­ную друзь­ями.

Мысль из­ме­нить обе­щанию все бо­лее и бо­лее ов­ла­дева­ла Ка­раба­ем, но ре­шить­ся от­кры­то на­рушить клят­ву он не мог, по­это­му под раз­ны­ми пред­ло­гами Ка­рабай стал от­хо­дить со сво­ими ста­дами все даль­ше и даль­ше от семьи Са­рыбая и к кон­цу сле­ду­юще­го ле­та от­ко­чевал в Тар­ба­гатай­ские го­ры.

Семья же Са­рыбая и род его, по­теряв из ви­ду ста­рого дру­га, с Ап­се­ба­ем во гла­ве уш­ла к се­веро-вос­то­ку, в глубь сте­пей.

Еще при жиз­ни сво­ей Са­рыбай, ко­чуя как-то в пред­горь­ях Ала­тау, нат­кнул­ся на ки­бит­ку бед­но­го кал­мы­ка, ко­торый но бо­лез­ни от­стал от сво­его ро­да и ос­тался в го­рах один с нем­но­гочис­ленным ско­том и ма­лолет­ним сы­ном. Са­рыбай при­нял их под свое пок­ро­витель­ство, а ког­да ста­рый кал­мык умер, Са­рыбай взял маль­чи­ка к се­бе при­емы­шем и стал дер­жать его как чле­на сво­ей семьи, по­ручив ему наб­лю­дение за частью хо­зяй­ства и ско­та.

Маль­чи­ка зва­ли Ко­дар-Кул. Под­растая, он стал вы­казы­вать не­обы­чай­ную си­лу и му­жес­тво и, бу­дучи вни­матель­ным и бе­реж­ли­вым хо­зя­ином, по­нем­но­гу заб­рал в свои ру­ки все уп­равле­ние до­маш­ни­ми де­лами и хо­зяй­ством. Же­на Са­рыбая, ви­дя усер­дие и пос­лу­шание Ко­дера, силь­но при­вяза­лась к при­емы­шу и, по­теряв на­деж­ду вы­дать дочь свою Ба­ян за­муж за Ко­зы-Кор­пе­ша, пред­назна­чала ее в же­ны Ко­дару, что­бы тот, же­нив­шись на Ба­ян, по дос­ти­жении со­вер­шенно­летия сде­лал­ся чле­ном семьи и пре­ем­ни­ком по­кой­но­го Са­рыбая, у ко­торо­го кро­ме Ба­ян бы­ли еще три до­чери: Ай, Тан­сык й Ай­кыз. Сы­новей у Са­рыбая не бы­ло.

Прош­ло пят­надцать лет со дня смер­ти Са­рыбая и рож­де­ния Ба­ян, ког­да умер­ла и мать ее.

Ан­се­бай к это­му вре­мени сос­та­рил­ся и од­ряхлел, и вся власть окон­ча­тель­но пе­реш­ла в ру­ки Ко­дар-Ку­ла, ко­торый сво­ей бе­реж­ли­востью и за­бот­ли­востью не толь­ко не расс­тро­ил сос­то­яния Са­рыбая. а при­ум­но­жил его так, что семья его сде­лалась са­мой бо­гатой во всей ок­рес­тнос­ти.

Ба­ян же, под­растая, прев­ра­тилась в де­вуш­ку чуд­ной кра­соты: проз­ва­ние «слу» (Слу — кра­сави­ца) ста­ло не­раз­рывно со­еди­нять­ся с ее име­нем, и сла­ва о кра­соте ее ста­ла рас­простра­нять­ся по всей сте­пи. Мес­то, где ко­чева­ла семья Са­рыбая, по­лучи­ло в честь кра­сави­цы наз­ва­ние Ба­ян-а­ул и ста­ло лю­бимым мес­том соб­ра­ний мо­лоде­жи. Же­нихи, прив­ле­ка­емые кра­сотой и бо­гатс­твом не­вес­ты, сте­кались в Ба­ян-а­ул со всех сто­рон с пред­ло­жени­ем и бо­гаты­ми по­дар­ка­ми, так что рев­ни­вый Ко­дар, из бо­яз­ни по­терять не­вес­ту, ре­шил­ся снять­ся с мес­та и со все­ми ро­дича­ми Са­рыбая от­ко­чевать к мес­ту сво­ей ро­дины, к го­рам Ала­тау.

Бо­лее все­го опа­сал­ся Ко­дар-Кул по­яв­ле­ния же­ниха Ко­зы-Кор­пе­ша, о ко­тором ому бы­ло из­вес­тно по рас­ска­зам, тем бо­лее что мож­но бы­ло ожи­дать во вся­кое вре­мя со­дей­ствия ему со сто­роны ста­рого Ап­се­бая, ос­тавше­гося стар­шим в ро­де.

Ап­се­бай уже дав­но ус­пел пе­редать Ба­ян о клят­ве, дан­ной Ка­раба­ем ее умер­ше­му от­цу, и не раз уве­щевал ее не из­ме­нять за­вету ро­дитель­ско­му и не вы­ходить за­муж за Ко­дара. а до кон­ца на­де­ять­ся и ждать же­ниха, ко­торый ра­но или поз­дно дол­жен явить­ся.

Ста­рик не­од­нократ­но об­ра­щал­ся к во­роже­ям и пред­ска­зате­лям и от всех по­лучал от­вет, что ждать ос­та­лось не­дол­го, что же­них явит­ся, ког­да вы­рас­тет у не­го зо­лотая ко­са; по этой ко­се и сле­ду­ет приз­нать его. О пред­ска­зани­ях и при­мете же­ниха Ан­се­бай так­же пе­редал Ба­ян, и кра­сави­ца да­ла дя­де сло­во ожи­дать при­бытия Ко­зы-Кор­пе­ша и от­ка­зать Ко­дару: гру­бый, не­ук­лю­жий и ог­ромно­го рос­та кал­мык был ей не­навис­тен сво­ими уха­жива­ни­ями и лю­без­ностя­ми.

Ког­да Ко­дар-Кул дви­нул­ся со все­ми а­ула­ми и мно­гочис­ленны­ми ста­дами, Ап­се­бай пос­ле­довал за ни­ми и, что­бы впос­ледс­твии не по­терять до­рогу и со­об­щить о ней Ко­зы-Кор­не­шу, ес­ли судь­ба при­ведет ког­да-ни­будь уви­деть его, он ста­вил по до­рогам и уро­чищам при­меты, уго­вари­вая де­лать то же и Ба­ян-Слу. На од­ной из гор Ба­ян бро­сила свой зо­лотой гре­бень, и го­ра эта с то­го вре­мени и до пос­ледних дней сох­ра­нила наз­ва­ние «Ал­тын-Та­рак» (Ал­тын — зо­лото, та­рак — гре­бен­ка), в дру­гом мес­те она вот­кну­ла пе­ро, ко­торое но­сила в во­лосах, — кар­ка­ра (Кар­ка­ра — жен­ское ук­ра­шение), и уро­чище это по­лучи­ло наз­ва­ние «Кар­ка­ралы».

На но­вом мес­те три сес­тры Ба­ян-Слу вско­ре умер­ли, и она од­на нас­ле­дова­ла нес­метное бо­гатс­тво от­ца.

Ко­дар-Кул, отс­тра­нив сов­сем от дел ста­рого Ап­се­бая, не­от­ступ­но стал прес­ле­довать Ба­ян сво­ими пред­ло­жени­ями вый­ти за не­го пос­ко­рее за­муж. Что­бы от­де­лать­ся от на­зой­ли­вого же­ниха и от­тя­нуть вре­мя бра­ка до при­ез­да страс­тно ожи­да­емо­го Ко­зы-Кор­пе­ша, Ба­ян-Слу, не имея си­лы про­тивить­ся от­кры­то же­ланию Ко­дара, пус­ти­лась на хит­рость. Она обе­щала вый­ти за не­го за­муж, но толь­ко пос­ле то­го, как он ис­полнит три де­ла, ко­торые она ему по­ручит.

Ко­дар сог­ла­сил­ся, и Ба­ян-Слу по­ручи­ла ему за­нять­ся ис­числе­ни­ем все­го мно­гочис­ленно­го ско­та сво­его от­ца. Ког­да эта ра­бота бы­ла вы­пол­не­на, она ве­лела ему во всех мес­тах без­водной сте­пи вы­копать глу­бокие ко­лод­цы, что­бы па­сущий­ся скот мог иметь вез­де дос­та­точ­но во­ды. Пос­ледняя же, са­мая труд­ная, ра­бота зак­лю­чалась в том, что­бы Ко­дар отыс­кал низ­менное мес­то око­ло мо­гилы сес­тры Тан­сык, сна­рядил боль­шой вь­юч­ный обоз с боль­ши­ми ко­жаны­ми ме­хами и во­зил бы во­ду из ре­ки А­ягуз до тех пор, по­ка не по­лучит­ся ис­кусс­твен­ное озе­ро, а бе­рега это­го озе­ра Ба­ян при­каза­ла об­ма­зать солью, не­об­хо­димой для ско­та.

Нес­мотря на неп­ре­одо­лимые труд­ности, Ко­дар-Кул ре­шил­ся вы­пол­нить и это пос­леднее за­дание. День и ночь неп­ре­рыв­но про­дол­жа­лась ра­бота, бес­ко­неч­ный ка­раван вер­блю­дов в те­чение це­лого го­да дви­гал­ся от уро­чища Тан­сык до ре­ки А­ягуз и об­ратно, и на­конец ис­кусс­твен­ное озе­ро бы­ло го­тово, и в та­ком ви­де, под име­нем озе­ра Тан­сык, су­щес­тву­ет и в на­ши дни. Ба­ян, не имея бо­лее пред­ло­гов от­ка­зывать Ко­дару, вы­нуж­де­на бы­ла на­конец наз­на­чить день свадь­бы, ко­торая дол­жна сос­то­ять­ся не поз­же сле­ду­юще­го ме­сяца.

Ка­рабай, от­де­лив­шись от семьи Са­рыбая, про­жил то­же не­дол­го. Го­да че­рез три он умер, нас­тро­го на­казав пе­ред смертью прес­та­релой ма­тери сво­ей и же­не, ма­тери Ко­зы-Кор­пе­ша, ни­чего не го­ворить маль­чи­ку о не­вес­те его, Ба­ян, из опа­сения, что брак этот сос­то­ит­ся и пов­ле­чет за со­бой пред­ска­зан­ные нес­частья.

Ко­зы-Кор­пеш под­растал и го­дам к се­ми выг­ля­дел уже под­рос­тком, вы­казы­вая не­обы­чай­ную си­лу. Час­то в иг­рах со сверс­тни­ками и под­рос­тка­ми он по не­ос­то­рож­ности на­носил тя­желые увечья то­вари­щам, а в борь­бе со взрос­лы­ми не толь­ко всег­да ока­зывал­ся по­беди­телем, но, в го­ряч­ности не рас­счи­тав си­лу уда­ра, уби­вал нас­мерть сво­их про­тив­ни­ков.

Эти­ми слу­ча­ями Ко­зы-Кор­пеш при­чинял не­малое го­ре сво­ей ма­тери, и в осо­бен­ности ба­буш­ке, ко­торая пос­ле смер­ти Ка­рабая ос­та­лась стар­шим и по­чет­ным че­лове­ком в ро­де.

Од­нажды ба­буш­ка его си­дела у две­рей сво­ей юр­ты и пря­ла ба­ранью шерсть, а Ко­зы-Кор­пеш, ко­торо­му бы­ло уже пят­надцать лет, иг­рал с то­вари­щами в асы­ки тут же не­пода­леку. Ста­руха бы­ла не в ду­хе и с ут­ра сер­ди­лась на вну­ка, а Ко­зы-Кор­пеш, же­лая до­садить ей, стал бро­сать свои баб­ки так, что­бы они по­пада­ли к ней в пря­жу и ме­шали ра­ботать. Один раз, из­ловчив­шись, Ко­зы-Кор­пеш бро­сил свой асык так мет­ко, что он по­пал пря­мо в на­тяну­тую на ве­рете­не пря­жу и ра­зор­вал ее. Не пом­ня се­бя от гне­ва, ста­руха вста­ла с мес­та и раз­ра­зилась бранью и уп­ре­ками:

— Вот ка­кой ты боль­шой бол­ван вы­рос, — вскри­чала она. — Не луч­ше ли, вмес­то то­го что­бы за­бав­лять­ся дет­ски­ми иг­ра­ми, те­бе сесть на ко­ня и ра­зыс­кать свою не­вес­ту!

— Ка­кую не­вес­ту? — спро­сил Ко­зы-Кор­пеш.

— Да твою не­вес­ту… — но тут, спох­ва­тив­шись, ста­руха по­пыта­лась об­ра­тить все в шут­ку.

Од­на­ко Ко­зы-Кор­пеш так нас­то­ятель­но стал доп­ра­шивать, что она бы­ла не в сос­то­янии от­го­ворить­ся и ска­зала ему:

— Сту­пай к ма­тери! Мать все зна­ет и все те­бе рас­ска­жет.

Мать со­об­ра­зила, что ба­буш­ка не вы­дер­жа­ла и на­руши­ла сло­во, дан­ное Ка­рабаю, по­это­му она все­ми си­лами пы­талась убе­дить сы­на, что это шут­ка, и кто не­вес­та и где она жи­вет — ска­зать не хо­тела. Тог­да Ко­зы-Кор­пеш, прит­во­рив­шись, что по­верил сло­вам ма­тери, поп­ро­сил ее при­гото­вить ему его лю­бимое ку­шанье кур­мач1. Мать об­ра­дова­лась и, при­гото­вив кур­мач, по­дала его сы­ну на блю­де. Ко­зы-Кор­пеш, улу­чив удоб­ную ми­нуту, быс­тро су­нул ма­тери го­рячей пше­ницы в ла­донь и креп­ко за­жал ее сво­ей ру­кой. От силь­ной бо­ли мать зап­ла­кала, а Ко­зы-Кор­пеш стал до­пыты­вать­ся: кто не­вес­та и где она жи­вет.

Не бу­дучи в сос­то­янии боль­ше вы­носить боль, мать ска­зала:

— Не­вес­та Ба­ян — дочь Са­рыбая, от­пусти ме­ня, я все ска­жу те­бе.

Ос­во­бодив ру­ку ма­тери, Ко­зы-Кор­пеш выс­лу­шал под­робный рас­сказ об обе­те Ка­рабая и Са­рыбая; но боль­ше мать ни­чего не зна­ла. Сла­ва о кра­соте и бо­гатс­тве Ба­ян раз­неслась пов­сю­ду, но с от­ко­чев­кой Ко­дара из Ба­ян-а­ула след за­терял­ся, и, где и как най­ти не­вес­ту, мать не мог­ла объ­яс­нить Ко­зы-Кор­пе­шу.

Ко­зы-Кор­пеш ре­шил ехать в Ба­ян-а­ул, и, там на­ведя справ­ки, дви­нуть­ся в даль­ней­ший путь по сле­дам Ко­дар-Ку­ла.

Кур­мач — жа­реная пше­ница, про­со.

— Не ез­ди, сын мой, — умо­ляла мать, — отец твой за­вещал пе­ред смертью от­ка­зать­ся от не­вес­ты, по­тому что брак этот при­несет те­бе нес­частье.

— Ес­ли отец из­ме­нил сво­ему сло­ву, я дол­жен ис­пра­вить его грех и вы­пол­нить его клят­ву, — от­ве­тил Ко­зы-Кор­пеш.

— Но не­вес­та уже прос­ва­тана за бо­гато­го Ко­дар-Ку­ла, ко­торый убь­ет те­бя.

— Я бу­ду бить­ся с ним нас­мерть, и, ес­ли мне суж­де­но взять в же­ны Ба­ян, я одо­лею, а ес­ли нет, то толь­ко смерть зас­та­вит ме­ня от­ка­зать­ся от не­вес­ты.

— Но ведь не­вес­та да­леко, и где ник­то не зна­ет; путь пред­сто­ит дол­гий, ди­кие зве­ри и злые лю­ди под­сте­регут и по­губят те­бя в до­роге.

— Не бо­юсь я ни зве­рей ди­ких, ни злых лю­дей, су­мею за­щитить­ся от них.

— На пу­ти ле­жат озе­ра глу­бокие, ре­ки быс­трые, го­ры вы­сокие, ле­са дре­мучие. Где те­бе пре­одо­леть? Ты один, мо­лод и не­опы­тен.

— Я возь­му се­бе та­кого ко­ня, ко­торый пе­реп­лы­вет озе­ра и ре­ки, пе­рей­дет и го­ры вы­сокие, а в ле­су я сам про­ложу се­бе до­рогу, и хоть год бу­ду про­рубать се­бе путь, а на­зад не вер­нусь.

Ви­дя, что ни­какие уве­щева­ния не по­мога­ют и ни­чего не мо­жет по­мешать ре­шению сы­на ехать в даль­ний путь, мать со сле­зами прос­ти­лась с ним.

Выб­рав се­бе луч­ше­го ко­ня из мно­гочис­ленных та­бунов сво­их, во­ору­жив­шись лу­ком и стре­лами, пай­зой (Пай­за — пи­ка) и клы­чем, вы­ехал на дру­гой же день Ко­зы-Кор­пеш на по­ис­ки не­вес­ты.

А мать, все еще не те­ряя на­деж­ды вер­нуть сы­на с до­роги, по­сове­това­лась со ста­рой ба­буш­кой, и обе ре­шили об­ра­тить­ся к од­ной кол­дунье за по­мощью.

Кол­дунья, при­няв бо­гатые да­ры, обе­щала вос­пре­пятс­тво­вать Ко­зы-Кор­пеш у в пу­ти и не­мед­ленно пус­ти­лась за ним. Опе­редив его, она обер­ну­лась ди­кой вер­блю­дицей и бро­силась Ко­зы-Кор­не­шу навс­тре­чу с ярос­тным ре­вом. Но не сро­бел джи­гит, вых­ва­тил саб­лю и бро­сил­ся на нее. Не вы­дер­жа­ла вер­блю­дица его на­тис­ка, по­вер­ну­ла на­зад и про­пала с глаз.

По­ехал Ко­зы-Кор­пеш даль­ше и вдруг ви­дит: бур­ная и глу­бокая ре­ка прег­ра­дила ему путь, с шу­мом и ре­вом не­сут­ся вол­ны, бе­лая пе­на ки­пит, как в кот­ле.

Не стал Ко­зы-Кор­пеш бро­да ис­кать, а бро­сил­ся пря­мо в ки­пящие вол­ны на ли­хом ко­не сво­ем. Но толь­ко что конь вско­чил в во­ду пе­ред­ни­ми но­гами, как ре­ка ис­чезла и опять от­кры­лась глад­кая до­рога. Едет даль­ше Ко­зы-Кор­пеш, а день уже на­чал скло­нять­ся к ве­черу, и вот что-то за­си­яло вда­ли — не то го­ра, не то лес рас­ки­нул­ся по­перек до­роги. Нас­ту­пила поч­ти ночь, подъ­ехал он бли­же и ви­дит, что это лес, да та­кой гус­той, что не толь­ко вер­хом, а и пеш­ком че­рез не­го не проб­рать­ся, и так да­леко рас­ки­нул­ся он, что кон­ца-края ему не вид­но и объ­ехать нег­де.

Ос­та­новил­ся Ко­зы-Кор­пеш, по­думал, как быть, да не­дол­го раз­ду­мывая, вых­ва­тил саб­лю и стал лес ру­бить. «Бу­ду, — ду­ма­ет он, — хоть год ру­бить, а все-та­ки на­зад не по­еду». И толь­ко уда­рил он по пер­во­му де­реву, по­вали­лось оно со сто­ном, и лес ра­зом про­пал с глаз.

И го­рами, и озе­рами обо­рачи­валась кол­дунья, но ви­дит, что нич­то не мо­жет ос­та­новить Ко­зы-Кор­пе­ша. и ре­шилась она на пос­леднее средс­тво — от­влечь его от до­роги бо­гатой до­бычей, сбить его с пу­ти так, что­бы он заб­лу­дил­ся и, не най­дя до­роги, по­вер­нул на­зад.

Обер­ну­лась она зо­лотой ли­сицей и вы­бежа­ла Ко­зы-Кор­пе­шу навс­тре­чу. Толь­ко за­видел он до­бычу, схва­тил лук и пог­нался за ней, ду­мая под­бе­жать и пус­тить стре­лу, но ли­сица в тот миг, как он го­товил­ся выс­тре­лить, спря­талась в но­ру. Ко­зы-Кор­пеш слез с ко­ня и стре­лой стал ша­рить в но­ре; но­ра ока­залась глу­бокая, и стре­ла не дос­та­ла ли­сицы, но ког­да он вы­нул стре­лу из но­ры, то с удив­ле­ни­ем уви­дел, что она вся озо­лоти­лась. Тог­да Ко­зы-Кор­пеш поп­ро­бовал опус­тить в но­ру на­гай­ку — на­гай­ка тот­час же прев­ра­тилась в зо­лотую. Тут Ко­зы-Кор­пеш стал спус­кать в но­ру все, что бы­ло у не­го с со­бой, и ско­ро весь се­дель­ный при­бор, ору­жие, стре­мена, лук и стре­лы — по­золо­тились. Ко­зы-Кор­пеш на­конец, не най­дя боль­ше ни­чего, что мож­но бы­ло бы еще вы­золо­тить, лег на зем­лю ли­цом вверх и опус­тил в но­ру свою ко­су (Рань­ше в ка­зах­ских семь­ях маль­чик-пер­ве­нец или лю­бимец ро­дите­лей но­сил на за­тыл­ке не­боль­шую ко­су), а ког­да вы­тащил ее, то и ко­са то­же ста­ла зо­лотою.

— Ну, до­воль­но, — ска­зал Ко­зы-Кор­пеш, сел на ко­ня и от­пра­вил­ся в даль­ней­ший путь. Но толь­ко он тро­нул­ся с мес­та, как ли­сица опять вы­бежа­ла из но­ры. Не стал Ко­зы-Кор­пеш за ней гнать­ся и по­ехал он даль­ше, да­же не ог­ля­дыва­ясь на ли­су

Дол­го ехал Ко­зы-Кор­пеш и на­конец при­был к то­му мес­ту, где сто­ял ког­да-то а­ул Ба­ян-Слу. Ни­чего не ос­та­лось от преж­не­го а­ула, толь­ко сор­ной тра­вой за­рос­ли мес­та, где сто­яли ког­да-то мно­гочис­ленные юр­ты. Слез Ко­зы-Кор­пеш с ко­ня, при­вязал его к кус­ту на выс­той­ку и ре­шил сде­лать здесь при­вал, от­дохнуть, пе­рено­чевать, а на­зав­тра ос­мотреть сле­ды и ехать даль­ше.

На­соби­рал он су­хого кон­ско­го по­мета, раз­вел огонь и стал жа­рить мя­со уби­той сай­ги. Вдруг ви­дит, идет к не­му ста­рик, оде­жон­ка на нем ху­дая, вся в лох­моть­ях, но­ги бо­сы и из­ра­нены о кам­ни, сам он еле жи­вой, идет и на пал­ку опи­ра­ет­ся — вид­но, что че­ловек боль­ной. И стал расс­пра­шивать Ко­зы-Кор­пеш ста­рика, ког­да он по­дошел к ог­ню:

— От­ку­да, ата, идешь? Как зо­вут те­бя и как ты очу­тил­ся оди­нокий здесь, в этом пус­тынном мес­те?

— Зо­вут ме­ня Ап­се­бай, — от­ве­тил ста­рик, — иду я из­да­лека отыс­кать сы­на Ка­рабая Ко­зы-Кор­пе­ша и объ­явить ему о не­вес­те его, кра­сави­це Ба­ян, ко­торая со дня на день ждет его и не зна­ет, как из­ба­вить­ся от не­навис­тно­го же­ниха Ко­дар-Ку­ла.

И рас­ска­зал тут ста­рый Ап­се­бай все по по­ряд­ку, на­чиная с то­го дня, ког­да умер Са­рыбай, и кон­чая тем, ког­да зло­дей Ко­дар заб­рал все в свои ру­ки и, опа­са­ясь по­яв­ле­ния Ко­зы-Кор­пе­ша, от­ко­чевал да­леко, а его, ста­рого, под ко­нец выг­нал из до­му, не дав да­же ху­день­кой ло­шаден­ки.

— Мно­го дней уже иду я, — го­ворил ста­рик, — и не­мощь одо­лела, вид­но, уме­реть мне здесь, не ис­полнив обе­та, дан­но­го мо­им бра­том дру­гу сво­ему Ка­рабаю.

Об­ра­довал­ся тут Ко­зы-Кор­пеш и от­крыл ста­рику свое имя, но не сра­зу по­верил Ап­се­бай, по­качал он не­довер­чи­во го­ловой и го­ворит:

— А по­кажи-ка мне свою ко­су!

Снял Ко­зы-Кор­пеш шап­ку, и, как уви­дел Ап­се­бай зо­лотую ко­су, об­нял его и зап­ла­кал от ра­дос­ти.

Ут­ром чуть свет под­нялся Ко­зы-Кор­неш, но Ап­се­бай уже не вста­вал: бо­лезнь сва­лила ста­рика. Кое-как соб­равшись с си­лами, рас­ска­зал он про до­рогу, ка­кие при­меты пос­тавле­ны на пу­ти, че­рез ка­кие мес­та на­до ехать, все пов­то­рил по нес­коль­ку раз, что­бы Ко­зы-Кор­пеш луч­ше за­пом­нил, и по­том окон­ча­тель­но впал в бес­па­мятс­тво…

Как ни спе­шил Ко­зы-Кор­пеш в путь, но не ре­шил­ся ос­та­вить од­но­го боль­но­го ста­рика; впро­чем, не­дол­го приш­лось ему ждать: к ве­черу то­го же дня ста­рик скон­чался.

По­хоро­нив его, Ко­зы-Кор­неш по­ехал даль­ше; те­перь он ехал уже по вер­ной до­роге, ра­зыс­кал все при­меты по пу­ти и, сле­дуя от од­но­го уро­чища до дру­гого, вско­ре за­видел вда­ли мно­жес­тво юрт и мно­гочис­ленные ста­да. Это бы­ли сто­ян­ки Ба­ян и Ко­дар-Ку­ла.

Не до­ез­жая до а­ула, Ко­зы-Кор­пеш слез с ко­ня, рас­седлал его и пус­тил на во­лю; все свое во­ору­жение и хо­рошую одеж­ду сло­жил в по­тай­ное мес­то, а сам, пе­ре­одев­шись в ху­день­кую оде­жон­ку, от­пра­вил­ся пеш­ком в а­ул на­нимать­ся в пас­ту­хи. При­был он на мес­то как раз в тот день, ког­да Ко­дар-Кул, окон­чив пос­леднюю ра­боту, зас­та­вил на­конец Ба­ян-Слу дать сог­ла­сие на брак и наз­на­чить день свадь­бы.

Но­вого пас­ту­ха при­няли охот­но, и Ко­зы-Кор­пеш пос­ту­пил в ус­лу­жение к Ба­ян-Слу под име­нем Ко­тур-Та­зи. Она по­ручи­ла ему пас­ти сво­их лю­бимых коз, ко­торых каж­дое ут­ро са­ма на­веща­ла и до­ила.

В пер­вый же раз, как уви­дела Ко­зы-Кор­пеш свою не­вес­ту, дрог­ну­ло его сер­дце, це­лый день хо­дил он сам не свой — до то­го по­рази­ла его кра­сота Ба­ян-Слу; хо­тя мно­го слы­хал он о кра­соте ее, но та­кой кра­сави­цы и во сне ему ни­ког­да не сни­лось.

Нес­коль­ко дней уже про­жил Ко­зы-Кор­пеш в а­уле сво­ей не­вес­ты, а все не мог ей от­крыть­ся, все ждал под­хо­дяще­го слу­чая, а слу­чай этот не пред­став­лялся.

Од­нажды Ко­дар-Кул у­ехал на нес­коль­ко дней в го­ры к сво­им кал­мы­кам, а Ба­ян-Слу, ос­тавшись од­на, взду­мала пос­лу­шать пес­ни. Приб­ли­жен­ные ука­зали ей на но­вого пас­ту­ха Ко­тур-Та­зи как на боль­шо­го мас­те­ра иг­рать на дом­бре и петь пес­ни. Пос­ла­ли за ним. Явил­ся Ко­зы-Кор­пеш, сел у по­рога юр­ты сво­ей по­вели­тель­ни­цы, нас­тро­ил дом­бру и за­пел.

Мно­го пе­сен пе­репел он, а под ко­нец за­пел о кра­сави­це, ко­торой в све­те нет кра­ше, и как эта кра­сави­ца ждет-под­жи­да­ет же­ниха; про­пел ей всю свою ис­то­рию и под ко­нец так за­кон­чил свою пес­ню: «Ско­ро, ско­ро объ­явит­ся же­них; близ­ко он, да не зна­ет, при­мет ли его пер­вая по кра­соте и бо­гатс­тву во всей сте­пи де­вуш­ка».

По­няла Ба­ян, что про нее сло­жена эта пес­ня и что нес­прос­та пе­вец спел ее, дол­го и прис­таль­но пог­ля­дела она на не­го, но как же бы­ло приз­нать в бед­ном пас­ту­хе же­ниха? «Вер­но, го­нец, пос­ланный от не­го, — по­дума­ла она и, улу­чив вре­мя, ус­пе­ла шеп­нуть — Ска­жи, что дав­но жду его и при­му как сле­ду­ет — толь­ко пусть спе­шит».

С тех пор час­то ста­ла хо­дить Ба­ян к сво­ему лю­бимо­му ста­ду и по­дол­гу за­сижи­вать­ся там и расс­пра­шивать пас­ту­ха про же­лан­но­го же­ниха…

Все рас­ска­зал ей Ко­зы-Кор­пеш, толь­ко име­ни сво­его от­крыть не ре­шал­ся, а за­метил, что, дол­жно быть, пон­ра­вил­ся сам кра­сави­це, по­тому что, ког­да он, ос­ме­лив­шись, стал за­иг­ры­вать и шу­тить с ней, она не оби­жалась на его шут­ки, ве­село сме­ялась и гля­дела на не­го лас­ко­во сво­ими чуд­ны­ми гла­зами.

Слу­чилось как-то вско­ре, что лю­бимая ко­за Ба­ян-Слу сос­ко­чила не­лов­ко с об­ры­ва и сло­мала се­бе но­гу. Ус­лы­шав про то, Ба­ян са­ма пос­пе­шила к ста­ду и ста­ла уп­ре­кать пас­ту­ха. Не стер­пел на­конец Ко­зы-Кор­пеш, схва­тил кра­сави­цу в свои объ­ятия и на­чал це­ловать. Осер­ди­лась Ба­ян, выр­ва­лась из рук пас­ту­ха и уда­рила его по го­лове: от это­го уда­ра шап­ка с го­ловы Ко­зы-Кор­пе­ша упа­ла, и вдруг уви­дела кра­сави­ца, как блес­ну­ла у не­го на за­тыл­ке зо­лотая ко­са. Вспом­ни­ла она о при­мете же­ниха и приз­на­ла его; приз­нался тог­да во всем и Ко­зы-Кор­пеш.

Весь этот день про­вели они вмес­те, об­ду­мывая и со­об­ра­жая, как луч­ше ус­тро­ить де­ло и объ­явить о свадь­бе, и ре­шили по­ка все дер­жать в тай­не — до от­ко­чев­ки на но­вое мес­то; толь­ко не сог­ла­силась Ба­ян-Слу ос­та­вить же­ниха в пас­ту­хах и взя­ла его к се­бе в лич­ную прис­лу­гу, ве­лела одеть­ся в хо­рошее платье и на­ходить­ся при ней бе­зот­лучно.

Спус­тя нес­коль­ко дней вер­нулся Ко­дар-Кул из по­ез­дки. Креп­ко не пон­ра­вилось ему, что Ба­ян выб­ра­ла се­бе в прис­лужни­ки но­вого пас­ту­ха, не уз­нал он преж­не­го Ко­тур-Та­зи в кра­сивом и стат­ном джи­гите.

С тех пор Ко­дар, не смея от­кры­то про­тивить­ся же­лани­ям Ба­ян-Слу и рас­по­ряжать­ся воп­ре­ки ее во­ле, стал ис­кать пред­ло­га об­ви­нить в чем-ли­бо Ко­зы-Кор­не­ша и прог­нать его, как че­лове­ка неб­ла­гона­деж­но­го, од­на­ко Ко­зы-Кор­пеш дер­жал се­бя ос­то­рож­но, ни­како­го по­вода к об­ви­нению не по­давал.

Вско­ре а­ул Ба­ян-Слу пе­реко­чевал на но­вое мес­то. По при­ез­де ту­да, как обык­но­вен­но, пос­та­вили юр­ты и ста­ли го­родить за­гоны для мел­ко­го ско­та, что­бы за­гонять его на ночь. Ког­да по­надо­билось за­бивать колья для за­гонов, ока­залось, что Ко­дар-Кул за­был на преж­нем мес­те свой мо­лот, а бы­ла ата ко­лотуш­ка так тя­жела, что де­сять че­ловек не мог­ли ее сдви­нуть с мес­та.

Взду­малось Ко­дару сыг­рать с Ко­зы-Кор­пе­шем злую шут­ку — пос­лать его за этим мо­лотом, и ког­да он, не бу­дучи в сос­то­янии его при­нес­ти, явит­ся е пус­ты­ми ру­ками, об­ви­нить его в ле­ни и не­раде­нии; от­ко­лотить и прог­нать из а­ула.

Ко­зы-Кор­пеш На­шел мо­лот, на­дел ре­мень, ко­торый был у ру­ко­ят­ки, се­бе на па­лец и по­шел об­ратно, по­махи­вая мо­лотом, как па­лоч­кой… Вдруг ре­мень обор­вался и мо­лот от­ле­тел в сто­рону, да так да­леко, что упал пря­мо на се­реди­ну озе­ра Ала-Куль.

Приш­лось Ко­зы-Кор­пе­шу вер­нуть­ся в а­ул с пус­ты­ми ру­ками. Рас­сви­репел тог­да Ко­дар-Кул:

— Ах ты, ле­нивая со­бака, нес­час­тный бай­гуш (Бай­гуш — ни­щий, бед­няк)! — зак­ри­чал он. — Те­бе и ба­ранов-то пас­ти нель­зя до­верить, а не толь­ко в прис­лужни­ках быть, уби­рай­ся вон от­сю­да, иди от­ку­да при­шел, и чтоб но­ги тво­ей не бы­ло в а­уле.

И бро­сил­ся Ко­дар-Кул на Ко­зы-Кор­пе­ша с ку­лака­ми. Не мог стер­петь Ко­зы-Кор­пеш та­кой оби­ды, гне­вом за­горе­лись его очи:

— Как ты сме­ешь на­зывать ме­ня ни­щим, бе­зымян­ное от­родье, при­емыш, — вскри­чал он в от­вет. — Я — Ко­зы-Кор­пеш, сын знат­но­го Ка­рабая, а Ба­ян-Слу — моя не­вес­та!

И, схва­тив Ко­дара за опо­яс­ку по­перек те­ла, Ко­зы-Кор­пеш под­нял его вверх и бро­сил на зем­лю.

Чуть не нас­мерть хлес­тнул­ся Ко­дар-Кул о зем­лю и дол­гое вре­мя ле­жал без па­мяти, а ког­да при­шел в се­бя, то весь на­род уже соб­рался око­ло Ко­зы-Кор­пе­ша и Ба­ян-Слу и поз­драв­лял же­ниха с не­вес­той.

По­нял Ко­дар, что при­шел ко­нец всем его на­деж­дам и что ему ни­чего не ос­та­ет­ся боль­ше, как со­бирать­ся и ехать нав­сегда из а­ула Ба­ян в го­ры к сво­им кал­мы­кам.

— Ну, пом­ни, — ска­зал Ко­дар на про­щание Ба­ян-Слу. — Так-то ты от­бла­года­рила ме­ня за все мои за­боты о те­бе и тво­ем доб­ре! Так-то рас­счи­талась со мной за мои тру­ды и ра­боты, ко­торые из хит­рости зас­тавля­ла де­лать ме­ня, что­бы от­тя­нуть вре­мя. Не один те­перь я при­еду к те­бе, а под­ни­му на весь ваш род це­лую во­лость кал­мы­ков, по­губ­лю тво­его маль­чиш­ку-же­ниха, а те­бя си­лой возь­му в же­ны.

У­ехал Ко­дар-Кул в го­ры, воз­му­тил кал­мы­ков и по­шел вой­ной на Ко­зы-Кор­пе­ша. А Ко­зы-Кор­пеш, ра­зыс­кав сво­его ко­ня и ору­жие, соб­рал со всех а­улов джи­гитов, во­ору­жил их и при­гото­вил­ся к за­щите.

Не­дол­го приш­лось ожи­дать воз­вра­щения Ко­дара; с нес­метной си­лой по­явил­ся он пе­ред а­ула­ми, разъ­ез­жая сам впе­реди на сво­ем бо­гатыр­ском ко­не Ка­раба­ке.

Вы­ехал навс­тре­чу ему и Ко­зы-Кор­пеш, двес­ти от­борных джи­гитов ок­ру­жили его, ожи­дая зна­ка к бою. Сам Ко­зы-Кор­пеш был на ры­жем ко­не, ко­торо­му и це­ны не бы­ло: все ору­жие его блес­те­ло зо­лотом, в ру­ках бы­ло зо­лотое копье с жел­тым зна­менем.

С ди­ким кри­ком бро­сились кал­мы­ки на ка­захов, но не сро­бели джи­гиты и по зна­ку Ко­зы-Кор­пе­ша, как со­колы, по­лете­ли навс­тре­чу вра­гам. Впе­реди всех мчал­ся вих­рем Ко­зы-Кор­пеш, нап­равля­ясь в се­реди­ну неп­ри­яте­ля, где за­видел он вра­га сво­его Ко­дара. Не вы­дер­жал Ко­дар и, опа­са­ясь схват­ки один на один с Ко­зы-Кор­пе­шем, за­мешал­ся в тол­пе сво­их кал­мы­ков. Как тра­ва под ко­сой, ста­ли ва­лить­ся кал­мы­ки, по­ража­емые нап­ра­во и на­лево мет­ки­ми уда­рами Ко­зы-Кор­пе­ша.

Не ус­то­яли кал­мы­ки про­тив друж­но­го на­тис­ка и ско­ро по­вер­ну­ли на­зад, спа­са­ясь от прес­ле­дова­ния, а Ко­зы-Кор­пеш дав­но опе­редил всех и все ле­тел впе­ред, нас­ти­гая убе­га­юще­го Ко­дар-Ку­ла.

Вот уже близ­ко враг… Ви­дит Ко­дар-Кул, что не уй­ти ему от Ко­зы-Кор­пе­ша, ог­ля­нул­ся он кру­гом — ни­кого нет; не ми­новать, зна­чит, схват­ки один на один. Об­ра­тил он на­зад сво­его Ка­раба­ка, и грудь с грудью сшиб­лись и ко­ни и всад­ни­ки.

Ис­то­мил­ся Ко­зы-Кор­пеш пре­дыду­щей бит­вой с мно­гочис­ленны­ми вра­гами, а Ко­дар схва­тил его сво­ими ог­ромны­ми ру­ками и си­лил­ся по­валить с ко­ня. Дол­го бо­ролись два бо­гаты­ря, то Ко­дар одо­лева­ет Ко­зы-Кор­пе­ша, то Ко­зы-Кор­пеш бе­рет верх. На­конец из­ловчил­ся Ко­зы-Кор­пеш, ос­во­бодил он пра­вую ру­ку и со все­го раз­ма­ху уда­рил вра­га ку­лаком по го­лове. По­мути­лось в гла­зах у Ко­дар-Ку­ла от это­го уда­ра, и, как под­ко­шен­ный, рух­нул он с ко­ня на зем­лю, а Ко­зы-Кор­пеш уже спе­шил­ся и, при­давив ко­леном грудь вра­га, свя­зал его ар­ка­ном.

Взмо­лил­ся Ко­дар и стал про­сить по­щады, не сжа­лил­ся Ко­зы-Кор­пеш, рас­па­лилось гне­вом его сер­дце. При­вязал он вра­га за но­ги к сво­ему стре­мени и по­волок по зем­ле. До са­мого ве­чера тас­кал он Ко­дара, и стал на­конец Ко­дар про­сить от­пустить его, обе­щая от­ка­зать­ся от вся­ких при­тяза­ний на Ба­ян-Слу и да­вая клят­ву не иметь зла про­тив Ко­зы-Ко­ри­еша и ни­чего не пред­при­нимать про­тив не­го.

Сми­лос­ти­вил­ся тог­да Ко­зы-Кор­пеш, раз­вя­зал Ко­дара и от­пустил его на все че­тыре сто­роны, обе­щая со сво­ей сто­роны не толь­ко за­быть все зло, но быть с это­го вре­мени доб­рым дру­гом Ко­дару, ес­ли толь­ко он сдер­жит свое сло­во и от­ка­жет­ся от Ба­ян-Слу. Ко­зы-Кор­пеш воз­вра­тил да­же Ко­дару его ко­ня и ору­жие и раз­ре­шил ему вер­нуть­ся в а­ул Ба­ян и, не опа­са­ясь ни­какой враж­ды, про­дол­жать жить, как и преж­де, чле­ном семьи.

Ос­тался Ко­дар-Кул в а­уле, и все пош­ло, по-ви­димо­му, так же, как и рань­ше. Ста­ли го­товить­ся к свадь­бе Ко­зы-Кор­пе­ша и Ба­ян-Слу, но не дре­мал Ко­дар-Кул, на­дол­го за­та­ил он зло­бу в сер­дце и, как толь­ко оп­ра­вил­ся, стал при­думы­вать, как бы из­вести Ко­зы-Кор­пе­ша и зав­ла­деть его не­вес­той.

Преж­де все­го пос­та­рал­ся он скло­нить на свою сто­рону ста­рую тет­ку Ба­ян-Слу, сес­тру по­кой­но­го Са­рыбая, а при со­дей­ствии ее ему уда­лось за­ручить­ся со­юз­ни­ками и сре­ди дру­гих родс­твен­ни­ков Ба­ян, из ко­торых од­них он оболь­стил лас­кой и обе­щани­ями, а дру­гих — зо­лотом и по­дар­ка­ми. Та­ким об­ра­зом, бо­лее по­лови­ны родс­твен­ни­ков всту­пили в сог­ла­шение с Ко­дар-Ку­лом и обе­щали ему свою по­мощь про­тив Ко­зы-Кор­пе­ша. За­ручив­шись со­юз­ни­ками, Ко­дар опять стал разъ­ез­жать по а­улам на сво­ем Ка­раба­ке и гром­ко кри­чать, что он не до­пус­тит свадь­бы, что те­перь он не под­дас­тся Ко­зы-Кор­пе­шу, а мо­жет да­же го­лову его дос­та­вить в а­ул на пи­ке.

Про­веда­ла об этом Ба­ян-Слу и ско­ро убе­дилась, что поч­ти вся род­ня го­това пре­пятс­тво­вать ее свадь­бе с Ко­зы-Кор­пе­шем. Нуж­но бы­ло при­думать что-ли­бо и не до­пус­тить схват­ки меж­ду Ко­зы-Кор­пе­шем и Ко­даром, так как схват­ка эта мог­ла окон­чить­ся об­щей ссо­рой и дра­кой меж­ду все­ми родс­твен­ни­ками… Боль­шинс­тво род­ни бы­ло на сто­роне» Ко­дара, и по­тому по­беда мог­ла лег­ко ока­зать­ся на его сто­роне. Меж­ду тем Ко­зы-Кор­пеш, уз­нав о за­мыс­лах Ко­дара, стал го­товить­ся еще раз по­мерить­ся с ним си­лой и дал се­бе клят­ву на этот раз не по­щадить его. Соб­рав око­ло се­бя горсть пре­дан­ных джи­гитов, Ко­зы-Кор­пеш в гне­ве гро­зил пе­ребить всех сто­рон­ни­ков Ко­дар-Ку­ла, и толь­ко лас­ка­ми и по­целу­ями уда­лось Ба­ян-Слу ук­ро­тить гнев сво­его дру­га и уп­ро­сить его не за­тевать меж­до­усоб­но­го по­бо­ища. Ба­ян уго­вори­ла Ко­зы-Кор­пе­ша уда­лить­ся на ко­рот­кое вре­мя в у­еди­нен­ное мес­то Шок-Те­рек (Шок-Те­рек — оди­нокий то­поль), око­ло озе­ра Бал­хаш, са­ма же ре­шила объ­явить род­не, что же­них ее у­ехал до­мой, и за­тем тот­час же от­дать рас­по­ряже­ние о пе­реко­чев­ке на но­вое мес­то, в ту сто­рону, где на­ходи­лись родс­твен­ни­ки Ко­зы-Кор­пе­ша. Ба­ян-Слу на­де­ялась, что те из родс­твен­ни­ков, ко­торые ста­ли во враж­дебное к ней от­но­шение, не пой­дут с ней вмес­те, и она уй­дет та­ким об­ра­зом толь­ко с друзь­ями, а тог­да Ко­зы-Кор­пеш мог сме­ло явить­ся к ней, не опа­са­ясь Ко­дар-Ку­ла, ко­торый, ос­тавшись без со­юз­ни­ков, сми­рит­ся и по­корит­ся сво­ей учас­ти.

Пос­ле дол­гих ко­леба­ний Ко­зы-Кор­пеш сог­ла­сил­ся на­конец на пред­ло­жение Ба­ян-Слу и уда­лил­ся на Шок-Те­рек, а Ба­ян, объ­явив об отъ­ез­де же­ниха, от­да­ла рас­по­ряже­ние о пе­реко­чев­ке и ве­лела со­бирать и тю­ковать свое иму­щес­тво. Пред­по­ложе­ние ее, ви­димо, оп­равды­валось: раз­до­ры прек­ра­тились, сто­рон­ни­ки Ко­дар-Ку­ла, рас­со­рив­шись с Ба­ян, от­ка­зались сле­довать за ней и по­реши­ли ос­тать­ся на преж­нем мес­те; сам же Ко­дар-Кул за­явил, что у­едет к сво­им кал­мы­кам и ос­та­нет­ся там нав­сегда. Од­на толь­ко ста­рая тет­ка Ба­ян-Слу не по­вери­ла пле­мян­ни­це и по­доз­ре­вала, что Ко­зы-Кор­пеш где-ни­будь скры­ва­ет­ся поб­ли­зос­ти.

День и ночь она сте­рег­ла Ба­ян, ло­жилась спать в од­ной с ней юр­те и все наб­лю­дала, не по­лучит ли Ба­ян-Слу ка­ких-ли­бо вес­тей от сво­его же­ниха. И за­мети­ла тет­ка, что каж­дый день, на ут­ренней за­ре, Ба­ян ти­хо под­ни­малась с пос­те­ли, раз­дви­гала вой­ло­ки юр­ты, и в от­вер­стие вле­тал скво­рец, са­дил­ся де­вуш­ке на пле­чо и как буд­то бы что-то шеп­тал ей на ухо.

«Это вес­тник от Ко­зы-Кор­пе­ша», — по­дума­ла ста­рая жен­щи­на и ре­шила пой­мать сквор­ца и уз­нать от не­го прав­ду. И вот, за день до пред­по­лага­емо­го выс­тупле­ния в путь на но­вое мес­то, ста­руха под­ня­лась ут­ром рань­ше Ба­ян, по­дош­ла к за­мечен­но­му мес­ту, раз­дви­нула вой­лок и под­ста­вила к от­вер­стию свой ру­кав. Не ожи­дая за­пад­ни, скво­рец вле­тел в ру­кав, а ста­руха, зах­ва­тив его, тот­час же уда­лилась к се­бе. Там она ста­ла до­пыты­вать­ся у птич­ки, где скры­ва­ет­ся Ко­зы-Кор­пеш, но скво­рец мол­чал; тог­да злая ста­руха ста­ла пы­тать его, вы­рывая у жи­вого перья, и те­реби­ла до тех пор, по­ка не ого­лила спин­ку и крылья, ста­ра­ясь при. этом ух­ва­тить и ко­жу. Скво­рец, нес­мотря на му­ки, все мол­чал и не хо­тел от­ве­чать на ее воп­ро­сы. На­конец скво­рец не вы­дер­жал, ска­зал толь­ко: «Шок-Те­рек», — и умер.

Что­бы скрыть сле­ды прес­тупле­ния, ста­рая тет­ка Ба­ян за­жари­ла сквор­ца и съ­ела его, а по­том, приз­вав Ко­дар-Ку­ла, рас­ска­зала ему обо всем. Пос­ле не­кото­рого раз­мышле­ния оба со­юз­ни­ка ре­шили, что Ко­зы-Кор­пеш дол­жен, по-ви­димо­му, скры­вать­ся в уро­чище Шок-Те­рек, а по­тому Ко­дар дол­жен был тот­час же от­пра­вить­ся на это мес­то и пос­та­рать­ся зах­ва­тить Ко­зы-Кор­пе­ша вне­зап­но.

В то же ут­ро Ко­дар-Кул, приг­ла­сив быв­ших с ним в со­юзе родс­твен­ни­ков Ба­ян, по­ехал в Шок-Те­рек. День был жар­кий, и Ко­зы-Кор­пеш, в ожи­дании вес­тни­ка от не­вес­ты, бес­печно зас­нул в те­ни то­поля.

Зас­лы­шав приб­ли­жав­ший­ся то­пот, Ко­зы-Кор­пеш прос­нулся и с не­до­уме­ни­ем уви­дел тол­пу ехав­ших к не­му всад­ни­ков, меж­ду ко­торы­ми приз­нал Ко­дар-Ку­ла.

Вско­чив на но­ги, Ко­зы-Кор­пеш схва­тил лук и стре­лы и при­гото­вил­ся за­щищать­ся, но один из родс­твен­ни­ков крик­нул ему, что Ко­дар-Кул при­ехал по­мирить­ся и прос­тить­ся, так как на­мерен от­ко­чевать в свои края, за хре­бет Ала­тау.

— Ес­ли Ко­дар у­ез­жа­ет, то не мо­жет быть и ре­чи о ка­кой-ли­бо враж­де меж­ду на­ми, — ска­зал Ко­зы-Кор­пеш, — я не пом­ню зла и го­тов счи­тать Ко­дара сво­им дру­гом.

С эти­ми сло­вами Ко­зы-Кор­пеш по­ложил на зем­лю лук и стре­лы и по­шел навс­тре­чу при­быв­шим. Но в это вре­мя Ко­дар-Кул, скры­ва­ясь за спи­ною всад­ни­ков, не­замет­но на­тянул свой лук и пус­тил на­питан­ную ядом стре­лу, ко­торая до по­лови­ны впи­лась в грудь Ко­зы-Кор­пе­ша. Он упал, об­ли­ва­ясь кровью.

В тот же день Ба­ян, нап­расно прож­дав сквор­ца и то­мимая бе­зот­четной тос­кой, соб­ра­ла под­руг сво­их и под пред­ло­гом ос­мотра мес­та для но­вой сто­ян­ки вы­еха­ла с ни­ми на Шок-Те­рек на­вес­тить же­ниха. Но, не про­ехав и по­лови­ны пу­ти до Шок-Те­река, де­вуш­ка встре­тила груп­пу всад­ни­ков, впе­реди ко­торой ехал на во­роном ко­не Ко­дар-Кул, что-то вы­соко под­няв на пи­ке. По­рав­нявшись с Ба­ян-Слу, Ко­дар, быс­тро встрях­нув, опус­тил пи­ку, и го­лова Ко­зы-Кор­пе­ша упа­ла на пыль­ную до­рогу к но­гам ко­ня, на ко­тором еха­ла Ба­ян. Ни сло­ва не вы­мол­вив, Ко­дар по­ехал даль­ше.

С воп­лем упа­ла Ба­ян-Слу на зем­лю и дол­го ле­жала так над го­ловой воз­люблен­но­го; по­том она вста­ла и, при­казав под­ру­гам воз­вра­тить­ся до­мой, от­пра­вилась од­на в Шок-Те­рек, что­бы уме­реть там же, где кон­чил жизнь ми­лый же­них. Най­дя те­ло его, она вы­нула из гру­ди его стре­лу, при­ложи­ла к пле­чам от­ре­зан­ную го­лову и, скло­нясь у тру­па, ста­ла, ры­дая, мо­лить­ся и про­сить бо­га ожи­вить ее же­ниха хо­тя бы на ко­рот­кое вре­мя, что­бы прос­тить­ся с ним. Дол­го так мо­лилась она, не под­ни­мая ли­ца от до­рого­го тру­па, и вдруг по­чуди­лось ей, кто-то сто­ит пе­ред ней. Под­няв гла­за, она уви­дела нез­на­комо­го ста­рика.

— О чем так горь­ко пла­чешь, кра­сави­ца? — лас­ко­во спро­сил ста­рик.

— Ах, как мне не пла­кать, ата: я по­теря­ла лю­бимо­го же­ниха, убит он ве­ролом­ной ру­кой, и вот, в от­ча­янии, что не ус­пе­ла да­же прос­тить­ся с ним, я про­шу у бо­га ми­лос­ти по­дарить мне сно­ва жизнь его хо­тя бы на три дня.

— Ма­ло про­сишь, кра­сави­ца, про­си три го­да.

— Не нуж­но мне трех лет, я хо­чу уме­реть вмес­те с ним.

— Ну, про­си хо­тя три ме­сяца.

— Не нуж­но трех ме­сяцев, до­воль­но мне и трех дней.

— Ну, пусть бу­дет по-тво­ему, — ска­зал ста­рик и в ту же ми­нуту ис­чез, а Ба­ян, ра­дос­тная и уми­лен­ная, уви­дела вдруг, как го­лова Ко­зы-Кор­не­та при­рос­ла к пле­чам, гла­за от­кры­лись… Он вздох­нул, при­под­нялся и сел.

Три дня и три но­чи про­жили не­раз­лучно же­них с не­вес­той. Ко­зы-Кор­пеш рас­ска­зал ей о ве­роломс­тве Ко­дара и взял сло­во с Ба­ян-Слу отом­стить за его смерть. Ба­ян пок­ля­лась ис­полнить его же­лание и, со­вер­шив месть, уме­реть и лечь в од­ну мо­гилу со сво­им же­нихом. В кон­це треть­его дня Ко­зы-Кор­пеш, по­чу­яв бли­зость смер­ти, креп­ко об­нял свою под­ру­гу и скон­чался в ее объ­яти­ях.

Пос­ле смер­ти Ко­зы-Кор­пе­ша Ба­ян-Слу воз­вра­тилась до­мой и, соб­рав всю род­ню и весь на­род, объ­яви­ла, что же­них ее умер, что ни­каким ссо­рам и рас­прям те­перь нет мес­та, и что она го­това вый­ти не­мед­ленно за­муж за Ко­дар-Ку­ла, толь­ко про­сит дать ей вре­мя по­хоро­нить Ко­зы-Кор­пе­ша и спра­вить по не­му по­мин­ки. Об­ра­дован­ный Ко­дар-Кул те­перь опять был го­тов на все, что пот­ре­бу­ет от не­го Ба­ян, По­это­му он сог­ла­сил­ся не толь­ко сно­ва при­нять на се­бя все уп­равле­ние хо­зяй­ством ее, но и за­нять­ся ус­трой­ством по­хорон и по­минок.

Ба­ян-Слу при­каза­ла ему при­гото­вить для по­миналь­но­го обе­да «со­рок вер­блю­диц без вер­блю­жат, со­рок ко­был без же­ребят, со­рок ко­ров без те­лят и со­рок овец без яг­нят» и приг­нать этот скот к наз­на­чен­но­му для по­хорон мес­ту, близ ре­ки А­ягуз, и ту­да же приг­ла­сить на по­мин­ки весь на­род. По пу­ти к А­ягу­зу Ко­дар дол­жен ос­та­новить­ся у ко­лод­ца в сте­пи и ожи­дать там при­ез­да Ба­ян с те­лом Ко­зы-Кор­пе­ша.

Са­ма Ба­ян-Слу тем вре­менем в соп­ро­вож­де­нии жен­щин, де­вушек и ог­ромной тол­пы на­рода от­пра­вилась в Шок-Те­рек, где те­ло умер­ше­го Ко­зы-Кор­пе­ша об­ря­дили для по­хорон, за­вер­нув его в тон­кие кош­мы и до­рогие ков­ры так, что­бы труп мог нес­коль­ко дней ле­жать под от­кры­тым не­бом, по­ка го­товит­ся мо­гила. За­тем, навь­ючив те­ло на вер­блю­да, весь по­хорон­ный по­езд дви­нул­ся к мес­ту пог­ре­бения.

По при­ез­де к ко­лод­цу, где до­жидал­ся Ко­дар-Кул, Ба­ян-Слу прит­во­рилась боль­ной и объ­яви­ла, что не мо­жет сле­довать даль­ше до выз­до­ров­ле­ния, а выз­до­ров­ле­ние она по­лучит толь­ко тог­да, ког­да кто-ли­бо из мо­лодых джи­гитов ре­шит­ся спус­тить­ся в глу­бокий ко­лодец и дос­тать для нее во­ды сво­ей шап­кой, а так как ко­лодец был очень глу­бок, то вмес­то ве­рев­ки спус­ка­ющий­ся дол­жен был вос­поль­зо­вать­ся ко­сой Ба­ян-Слу. Нас­тавлен­ная шел­ком ко­са бы­ла так длин­на, что дос­та­вала до са­мого дна ко­лод­ца.

— Кто спус­тится, за то­го мне суж­де­но вый­ти за­муж, — при­бави­ла в зак­лю­чение Ба­ян, оче­вид­но, же­лая по­ручить это де­ло Ко­дар-Ку­лу.

Не за­думы­ва­ясь ни ми­нуты, Ко­дар-Кул выз­вался ис­полнить же­лание кра­сави­цы и, ух­ва­тив­шись за ее ко­су, стал спус­кать­ся в ко­лодец. Но, ед­ва лишь он кос­нулся дна, Ба­ян уда­ром но­жа об­ре­зала свою ко­су, и Ко­дар-Кул упал на дно. При­нимая все это за шут­ку, Ко­дар, наб­рав во­ды, стал кри­чать, что­бы его под­ня­ли, и, об­ра­ща­ясь к Ба­ян, ко­торая, скло­нив­шись, смот­ре­ла на не­го, ска­зал с улыб­кой:

— Твоя шут­ка очень бы мне пон­ра­вилась, но толь­ко не в та­ком тес­ном мес­те, здесь тем­но и хо­лод­но.

— Эта шут­ка, — от­ве­тила Ба­ян, — по­хожа на ту, ко­торую ты сыг­рал с мо­им же­нихом. Си­ди же те­перь здесь и мо­ли бо­га, что­бы смерть приш­ла за то­бой пос­ко­рее.

С эти­ми сло­вами Ба­ян-Слу отош­ла от ко­лод­ца и при­каза­ла за­кидать от­вер­стие ле­сом, а свер­ху на­валить кам­ни и на­сыпать мо­гиль­ный кур­ган.

По­кон­чив та­ким об­ра­зом с Ко­даром, Ба­ян-Слу пред­сто­яло те­перь сде­лать мо­гилу Ко­зы-Кор­пе­шу и в этой мо­гиле уме­реть ря­дом с его тру­пом.

Отой­дя к А­ягу­зу, Ба­ян выб­ра­ла воз­вы­шен­ное мес­то и ве­лела ко­пать мо­гилу и за­гото­вить ма­тери­ал для па­мят­ни­ка. В это вре­мя не­дале­ко от их ста­на рас­по­ложил­ся на ноч­лег гро­мад­ный ку­печес­кий ка­раван, шед­ший к тур­кме­нам. Хо­зя­ин ка­рава­на, он же на­чаль­ник его, за­метив вбли­зи сте­чение на­рода, от­пра­вил­ся пос­мотреть, что это та­кое, и тут уви­дел Ба­ян-Слу. Кра­сота ее до то­го по­рази­ла ка­раван­ба­ши, что он це­лую ночь не мог пос­ле то­го ус­нуть, а ут­ром от­пра­вил к Ба­ян пос­лов с пред­ло­жени­ем вый­ти за не­го за­муж. В ка­лым за не­вес­ту ка­раван­ба­ши пред­ло­жил все бо­гатс­тво, ка­кое име­лось в ка­рава­не; ес­ли же кра­сави­ца и на это не бу­дет сог­ласна, то на­чаль­ник ка­рава­на при­казал объ­явить ей, что он без нее не уй­дет и в край­нос­ти го­тов ов­ла­деть ею си­лой. Креп­ко опе­чали­лась Ба­ян-Слу, по­лучив это пред­ло­жение. Еще раз пред­сто­яло ей от­де­лать­ся от на­зой­ли­вого пред­ло­жения и имен­но в то вре­мя, ког­да она уже мыс­ленно прос­ти­лась с жизнью и го­тови­лась уме­реть. Чтоб не выз­вать сво­им от­ка­зом ка­ких-ли­бо на­силь­ствен­ных дей­ствий со сто­роны мо­гущес­твен­но­го ка­раван­ба­ши, Ба­ян ре­шилась приг­ла­сить его к се­бе и лич­но пе­рего­ворить с ним.

Ког­да ку­пец при­был, Ба­ян-Слу при­няла его с по­четом, угос­ти­ла из собс­твен­ных рук и на пред­ло­жение объ­яви­ла, что сог­ласна вый­ти за не­го за­муж, но не те­перь, а тог­да, ког­да по­кон­чит с пос­трой­кой па­мят­ни­ка. Эта пос­трой­ка дол­жна за­тянуть­ся на­дол­го, а по­тому Ба­ян про­сила ка­раван­ба­ши не меш­кая ехать сво­им пу­тем и от­ло­жить свадь­бу до сво­его воз­вра­щения.

Оча­рован­ный ее кра­сотой и лю­без­ностью, ка­раван­ба­ши, что­бы ус­ко­рить вре­мя бра­ка, пред­ло­жил пос­трой­ку па­мят­ни­ка взять на се­бя.

— У ме­ня нес­коль­ко ты­сяч лю­дей, — ска­зал он, — и я все сде­лаю в ко­рот­кое вре­мя, ука­жи толь­ко, где и ка­кой ве­личи­ны пос­та­вить па­мят­ник.

Ба­ян от­ве­ла его на мес­то, где бы­ла уже вы­копа­на яма, очер­ти­ла пал­кой ос­но­вание па­мят­ни­ка, а для ука­зания вы­соты его сня­ла и бро­сила вверх свою до­рогую де­вичью шап­ку. В тот же день ка­раван­ба­ши, соб­рав весь свой на­род, прис­ту­пил к ра­боте.

От гор Ар­га­нак­тин­ских до А­ягу­за он пос­та­вил цепь лю­дей на та­ком рас­сто­янии один от дру­гого, что­бы ка­мень для клад­ки па­мят­ни­ка, до­быва­емый в го­рах и об­те­сан­ный мас­те­рами, мог быть пе­реда­ва­ем из рук в ру­ки до са­мой мо­гилы, где дру­гие мас­те­ра ук­ла­дыва­ли его в сте­ны. В очень ско­ром вре­мени па­мят­ник был го­тов. Ба­ян ос­мотре­ла его и ос­та­лась до­воль­на. Те­ло Ко­зы-Кор­пе­ша внес­ли в от­кры­тую дверь па­мят­ни­ка и опус­ти­ли в яму; весь при­веден­ный скот был за­колот, и на­чал­ся по­миналь­ный обед. Са­ма Ба­ян-Слу ра­зоде­лась в до­рогие одеж­ды и лич­но уго­щала гос­тей. Вся мо­лодежь, оча­рован­ная кра­сотой хо­зяй­ки, по­теря­ла го­лову, и каж­дый го­тов был по же­ланию кра­сави­цы ид­ти и де­лать все, что она за­хочет. Ког­да на­чались обыч­ные иг­ры и сос­тя­зания на при­зы, кап­ризная кра­сави­ца вдруг объ­яви­ла, что она сей­час же пой­дет за­муж за то­го, кто, взоб­равшись на са­мую вер­ши­ну па­мят­ни­ка, спрыг­нет от­ту­да вниз. Охот­ни­ков ока­залось ве­ликое мно­жес­тво, и сам ка­раван­ба­ши, окон­ча­тель­но по­теряв­ший власть над сво­ими под­чи­нен­ны­ми, по­гиб од­ним из пер­вых, вы­пол­няя ус­ло­вие сос­тя­заний.

Ког­да все пре­тен­денты на ру­ку Ба­ян-Слу по­гиб­ли, она соб­ра­ла родс­твен­ни­ков, раз­де­лила меж­ду ни­ми все свое нес­метное бо­гатс­тво и за­веща­ла по­хоро­нить ее в од­ной мо­гиле с Ко­зы-Кор­пе­шем. Пос­ле это­го она спус­ти­лась в яму, где ле­жало те­ло Ко­зы-Кор­пе­ша, и кин­жа­лом, ко­торый но­сила у по­яса, уда­рила се­бя в грудь с та­кой си­лою, что сра­зу скон­ча­лась.

Случайные и неслучайные рекомендации: