Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Сказка про младшего брата

Жи­ли в ста­рину в ма­лень­кой де­ревуш­ке на скло­не го­ры отец, два сы­на да не­вес­тка. Ког­да млад­ший сын на свет на­родил­ся, от­цу под пять­де­сят бы­ло. Наз­ва­ли маль­чи­ка Эр-сяо. Вы­рос он сме­калис­тым, охо­чим до ра­боты, и все его лю­били. А отец прос­то ду­ши в нем не ча­ял.

Ког­да Эр-сяо ми­нуло три­над­цать лет, отец зах­во­рал и умер. И стал Эр-сяо жить со стар­шим бра­том и не­вес­ткой. Брат — лен­тяй, а не­вес­тка злая да вред­ная. Бы­ла у них ста­рая ко­рова бу­рен­ка. С ут­ра до ве­чера па­сет ее Эр-сяо. Разъ­елась бу­рен­ка, тол­стая да жир­ная ста­ла. Вот как-то раз и го­ворит злая же­на сво­ему ле­ниво­му му­жу:

— На­до зелье до­быть, Эр-сяо сгу­бить — не при­дет­ся тог­да де­лить хо­зяй­ство!

Ле­нивый брат о ту по­ру на ка­не дре­мал. От­ве­ча­ет он же­не, еле язы­ком во­роча­ет:

— Лад­но!

Нас­тря­пала злая не­вес­тка пель­ме­ней, из бе­лой му­ки и из чер­ной. В бе­лые от­ра­вы по­ложи­ла, млад­ше­го бра­та пот­че­вать соб­ра­лась. А чер­ные се­бе да му­жу ос­та­вила.

Па­сет Эр-сяо бу­рен­ку на бе­регу ре­ки, уж пол­день нас­ту­пил. На­елась бу­рен­ка, жи­вот раз­дулся. Да еще Эр-сяо пол­ную кор­зи­ну тра­вы на­резал, до­мой снес­ти.

И го­ворит маль­чик бу­рен­ке:

— Пой­дем, бу­ренуш­ка, до­мой. Пол­день на дво­ре, сол­нце ог­нем жжет.

Сто­ит бу­рен­ка, не ше­лох­нется, а у са­мой сле­зы из глаз ка­па­ют.

По­дивил­ся маль­чик, спра­шива­ет:

— Ты что, бу­ренуш­ка, не на­елась, не на­пилась?

От­кры­ла бу­рен­ка рот и за­гово­рила че­ловечь­им го­лосом:

— Доб­рый маль­чик! Во­ротишь­ся до­мой, ешь пель­ме­ни чер­ные, не ешь бе­лые.

Не по­нял Эр-сяо тол­ком, в чем де­ло. Во­ротил­ся до­мой, а злая не­вес­тка улы­ба­ет­ся, го­ворит лас­ко­во:

— Ты, бра­тец, ко­рову пас, тра­ву ко­сил — ви­дать, при­томил­ся. Я для те­бя бе­лых пель­ме­ней нас­тря­пала. Ешь пос­ко­рее!

От­ве­ча­ет ей Эр-сяо:

— Ос­тавь-ка, не­вес­тка, бе­лые пель­ме­ни се­бе да стар­ше­му бра­ту, а мне и чер­ные хо­роши!

Ска­зал так, прид­ви­нул к се­бе пель­ме­ни из чер­ной му­ки и да­вай есть. Не­вес­тка ря­дом сто­ит, гла­за вы­пучи­ла. Дож­да­лась, по­ка Эр-сяо уй­дет, взя­ла бе­лые пель­ме­ни, выб­ро­сила и опять не­доб­рое за­мыс­ли­ла. «Лад­но! — ду­ма­ет. — Хо­чешь чер­ные пель­ме­ни есть, так я те­бе и в чер­ные от­ра­вы на­ложу». Так она и сде­лала. На­дела­ла на дру­гой день чер­ных пель­ме­ней, от­ра­вы в них по­ложи­ла, а бе­лые се­бе да му­жу ос­та­вила по­лако­мить­ся.

Па­сет Эр-сяо бу­рен­ку на скло­не го­ры, уже пол­день нас­ту­пил. На­елась бу­рен­ка, аж жи­вот раз­дулся, да еще Эр-сяо пол­ную кор­зи­ну тра­вы на­резал, до­мой снес­ти.

Го­ворит маль­чик бу­рен­ке:

— Пой­дем, бу­ренуш­ка, до­мой! Пол­день на дво­ре, сол­нце ог­нем жжет.

Сто­ит бу­рен­ка, не ше­лох­нется, а у са­мой сле­зы из глаз ка­па­ют.

По­дивил­ся маль­чик, спра­шива­ет:

— Ты что, бу­ренуш­ка, не на­елась, не на­пилась?

От­кры­ла тут бу­ренуш­ка рот и за­гово­рила че­ловечь­им го­лосом:

— Доб­рый маль­чик! Во­ротишь­ся до­мой — ешь пель­ме­ни бе­лые, не ешь чер­ные.

На сей раз смек­нул Эр-сяо, в чем де­ло. Во­ротил­ся до­мой, а злая не­вес­тка улы­ба­ет­ся, го­ворит лас­ко­во:

— Ты, бра­тец, ко­рову пас, при­томил­ся. Го­ворил ты вче­ра, что по вку­су те­бе чер­ные пель­ме­ни, вот я для те­бя чер­нень­ких и нас­тря­пала. Ешь пос­ко­рее!

А Эр-сяо бровью не по­вел, гла­зом не мор­гнул, от­ве­ча­ет:

— Не­вес­тушка, как отец умер, вы с брат­цем все бе­лые пель­ме­ни еди­те, дай-ка нын­че мне по­лако­мить­ся!

Ска­зал так и при­нял­ся бе­лые пель­ме­ни есть. Не­вес­тка ря­дом сто­ит, злость ее раз­би­ра­ет. Вче­ра хо­тела маль­чи­ка за­губить, нын­че про­бова­ла — ни­как не вы­ходит. За­дума­ла она тог­да по-дру­гому из­вести Эр-сяо и го­ворит сво­ему ле­ниво­му му­жу:

— Ско­ро зи­ма, снег вы­падет, нег­де ко­рову пас­ти, че­го зря Эр-сяо кор­мить? Да­вай де­лить­ся. Эр-сяо да­дим ток с ма­лень­ким ам­ба­ром да два му то­щей зем­ли­цы. Нам — ко­рова, на ко­торой па­хать мож­но, ему — боль­шой ры­жий пес. Нам — ку­рица-не­суш­ка, ему — боль­шой пе­тух. Нам — це­лый плуг да креп­кий хо­мут, ему — сло­ман­ный плуг да не­год­ный хо­мут.

Зев­нул ле­нивый стар­ший брат, сог­ла­сил­ся: «Лад­но, мол!»

Так и раз­де­лились, млад­ше­го бра­та да­же слу­шать не ста­ли. Приш­ла зи­ма. Эр-сяо в го­ры хо­дит, тра­ву да хво­рост со­бира­ет, пе­тух ему по­мога­ет, зер­нышки под­би­ра­ет, пес вет­ки но­сит. Рас­кормил Эр-сяо пе­туха, рас­кормил со­баку. А ле­нивый стар­ший брат до са­мого ве­чера ко­ровий хлев не зап­рет, се­на не под­ба­вит. Хо­лод­но бу­ренуш­ке, го­лод­но, ото­щала она — су­хая хво­рос­ти­на тон­кая. Гля­нет на нее Эр-сяо — сер­дце за­щемит от жа­лос­ти.

Приш­ла вес­на, са­мое вре­мя па­хать. Зак­ру­чинил­ся маль­чик. Уви­дал ры­жий пес, что хо­зя­ин его пе­чаль­ный хо­дит, за­ла­ял:

— Ван-ван-ван! Ме­ня зап­ря­ги — за ко­рову сой­ду! Ван-ван-ван! Ме­ня зап­ря­ги — за ко­рову сой­ду!

Уви­дал боль­шой пе­тух, что хо­зя­ин его пе­чаль­ный хо­дит, зак­ри­чал:

— Гуа-гу-гу, я па­хать мо­гу! Зап­ря­ги ме­ня! Гуа-гу-гу, я па­хать мо­гу! Зап­ря­ги ме­ня!

Зап­ряг Эр-сяо ры­жего пса, зап­ряг боль­шо­го пе­туха, по­шел по­ле па­хать. Ма­шет пе­тух крыль­ями, та­щит плуг, ста­ра­ет­ся. Ма­шет пес хвос­том, та­щит плуг, над­ры­ва­ет­ся. Эр-сяо сза­ди идет, плуг дер­жит. Так и ре­жет плуг сы­рую гли­ну, так и ре­жет.

Вско­рос­ти Эр-сяо всю зем­лю пе­репа­хал. Уз­на­ла про то злая не­вес­тка, опять не­доб­рое за­мыс­ли­ла, го­ворит сво­ему ле­ниво­му му­жу:

— Сов­сем не­мощ­ной ста­ла на­ша ко­рова, те­легу та­щить не мо­жет. Схо­ди-ка к Эр-сяо, возь­ми ры­жего пса да боль­шо­го пе­туха, мо­жет, на них во­зить бу­дем?

Об­ра­довал­ся стар­ший брат и ду­ма­ет: «Ста­рую ко­рову впря­жешь, не под­тол­кнешь — не по­едешь! Ры­жего пса да боль­шо­го пе­туха зай­мешь, в те­легу впря­жешь, они по­везут, а сам от­дохнешь!» Чуть не бе­гом пом­чался стар­ший брат к млад­ше­му. При­бежал и го­ворит:

— Не­мощ­ной ста­ла на­ша ко­рова, те­легу та­щить не мо­жет, одол­жи-ка мне тво­его пса да пе­туха, мо­жет, они по­тащут?

Мол­чит Эр-сяо, буд­то и не ви­дит стар­ше­го бра­та. Рас­пря­мил­ся тог­да стар­ший брат, ра­зог­нул свою ле­нивую спи­ну и го­ворит:

— Не дашь, во­рочусь до­мой, умо­рю ста­рую ко­рову до смер­ти.

По­жалел Эр-сяо бу­рен­ку, дал стар­ше­му бра­ту пса да пе­туха. Зап­ряг их лен­тяй, пол­не­хонь­ку те­легу на­воза на­валил, стег­нул кну­том и при­гова­рива­ет:

— Ну-ка при­наляг­те, стар­ше­му бра­ту пос­лу­жите!

Сам те­легу не тол­ка­ет, толь­ко вид де­ла­ет, то­го и гля­ди, на спи­ну оп­ро­кинет­ся, до­сад­но ему, что пе­тух да пес его са­мого не ве­зут. Нем­но­го прош­ло вре­мени, умо­рились пе­тух да пес, по­том изош­ли, еле та­щат­ся, а лен­тяй знай кну­том их сте­га­ет. Рас­серди­лись го­ремы­ки, ос­та­нови­лись, ид­ти не хо­тят. Бил их лен­тяй, бил, так и за­бил до смер­ти. Сам ус­тал, во­ротил­ся до­мой, за­лез на кан и зас­нул.

При­шел млад­ший брат с по­ля, про обед и не ду­ма­ет, сра­зу к стар­ше­му бра­ту по­дал­ся.

Уви­дел во дво­ре злую не­вес­тку и спра­шива­ет:

— Где мой ры­жий пес да боль­шой пе­тух? Я их до­мой уве­ду по­кор­мить!

Мах­ну­ла не­вес­тка ру­кой и го­ворит:

— Ох, и не вспо­минай луч­ше, за­бил пса да пе­туха твой стар­ший брат, ле­жат они на до­роге.

Ус­лы­хал это Эр-сяо, заш­лось у не­го сер­дце, к до­роге по­бежал. Смот­рит — ле­жит на до­роге боль­шой ры­жий пес, ря­дом пе­тух ва­ля­ет­ся. И злость взя­ла Эр-сяо, и горь­ко ему. Пла­кал, пла­кал, пос­ле взял на ру­ки пе­туха и пса, к се­бе при­жал, по­нес до­мой. За­копал он их на то­ку пе­ред хи­жиной. Как во­ротит­ся с по­ля, тот­час бе­жит на мо­гил­ку пог­ля­деть. Прош­ло нес­коль­ко дней, и вы­рос на мо­гил­ке вяз, лис­точки неж­ные, свет­ло-зе­ленень­кие, блес­тят — ка­менья дра­гоцен­ные свер­ка­ют. Каж­дый день его Эр-сяо по­лива­ет. Вы­рос за год вяз вы­ше са­мого Эр-сяо. Ма­куш­ка гус­тая, лист к лис­ту, ну, пря­мо зонт зе­леный. Приш­ла вес­на, на вя­зе поч­ки по­яви­лись — круг­лые мо­нет­ки. Под­ни­мет юно­ша го­лову, лю­бу­ет­ся. Вдруг не­наро­ком ствол ру­кой трях­нул. Ша-ша-ша — за­шелес­те­ло, за­шуме­ло, поч­ки с де­рева дож­дем по­сыпа­лись. Наг­нулся Эр-сяо, под­нять хо­тел, смот­рит — гла­зам сво­им не ве­рит: и не поч­ки это вов­се — мо­неты зо­лотые да се­реб­ря­ные так и свер­ка­ют, так и пе­рели­ва­ют­ся. Соб­рал их Эр-сяо, ку­пил бу­рую ко­рову, С той по­ры еще при­леж­ней тру­дить­ся стал.

Уз­на­ла про это злая бра­това же­на. И вот од­нажды, ког­да Эр-сяо в по­ле ушел, пе­релез­ла че­рез сте­ну к не­му во двор, ух­ва­тилась за ствол вя­за и да­вай его тряс­ти. Хуа-ла-ла — с де­рева поч­ки дож­дем по­сыпа­лись. Пэн-пэн-пэн — злую не­вес­тку по го­лове бь­ют. От­пусти­ла она ствол, дву­мя ру­ками го­лову ух­ва­тила.

— Ай-я-яй! — кри­чит.

Наг­ну­лась, смот­рит — ни­каких мо­нет на зем­ле нет, ни зо­лотых, ни се­реб­ря­ных, од­ни ка­мен­ные круг­ля­ши ва­ля­ют­ся. По­щупа­ла не­вес­тка го­лову — го­лова вся в шиш­ках. Рас­сви­репе­ла, то­пор отыс­ка­ла. Хан-ха — сру­била вяз. Тут как раз Эр-сяо с по­ля во­ротил­ся. Уви­дал: и до­сад­но ему и горь­ко. Спра­шива­ет он злую не­вес­тку:

— Ты за­чем мой вяз сру­била?

А та гла­за за­кати­ла, го­ворит с оби­дой:

— И не вспо­минай ты луч­ше про свое де­рево, всю го­лову мне из­ра­нило.

Ска­зала она так, ру­кой мах­ну­ла и уш­ла.

Зак­ру­чинил­ся Эр-сяо, де­рево ру­кой пог­ла­дил, пос­ле но­жик дос­тал, ве­ток на­резал, кор­зи­ноч­ку сплел, под стре­хой под­ве­сил. При­лете­ли пти­цы с юга, при­лете­ли с се­вера, яй­ца в кор­зи­ноч­ку снес­ли. При­лете­ли лас­точки с юга, при­лете­ли с се­вера, яй­ца в кор­зи­ноч­ку по­ложи­ли. К ве­черу кор­зи­на до кра­ев на­пол­ни­лась.

Уз­на­ла про это злая не­вес­тка и го­ворит сво­ему ле­ниво­му му­жу:

— Ви­дать, не лю­бишь ты яй­ца есть! Гля­ди-ка, сколь­ко их у млад­ше­го бра­та в кор­зинке под стре­хой!

Ус­лы­шал это стар­ший брат, гла­за вы­тара­щил, на но­ги вско­чил.

— Сбе­гаю, поп­ро­шу нес­коль­ко штук.

А же­на от­ве­ча­ет:

— Не яй­ца про­си, а кор­зи­ноч­ку. Пусть лас­точки да дру­гие пти­цы са­ми нам я­иц на­несут, вон сколь­ко их бу­дет, не то что в до­ме, во дво­ре не по­мес­тятся.

От­пра­вил­ся стар­ший брат к млад­ше­му. Идет, а про се­бя ду­ма­ет: вдруг не даст ему Эр-сяо кор­зинку вол­шебную? Во­шел, ли­цо жа­лос­тли­вое, и го­ворит, чуть не пла­чет:

— Дай, бра­тец, тво­ей кор­зинкой по­поль­зо­вать­ся, а то я с го­лоду ско­ро пом­ру. Пос­ледний раз это, по­том сам бу­ду при­леж­но тру­дить­ся.

Сер­дце у Эр-сяо доб­рое, ус­лы­хал он, что стар­ший брат с го­лоду по­мира­ет, дал ему взай­мы кор­зинку. Уви­дела это злая не­вес­тка, аж рот от ра­дос­ти ра­зину­ла. Под­ве­сила кор­зинку под стре­хой, са­ма у во­рот се­ла, пок­ри­кива­ет:

— Пти­цы, с вос­то­ка ле­тите, пти­цы, с за­пада ле­тите, в мою кор­зинку ско­рее яй­ца кла­дите! Лас­точки, с се­вера ле­тите, лас­точки, с юга ле­тите, ско­рее в мою кор­зинку яй­ца кла­дите!

При­лете­ли пти­цы с юга, по­мет в кор­зи­не ос­та­вили, при­лете­ли пти­цы с се­вера, по­мет в кор­зинке ос­та­вили. При­лете­ли лас­точки с юга, при­лете­ли лас­точки с се­вера, то­же по­мет в кор­зинке ос­та­вили и даль­ше по­лете­ли. Рас­серди­лась злая не­вес­тка, схва­тила пал­ку да как уда­рит по кор­зи­не!

Ма­лые пта­хи чи­рика­ют:

— Чир-чир-чир! Не­вес­тка злая, сер­дце злое, пе­чень злая, Чир-раз! Клю­нем в глаз! Клю­нем в глаз! Чир-раз!

А лас­точки им вто­рят:

— Фь­ю­ить, фь­ю­ить, фь­ю­ить! Не­вес­тка злая, сер­дце злое, пе­чень злая. Фь­ю­ить-раз! Клю­нем в глаз, клю­нем в глаз!

Ки­нулись тут ра­зом на злую не­вес­тку пта­хи ма­лые да лас­точки, за­вер­те­лась-зак­ру­жилась злая не­вес­тка, боль­но ей, орет, кри­чит, а ле­нивый муж на ка­не ле­жит, сквозь сон бор­мо­чет:

— Ты че­го орешь, мне спать не да­ешь?

Вык­ле­вали пти­цы злой не­вес­тке гла­за, и по­мер­ла она че­рез нес­коль­ко дней с до­сады. Ле­нивый брат вско­рос­ти с го­лоду умер. А тру­долю­бивый Эр-сяо жил в счастье и до­воль­стве.

Случайные и неслучайные рекомендации: