Иван-дурак и яга-баба

Жил-был ста­рик да ста­руха. У них был сын Иван-ду­рак. Вот Иван-ду­рак стал от­пра­шивать­ся от от­ца да от ма­тери ры­бу удить: «Где, — го­ворит, — рыб­ка клю­нет, тут и ста­ну удить!» — Ста­рик да ста­руха по­дума­ли, по­дума­ли, да от­пусти­ли Ива­на-ду­рака.

Вот он шел да шел, до­шел до из­бушки: сто­ит из­бушка, на ку­ричь­ей го­ляш­ке по­вер­ты­ва­ет­ся. — «Из­бушка, из­бушка, стань к ле­су за­дом, ко мне пе­редом!» — Из­бушка ста­ла.

Вот Иван-ду­рак за­шел в из­бушку, а в ней се­реде по­лу ле­жит Яга-ба­ба: «Фу-фу-фу! Рус­ска кос­ка са­ма на двор заш­ла!» — Взя­ла да и за­пер­ла его в гол­бец. «Я те­бя зав­тра ве­лю из­жа­рить мень­шой до­чери».

Вот на дру­гой день по­ут­ру рас­то­пилась печ­ка. Мень­шая-та дочь выш­ла и го­ворит: «Вы­ходи, Иван-ду­рак, из гол­бца-то» — Вот Иван-ду­рак вы­шел, она и го­ворит: «Са­дись, Иван-ду­рак, на ло­пату-ту!» — Иван-ду­рак сел, а сам ру­ки и но­ги рас­ша­рашил. Она и го­ворит: «Встань, Иван-ду­рак, с ло­паты-то, я те­бя по­учу! — Вот как, — го­ворит, — сядь!» — Са­ма и се­ла на ло­пату-ту. Иван-ду­рак бро­сил ее в печ­ку да зас­лонкой и при­пер. Ма­лень­ко по­годя вы­нул ее и по­ложил на гол­бчик. А сам опять в гол­бец ушел.

Яга-ба­ба выш­ла и ста­ла есть. Съ­ела да и го­ворит: «По­катать­ся бы мне, по­валять­ся бы мне на Ива­новых-то кос­точках». — А Иван-ду­рак си­дит в гол­бце да и го­ворит: «По­катай­ся-ка ты, по­валяй­ся-ка ты на до­чери­ных-ка кос­точках!» — «Ах ты, вар­нак эда­кой! Зав­тра ве­лю се­ред­ней до­чери из­жа­рить те­бя!»

Опять на дру­гой день печ­ка ис­то­пилась. Се­ред­ня-та дочь и го­ворит: «Вы­ходи, Иван-ду­рак, из гол­бца-та» — Иван-ду­рак вы­шел. — «Са­дись, — го­ворит, — Иван-ду­рак на ло­пат­ку-ту!» — Иван-ду­рак сел, ру­ки и но­ги рас­ша­рашил. — «Не так! — го­ворит, — дай-ка я те­бя по­учу!» — Се­ла на ло­пату-ту; он ее взял да и бро­сил. Вот из­жа­рил ее, вы­нул из пе­чи, по­ложил на гол­бчик, а сам опять в гол­бец ушел.

Яга-ба­ба на­елась да и го­ворит: «По­катать­ся бы мне, по­валять­ся бы мне на Ива­новых-то кос­точках!» — А Иван-ду­рак си­дит в гол­бце-то и го­ворит: «По­катай­ся-ка ты, по­валяй­ся-ка ты на до­чери­ных-то кос­точках!» — «Ах, ты, вар­нак эда­кой! Зав­тра ве­лю боль­шой до­чери из­жа­рить те­бя!»

Ну и вот, на тре­тий день ис­то­пилась печ­ка. Боль­ша-та дочь выш­ла и го­ворит: «Вы­лезай, Иван-ду­рак, из гол­бца-та» — Иван-ду­рак вы­лез. Она и го­ворит: «Са­дись на ло­пату-ту!» — Иван-ду­рак сел, ру­ки и но­ги рас­ша­рашил. — «Не уме­ешь ты са­дить­ся-то! Дай-ка я те­бя по­учу!» — И се­ла са­ма на ло­пату-ту. Иван-ду­рак ее взял да и бро­сил в печ­ку; из­жа­рил и по­ложил на гол­бчик, а сам опять спря­тал­ся в гол­бец.

Вот приш­ла Яга Яги­ниш­на, съ­ела дочь-ту да и са­ма го­ворит: «По­катать­ся бы мне, по­валять­ся бы мне на Ива­новых-то кос­точках!» — А Иван-ду­рак и го­ворит: «По­катай­ся-ка ты, по­валяй­ся-ка ты на до­чери­ных-то кос­точках!» — «Ах ты, вар­нак эда­кой! Зав­тра я те­бя са­ма ис­пе­ку!»

Вот на дру­гой день печ­ку ис­то­пила да и го­ворит: «Ну-ка, Иван-ду­рак, са­дись на ло­пату-ту!» — Он сел и опять так же — ру­ки и но­ги рас­ша­рашил. — «Ой ты, Иван-ду­рак, не уме­ешь са­дить­ся-то! Дай-ка я те­бя по­учу!» — Се­ла са­ма Яга Яги­ниш­на, а Иван-ду­рак бро­сил ее в печ­ку; при­пер зас­лонку ба­дагом, асам склал их-то именье на иху же ло­шадь да и у­ехал до­мой.