Иван-царевич и царевна-лягушка

Жил-был царь. У ца­ря бы­ло три сы­на; и по­том он дал им по стре­лоч­ке: «Ку­ды ва­ши стре­лоч­ки по­летят, ту­ды и не­вест по­ез­жай­те сва­тать!» — Ко­неч­но, боль­шак стре­лил, у не­го в пра­вую сто­рону уле­тела стре­лоч­ка; се­ред­ний стре­лил, у не­го вле­ву уле­тела; а Иван-ца­ревич стре­лил, у не­го по­лете­ла пря­мо и свиль­ну­ла — за­лете­ла в то­пучее бо­лото. На ос­тров­ке тут не­боль­шая из­бушка сто­ит; в эту из­бушку за­ходит (Иван-ца­ревич); си­дит ста­руш­ка, у ста­руш­ки и стре­лоч­ка его: в ру­ках дер­жит. Иван-ца­ревич и ду­ма­ет: «Не­уже­ли мне та­ку ста­руху за­муж до­водит­ся брать?» — А ста­руш­ка от­ве­ча­ет: «Да, Иван-ца­ревич, вид­но, те­бе до­водит­ся ста­руш­ку взять!»

Иван-ца­ревич дол­го про­дол­жал — стре­лоч­ку ис­кал — и есть за­хотел. Ста­руш­ка в гол­бецспу­щалась, дос­та­ла яй­ца и сме­таны, на­била я­иц, чир­лу (вро­де я­иш­ни­цы, на ско­воро­де за­жарят, без хле­ба) ис­пра­вила. На­кор­ми­ла и го­ворит: «Иван-ца­ревич, не опа­сай­ся! Я ведь на вре­мя ста­руш­ка: день я ста­рая, а к но­чи мо­лодая жи­ву». — Иван-ца­ревич и го­ворит: «Ис­правь­ся не на дол­го вре­мя: я пог­ля­жу, ка­кая ты мо­лодая бу­дешь?» — Она пе­реб­ро­сила с ру­ки на ру­ки коль­цы и ис­пра­вилась та­кая фрей­ли­на, что в го­роде нет: нас­коль­ко кра­сива и всем выш­ла. — «Ве­ди ме­ня, — го­ворит, — до­мой: вре­мя вый­дет, так я бу­ду зав­сегда мо­лодая! А те­перь мне нель­зя, — го­ворит, — все-та­ки я бу­ду ста­руха до­кудо­ва».

При­водит он до­мой. Братья поб­ра­ли не­вест хо­роших, а он при­вел ста­руху. Братья ус­мехну­лись и не­вес­тки ихи, и царь ус­мехнул­ся над ста­рухой: ко­го он при­вел. Царь и го­ворит: «Ста­ло быть, это мое не­до­ум­ленье: ста­ло быть, за­лете­ла стре­лоч­ка, ему и при­ходит­ся ее сва­тать! На­до бы доб­ром сде­лать! (Я ви­новат сде­лал­ся.) Не­чего сме­ять­ся!» — Иван-ца­ревич го­ворит: «Тя­тень­ка, мне осо­бу ком­на­ту нуж­но: братья бу­дут на­до мной ус­ме­хать­ся, в од­ной ком­на­те не бу­ду я жить». — Царь при­казал: «Ко­торая те­бе ком­на­та заг­ля­нет­ся, в той и про­живай­ся!.. По­вече­ру при­ходи­те ко мне, я вам за­дачу за­дам!»

Дал он им му­ки пер­во­го сор­та по­ров­на­ку: «Ко­торая у вас не­вес­та луч­ше хлеб ис­пе­кёт?» — По­том они при­носят, от­да­ют сво­им не­вес­ткам. По­сыла­ют хо­рошие не­вес­тки слу­жан­ку: «Схо­ди к ста­руш­ке, пос­мотри, как она бу­дет прит­вор де­лать: она пос­тарше нас, луч­ше ис­пе­кёт хлеб». — При­носит она хо­лод­ной во­ды, на­лила в кваш­ню, по­том му­ку — не се­яла, ни­чего — бух в кваш­ню, раз­ме­шала в прит­вор. От­сло­нила зас­лонку, по всей пе­че раз­ли­ла и го­ворит: «Ис­пе­кись, что­бы мой хлеб бе­лый, и рых­лый, и ску­сен! По­ут­ру что­бы был го­тов!» (А печь не за­топ­ля­ла, в хо­лод­ную печь раз­ли­ла.) — Слу­жан­ка ус­мотре­ла, ска­зыва­ет: вон она как сде­лала! Они ус­мехну­лись, что в хо­лод­ной из­бе не дол­жно ис­пекчись. А те не­вес­тки так из­ла­дили, как доб­рые лю­ди пе­кут: с ве­чера кваш­ню из­ла­дили, а по­ут­ру за­топ­ля­ли печь. По­ут­ру ста­руш­ка вы­нима­ет хлеб, в ска­тероч­ку за­вёр­ты­ва­ет, по­да­ет Ива­ну-ца­реви­чу.

При­ходят все трое. По­да­ет боль­шак на­пер­во бул­ку свою. Царь взял бул­ку в ру­ки и го­ворит: «Да, — го­ворит, — эту бул­ку го­лода­ющий, ес­ли три дня не ел, так по­ест»; нас­толь эта бул­ка тя­жела, от­ду­лася вер­хняя кор­ка, ниж­няя сож­же­на, а в се­рёд­ках пус­то­та (не укис­ла). — Так же и се­ред­ний сын по­да­ёт, и у то­го ока­залась эта­ка же бул­ка. «Ког­ды сол­да­ты го­лод­ные сде­ла­ют­ся, тог­да сол­да­там есть, а не мне!» — Иван-ца­ревич раз­вёрты­ва­ет свою бул­ку, по­да­ет ро­дите­лю. Нас­коль­ко его хлеб по­казал­ся бел и лёг­кий, рых­лый; царь ска­зал: «Вот это хлеб! Это хлеб — толь­ко прий­ти от обед­ни, с хо­роши­ми людь­ми чай­ку по­пить с этим хле­бом. Ста­руш­ка хо­рошо ис­пекла! Знать-то она мне бу­дет ми­лая снош­ка!»

Царь вы­дал им по­лот­на по­ров­на­ку: «Пу­щай к ут­ру они из­го­товят мне по ру­баш­ке: ко­торая сошь­ет луч­ше ру­баш­ку?» — При­носит Иван-ца­ревич, по­да­ет сво­ей ста­руш­ке по­лот­но. Те по­сыла­ют слу­жан­ку: «Пог­ля­ди, как она бу­дет кро­ить!» — Ста­руха по­лот­но взя­ла, выш­ла на по­рат­ное крыль­цо, изор­ва­ла его все в лен­точки, на вся­кие кли­ныш­ки. Ска­зала ста­руха: «По­дыми­тесь, вет­ры буй­ные, и уне­сите все клинья по бе­лому све­ту, что­бы я на это по­лот­но и не гля­дела! (Шить не­охо­та ей.) А пре­дос­тавь­те по­ут­ру ру­баш­ку, что­бы ру­баш­ка бы­ла го­това!»

Слу­жан­ка при­ходит, не­вес­ткам об­ска­зыва­ет, что «она изор­ва­ла на мел­кие клинья и ве­лела бу­ре под­нять­ся, унес­ти клинья, а са­ма не шь­ёт». — А они на­няли та­ких слу­жанок, что­бы сшить на ма­шин­ке, по­ут­ру что­бы бы­ло го­тово.

Ут­ро под­хо­дит; ру­баш­ка у ста­руш­ки го­това; за­вер­ну­ла ее в по­лот­ня­ну ска­тероч­ку: «На, Иван-ца­ревич, не­си!»

При­носят все трое. На­пер­во боль­шак по­да­ёт свою ру­баш­ку. Гля­дит на эту царь ру­баш­ку: «Нас­коль­ко на­косо сши­то и не­ров­но об­рубле­но! Это толь­ко ра­боче­му но­сить, а не мне». — Се­ред­ний по­да­ёт: «Это ра­боче­му не в вос­крес­ный день на­девать, а толь­ко в буд­ни но­сить ее: ру­баш­ка сов­сем не­удоб­ная».

Иван-ца­ревич по­да­ёт. Вы­вер­ты­ва­ет царь ру­баш­ку и го­ворит: «Вот это ру­баш­ка! Толь­ко ид­ти ког­да в цер­ковь Хрис­то­во при­частье при­нять, а до­ма не но­сить ее; сши­та, ниг­де и сшив­ку (сши­воч­ку) не­ту, как от­ли­тая!.. Зав­тра я из­ла­жу обед, а на обе­де ска­жу, ко­торая моя ми­лая снош­ка… Зав­тра по­ут­ру при­будь­те ко мне на обед все трое с же­нами!» — Иван-ца­ревич при­ходит, пох­ва­лил свою ста­руш­ку, что «ты не уда­рилась в грязь ли­цом, от­цу пон­ра­вилась твоя ру­баш­ка».

Ста­руш­ка го­ворит: «Иван-ца­ревич, ты се­год­ня один но­чуй, я от­прав­люсь, а зав­тра по­ут­ру при­еду в ка­рете с гон­ца­ми (с фа­лето­рами, зна­чит); ты ме­ня встре­чай!» — По­ут­ру бы­ло за­каза­но ге­нера­лам прий­ти в гос­ти, пос­то­рон­ним и сво­им де­тям. Все схо­дят­ся, а у Ива­на-ца­реви­ча все еще нет же­ны, не при­еха­ла его ста­руха. Вдруг она при­ез­жа­ет в зо­лотой ка­рете и сфа­лето­рами. Вы­бегал царь и встре­чал сам. Иван-ца­ревич вы­ходил на двор, встре­чал и ска­зал, что «не нуж­но, тя­тень­ка, те­бе встре­чать: это моя ста­руш­ка едет!» — То он ее под ру­ки из ка­реты при­нял, Иван-ца­ревич; за­ходят с ним в оте­чес­кое за­ло.

Са­дились они все за прес­тол; на­чина­ют на­пер­во пи­рог ку­шать. Мя­со она ела, а кос­ти заош­лаг кла­ла. И те не­вес­тки так­же: ку­шали, а кос­ти за ош­ла­ги кла­ли: «Что она де­ла­ет, то и мы бу­дем де­лать!» — Пос­ле пи­рога на­чали хле­бот­ню хле­бать; ста­руш­ка не дох­лебнёт, да за ош­ла­га ль­ет. И те не­вес­тки ли­ли, а у них из ру­кавов бе­жит (а у ста­руш­ки не бе­жит). Тог­да ста­руш­ка ска­зала: «Все у те­бя, тя­тень­ка, хо­рошо, а од­но не­ис­прав­но». — «Что, ми­лая дочь, у ме­ня не­ис­прав­но? Ска­жи!» — «У те­бя вот круг до­му са­ду нет; нуж­но бы сад хо­роший ус­тро­ить, и в са­ду сде­лать пруд, и в пруд пус­тить ры­бу; хо­рошее бы тут бы­ло суд­но, что­бы мы на этом суд­не поп­ла­вали, по­ката­лись; а ры­ба бу­дет иг­рать — нам лю­бопыт­но… Ес­ли ты при­кажешь, я сей­час ис­прав­лю». — «Ну, ми­лая дочь, ис­правь!»

То она мах­ну­ла из ле­вого ош­ла­га: «Круг двор­ца очу­дись сад и в са­ду пруд и в пру­ду сде­лай­ся ры­ба!» Пра­вым ош­ла­гом мах­ну­ла: «Ры­ба в пру­ду что­бы иг­ра­ла и что­бы суд­но бы­лоис­па­шёно — нам по­катать­ся в пру­ду!» — Так и сде­лалось — ис­пра­вил­ся сад и все как есть. А брать­ины не­вес­ты: «Это что! Мы мо­жем и са­ми это сде­лать!» — «Ну-ка из­ладь­те!» — ска­зал царь. — Мах­ну­ли они так­же ле­выми ош­ла­гами, брыз­ги по­лете­ли их мужь­ям в ры­ло и ца­рю. — «Что вы де­ла­ете? Все нам гла­за вых­леста­ли и ру­бахи ос­квер­ни­ли!» — То они мах­ну­ли пра­выми ру­ками, ош­ла­гами, из ихих ру­кавов по­лете­ли кос­ти пря­мо мужь­ям в гла­за. Ска­зали ихи мужья: «Ста­ло быть, вы бе­зум­ные! Что вы де­ла­ете? Где вам так сде­лать, как она де­ла­ет?»

Вы­ходят из па­лат, са­дят­ся на суд­но, на­чали ез­дить по пру­ду, а ры­ба на­чала иг­рать-по­буль­ки­вать. Лю­бопыт­но сде­лалось ца­рю и вов­се за­любил ста­руш­ку, что хо­рошо ис­пра­вила. — «Зав­тра, Иван-ца­ревич, при­ходи по­ут­ру ко мне со сво­ей же­ной: жить мы бу­дем с то­бой в од­ной ком­на­те».

Ста­руш­ка, ког­да сни­мала с се­бя пер­стень да за пе­чурок кла­ла, де­лалась мо­лодая. Тог­да он ус­мотрел, Иван-ца­ревич; как прис­ну­ла она креп­ко, вста­вал с пос­те­ли, на­шел этот пер­стень, унёс его — в мо­ре бро­сил. А этот пер­стень, толь­ко как он бро­сил, то не­чис­тый дух схва­тил его и унёс да­леко, в три­девя­тое го­сударс­тво. По­ут­ру хва­тилась — в пе­чур­ке перс­тня нет. Ста­руха Ива­ну-ца­реви­чу объ­яс­ни­ла: «Ско­ро бы мне мо­лодой быть вре­мя, те­перь, Иван-ца­ревич, про­щай! Ты от ро­ду ме­ня не уви­дишь!» — Иван-ца­ревич ска­зал: «Во мне бо­гатыр­ская есть си­ла! Я мо­гу те­бя ра­зыс­кать все-та­ки, увез­ти до­мой, толь­ко ска­жи, ку­ды у­едешь?» — Ска­зала ему ста­руш­ка: «Очень те­бе труд­но ме­ня дос­та­вать! Я от­прав­ля­юсь к Чу­дови­щу Мор­ско­му в три­девя­тое го­сударс­тво». — То она выш­ла на по­рат­ное крыль­цо, уда­рилась, сде­лалась го­луби­хой и по­лете­ла. Смот­рел он толь­ко, в ко­тору сто­рону она по­лете­ла.

Иван-ца­ревич взял де­нег с со­бой на до­рогу и от­пра­вил­ся ее ра­зыс­ки­вать. Ехал он мо­рями и ле­сами, мно­го про­дол­жал вре­мя. При­ез­жа­ет в три­девя­тое го­сударс­тво, за­ходит в ди­кий лес, в Урал. Идёт Ура­лом, не­ча­ян­но при­ходит: сто­ит из­бушка, а в этой из­бушке жи­вет ста­руш­ка. Ста­руш­ка уви­дела его: «Фу-фу, не­ча­ян­ный гость ко мне при­был, Иван-ца­ревич, даль­ний гость! Ку­да те­бя вет­ры по­нес­ли, Иван-ца­ревич? Ска­жи ты мне прав­ду!» — Ста­рухе он от­ве­тил: «Ты, ба­буш­ка, на­пой, на­кор­ми, тог­да у ме­ня вес­тей расс­про­сив» — Ста­руха на­тащи­ла ему жа­рено­го и па­рено­го, вся­кого би­сер­ту, что он та­кой пи­щи и до­ма ма­ло едал. На­пил­ся, на­ел­ся, поб­ла­года­рил ста­руху, что хо­рошо на­кор­ми­ла. — «Вот, род­ная ба­буш­ка! Уб­ра­лась от ме­ня не­вес­тка, не­из­вес­тно ку­ды. Хоть бы мне уз­нать, ку­ды она от­пра­вилась: ра­зыс­кать я не мо­гу ее».

Ста­руха ему от­ве­тила: «Не нуж­но бы те­бе бро­сать в мо­ре пер­стень! Это моя пле­мян­ни­ца, она те­перь у Чу­да Мор­ско­го жи­вет; у не­го есть мно­го бо­гаты­рей и си­лы, они те­бя кон­чат. Ес­ли у те­бя бы есть си­ла, у ме­ня есть та­кой меч, этот меч нуж­но толь­ко под­нять да мах­нуть им — так всех за­метёт». — Пе­ред ста­рухой стал Иван-ца­ревич на ко­лени, стал усер­дно ста­руху про­сить. Ста­руха: «Ну, сту­пай же ты, возь­ми мой меч! Я вот спу­щу клу­бок, ты сту­пай за ним, по клу­боч­ку дой­дешь!» — Она клу­бочек спус­ти­ла, он по­бежал за клу­боч­ком с тем ме­чом.

При­ходит к это­му до­му. Вы­ходит Чу­дови­ще с бо­гаты­рями и с си­лой — Ива­на-ца­реви­ча по­бедить. Иван-ца­ревич как под­нял меч, как хлес­тнул, у них ули­цу дал, мах­нул в дру­гую сто­рону — за­мёл и ос­тавших. Под­хо­дит к до­му, а у до­ма не мог две­рей най­ти. То он свой меч под­нял, мах­нул этим ме­чом по сте­не, ока­залась его не­вес­тка — си­дит во сту­ле по­середь по­лу. Си­дит она очень хо­рошей кра­сави­цей; те­перь она бу­дет нав­сегда хо­роша. Де­вица уви­дала его: «Ах, мой ла­душ­ка, Иван-ца­ревич! Умел зай­ти к мо­ей тет­ке, по­соби­ла она тво­ему го­рю!» — Она с ру­ки на ру­ку пе­реб­ро­сила коль­цы, ска­зала, что «будь те­перь здесь ла­гери, в ла­герях что­бы са­мовар­чик, жа­рено­го и па­рено­го — что­бы бы­ло нам че­го по­кушать!» — Тоони по­на­елись, по­напи­лись.

Пос­ле это­го она пе­реб­ро­сила с ру­ки на ру­ки коль­цы и ска­зала: «Слу­ги мои, ис­правь­те мне та­кой ко­рабь, что­бы он мог ид­ти мо­рями и бе­гать ле­сами — где мне при­над­ле­жит. При­ез­жа­ет к тет­ке, от­да­ет меч и бла­года­рила тет­ку. Тет­ке она ска­зала, что «я при­буду в рус­ское го­сударс­тво, по­зову вас в гос­ти — ми­лос­ти про­сим, при­ез­жай, не по­упорс­твуй!» — Рас­прос­ти­лась с тет­кой.

При­ез­жа­ют на этом ко­раб­ле в рус­ское го­сударс­тво. Явил­ся к от­цу во дво­рец с же­ной. Ро­дитель вы­ходил встре­чать. — «Ах, мой Иван-ца­ревич! Дос­тал се­бе не­вес­ту хо­рошую, а не­вес­тку, вид­но, по­терял!» — «Нет, тя­тень­ка род­ной, это са­мая ста­руш­ка, а те­перь она у ме­ня кра­сави­цей нав­сегда бу­дет! Те­перь ей вре­мя выш­ло ста­руш­кой жить! Те­перь, тя­тень­ка, нуж­но сде­лать пир на весь мир!»

Иван-ца­реви­ча же­на пос­ла­ла ко сво­им ро­дите­лям и к тет­кам, что­бы бы­ли на бу­дущий день в гос­ти. Со всех стран съ­ез­жа­ют­ся; а как у Ива­на-ца­реви­ча при­ез­жа­ют гос­ти — всех луч­ше ло­шади и са­ми соб­ра­ны — всех луч­ше на них одеж­да. За­любил царь его гос­тей всех луч­ше. То они двое су­ток ку­тили, а на третьи все разъ­еха­лись.

Ста­ли по­живать все, как есть; царь ос­та­вил тог­да Ива­на-ца­реви­ча со сво­ей жён­кой в сво­ей ком­на­те.