Пириглуп

В ста­рину на ос­тро­ве Ру­сэй пра­вили ко­роль и ко­роле­ва, и бы­ло у них три до­чери. Не ус­пе­ли де­воч­ки нем­но­го под­расти, как их отец, ко­роль, умер, и власть в ко­ролевс­тве пе­реш­ла к его даль­не­му родс­твен­ни­ку. Он всю жизнь не­нави­дел ко­ролев­скую семью и те­перь знать не хо­тел ни вдовс­тву­ющей ко­роле­вы, ни ее до­черей.
Ту­го им приш­лось. Жи­ли они все в кро­шеч­ном до­мике и са­ми за­нима­лись хо­зяй­ством. Пе­ред до­миком у них был ого­род, а сза­ди — не­боль­шой лу­жок. Бы­ла у них и ко­рова. Они пас­ли ее на лу­гу и, кро­ме то­го, кор­ми­ли ка­пус­той, что рос­ла на ого­роде. Всем из­вес­тно, что ес­ли ко­ров кор­мят ка­пус­той, они да­ют мно­го мо­лока.
Как-то раз жен­щи­ны за­мети­ли, что кто-то при­ходит по но­чам и во­ру­ет ка­пус­ту. Это их очень обес­по­ко­ило — ведь они зна­ли, что ес­ли у них не хва­тит ка­пус­ты для ко­ровы, то не хва­тит и мо­лока на про­дажу.
И вот стар­шая прин­цесса ска­зала, что вы­несет на­ружу трех­но­гую ска­мей­ку, за­вер­нется в оде­яло и про­сидит на ого­роде всю ночь, что­бы под­сте­речь во­ра. Так она в сде­лала, хо­тя бы­ло очень хо­лод­но и очень тем­но.
Вна­чале она ду­мала, что ста­рания ее про­падут да­ром — час про­ходил за ча­сом, а ник­то не по­яв­лялся. Но пе­ред рас­све­том, ког­да ча­сы про­били два, с лу­га, по­зади до­ма, пос­лы­шались ос­то­рож­ные ша­ги. Ка­залось, буд­то ка­кой-то очень тя­желый че­ловек ста­ра­ет­ся сту­пать как мож­но мяг­че. И вдруг ог­ромный ве­ликан пе­решаг­нул пря­мо че­рез за­бор в ого­род.
В од­ной ру­ке он нес гро­мад­ную кор­зи­ну, в дру­гой у не­го был ши­рокий ос­трый нож. Ве­ликан тот­час же при­нял­ся сре­зать ко­чаны ка­пус­ты и бро­сать их в кор­зи­ну.
Прин­цесса бы­ла де­вуш­ка не­роб­ко­го де­сят­ка. Хоть и не жда­ла она, что вор ока­жет­ся ве­лика­ном, соб­ра­лась с ду­хом и гром­ко крик­ну­ла ему:
— Кто те­бе поз­во­лил сре­зать на­ши ко­чаны? Пе­рес­тань сей­час же и уби­рай­ся прочь!
Но ве­ликан по-преж­не­му сре­зал ко­чаны, не об­ра­щая на нее ни­како­го вни­мания.
— Слы­шишь, что я го­ворю? — в гне­ве зак­ри­чала де­вуш­ка.
Она ведь бы­ла прин­цесса и при­вык­ла по­веле­вать.
— За­мол­чи, а не то я и те­бя за­беру с со­бой, — хму­ро про­гово­рил ве­ликан и при­нял­ся уми­нать ка­пус­ту в кор­зи­не.
— Поп­ро­буй толь­ко! — ска­зала прин­цесса; вско­чила со ска­мей­ки и топ­ну­ла но­гой.
Она очень рас­серди­лась и сов­сем по­забы­ла, что она-то сла­бая де­вуш­ка, а он ог­ромный, мо­гучий ве­ликан.
Тут ве­ликан, слов­но иг­ра­ючи, схва­тил де­вуш­ку за ру­ку и за но­гу, ки­нул ее в кор­зи­ну по­верх ка­пус­ты и унес.
Вот он доб­рался до до­му, — а дом у не­го был ог­ромный и сто­ял в глу­ши, на тор­фя­нике, — сбро­сил де­вуш­ку на пол и ска­зал:
— Те­перь ты ста­нешь мо­ей слу­жан­кой, бу­дешь вес­ти мое хо­зяй­ство и де­лать все, что я при­кажу. У ме­ня есть ко­рова, и ты ее каж­дый день во­ди на пас­тби­ще, к хол­му за бо­лотом. Ви­дишь этот ме­шок с шерстью? Ког­да от­ве­дешь ко­рову, при­ходи до­мой и при­нимай­ся за ра­боту, как хо­рошая хо­зяй­ка: рас­треп­ли шерсть, рас­че­ши ее и спря­ди столь­ко пря­жи, что­бы те­бе хва­тило сот­кать ку­сок хо­роше­го тол­сто­го сук­на мне на одеж­ду. Я на це­лый день уй­ду из до­му; а ты смот­ри, что­бы все у те­бя бы­ло сде­лано к мо­ему при­ходу. И еще сва­ри мне боль­шой ко­тел ов­сянки на ужин.
Бед­ная прин­цесса при­уны­ла — ведь до­ма она не при­вык­ла к та­кой тя­желой ра­боте, да к то­му же ей по­мога­ли сес­тры. Но ве­ликан на нее и не взгля­нул. Как толь­ко за­нялась за­ря, он при­казал де­вуш­ке при­нять­ся за ра­боту и уда­лил­ся.
И вот прин­цесса ос­та­лась од­на в до­ме. Ког­да ве­ликан ушел, она по­вела ко­рову на пас­тби­ще. Дол­го ей приш­лось брес­ти по тор­фя­нику до хол­ма и об­ратно. Она пря­мо из сил вы­билась и, ког­да вер­ну­лась до­мой, ре­шила: «По­дож­ду во­зить­ся с шерстью, сна­чала сва­рю се­бе ов­сянку», да так и сде­лала. Но как толь­ко се­ла за стол, дверь от­кры­лась, и в ком­на­ту вва­лилась це­лая тол­па ма­лень­ких-ма­лень­ких че­ловеч­ков — гно­мов Пи­ри.
Прин­цесса в жиз­ни не ви­дыва­ла та­ких кар­ли­ков — ни один из них не до­ходил ей до икр. Оде­ты они бы­ли в платья всех цве­тов ра­дуги: крас­ные и го­лубые, зе­леные и жел­тые, оран­же­вые и ли­ловые. А во­лосы у них бы­ли жел­тые, как со­лома, и взлох­ма­чен­ные.
Гно­мы сме­ялись и бол­та­ли друг с дру­гом, вска­кива­ли на ска­ме­еч­ки для ног, от­ту­да — на стулья и, на­конец, — на стол. А на сто­ле все они сгру­дились вок­руг мис­ки, из ко­торой прин­цесса ела ов­сянку.
— Есть хо­тим! Есть хо­тим! — кри­чали они тон­ки­ми, прон­зи­тель­ны­ми го­лос­ка­ми. — Ос­тавь нем­ножко ов­сянки для на­род­ца Пи­ри.
Но прин­цессе то­же хо­телось есть, к то­му же она ус­та­ла, и гно­мы ей быс­тро на­до­ели. Она по­кача­ла го­ловой и не­тер­пе­ливо от­махну­лась от них лож­кой.
Са­мой мне не хва­тит, не хва­тит и вам;
Иди­те прочь, ни крош­ки не дам! —

рез­ко ска­зала она, и гно­мы Пи­ри тот­час же ис­чезли, к ве­лико­му ее удо­воль­ствию. Ведь ей бы­ло не очень-то при­ят­но, ког­да они все тол­пи­лись на сто­ле, ус­та­вив­шись на нее.
Она спо­кой­но до­ела ов­сянку, по­том вы­нула шерсть из меш­ка и при­нялась ее рас­че­сывать. Но шерсть бы­ла как за­кол­до­ван­ная: она ви­лась, зак­ру­чива­лась, об­ма­тыва­лась вок­руг паль­цев. Прин­цесса, как ни ста­рались, ни­чего не мог­ла с ней по­делать.
И вот ве­ликан при­шел до­мой. Ви­дит — де­вуш­ка си­дит в сле­зах, вся шерсть пе­репу­галась, а ов­сянка, что ва­рилась в кот­ле ему на ужин, при­горе­ла и по­чер­не­ла, как уголь.
Ну и ра­зоз­лился же он! И орал, и но­гами то­пал, и ру­гал­ся. В сер­дцах схва­тил де­вуш­ку за но­ги и от­ко­лотил ее до кро­ви. По­том от­нес в хлев и бро­сил на на­сест, к ку­рам. Прин­цесса, прав­да, не умер­ла от по­бо­ев, но бы­ла так ог­лу­шена, так из­би­та, что ле­жала без дви­жения и толь­ко гля­дела вниз, на спи­ны ко­ров.
Вре­мя шло. А на ого­роде у ко­роле­вы ка­пус­та убы­вала по-преж­не­му. И вот сред­няя прин­цесса ска­зала, что пой­дет сто­рожить ого­род, как хо­дила стар­шая, — за­вер­нется в оде­яло и про­сидит всю ночь на трех­но­гой ска­ме­еч­ке, что­бы уз­нать, ку­да де­ва­ет­ся ка­пус­та.
Так она и сде­лала, и с ней прик­лю­чилось то же, что и со стар­шей сес­трой. Ве­ликан при­шел с кор­зи­ной и унес де­вуш­ку к се­бе до­мой. А там он при­казал ей хо­дить за ко­ровой, уби­рать дом, ва­рить ему ов­сянку и прясть шерсть. Жел­то­воло­сые гно­мы Пи­ри яви­лись к ужи­ну и поп­ро­сили прин­цессу угос­тить их, а она от­ка­зала. По­том при­нялась рас­че­сывать шерсть, но не су­мела с ней спра­вить­ся. А ве­ликан рас­сердил­ся, вы­ругал де­вуш­ку, от­ко­лотил и бро­сил по­лумер­твую на на­сест к стар­шей сес­тре и ку­рам.
Тог­да млад­шая прин­цесса ре­шила про­сидеть всю ночь на ого­роде. Ей не так хо­телось уви­деть, ку­да де­ва­ет­ся ка­пус­та, как не тер­пе­лось уз­нать, что слу­чилось с сес­тра­ми.
Ве­ликан вско­ре при­шел и унес ее то­же, во она ни­чуть не огор­чи­лась; нап­ро­тив — об­ра­дова­лась. Она бы­ла сме­лая и лю­бящая де­вуш­ка и на­де­ялась, что те­перь, мо­жет быть, уз­на­ет, где ее сес­тры и жи­вы они или умер­ли. Да она и не сом­не­валась, что у нее хва­тит ума пе­рехит­рить ве­лика­на — дай толь­ко срок, а по­ка на­до тер­петь и гля­деть в оба. И вот она, очень до­воль­ная и ве­селая, ти­хонь­ко ле­жала в кор­зи­не на ко­чанах ка­пус­ты, но зор­ко смот­ре­ла по сто­ронам, что­бы за­пом­нить до­рогу.
На­конец ве­ликан при­нес ее к се­бе на кух­ню и ве­лел ей при­нимать­ся за ра­боту. Но она не при­уны­ла, как при­уны­ли ее сес­тры, а ве­село кив­ну­ла го­ловой и ска­зала, что все сде­ла­ет вов­ре­мя.
И вот она по­вела ко­рову на пас­тби­ще по тор­фя­нику и всю до­рогу пе­ла пес­ни, а весь об­ратный путь бе­жала бе­гом — ей хо­телось, что­бы ос­та­лось по­боль­ше вре­мени на ра­боту. А еще она со­бира­лась тай­ком от ве­лика­на обыс­кать весь его дом.
Но преж­де чем при­нять­ся за ра­боту, она, как и сес­тры, сва­рила се­бе ов­сянку. И как толь­ко она се­ла зав­тра­кать, тол­па ма­лень­ких жел­то­воло­сых гно­мов Пи­ри про­ник­ла в ком­на­ту. Они влез­ли на стол и ус­та­вились на де­вуш­ку.
— Есть хо­тим! Есть хо­тим! — кри­чали они. — Ос­тавь нем­ножко ов­сянки для на­род­ца Пи­ри.
— С удо­воль­стви­ем, — доб­ро­душ­но от­ве­тила прин­цесса. — Толь­ко най­ди­те се­бе ма­лень­кие плош­ки, и я уго­щу вас ов­сянкой. Ведь ес­ли я пос­тавлю вам боль­шие мис­ки, вы са­ми в ов­сянке увяз­не­те.
Тут гно­мы Пи­ри за­хохо­тали, да так, что со­ломен­но-жел­тые вих­ры рас­сы­пались у них по ли­чикам. Они сей­час же сос­ко­чили со сто­ла на пол и вы­бежа­ли из до­му, но ско­ро вер­ну­лись все вмес­те. В ру­ках они дер­жа­ли ча­шеч­ки ко­локоль­чи­ков и на­пер­стян­ки и блюд­ца из ле­пес­тков пер­воцве­та и ане­моны. Прин­цесса по­ложи­ла по ло­жеч­ке ов­сянки в каж­дое блюд­це и на­лила по кап­ле мо­лока в каж­дую ча­шеч­ку, Тут гно­мы при­нялись уп­ле­тать ов­сянку ма­лень­ки­ми тра­вяны­ми ло­жеч­ка­ми — они при­нес­ли эти ло­жеч­ки с со­бой в кар­ма­нах. И ели они, как хо­рошо вос­пи­тан­ные лю­ди. На­сытив­шись, все они зак­ри­чали: «Спа­сибо, спа­сибо!» — и вы­бежа­ли из кух­ни.
Ког­да прин­цесса ос­та­лась од­на, она обош­ла весь дом в по­ис­ках сес­тер, по так и не смог­ла их най­ти.
«Ни­чего, ско­ро я их ра­зыщу, — по­дума­ла она. — Зав­тра по­ищу в хле­ву и в са­ра­ях на дво­ре, а по­ка при­мусь за ра­боту»
Она вер­ну­лась в кух­ню и взя­ла ме­шок с шерстью, из ко­торой ве­ликан при­казал сот­кать сук­но.
Но как толь­ко она вы­нула шерсть, дверь опять от­кры­лась и во­шел жел­то­воло­сый маль­чик Пи­ри. Он был точь-в-точь та­кой, как дру­гие гно­мы Пи­ри, что ели ов­сянку прин­цессы, толь­ко по­выше рос­том и одет в очень кра­сивое платье из бар­ха­та, зе­лено­го, как тра­ва. Он сме­ло про­шел на се­реди­ну кух­ни, ос­мотрел­ся и ска­зал:
— Нет ли у те­бя ра­боты для ме­ня? Я умею че­сать и прясть шерсть и ткать из нее хо­рошее тол­стое сук­но.
— Ра­боты у ме­ня хва­тит для каж­до­го, кто поп­ро­сит, — от­ве­тила прин­цесса, — да толь­ко нет де­нег, что­бы за нее зап­ла­тить. А на све­те ма­ло кто сог­ла­сит­ся ра­ботать за­даром.
— Пла­ты мне не нуж­но, — ска­зал гном. — Я толь­ко поп­ро­шу те­бя пот­ру­дить­ся уз­нать, как ме­ня зо­вут. Лишь нем­но­гие зна­ют мое имя, и нем­но­гие хо­тят его уз­нать. Ну, а ес­ли ты не смо­жешь уз­нать мое имя, те­бе при­дет­ся от­дать мне вмес­то пла­ты по­лови­ну сук­на.
Прин­цесса по­дума­ла, что уз­нать имя маль­чи­ка-гно­ма, на­вер­ное, не труд­но, и сог­ла­силась. Она сло­жила всю шерсть об­ратно в ме­шок и от­да­ла его гно­му, а тот пе­реки­нул ме­шок че­рез пле­чо и ушел.
Как толь­ко он вы­шел, прин­цесса под­бе­жала к две­ри, что­бы пос­мотреть, в ка­кую сто­рону он пой­дет, — она хо­тела пой­ти за ним сле­дом, уз­нать, где он жи­вет, и расс­про­сить у со­седей, как его зо­вут.
Но, к ее боль­шо­му огор­че­нию, гно­ма и след прос­тыл. Она смот­ре­ла и ту­да и сю­да — вер­те­ла го­ловой во все сто­роны, но ниг­де его не бы­ло вид­но. Тут она ста­ла бес­по­ко­ить­ся. «Что я бу­ду де­лать, — ду­мала она, — ког­да вер­нется ве­ликан и уз­на­ет, что я от­да­ла всю его шерсть ка­кому-то нез­на­комо­му че­ловеч­ку, а са­ма да­же не спро­сила, как его зо­вут?»
Ча­сы про­ходи­ли, а де­вуш­ка так и не мог­ла при­думать, как ей уз­нать имя маль­чи­ка-гно­ма или хо­тя бы от­ку­да он при­шел. Она по­няла, что сде­лала боль­шую ошиб­ку, и ей ста­ло очень страш­но.
Но вот су­мер­ки на­чали сгу­щать­ся, и вдруг кто-то пос­ту­чал в дверь. Прин­цесса от­кры­ла ее и уви­дела за по­рогом ста­руш­ку. Ста­руш­ка поп­ро­силась пе­рено­чевать.
Прин­цесса бы­ла очень доб­рая де­вуш­ка и охот­но пус­ти­ла бы в дом бед­ную ста­руш­ку, но не пос­ме­ла — по­бо­ялась, как бы ве­ликан не рас­сердил­ся. Она ска­зала ста­руш­ке, что не сме­ет пус­тить ее пе­рено­чевать, по­тому что са­ма она в этом до­ме не хо­зяй­ка, а прос­тая слу­жан­ка. Но она все-та­ки уса­дила гостью на скамью у две­рей, при­нес­ла ей хле­ба и мо­лока и да­ла во­ды по­мыть ус­та­лые но­ги.
Прин­цесса бы­ла та­кая хо­рошень­кая, та­кая ми­лая и доб­рая де­вуш­ка и она до то­го огор­чи­лась, ког­да ей приш­лось от­ка­зать ста­руш­ке в ноч­ле­ге, что та бла­гос­ло­вила ее и при­нялась уте­шать.
— Не за­боть­ся обо мне, — ска­зала ста­руш­ка. — Ве­чер теп­лый, су­хой. Ты ме­ня на­кор­ми­ла, и те­перь я по­сижу на дво­ре, а по­том пос­плю где-ни­будь у са­рая.
И вот ста­руш­ка до­ела хлеб, до­пила мо­локо и нем­но­го по­годя лег­ла спать у под­но­жия зе­лено­го хол­ми­ка, что воз­вы­шал­ся над тор­фя­ником, нев­да­леке от хле­ва.
Но не ус­пе­ла она улечь­ся, как по­чувс­тво­вала, что зем­ля под ней все теп­ле­ет и теп­ле­ет. На­конец, зем­ля ста­ла та­кой го­рячей, что приш­лось ста­руш­ке вска­раб­кать­ся на хол­мик, что­бы по­дышать све­жим воз­ду­хом.
Она уже поч­ти дош­ла до вер­ши­ны, как вдруг от­ку­да-то из-под зем­ли пос­лы­шал­ся го­лос. Кто-то го­ворил:
Треп­ли, треп­ли, рас­тре­пывай;
Че­ши, че­ши, рас­че­сывай;
Пря­ди, пря­ди, поп­ря­дывай;
Пи­риг­луп, Пи­риг­луп, Пи­риг­луп —
Вот как все ме­ня зо­вут.

На­конец ста­руш­ка под­ня­лась на хол­мик и тут за­мети­ла в зем­ле тре­щину. Из тре­щины лил­ся свет. Ста­руш­ка при­пала к ней гла­зом, и что же она уви­дела? Глу­боко вни­зу, в яр­ко ос­ве­щен­ной ком­на­те соб­ра­лись все гно­мы Пи­ри. Они си­дели круж­ком и ра­бота­ли с ве­ликим усер­ди­ем.
Од­ни тре­пали шерсть; дру­гие ее рас­че­сыва­ли; третьи пря­ли, то и де­ло об­ли­зывая се­бе паль­цы, что­бы ссу­чить нить по­тонь­ше, а чет­вертые тка­ли из пря­жи сук­но.
По кру­гу все вре­мя хо­дил жел­то­воло­сый маль­чик Пи­ри. Он хло­пал хлыс­ти­ком и по­нукал ос­таль­ных ра­ботать по­быс­трее.
«Вот так чу­деса! Див­ные де­ла тут тво­рят­ся! — по­дума­ла ста­руш­ка и пос­пе­шила спус­тить­ся с хол­ми­ка. — На­до мне сей­час же пой­ти и рас­ска­зать про все, что я ви­дела, доб­рой де­вуш­ке в том до­ме. Кто зна­ет, а вдруг это ей при­годят­ся? Ког­да на­родец Пи­ри дер­жится поб­ли­зос­ти, луч­ше быть на­чеку».
И вот она вер­ну­лась в дом и рас­ска­зала прин­цессе про все, что ви­дела и слы­шала. Прин­цесса так об­ра­дова­лась, что, как ни страш­но ей бы­ло рас­сердить ве­лика­на, она поз­во­лила ста­руш­ке пе­рено­чевать на се­нова­ле.
Вско­ре пос­ле то­го, как ста­руш­ка уш­ла спать, дверь от­кры­лась, и по­явил­ся маль­чик Пи­ри с кус­ка­ми сук­на на пле­че.
— Вот твое сук­но, — ска­зал он с хит­рой улыб­кой. — Я по­ложу его к те­бе на пол­ку, как толь­ко ты на­зовешь мое имя.
Прин­цесса бы­ла ве­село­го нра­ва и ре­шила нем­ножко под­разнить гпо­ма. Она ста­ла на­зывать раз­ные име­на, од­но за дру­гим, и вся­кий раз прит­во­рялась уве­рен­ной, что наз­ва­ла нас­то­ящее. А маль­чик Пи­ри пры­гал от ра­дос­ти и по­каты­вал­ся со сме­ху. Ведь он ду­мал, что она ни за что не до­гада­ет­ся, как его зо­вут, и по­лови­на сук­на дос­та­нет­ся ему.
Но в кон­це кон­цов прин­цессе на­до­ело шу­тить, и она ска­зала со сме­хом:
— Ты не зна­ешь, че­лове­чек, ко­го зо­вут Пи­риг­лу­пом?
Тут он по­нял, что она все-та­ки уз­на­ла, как его зо­вут лю­ди, и так рас­сердил­ся, что в до­саде сва­лил на пол все сук­но и ку­чу и вы­бежал вон, хлоп­нув дверью.
Тем вре­менем ве­ликан спус­кался с хол­ма. Уже тем­не­ло, и вдруг он с удив­ле­ни­ем уви­дел, что навс­тре­чу ему идет на­родец Пи­ри. Гно­мы мед­ленно под­ни­мались на холм, по­весив го­ловы, и, как вид­но, до то­го уто­мились, что еле но­ги пе­ред­ви­гали. Гла­за у них бы­ли мут­ные и слов­но нез­ря­чие, а гу­бы так от­висли и скри­вились, что бед­ня­ги ста­ли нас­то­ящи­ми урод­ца­ми-гу­бош­ле­пами.
Ве­ликан спро­сил, что с ни­ми, а они от­ве­тили:
— Мы це­лый день ра­бота­ли на сво­его хо­зя­ина и сов­сем из сил вы­бились. А гу­бы у нас так от­висли по­тому, что мы то и де­ло сма­чива­ли се­бе паль­цы слю­ной, что­бы ссу­чить нить по­тонь­ше.
— А я-то всег­да ува­жал жен­щин, что уме­ют прясть! — ска­зал ве­ликан. — Хо­тел, чтоб хо­зяй­ка мо­его до­ма бы­ла хо­рошей пря­хой. Но те­перь пе­реду­мал. Сей­час у ме­ня жи­вет хо­зя­юш­ка, да та­кая кра­сот­ка! И мне вов­се не хо­чет­ся, что­бы она ста­ла уро­диной. А ся­дет за прял­ку, ис­портит се­бе ли­чико.
И он пос­пе­шил до­мой, опа­са­ясь, как бы алые губ­ки его но­вой слу­жан­ки то­же не от­висли, как у гно­мов.
Но он вздох­нул с об­легче­ни­ем, ког­да уви­дел, что слу­жан­ка его сто­ит у сто­ла все та­кая же хо­рошень­кая, как рань­ше, а пе­ред нею ле­жит це­лая ку­ча сук­на.
— Ты при­леж­ная де­вуш­ка, — ска­зал ве­ликан, очень до­воль­ный. — В наг­ра­ду за твою усер­дную ра­боту я вер­ну те­бе сес­тер.
Тут он по­шел в хлев, снял обе­их прин­цесс с на­сес­та, при­нес их в дом и по­ложил на ларь.
Млад­шая прин­цесса чуть не вскрик­ну­ла, ког­да уви­дела, как из­би­ты ее сес­тры, — на них жи­вого мес­та не бы­ло.
Но она бы­ла ос­то­рож­на — при­куси­ла язы­чок и толь­ко при­нялась ма­зать их ра­ны це­леб­ной мазью и де­лать им пе­ревяз­ки. Ма­ло-по­малу стар­шие сес­тры ожи­ли и, ког­да ве­ликан ушел спать, рас­ска­зали млад­шей про все, что с ни­ми прик­лю­чилось.
— Я отом­щу ему за его жес­то­кость, — ска­зала млад­шая прин­цесса, и так ре­шитель­но, что сес­тры по­няли: она го­ворит не на ве­тер.
И вот на­ут­ро, по­ка ве­ликан еще не встал с пос­те­ли, млад­шая прин­цесса при­тащи­ла его кор­зи­ну, уло­жила в нее стар­шую сес­тру и пок­ры­ла ее все­ми шел­ко­выми за­навес­ка­ми и ков­ра­ми, ка­кие бы­ли в до­ме, а свер­ху наб­ро­сала тра­вы. Ког­да же ве­ликан спус­тился в кух­ню, де­вуш­ка веж­ли­во поп­ро­сила его ока­зать ей од­ну ус­лу­гу.
Ве­ликан был очень до­волен ею — ведь он ду­мал, что это она са­ма нат­ка­ла столь­ко сук­на, — и сог­ла­сил­ся ис­полнить ее прось­бу.
— От­не­си эту кор­зи­ну тра­вы мо­ей ма­тери, а то ей не­чем кор­мить ко­рову, — ска­зала прин­цесса. — Ты ведь кра­дешь ка­пус­ту с на­шего ого­рода, так эта тра­ва бу­дет вза­мен ка­пус­ты.
Как ни стран­но, ве­ликан пос­лу­шал­ся и от­нес кор­зи­ну ко­роле­ве.
На сле­ду­ющее ут­ро млад­шая прин­цесса по­ложи­ла свою сред­нюю сес­тру в дру­гую кор­зи­ну, пок­ры­ла ее все­ми ска­тер­тя­ми и сал­фетка­ми, ка­кие наш­лись в до­ме, а свер­ху наб­ро­сала тра­вы. По ее прось­бе, ве­ликан от­нес ко­роле­ве и эту кор­зи­ну, да и не муд­ре­но, что от­нес — ведь он уже на­чал при­вязы­вать­ся к сво­ей слу­жан­ке.
На тре­тий день млад­шая прин­цесса ска­зала ве­лика­ну:
— Я кон­чу всю до­маш­нюю ра­боту, а по­том на­дол­го уй­ду гу­лять и, мо­жет быть, не вер­нусь к то­му вре­мени, ког­да ты ве­чером при­дешь до­мой. Но я за­ранее на­беру кор­зи­ну тра­вы, а ты, по­жалуй­ста, от­не­си кор­зи­ну ко мне до­мой, как от­но­сил вче­ра и треть­его дня.
Ве­ликан обе­щал ис­полнить ее прось­бу и, как всег­да, ушел на це­лый день.
Пос­ле обе­да прин­цесса обош­ла весь дом, соб­ра­ла все кру­жева, се­реб­ро и дра­гоцен­ности, ка­кие мог­ла най­ти, к снес­ла их к кор­зи­не. По­том выш­ла из до­му, на­коси­ла охап­ку тра­вы и сва­лила ее на пол, ря­дом с ве­щами.
А ког­да все при­гото­вила, влез­ла к кор­зи­ну, по­ложи­ла по­верх се­бя ве­щи и прик­ры­ла их тра­вой. Очень труд­но это бы­ло сде­лать, ведь са­ма-то она ле­жала на дне кор­зи­ны. И все-та­ки ей это уда­лось. А по­том она ле­жала сов­сем ти­хо и жда­ла, что бу­дет.
Вско­ре при­шел ве­ликан, под­нял кор­зи­ну и по­нес ее ста­рой ко­роле­ве.
Ни­кого как буд­то не бы­ло до­ма, по­это­му ве­ликан пос­та­вил кор­зи­ну у вхо­да и по­вер­нулся, что­бы уй­ти. Но млад­шая прин­цесса за­ранее на­учи­ла стар­ших, что им на­до де­лать. Они при­нес­ли ог­ромный ко­тел ки­пят­ку в ком­на­ту под кры­шей, а ког­да ус­лы­шали ша­ги ве­лика­на, от­кры­ли ок­но и вы­лили весь ки­пяток пря­мехонь­ко ему на го­лову. Тут ве­лика­ну и ко­нец при­шел.