В первый день Нового года г-н Клик всегда вывозил свою семью покататься в санях. Эти сани одни только и остались от прежней роскоши. У него не хватило духу продать их, и набор бубенцов он тоже сохранил.
Сани были выкрашены в красный цвет, а силуэтом напоминали лебедя: расходящиеся, как крылья, стенки кузова, изогнутый передок, к которому подвешивался колокольчик.
Лошадь г-н Клик теперь брал напрокат. О! Этот толстый рыжий тяжеловоз не имел ничего общего с чистокровками былых времен, зато, правда, вез не так нервно… Дети г-на Клика еще помнили кое-какие взбрыки и шараханья. Им очень нравилось, что отец сам правит. Раньше их всегда стесняло присутствие кучера и гувернантки. Да, им было лучше одним с родителями, а родители у них были хорошие. Луи и Жаннетта усаживались на маленькой скамеечке спиной к лошади и лицом к более широкому и удобному сиденью, которое занимали г-н и г-жа Клик.
У всех четверых изо рта шел легкий белый дымок. Луи нравилось, скосившись, рассматривать свой. «У нас у всех внутри маленькая печка, — думал он. — И хорошо, а то мы бы замерзли». Руки отца в кожаных перчатках сжимали вожжи, протянувшиеся над головами детей.
Динь! Динь! — заливались бубенцы, нашитые на широкую ленту гранатового бархата, надетую на шею лошади. Дин! Дон! — отзывался колокольчик. «Дин! Дон!» — повторял Луи. Его сестра Жаннетта закрывала глаза, чтобы лучше слышать. Но скоро опять открывала. Накануне шел снег, и на дороге он был гладкий, блестящий и твердый от холода.
Дорога сбегала в глубокую долину. По одну сторону стеной возвышались скалы, по другую зияла пропасть. Дети запрокидывали головы, чтобы увидеть небо. Деревья были все в соцветиях инея, а водопад, мимо которого они ехали, превратился в ледяную колонну. Кое-где дорога проходила через темные туннели. Сани сбивались с хода, и путешественникам приходилось терпеть малоприятную тряску. Они даже вынуждены были три раза вылезать и идти пешком, увязая в пыли, перетолченной с навозом. Навстречу им попадались мулы, тянувшие большие грузовые сани с дровами или сеном. Крестьяне кланялись. Изредка, громко рыча, проезжал и автомобиль с цепями на колесах.
В одной деревне семья Клик сделала остановку, чтобы пообедать на постоялом дворе. Зала с занавесками домашней вязки была жарко натоплена. Им подали бульон из сурка, вяленую говядину, сыр и ячменный хлеб. Они ели и радовались.
Потом путешественники продолжили спуск в долину. По склонам съезжали лыжники, поднимая за собой великолепные снежные шлейфы.
— Прямо как ангелы, — сказала Жаннетта.
— Ангелы в пуловерах от «Рике», — добавил ее брат.
Лошадь шла ровной рысью, и сани скользили все быстрее, потому что подъем кончился. Вечерело. Солнце, еще недавно такое ослепительное, стало каким-то странно нежным и скрылось за горой. Снег еще долго хранил его розовый отсвет, потом все сделалось синим, а небо, так и оставшееся светлым, расцвело звездами.
Г-н Клик давно уже повернул к дому. Скоро должна была взойти луна, при свете которой все видно, как днем. Но вдруг он сказал:
— Что-то я не узнаю эту дорогу!
Он остановил сани, огляделся.
— И гору не узнаю!
— Может быть, это эффект сумерек, — прошептала г-жа Клик.
Г-н Клик щелкнул кнутом. Теперь дорога вновь шла под уклон, а подтаявший снег превращался в лед. Луи по команде отца поворачивал рукоятку тормоза. Из-за скалы показалась луна, совершенно круглая, и озарила всю долину.
— Гром и молния! Я поехал не той дорогой! — вскричал г-н Клик.
— Ну, не переживай, — сказала его жена, — в какую-нибудь деревню да приедем.
Дети поддержали мать, радуясь возможности продлить прогулку. Все были хорошо укутаны, и никто не мерз.
— Похоже на сон, — прошептала г-жа Клик.
Ей тоже еще не хотелось домой. Но дорога становилась все уже; начались рытвины, ухабы; сани шли со скрипом, лошадь ступала неуверенно. Даже один раз беспокойно заржала.
— Что это там? — сказал г-н Клик.
Показались огоньки какой-то деревушки.
— Там и узнаем про дорогу. А если надо, заночуем.
— Да! Да! — ликовали дети.
Эта деревня была совсем не такая, как другие. Во-первых, фонари в ней не горели по-настоящему, а скорей скромно теплились.
— С электричеством неполадки? — сказал Луи.
— Зато луна, — улыбнулась г-жа Клик.
Действительно, лунный свет позволял рассмотреть деревушку до мельчайших подробностей.
— До чего красиво!
Да, деревня была красива. Она отличалась какой-то необычной гармонией, каким-то особым очарованием. Все дома были построены с удивительным чувством пропорций и равновесия. Над крышами, заваленными толстым слоем снега, поднимались столбы дыма, распространяя крепкий запах лиственницы и сосны. Но улица была такая узкая, что сани только-только могли проехать.
— Какие окошки маленькие! — удивилась Жаннетта.
Сквозь тусклые круглые стекла в железном переплете ничего нельзя было рассмотреть. С галереи одного домика их заметила какая-то женщина. Она издала протяжный, странный крик, похожий на зов или сигнал.
Тут же на улицу высыпали мужчины и дети с деревянными коробами и полными подойниками молока. Одеты они были в толстое бурое сукно.
— Кому парного молока? Вкусное, сладкое! — кричали мальчики и девочки.
И протягивали сидящим в санях Кликам дымящиеся глиняные кружки.
— Только подоили! Только подоили!
Даже лошади поднесли кружку.
Луи и Жаннетта попили. И вокруг губ у них остался белый ободок.
— Как называется ваша деревня? — спросил г-н Клик.
— Манек.
— Манек? — удивился он. — На диалекте это означает «путешествие».
Дети выстроились вереницей и запели:
«Молоко
Белым-бело!
И яйцо
Белым-бело!
И метель
Белым-бела!
Белым снегом
Замела!»
— Перестаньте петь! — говорили матери.
Они тоже все вышли из домов, и г-жа Клик залюбовалась их шелковыми платками и вышитыми передниками.
Младенцы у них на руках были в шерстяных шапочках самых ярких расцветок: розовых, зеленых, фиолетовых, оранжевых.
— Не люблю я эту песню, — сказала одна из женщин.
— Я тоже, — отозвалась другая, — мне все кажется, что она о чем-то напоминает…
— Еще минуточку! — закричали дети и снова затянули свою песенку:
«Молоко
Белым-бело!
И яйцо
Белым-бело…»
— Перестаньте! — взмолился кто-то.
— Приближается час… — сказал один из мужчин.
— Час чего? — спросил г-н Клик.
— Мы не знаем, чего. Знаем только, что приближается час, — объяснил какой-то старик.
Все эти люди были очень бледны, лица белые как молоко. Но, может быть, просто от лунного света?
— Чего они все ждут? — забеспокоилась г-жа Клик.
Одна молоденькая девушка, губы которой еще сохраняли очертания улыбки, подошла к саням:
— Я вам скажу, потому что они не могут! Я здесь единственная, кто помнит. Я вам скажу: уезжайте, бегите отсюда.
— Почему?
— Потому что если вы останетесь… это будет навечно.
Сани развернулись и довольно скоро выехали на нужную дорогу, а горы вновь обрели привычные очертания. На постоялом дворе, где они днем останавливались пообедать, г-н Клик осведомился:
— Что это за деревня, которую называют Манек?
— Манек, — отвечал хозяин, — это деревня, которая была погребена лавиной в вечер Св. Сильвестра сотни лет тому назад. Некоторые рассказывают, что она иногда показывается в первый день Нового года, и люди в ней живут, как жили в свое время. Но в шесть часов вечера — в час, когда сошла лавина, — она снова скрывается под снегом.
— О! — воскликнули Жаннетта и Луи.
— Ах!.. — вздохнули г-н и г-жа Клик.
