Рассказывают также, о счастливый царь, — продолжала Шахразада, — что был в древние времена и минувшие века и годы царь из царей персов по имени Мухаммед ибн Сабаик, и властвовал он над землёй Хорасанской. И каждый год совершал он набеги на страны нечестивых в Индии, Синде и Китае, и на страны, которые за рекой, и на другие страны, неарабские и прочие, и был он царём справедливым и доблестным, великодушным и щедрым.
И любил этот царь застольные беседы, и предания, и стихи, и рассказы, и повести, и ночные сказки, и жития древних, и всякого, кто помнил диковинную сказку и рассказывал её царю, царь награждал. И говорят, что, когда приходил к нему иноземец с диковинным рассказом и говорил перед ним и царь находил рассказ хорошим и слова рассказчика ему нравились, он награждал его роскошной одеждой, и давал ему тысячу динаров, и сажал его на коня, осёдланного и взнузданного, и одевал его сверху донизу, и одарял его великими подарками, и тот человек брал их и уходил своей дорогой.
И случилось, что пришёл к нему старый человек с диковинным рассказом и рассказал его перед царём, и тот нашёл рассказ прекрасным, и слова рассказчика понравились ему, и он велел дать ему роскошный подарок и, между прочим, тысячу хорасанских динаров и коня с полной сбруей. И после этого разнеслись такие вести об этом царе во всех странах, и услышал о нем человек, которого звали купец Хасан, а был он человек великодушный, щедрый, знающий, поэт и достойный.
А у этого царя был везирь — великий завистник, средоточие зла, который не любил никого из людей, ни богатого, ни бедного, и, всякий раз как к царю кто-нибудь приходил и царь давал ему что-нибудь, везирь ему завидовал и говорил: «Такие дела изведут деньги и разорят земли, а у царя в обычае это делать», — и были эти слова лишь от зависти и ненависти везиря. И услышал царь весть о купце Хасане и послал к нему и призвал его и, когда он явился, оказал ему: «О купец Хасан, везирь прекословит мне и враждует со мной из-за денег, которые я даю стихотворцам, сотрапезникам и людям, знающим рассказы и стихи. Я хочу, чтобы ты рассказал мне хороший рассказ и диковинную новость, подобной которой я никогда не слышал, и если твой рассказ мне понравится, я дам тебе много земель с их крепостями, и сделаю их добавкой к твоим наделам, и поставлю перед тобой все моё царство, и назначу тебя старшим из моих везирей, и будешь ты сидеть от меня оправа и управлять моими подданными. А если ты не доставишь мне того, о чем я тебе сказал, я возьму все, что есть в твоих руках, и выгоню тебя из моей страны». — «Слушаю и повинуюсь владыке нашему царю, — сказал купец Хасан. — Только невольник твой просит тебя, чтобы ты подождал год, и тогда я расскажу тебе историю, подобную которой ты не слышал в жизни и не слышал никто другой никогда рассказа, подобного ей или лучше её».
«Я даю тебе отсрочку на целый год», — сказал царь. А затем он велел подать роскошную одежду и надел её на купца Хасана и сказал: «Оставайся дома, не садись на коня, не уходи и не приходи в течение целого года, пока не явишься с тем, что я от тебя потребовал. И если ты принесёшь это, тебе будет особенная милость, и радуйся тому, что я тебе обещал, а если не принесёшь этого, то ты не от нас, и мы не от тебя!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот пятьдесят седьмая ночь
Когда же настала семьсот пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь Мухаммед ибн Сабаик сказал купцу Хасану: «Если ты принесёшь мне то, что я от тебя потребовал, тебе будет особенная милость, и радуйся тому, что я тебе обещал, а если не принесёшь этого, то ты не от нас и мы не от тебя». Купец Хасан поцеловал землю меж рук царя и вышел. И затем он выбрал из своих невольников пять человек, которые все писали и читали, — а это были люди достойные, разумные и образованные, из приближённых его невольников, — и дал каждому пять тысяч динаров и сказал: «Я воспитал вас только для дня, подобного этому. Помогите же мне исполнить желание царя и спасите меня из его рук». — «А что ты хочешь сделать? Наши души — выкуп за тебя», — спросили невольники. И купец Хасан ответил: «Я хочу, чтобы каждый из вас отправился в какой-нибудь климат и обошёл всех людей учёных, образованных, достойных и знающих диковинные рассказы и удивительные повести; разыщите мне повесть о Сейфаль-Мулуке и принесите мне её, и если вы её найдёте у кого-нибудь, соблазните его платой за неё я, сколько бы он ни потребовал золота или серебра, дайте ему, хотя бы он потребовал от вас тысячу динаров. Дайте ему сколько будет возможно, и обещайте остальное, и принесите мне сказку, и тому из вас, кто нападёт на эту сказку и принесёт мне её, я дам роскошные одежды и обильные награды, и не будет у меня никого дороже».
И потом купец Хасан сказал одному из невольников: «Ты отправляйся в страны Индии и Синда с их округами и областями», и другому сказал: «А ты отправляйся в страны персов и Китай с его климатами», и третьему сказал: «А ты отправляйся в страны Хорасана с их округами и климатами», а четвёртому сказал: «А ты отправляйся в страны Магриба и его области и климаты и округа и во все его концы», а последнему, то есть пятому, он оказал: «А ты отправляйся в страны Сирии и Египет с их округами и климатами».
И потом купец выбрал им счастливый день и сказал им: «Поезжайте в этот день и постарайтесь раздобыть то, что мне нужно, не будучи небрежными, хотя бы пришлось вам отдать за это душу». И невольники простились с купцом и поехали. И каждый отправился в ту сторону, в какую купец им приказал, и четверо из них отсутствовали четыре месяца и искали, но ничего не нашли и» вернулись. И стеснилась грудь у купца Хасана, когда вернулись к нему эти четыре невольника и рассказали, что они искали в городах, странах и климатах то, что было нужно их господину, и не нашли ничего из этого.
Что же касается пятого невольника, то он ехал, пока не вступил в страны Сирии, и он достиг города Дамаска и увидел, что это город хороший, безопасный, с деревьями, каналами, плодами и птицами, которые прославляют Аллаха, единого, покоряющего, создателя ночи я дня. И невольник провёл там несколько дней, спрашивая о том, что было нужно его господину, но никто не давал ему ответа, и он хотел уехать из этого города и направиться в другой город, и вдруг он увидел юношу, который бежал, путаясь в полах своего платья. «Почему ты бежишь огорчённый и куда ты направляешься?» — спросил невольник. И юноша ответил: «Здесь есть один достойный шейх, который каждый день садится на скамеечку в такое, как сейчас, время и рассказывает прекрасные повести, рассказы и сказки, подобных которым никто не слыхал. Я бегу, чтобы найти себе место близко от него, и боюсь, что не достану места из-за множества народа». — «Возьми меня с собой», — сказал невольник. И юноша молвил: «Иди скорее».
И невольник запер ворота и поспешно пошёл с юношей и достиг того места, где шейх рассказывал среди людей. И он увидел, что шейх со светлым ликом сидит на скамеечке и рассказывает людям, и сел близко от него и стал прислушиваться, чтобы услышать его рассказ. И когда пришло время заката солнца, шейх кончил рассказывать, и люди выслушали то, что он рассказал, и разошлись от него. И тогда невольник подошёл к шейху и приветствовал его, и тот ответил на его приветствие, умножив пожелания и знаки почтения, и невольник сказал ему: «Ты, господин мой шейх, человек прекрасный, почтённый, и рассказы твои прекрасны, и я хочу тебя кое о чем спросить». — «Опрашивай о чем хочешь», — сказал шейх. И невольник спросил его: «Знаешь ли ты повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке и Бади-аль-Джемаль?» — «А от кого ты слышал такие слова и кто рассказал тебе об этом?» — спросил шейх. И невольник сказал: «Я не слышал об этом ни от кого, но я из далёких стран и пришёл, стремясь найти эту повесть. И что бы ты ни потребовал в уплату за неё, я дам тебе, если она у тебя есть, и ты окажешь мне благодеяние и милость, рассказав мне её, я сделаешь это по благородным твоим качествам, как милостыню от тебя. Если бы была моя душа в моих руках и я отдал бы её тебе за эту повесть, моё сердце на это бы согласилось». — «Успокой свою душу и прохлади глаза: повесть придёт к тебе, — ответил шейх. — Но это рассказ, который не рассказывают на перекрёстке, и я не отдам такой повести всякому». — «Ради Аллаха, о господин, — воскликнул невольник, — не скупись на неё для меня и требуй от меня чего хочешь», — воскликнул невольник. И шейх сказал: «Если ты хочешь знать эту повесть, дай мне сто динаров, и я отдам её тебе, но с пятью условиями».
И, узнав, что у шейха есть эта повесть и он соглашается её рассказать, невольник обрадовался сильной радостью и сказал: «Я дам тебе сто динаров в уплату за неё и ещё десять в придачу и возьму повесть с условиями, о которых ты говоришь». И шейх молвил: «Ступай принеси золото и бери то, что тебе угодно».
И невольник поднялся и поцеловал шейху руки и пошёл в своё жилище, радостный и довольный, и взял сто динаров и десять и положил их в бывший у него мешок.
А когда наступило утро, он поднялся и надел свою одежду и, взяв динары, принёс их шейху. И он увидел его сидящим у ворот своего дома и приветствовал его, я шейх возвратил ему приветствие, и потом невольник дал ему сто динаров и ещё десять, и шейх взял их у него.
И он поднялся и вошёл в свой дом, введя с собой невольника, и посадил его в одном месте, а затем он дал ему чернильницу, калам и бумаги и подал ему книгу и сказал: «Пиши из этой книги то, что ты ищешь, — повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке».
И невольник сидел и списывал эту повесть, пока не кончил её описывать. И он прочитал её шейху, и тот исправил её, а потом сказал: «Знай, о дитя моё, что первое условие — чтобы ты не рассказывал эту повесть на перекрёстках дороги или в присутствии женщин и невольниц, рабов, глупцов и детей. Читай её только эмирам, царям, везирям и людям знания, из толкователей Корана и других». И невольник принял условия и, поцеловав шейху руки, простился с ним и вышел от него…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала семьсот пятьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда невольник купца Хасана переписал повесть из книги шейха, который был в Сирии, и тот рассказал ему об условиях, он простился с ним и вышел от него и уехал в тот же день, радостный и довольный. И он все время ускорял ход от сильной радости, охватившей его из-за того, что он раздобыл повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке, и наконец прибыл в свою страну. И тогда он послал своего сопровождающего передать купцу радостную весть и сказать: «Твой невольник прибыл благополучно и достиг того, чего хотел и желал».
А когда невольник прибыл в город своего господина и послал к нему вестника, до срока, о котором царь условился с купцом Хасаном, оставалось только десять дней. И затем невольник вошёл к купцу, своему господину, и рассказал ему о том, что ему досталось, и купец обрадовался великой радостью, а невольник отдохнул в месте, где он уединился, и отдал своему господину книгу, в которой был рассказ о Сейф-аль-Мулуке и Бадиаль-Джемаль. И когда его господин увидел её, он надел на невольника все бывшие на нем одежды и дал ему десять чистокровных коней, десять верблюдов и десять мулов, трех чёрных рабов и двух белых невольников.
И затем купец взял повесть и написал её своей рукой, с толкованиями, и вошёл к царю и сказал ему: «О счастливый царь, я принёс сказки и рассказы, редкие и прекрасные, подобных которым никто никогда не слыхивал». И, услышав слова купца Хасана, царь в тот же час и минуту велел призвать всех разумных эмиров, и всех достойных учёных, и всех образованных людей, и поэтов, и людей умных, и купец Хасан сел и прочитал рту историю у царя.
И когда услышали её царь и все присутствующие, они все удивились и нашли повесть прекрасной и также одобрили её те, кто присутствовал, и купца осыпали золотом, серебром и драгоценными камнями. И потом царь велел дать купцу Хасану роскошную одежду из лучших своих платьев, и подарил ему большой город с его крепостями и деревнями, и сделал его одним из величайших своих везирей, и посадил его от себя справа. И он велел писцам написать эту повесть золотом и положить её в свою личную казну, и, всякий раз как у царя стеснялась грудь, он призывал купца Хасана, и тот читал ему эту повесть.
А содержание её было таково:
Был в древние времена и минувшие века и годы в Египте царь, по имени Асим ибн Сафван, и был это царь щедрый, великодушный, почтённый и достойный. И было у него много земель, и крепостей, и укреплений, и солдат, и воинов, и был у него везирь, по имени Фарис ибн Салих, и все они поклонялись солнцу и огню, вместо всевластного владыки, великого, покоряющего. И стал этот царь старым стариком, и ослаб от старости, недугов и дряхлости, так как он прожил сто восемьдесят лет, и не было у него ребёнка — ни мальчика, ни девочки, и был он, по причине этого, и ночью и днём озабочен и огорчён.
И случилось, что в один из дней сидел царь Асим на престоле своего царства, и эмиры, везири, предводители и вельможи правления служили ему, как обычно, сидя по мере своих степеней, и всякому из эмиров, который входил к нему и с которым был сын или двое сыновей, царь завидовал и говорил в душе: «Всякий веселится и радуется на своих детей, а у меня нет ребёнка, и завтра я умру и оставлю моё царство, и престол, и казну, и богатства, и возьмут их чужие люди, и не вспомнит меня совсем никто, и не останется обо мне памяти в мире». И царь Асим погрузился в море размышлений, и от обилия приходивших к его сердцу дум и печалей он заплакал и, сойдя с престола, сел на землю, плача и унижаясь. И когда его везирь и присутствовавшее собрание вельмож царства увидели, что царь сделал с собой такое дело, они закричали на людей и сказали им: «Расходитесь по домам и отдыхайте, пока царь не очнётся от того, что с ним случилось».
И все ушли, и остались только царь с везирем, и когда царь очнулся, везирь поцеловал землю меж его руками и спросил его: «О царь времени, в чем причина такого плача? Расскажи мне, кто враждует с тобой из царей и владетелей крепостей или эмиров и вельмож правления, и осведоми меня, кто тебе прекословит, о царь, чтобы мы все пошли против него и вынули бы ему душу из боков». Но царь не заговорил и не поднял головы, и тогда везирь поцеловал перед ним землю второй раз и сказал: «О царь времени, я тебе и сын и раб, и ты меня воспитал, а я не знаю причины твоего огорчения, заботы и печали и не знаю, что с тобой. Кто же знает это, кроме меня, и кто встанет перед тобой на моё место? Расскажи мае о причине такого плача и огорчения». Но царь не заговорил, не раскрыл рта, и не поднял головы, и не перестал плакать и кричать громким голосом, и рыдать великими рыданиями, и охать, а везирь терпеливо ждал, и потом он сказал ему: «Если ты мне не скажешь, в чем причина этого, я сейчас же убью себя перед тобою; у тебя на виду, и не буду видеть тебя озабоченным».
И царь Асим поднял голову и вытер слезы и сказал: «О везирь и добрый советчик, оставь меня с моей заботой и огорчением — довольно с меня той печали, что у меня в сердце». И везирь молвил: «Скажи мне, о царь, в чем причина этого плача. Быть может, Аллах пошлёт тебе облегчение через мои руки…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот пятьдесят девятая ночь
Когда же настала семьсот пятьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь сказал царю Асиму: «Скажи мне, в чем причина этого плача. Быть может, Аллах пошлёт тебе облегчение через мои руки», царь сказал ему: «О везирь, мой плач не о деньгах, не о конях и не о чем-нибудь подобном, но сделался я старым человеком, и стало мне под сто восемьдесят лет жизни, и не досталось мне ребёнка — ни мальчика, ни девочки. И когда я умру, меня похоронят, и сотрётся мой след, и исчезнет моё имя, и возьмут чужие люди мой престол и царство, и не вспомнит меня никто никогда». И тогда везирь ответил: «О царь времени, я старше тебя на сто лет, и мне никогда не досталось ребёнка, и непрестанно, ночью и днём, я в заботе и огорчении, и что же нам с тобой делать. Но я слышал историю Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — и слышал, что у него есть великий владыка, который властен во всякой вещи, и надлежит мне пойти к Сулейману с подарком и направиться к нему, чтобы он попросил своего владыку — быть может, он наделит каждого из нас ребёнком».
И везирь собрался в путешествие и, взяв роскошный подарок, отправился с ним к Сулейману, сыну Дауда, — мир с ними обоими! — и вот то, что было с везирем. Что же касается Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — то Аллах — велик он и славен! — послал ему откровение и сказал: «О Сулейман, царь Египта послал к тебе своего великого везиря с подарками и редкостями, такими-то и такими-то. Пошли же к нему твоего везиря, Асафа ибн Барахию, чтобы он встретил его с почётом и приготовил ему пищу в местах стоянок, а когда он явится к тебе, окажи ему: «Царь прислал тебя, чтобы просить о том-то и о том-то, и нужда твоя — такая-то и такая-то, и предложи ему принять веру».
И тогда Сулейман приказал своему везирю Асафу взять с собой множество своих приближённых и встретить послов с почётом и роскошной пищей на местах стоянок. И Асаф выехал, собрав все необходимое, им навстречу, и ехал, пока не доехал и не встретил Фариса, везиря царя Египта. И он встретил везиря и приветствовал его и оказал ему и всем, кто был с ним, великий почёт и предлагал им, на местах стоянок, пищу и корм и говорил: «Семья, приют и простор гостям прибывающим! Радуйтесь удовлетворению ваших забот, успокойте вашу душу и прохладите глаза, и пусть ваша грудь расправится».
И везирь говорил в душе: «Кто им рассказал об этом?» И он опросил Асафа ибн Барахию: «Кто рассказал вам о нас и о наших желаниях, о господин мой?» И Асаф ответил ему: «Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! — рассказал нам об этом». И везирь Фарис спросил: «А кто рассказал господину нашему Сулейману?» И Асаф ответил: «Рассказал нам господь небес и земли, бог всех тварей». — «Поистине, это бог великий!» — воскликнул везирь Фарис. И Асаф ибн Барахия спросил его: «А разве вы ему не поклоняетесь?» И ответил Фарис, везирь царя Египта: «Мы поклоняемся солнцу и падаем перед ним ниц». И Асаф оказал ему: «О везирь Фарис, солнце — звезда среди прочих звёзд, сотворённых Аллахом — велик он и славен! — и далеко до того, чтобы оно было богом. Солнце временами появляется и временами исчезает, а наш господь присутствует всегда и не исчезает, и он властен во всякой вещи».
И потом они проехали немного и достигли земли Саба, и близок стал престол власти Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! И Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! — приказал своим войскам из людей, джиннов и других выстроиться на пути их рядами, и встали звери моря и слоны, пантеры и барсы, все вместе, и построились на дороге двумя рядами, и каждый род зверей собрался во всех видах отдельно. И джинны тоже все явились глазам без прикрытия, в ужасающем образе разных видов, и встали вместе, двумя рядами. И птицы развернули крылья над созданиями, чтобы дать им тень, и стали птицы перекликаться на всяких языках и на всякие напевы.
И когда приблизились к ним путешественники, люди Египта убоялись их и не отваживались идти дальше, но Асаф оказал: «Войдите в их среду и идите, не боясь их. Они — подданные Сулеймана, сына Дауда, и никто из них не сделает вам вреда». И потом Асаф вошёл в середину войск, и вошли за ним все люди вместе, и были в числе их люди везиря царя Египта, которые боялись. И они шли до тех пор, пока не достигли города, и их поместили в Доме гостеприимства и оказывали им величайший почёт и приносили им роскошные угощения три дня.
А потом их привели к Сулейману, пророку Аллаха — мир с ним! — и, войдя к нему, они хотели поцеловать перед ним землю, но Сулейман ибн Дауд не дал им это сделать и сказал: «Не должно человеку падать ниц на землю ни перед кем, кроме Аллаха — велик он и славен! — творца небес и земли и всего другого. Кто из вас хочет стоять, пусть стоит, но никто из вас пусть не стоит, прислуживая мне». И они повиновались, и везирь Фарис с некоторыми слугами сел, и стояли, прислуживая ему, некоторые из малых. И когда они уселись, для них разложили скатерти, и люди и весь народ ели кушанья, пока не насытились.
А потом Сулейман велел везирю Египта сказать о своей нужде, чтобы была она исполнена, и молвил: «Говори и не скрывай ничего из того, зачем ты пришёл, ибо ты пришёл только ради исполнения нужды, и я расскажу тебе о вей. Она — такая-то и такая-то. И царя Египта, который послал тебя, зовут Асим, и стал он стариком, старым, дряхлым и слабым, и не наделил его Аллах великий ребёнком — ни мальчиком, ни девочкой, и пребывал он в горе, заботе и размышлениях ночью и днём. И случилось, что он сидел в один день из дней на престоле своего царства, и вошли к нему эмиры и везири и вельможи правления, и увидел он с некоторыми сына, с некоторыми — двоих, а с некоторыми — троих, и они входили со своими детьми, и те стояли, прислуживая. И царь подумал про себя и воскликнул от чрезмерной печали: «Посмотреть бы, кто возьмёт царство после моей смерти, и возьмёт ли его кто-нибудь, кроме чужого, и будет так, словно меня не было!» И он погрузился, по причине этого, в море дум и до тех пор размышлял, печальный, пока глаза его не пролили слез, и тогда он закрыл лицо платком и заплакал сильным плачем. И он поднялся с престола и сел на землю, плача и рыдая, и не знал, что у него в сердце, никто, кроме Аллаха великого, и сидел он на земле…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до семисот шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до семисот шестидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что пророк Аллаха Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! — рассказал везирю Фарису о том, что постигла царя печаль, и стал он плакать, и о том, что случилось у царя с его везирем Фартасом от начала до конца, и после этого спросил везиря Фариса: «То, что я сказал тебе, о везирь, правильно?» И везирь Фарис молвил: «О пророк Аллаха, то, что ты мне говорил, — истина и правда, но только, о пророк Аллаха, когда я разговаривал с царём об этом деле, с нами не было никого совершенно, и не знал о нас никто из людей. Кто же рассказал тебе обо всех этих делах?» — «Рассказал мне господь мой, который знает о взглядах украдкой и о том, что таится в груди», — ответил Сулейман. И тогда везирь Фарис воскликнул: «О пророк Аллаха, поистине это господь благой, великий, властный во всякой вещи!»
И затем везирь Фарис и те, кто был с ним, приняли ислам, и пророк Аллаха Сулейман оказал везирю: «С тобой такие-то и такие-то редкости и подарки». И везирь ответил: «Да». И Сулейман молвил: «Я принимаю от тебя их все, но дарю их тебе. Отдохни же со своими людьми в том месте, где вы расположились, чтобы прошло ваше утомление от дороги, а завтра, если захочет Аллах великий, твоя нужда будет исполнена наисовершеннейшим образом, по воле Аллаха великого, господа земли и неба, творца всех тварей».
И везирь Фарис ушёл в своё место, и потом отправился к господину нашему Сулейману на другой день, и пророк Аллаха Сулейман сказал ему: «Когда ты прибудешь к царю Асиму ибн Сафвану и встретишься с ним, поднимитесь на такое-то дерево и сидите молча, а когда придёт время между двух молитв и охладится полдневный зной, спуститесь под дерево и посмотрите: вы увидите там двух выползающих змей, и голова одной будет как у обезьяны, а голова другой — как у ифрита. И когда вы их увидите, пустите в них стрелы и убейте их, а потом отрубите с пядь мяса со стораны их голов и с пядь мяса со стороны их хвостов, а оставшееся мясо сварите как следует и накормите ваших жён и проспите с ними ночь. И они понесут по соизволению Аллаха великого детей — мальчиков».
И потом Сулейман-мир с ним! — принёс перстень, и меч, и узел, в котором были два кафтана, обшитые драгоценными камнями, и сказал: «О везирь Фарис, когда вырастут ваши сыновья и достигнут зрелости мужчин, дайте каждому кафтан из этих кафтанов». А затем он сказал везирю: «Во имя Аллаха! Исполнил Аллах великий твою нужду, и останется тебе только уезжать с благословения Аллаха великого. Царь ночью и днём ожидает твоего прибытия, и глаз его постоянно смотрит на дорогу».
И везирь Фарис подошёл к пророку Аллаха Сулейману, сыну Дауда, — мир с ними обоими! — и простился с ним и вышел от него после того, как поцеловал ему руки, и ехал весь остальной день, радуясь исполнению своей нужды. И он ускорял ход ночью и даём и ехал до тех пор, пока не подъехал близко к Египту. И тогда он послал одного из своих слуг уведомить царя Асима об ртом. И царь Асим, услышав о его прибытии и исполнении своей нужды, обрадовался великой радостью, так же как его приближённые и вельможи его царства, и все его войска, особенно радуясь благополучию везиря Фариса.
И когда царь встретился с везирем, везирь спешился и поцеловал землю меж его рук и обрадовал царя вестью о том, что его нужда исполнена наисовершеннейшим образом, и предложил ему принять веру и ислам. И царь Асим предал себя Аллаху и сказал везирю Фарису: «Ступай домой и отдохни эту ночь и ещё отдыхай неделю времени и сходи в баню, а потом приходи ко мне, и я расскажу тебе об одной вещи, о которой мы оба подумаем». И везирь поцеловал землю и ушёл со своими приближёнными, слугами и челядинцами к себе домой и отдыхал восемь дней, а потом он отправился к царю и рассказал ему обо всем, что произошло у него с Сулейманом, сыном Дауда, — мир с ними обоими! — я затем сказал царю: «Выходи один и пойдём со мной».
И царь с везирем поднялись и взяли два лука и две стрелы и влезли на дерево и сидели молча, пока не прошло время полудня. И они сидели, пока не приблизилась предвечерняя молитва, а потом спустились и посмотрели и увидели двух змей, которые выползали из-под дерева. И, посмотрев на них, царь полюбил их, и они ему понравились, так как он увидел на них золотые ожерелья. «О везирь, — сказал он, — эти змеи в золотых ожерельях, и, клянусь Аллахом, это вещь удивительная! Давай схватим их и посадим в клетку и будем на них смотреть!» — «Аллах сотворил их ради их полезности, — ответил везирь. — Пусти ты стрелу в одну, и я пущу стрелу в другую». И оба пустили в змей стрелы и убили их и, отрезав пядь со стороны головы и пядь со стороны хвоста, бросили это мясо, а остальное они унесли в дом царя и, призвав повара, отдали ему мясо и сказали: «Свари из этого мяса хорошее кушанье с поджаренным луком и пряностями и положи его в две миски и принеси их. Приходи сюда в такое-то время и в таком-то часу, и не опаздывай…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят первая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь и везирь отдали повару змеиное мясо и сказали ему: «Свари его и положи в две миски и принеси их сюда, и не опаздывай», повар взял мясо и пошёл на кухню и стал его варить и сварил как следует, с великолепным поджаренным луком, а потом он положил его в две миски и принёс их царю и везирю. И царь взял миску и везирь миску, и они накормили тем, что было в них, своих жён и проспали с ними ночь, и по воле Аллаха — слава ему и величие! — по желанию его и могуществу, обе женщины понесли в ту же ночь. И царь провёл после этого три месяца с расстроенным умом, говоря про себя: «Узнать бы, верное это дело или не верное».
А потом, в один из дней, его жена сидела, и дитя шевельнулось у неё в животе, и поняла она, что она носит. И ей стало больно, и изменился цвет её лица, и она позвала одного из евнухов, бывших при ней (а это был старший из них), и сказала: «Ступай к царю, в каком бы он ни был месте, и скажи ему: «О царь времени, я тебя обрадую — беременность нашей госпожи стала видимой и дитя пошевелилось у неё в животе».
И евнух вышел поспешно, радостный, и увидел, что царь сидит один, приложив руку к щеке, и размышляет, и тогда евнух подошёл к нему и поцеловал землю меж его руками и рассказал ему, что его жена понесла. И, услышав слова евнуха, царь поднялся на ноги и от сильной радости поцеловал евнуху руку и голову и, сняв то, что было на нем надето, отдал это евнуху и сказал тем, кто был в его приёмной зале: «Тот, кто любит меня, пусть окажет ему милости!» И евнуху подарили денег, драгоценных камней, яхонтов, коней, мулов и садов столько, что не счесть и не перечислить.
И в это время вошёл к царю везирь и сказал ему: «О царь времени, я сейчас сидел у себя дома один, и был мой ум занят размышлениями, и я говорил про себя: «Посмотреть бы, правда ли это и забеременеет Хатун или нет», — как вдруг вошёл ко мне евнух и обрадовал меня вестью о том, что моя жена Хатун понесла и что дитя шевельнулось у неё в животе и цвет её лица изменился. И от радости я снял всю бывшую на мне одежду и отдал её евнуху и дал ему тысячу динаров и назначил его главным евнухом». И царь Асим сказал: «О везирь, Аллах — благословен он и возвеличен! — пожаловал нам свою милость и благодеяние, и был к нам щедр и великодушен, и ниспослал нам свою правую веру. Он почтил нас своей милостью и благодеянием и вывел нас из тьмы к свету, и я хочу облегчить людям их участь и обрадовать их». — «Делай что хочешь», — сказал везирь.
И тогда царь молвил: «О везирь, пойди сейчас же и выведи всех, кто есть в тюрьме, из свершивших проступки, и тех, ста ком есть долги, а всякому, кто совершит грех после этого, мы воздадим, как он заслуживает. Мы снимем с людей подать на три года, и поставь вокруг города кухню, вдоль его стен, и прикажи поварам повесить там всевозможные кастрюли и стряпать всякие кушанья, продолжая стряпню и ночью и днём, и все, кто есть в этом городе и в окружающих его селениях, далёких и близких, пусть едят и пьют и уносят домой. И прикажи людям радоваться и украшать город семь дней и не запирать лавок ни ночью, ни днём».
И везирь вышел в тот же час и минуту и сделал так, как приказал ему царь Асим. И украсили город, крепость и башни наилучшими украшениями, и надели самые красивые одежды, и стали люди есть и пить, играть и веселиться.
И наконец пришли в одну ночь из ночей потуги к жене царя, после того как дни её беременности кончились. И царь Асим велел привести всех, кто был в городе из учёных, астрономов, образованных людей, главарей звездочётов, достойных людей и обладателей перьев, и они явились и сели и стали ждать, пока бросят шарик на блюдо — а это был знак от звездочётов и домочадцев. И все они сидели и ждали, и наконец шарик бросили, и царица родила мальчика, подобного обрезку месяца в ночь полнолуния, я звездочёты принялись высчитывать и определять его звезду и гороскоп, и установили числа. И все стали их спрашивать.
И тогда звездочёты поцеловали землю и обрадовали царя вестью, что это дитя благословенное и счастливое в начинаниях. «Но только в начале жизни случится с ним что-то, о чем мы боимся сказать царю». — «Говорите, и пусть не будет у вас никакого страха», — молвил царь. И звездочёты сказали: «О счастливый царь, твоё дитя выйдет из этой земли и будет странствовать на чужбине и тонуть в море я испытает беду, плен и стеснение. И пойдут перед ним бедствия многие, но потом, после этого, он освободится и достигнет желаемого и проживёт остальной свой век приятнейшей жизнью, и будет он управлять рабами и странами и распоряжаться на земле, наперекор врагам и завистникам». И молвил царь, услышав слова звездочётов: «Дело будущего сокрыто, и все, что предначертал Аллах великий рабу из благого и злого, получит он полностью, и неизбежно придёт к нему от сего дня до того времени тысячу раз помощь». И он не посмотрел на слова звездочётов и наградил почётными одеждами их и всех людей, что присутствовали, и все они ушли.
И вдруг пришёл к царю везирь Фарис, радостный, и поцеловал землю меж его рук и сказал ему: «О царь! Радостная весть! Моя жена сейчас родила дитя, подобное обрезку месяца». — «О везирь, иди принеси его сюда, чтобы они оба воспитывались вместе, в моем дворце, — сказал царь. — Помести твою жену подле моей жены, чтобы они вместе воспитывали своих детей, и того и другого». И везирь доставил свою жену и ребёнка, и обоих детей отдали нянькам и кормилицам.
А когда прошло семь дней, их принесли к царю Асиму и спросили его: «Как ты их назовёшь?» — «Назовите их вы сами», — сказал царь. И ему сказали: «Никто не даст имени сыну, кроме его отца». И тогда царь сказал: «Назовите моего сына: Сейф-аль-Мулук, по имени моего деда, а сына везиря назовите Сайд». И царь наградил нянек и кормилиц и сказал им: «Заботьтесь о мальчиках и воспитывайте их наилучшим образом».
И кормилицы старательно воспитывали их, пока не стало каждому пять лет жизни. И тогда царь отдал детей факиху в школу, и тот учил их Корану и письму, пока им не исполнилось десять лет, и царь отдал их учителям, чтобы они научили их езде на коне, метанию стрел, игре с копьём и игре в шар, и науке воинской доблести, и их учили, пока им аде исполнилось пятнадцати лет жизни. И стали они искусны во всех науках, так что никто не мог с ними сравняться в воинской доблести, и каждый из них бился с тысячей противников и справлялся с ними один. И они достигли зрелости, и когда царь Асим смотрел на них, он радовался сильной радостью.
Когда же исполнилось им двадцать лет жизни, царь Асим позвал своего везиря Фариса в место уединённое и сказал ему: «О везирь, мне пришло на ум одно дело, которое я хочу совершить, но я посоветуюсь о нем с тобою».
«Что бы ни пришло тебе на ум, делай это, ибо мнение твоё благословенно», — сказал везирь. И царь Асим молвил: «О везирь, я стал старым человеком и дряхлым старцем, так как далеко зашли мои годы, и я хочу сидеть в келье и поклоняться Аллаху великому и отдать мою власть и звание султана моему сыну Сейф-аль-Мулуку — он ведь стал юношей прекрасным, совершённым по доблести и разуму, вежеству и пристойности и умению управлять. Что же ты скажешь, о везирь, об этом замысле?» — «Прекрасен замысел, который ты замыслил, и этот замысел — благословенный и счастливый, — сказал везирь. — Если ты это сделаешь, я тоже сделаю, как ты, я мой сын Сайд будет ему везирем, так как это прекрасный юноша, обладатель знаний и верного мнения, и будут они управлять вместе, а мы станем направлять их дела и не будем небрежны, а напротив, укажем им прямой путь».
И сказал тогда царь Асим своему везирю: «Напиши письма и отправь их со скороходами во все климаты, страны, крепости и укрепления, которые нам подвластны, и прикажи их начальникам, чтобы они в таком-то месяце явились на площадь Слона». И везирь Фарис вышел в тот же час и минуту и написал всем наместникам и начальникам крепостей и тем, кто был подвластен царю Асиму, чтобы они все явились в таком-то месяце, и приказал, чтобы явились все, кто есть в городе, и ближний и дальний.
И когда прошла большая часть оставшегося срока, царь Асим приказал постельничим разбить шатры посреди площади и украсить их роскошными украшениями и поставить большой престол, на который царь садился только в дни празднеств. И они тотчас же сделали все, что он им приказал, и поставили престол, и вышли наместники, царедворцы и эмиры, и вышел царь и велел кричать среди народа: «Во имя Аллаха! Выходите на площадь!»
И тогда вышли на эту площадь эмиры, везири и правители климатов и селений, и вошли в шатёр, служа царю, и все стали по местам, и некоторые из них сидели, а другие стояли. И когда собрались все люди, царь велел раскладывать скатерть, и её разложили и стали есть я пить и пожелали царю блага. И потом царь приказал царедворцам кричать среди людей, чтобы они не уходили, и стали кричать и сказали возвещая: «Пусть никто из вас не уходит, пока не услышит слов царя!» А потом подняли занавесы, и царь сказал: «Кто меня любит, тот пусть остаётся, чтобы услышать мои слова». И все люди сели со спокойной душой, после того как были испуганы.
И тогда царь поднялся на йоги и взял с них клятву, что никто не встанет с места, и сказал: «О эмиры, везири и вельможи правления, большие и малые, и все люди, что присутствуют здесь! Знаете ли вы, что это царство у меня наследственное, от отцов и дедов?» — «Да, о царь, мы все это знаем», — ответили люди. И царь сказал: «Мы с вами все поклонялись солнцу и месяцу, и наделил нас Аллах великий верой и спас нас из мрака, выведя к свету, и привёл нас Аллах, — слава ему и величие! — к вере ислама. Знайте, что я стал теперь старым человеком, дряхлым, бессильным старцем, и хочу сидеть в келье, поклоняясь великому Аллаху и прося у него прощения в прошлых грехах. Вот мой сын, Сейфаль-Мулук — правитель, и вы знаете, что это юноша прекрасный, красноречивый, опытный в делах, разумный, достойный и справедливый. Я желаю в этот час отдать ему моё царство и сделать его над вами царём, вместо меня, и посадить его на моё место, султаном, и сам я уединюсь для поклонения Аллаху великому в келье, а мой сын Сейф-аль-Мулук примет власть и будет творить суд между вами. Что же скажете вы все вместе?»
И все поднялись и поцеловали землю меж рук царя и ответили вниманием и повиновением и сказали: «О царь наш и защитник, если бы ты поставил над нами раба из твоих рабов, мы бы были ему покорны и послушались бы твоего слова и исполнили бы твоё приказание. Как же не быть этому с твоим сыном Сейф-аль-Мулуком? Мы его принимаем и согласны на него — на голове и на глазах!»
И царь Асим ибн Сафван поднялся и сошёл с седалища и посадил своего сына на большой престол, и он снял со своей головы венец и возложил его на голову сына и перевязал ему стан поясом власти. И потом царь Асим сел на престол царства рядом со своим сыном, и поднялись эмиры и везири, и вельможи правления, и все люди и поцеловали перед ним землю и остались стоять, говоря один другому: «Он достоин царской власти, и она к нему ближе, чем к другому». И провозгласили пощаду, и люди пожелали царю победы и преуспеяния, и Сейфаль-Мулук стал сыпать золото и серебро всем людям на головы…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят вторая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь Асим посадил своего сына Сейф-аль-Мулука на престол и все люди пожелали ему победы и преуспеяния, он стал сыпать всем на головы золото и серебро и награждать одеждами и дарить и оделять.
А через мгновение поднялся везирь Фарис и поцеловал землю и сказал: «О эмиры, о вельможи правления, знаете ли вы, что я везирь и что везирство моё древнее, пришедшее ко мне раньше, чем взял власть царь Асим ибн Сафван? А теперь он снял с себя власть и назначил своего сына вместо себя». И люди ответили: «Да, мы знаем, что твоё везирство переходило к отцам от дедов». И везирь молвил: «А теперь я низлагаю себя и назначаю вот этого моего сына, Сайда, ибо он разумен, сметлив и опытен. Что же скажете об этом вы все?» — «Не годится в везири царю Сейф-аль-Мулуку никто, кроме твоего сына Сайда, — они подходят один к другому», — ответили люди.
И тогда везирь Фарис поднялся и, сняв тюрбан везирства, возложил его на голову своего сына Сайда, а также поставил перед ним везирскую чернильницу. И царедворцы с эмирами сказали: «Поистине, он достоин быть везирем!» И поднялись тогда царь Асим с везирем Фарисом и открыли казнохранилища и наградили роскошными одеждами властителей, эмиров, везирей и вельмож правления и всех людей, и выдали жалованье и награды, и написали новые указы и постановления с подписью Сейфаль-Мулука и подписью везиря Сайда, сына везиря Фариса. И люди оставались в городе неделю, а потом каждый отправился в своё селение и местность.
И тогда царь Асим взял своего сына Сейф-аль-Мулука и Сайда, сына везиря, и они пошли в город и поднялись во дворец и, призвав казначея, велели ему принести меч, перстень, узел и печать, и царь Асим сказал: «О дети мои, подойдите, и пусть каждый из вас выберет что-нибудь из этих подарков, и возьмите себе». И первым протянул руку Сейф-аль-Мулук и взял узел и перстень, а Сайд протянул руку и взял меч и печать, и они поцеловали царю руки и отправились в свои жилища. А когда Сейф-аль-Мулук взял узел, он не развернул его и не посмотрел, что есть там, а бросил его на ложе, на котором он спал ночью с Саидом, своим везирем (а у них было в обычае спать вместе), и им постлали постель для сна, и оба легли на постель вместе, — а свечи освещали их.
И оба проспали до полуночи, а потом Сейф-аль-Мулук пробудился от сна и заметил у себя в головах узел и сказал про себя: «Посмотреть бы, что такое в этом узле, который царь подарил нам из своих редкостей». И он взял узел и, захватив свечу, сошёл с ложа, оставив Сайда спящим, и вошёл в кладовую, и развернул узел, и увидел в нем кафтан, сработанный джиннами. И он развернул кафтан и разложил его и увидел на подкладке, внутри, ближе к спине кафтана, изображение девушки, нарисованное золотом (а красота её была удивительна).
И когда Сейф-аль-Мулук увидел это изображение, ум улетел у него из головы, и он стал бесноватым от любви к этому образу и упал на землю, покрытый беспамятством. И он начал плакать и рыдать и бить себя по лицу и груди и целовать изображение, а потом произнёс такие два стиха:
«Любовь вначале слюны струёй нам кажется —
Несут её и гонят её судьбы.
Но когда войдёт молодец глубоко в моря любви,
Великим станет дело, непосильным».
И ещё он произнёс такое двустишие:
«Коль знал бы я, что страсть люден такова всегда
И уносит души, то был бы я опаслив.
Но бросился нарочно я, умышленно,
Не зная про любовь — какою будет».
И Сейф-аль-Мулук до тех пор рыдал и плакал и бил себя по лицу и по груди, пока не проснулся везирь Сайд, и он посмотрел на постель и не нашёл Сейф-аль-Мулука и увидал только одну свечу и сказал про себя: «Куда девался Сейф-аль-Мулук?» И он взял свечу и поднялся и обошёл весь дворец и, дойдя до кладовой, где был Сейфаль-Мулук, увидел, что он горько плачет и рыдает. «О брат мой, — спросил он, — из-за чего этот плач? Что с тобой случилось? Расскажи мне и поведай о причине этого». Но Сейф-аль-Мулук не заговорил с ним и не поднял головы, а только плакал и рыдал и ударял себя в грудь рукою.
И, увидав, что он в таком состоянии, Сайд сказал ему: «Я твой везирь и брат, и мы воспитывались с тобою вместе, и если ты мне не объяснишь своих дел и не сообщишь мне своей тайны, кому же ты её выскажешь и сообщишь?» И Сайд унижался и целовал землю долгое время, но Сейф-аль-Мулук не обращал на него внимания и не говорил ему ни одного слова, а только плакал. И когда Сайд испугался за его состояние и обессилил от напрасных уговоров, он вышел и, взяв меч, вернулся в кладовую, где был Сейф-аль-Мулук, и, приложив кончик меча к груди, сказал Сейф-аль-Мулуку: «Очнись, о брат мой. Если ты мне не скажешь, что с тобой случилось, я убью себя и не буду тебя видеть в таком состоянии».
И тогда Сейф-аль-Мулук поднял голову к своему везирю Сайду и сказал ему: «О брат мой, мне стыдно тебе сказать и рассказать тебе, что со мной случилось». И Сайд воскликнул: «Прошу тебя ради Аллаха, владыки владык, освободителя рабов, первопричины причин, единого, прощающего, великодушного, одаряющего, скажи мне, что с тобой случилось, и не стыдись меня: я ведь твой раб, везирь и советчик во всех делах!» — «Подойди сюда, посмотри на этот образ», — сказал Сейф-аль-Мулук. Увидав изображение, Сайд всматривался в него долгое время и увидел, что на голове его выведено нанизанным жемчугом: «Этот образ — образ Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха ибн Шаруха, царя из царей правоверных джиннов, которые обитают в городе Бабиле и живут в саду Ирема, сына Ада старшего…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят третья ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, и везирь Сайд, сын везиря Фариса, прочитали надпись на кафчане и увидели изображение Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха ибн Шаруха, царя из царей правоверных джиннов, что обитают в городе Бабиле и живут в саду Ирема, сына Ада старшего, и везирь Сайд спросил царя Сейф-аль-Мулука: «О брат мой, знаешь ли ты, кто обладательница этого образа среди женщин, чтобы мы могли её искать?» И Сейф-аль-Мулук ответил: «Нет, клянусь Аллахом, о брат мой, я не знаю, кто обладательница этого образа». — «Подойди прочитай эту надпись», — сказал Сайд. И Сейф-аль-Мулук подошёл и прочитал надпись, которая была на венце, и понял её содержание, и тогда он закричал из глубины сердца и воскликнул: «Ахах-ах!» И Сайд сказал ему: «О брат мой, если обладательница этого образа существует и её имя — Бади-альДжемаль и она на этом свете, я поспешу отыскать её не откладывая, чтобы ты достиг желаемого. Ради Аллаха, о брат мой, оставь плач, чтобы могли войти люди правления и служить тебе, а когда наступит рассвет дня, я призову купцов, нищих, странников и бедняков и спрошу их о приметах этого города: может быть, кто-нибудь, по благодати Аллаха — слава и величие ему! — и с его помощью, укажет нам этот город и сад Ирема».
И когда наступило утро, Сейф-адь-Мулук вышел и поднялся на престол, обнимая руками кафтан, так как он не вставал и не садился и не приходил к нему сон без этого кафтана, и вошли к нему эмиры, везири, воины и вельможи правления. И когда диван наполнился и собравшиеся расположились в порядке, царь Сейф-аль-Мулук сказал своему везирю Сайду: «Выйди к ним и скажи: «С царём случилось нездоровье, и, клянусь Аллахом, он провёл вчера ночь совсем больной». И везирь Сайд вышел и передал людям то, что сказал ему царь.
И когда услышал это царь Асим, ему не показалось ничтожным дело его сына, и он призвал врачей и звездочётов и вошёл с ними к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, и они посмотрели на него и прописали ему питьё. Но болезнь его продлилась три месяца, и царь Асим сказал присутствующим врачам, разгневанный на них: «Горе вам, о собаки, разве вы все бессильны вылечить моего сына? Если вы его сейчас не вылечите, я вас всех убью!» И старший начальник врачей молвил: «О царь времени, мы знаем, что это твой сын, а ты знаешь, что мы не бываем небрежны при лечении даже чужого, так как же может быть небрежность при лечении твоего сына? Но у твоего сына тяжёлая болезнь, и если ты хочешь знать о ней, мы тебе о ней скажем и расскажем про неё». — «Что стало вам ясно о болезни моего сына?» — спросил царь Асим. И старый врач сказал ему: «О царь времён!» — твой сын теперь влюблён, и он любит ту, к сближению с кем нет пути». И царь Асим рассердился на врачей и сказал им: «Откуда вы узнали, что мой сын влюблён, и откуда пришла любовь к моему сыну?» И врачи ответили: «Спроси его брата и везиря Сайда, он — тот, кто знает о его состоянии».
И царь Асим поднялся и вошёл в кладовую и, призвав Сайда, сказал ему: «Скажи мне правду об истинной болезни твоего брата». И Сайд ответил: «Я не знаю его истинной болезни». И тогда царь сказал меченосцу: «Возьми Сайда, завяжи ему глаза и отруби ему голову». И Сайд испугался за себя и воскликнул: «О царь времени, дай мне пощаду!» И царь молвил: «Говори, и тебе будет пощада». И тогда Сайд сказал: «Твой сын влюблён!» — «А кто его возлюбленная?» — спросил царь. И Сайд ответил: «Дочь одного царя из царей джиннов. Он увидел её изображение на кафтане, что был в том узле, который подарил вам Сулейман, пророк Аллаха».
И тогда царь Асим поднялся и, войдя к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, спросил его: «О дитя моё, что тебя поразило и что это за изображение, которое ты полюбил? Отчего ты не рассказал мне?» — «О батюшка, — ответил Сейф-аль-Мулук, — мне было тебя стыдно, и я не мог заговорить с тобой об этом, и я никому не могу ничего открыть из этого. Теперь ты знаешь о моем состоянии, посмотри же, что ты сделаешь, чтобы меня вылечить». — «Какова же будет хитрость? — молвил царь. — Будь это девушка из девушек людей, мы бы придумали хитрость, чтобы до неё добраться, но она из дочерей царей джиннов, и кто может её найти, если не будет это Сулейман ибн Дауд — он тот, кто может это сделать. А ты, о дитя моё, поднимайся сейчас же и укрепи свою душу. Садись на коня и выезжай на охоту и ловлю и на ристалище для игр, займись едой и питьём и прогони из сердца заботу и огорчение. Я приведу тебе сто девушек из царских дочерей, и нет тебе нужды в дочерях джиннов, над которыми у нас нет власти, и они не нашей породы».
«Я не оставлю её и не буду искать другую!» — воскликнул Сейф-аль-Мулук. И его отец спросил: «Как же поступить, о дитя моё?» И юноша молвил: «Приведи всех купцов, путешественников и странствующих по городам, и мы спросим их об этом — может быть, Аллах приведёт нас к саду Ирема и к городу Бабилю».
И царь Асим приказал, чтобы явились все купцы в городе и все чужеземцы и все начальники моря, и когда они явились, спросил их про город Бабиль, про его остров и про сад Ирема, но никто не знал их примет и ничего о них не поведал. А когда собрание расходилось, один из спрошенных сказал: «О царь времени, если ты хочешь узнать об этом, отправляйся в страну Син — там есть большой город, и, может быть, кто-нибудь из его жителей укажет тебе то, что ты хочешь».
И тогда Сейф-аль-Мулук сказал: «О батюшка, снаряди мне корабль, чтобы поехать в страну Син». И его отец, царь Асим, сказал ему: «О дитя моё, сиди на престоле твоего царства и управляй подданными, а я поеду в страну Син и отправлюсь для этого дела сам». — «О батюшка, — ответил Сейф-аль-Мулук, — это дело касается меня, и никто не может искать его так, как я. Да и что случится, если ты дашь мне позволение уехать, и я поеду и отправлюсь на некоторое время на чужбину? Если я найду вести об этой девушке, — желаемое достигнуто, а если не найду о ней вестей, путешествие расправит мне грудь и оживит мой разум, и станет моё дело легче по этой причине. Если я буду жив, то вернусь к тебе невредимым…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят четвёртая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук сказал своему отцу, царю Асиму: «Снаряди мне корабль, чтобы я поехал на нем в страну Син и разыскал то, что мне нужно. Если я буду жив, то вернусь к тебе невредимым». И царь посмотрел на своего сына и не увидел иной хитрости, как сделать то, что его удовлетворит. И он дал ему позволение ехать и снарядил для него сорок кораблей и двадцать тысяч невольников, кроме приближённых, и дал ему денег, сокровищ и все, что было ему нужно из военного снаряжения, и сказал ему: «Поезжай, о дитя моё, во благе, здравии и благополучии; я поручаю тебя тому, у кого не пропадают залоги».
И простились с Сейф-аль-Мулуком его отец и мать, и корабли снабдили водой, припасами и оружием и посадили на них воинов, и путники поехали и ехали до тех пор, пока не прибыли в город Син.
И когда услышали жители Сина, что к ним прибыло сорок кораблей, наполненных людьми, снаряжением и оружием и сокровищами, они подумали, что это враги, которые приплыли, чтобы их убить и подвергнуть осаде, и заперли городские ворота и приготовили метательные машины. И, услышав об этом, царь Сейф-аль-Мулук послал к ним двух невольников из невольников, особо к нему приближённых, и сказал: «Пойдите к царю Сина и скажите ему: «Это Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, приехал к тебе в город гостем, чтобы погулять в твоей стране некоторое время, и он не станет ни биться, ни ссориться. Если ты его примешь, он расположится у тебя, а если не примешь, вернётся обратно, не беспокоя ни тебя, ни жителей твоего города».
И когда невольники достигли города, они сказали его обитателям: «Мы послы царя Сейф-аль-Мулука». И им отперли ворота и пошли с ними и привели их к царю.
А звали его Фагфур-Шах, и было между ним и царём Асимом прежде того знакомство. И, услышав, что царь, который прибыл к нему, — Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, он наградил послов и приказал отпереть ворота и собрал угощение и вышел лично с избранными вельможами правления и пришёл к Сейф-аль-Мулуку. И они обнялись, и царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: «Семья, приют и простор тому, кто к нам прибыл, и я твой невольник и невольник твоего отца! Мой город — перед тобою, и все, что ты потребуешь, явится к тебе». И он предложил ему угощение и припасы в местах стоянок, и царь Сейф-аль-Мулук сел на коня со своим везирем Саидом, избранными вельможами правления и остальными воинами, и они поехали от берега моря и вступили в город.
И забили в литавры и ударили в барабаны в знак радости, и прибывшие провели в городе сорок дней за прекрасными угощениями.
И после этого царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: «О сын моего брата, как тебе живётся? Нравится ли тебе мой город?» — «Да почтит его Аллах великий тобою навеки, о царь!» — ответил Сейф-аль-Мулук. И царь Фагфур-Шах молвил: «Тебя привела не иначе как нужда, у тебя возникшая, и чего бы ты ни хотел в моем городе, я это для тебя исполню». — «О царь, моя история удивительна, и заключается она в том, что я влюбился в изображение Бади-аль-Джемаль», — ответил Сейф-аль-Мулук. И царь Сина заплакал из жалости и сочувствия к нему и спросил: «А что ты хочешь делать теперь, о Сейф-аль-Мулук?» — «Я хочу, — ответил юноша, — чтобы ты призвал ко мне всех странников и путешественников и тех, у кого в обычае путешествовать, и я спрошу их про обладательницу этого образа: быть может, ктонибудь из них мне о ней расскажет».
И царь Фагфур-Шах послал наместников, царедворцев и приближённых и велел им привести всех, кто есть в городе из странников и путешественников, и их привели (а было их великое множество), и они собрались у царя Фагфур-Шаха. И царь Сейф-аль-Мулук стал их спрашивать про город Бабиль и про сад Ирема, но никто не дал ему ответа, и царь Сейф-аль-Мулук смутился и не знал, что делать. Но потом один из морских начальников сказал: «О царь, если ты хочешь узнать, где этот город и этот сад, отправляйся на острова, которые в стране Хинд».
И тогда Сейф-аль-Мулук велел привести корабли, и это сделали и перенесли на них воду, припасы и все, что было нужно, и Сейф-аль-Мулук сел на корабль, со своим везирем Саидом, после того как они попрощались с царём Фагфур-Шахом. И они ехали по морю четыре месяца при хорошем ветре, благополучно и спокойно, и случилось, что в один день из дней поднялся противный ветер, и пришли к ним волны со всех сторон, и полились на них дожди, и море пришло в расстройство из-за сильного ветра. А потом корабли стало бить друг о друга сильным ветром, и они все разбились, так же как и лодки, и все утонули, и Сейф-аль-Мулук остался с несколькими невольниками на одной из лодок.
А потом ветер стих и успокоился по могуществу великого Аллаха, и взошло солнце, и Сейф-аль-Мулук открыл глаза и не увидел ни одного корабля и ничего не увидел, кроме воды, неба, себя самого и тех, кто был с ним в лодке. «Где корабли и маленькие лодки и где мой брат Сайд?» — спросил он невольников, которые были с ним, и они ответили: «О царь времени, не осталось ни кораблей, ни лодок, ни тех, кто был в них: они все утонули и стали пищей для рыб». И Сейф-аль-Мулук вскрикнул и произнёс слова, говорящий которые не смутится: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» И он принялся бить себя по лицу и хотел броситься в море, но невольники удержали его и сказали: «О царь, какая будет тебе от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие дела. Если бы ты послушался слов твоего отца, с тобой бы ничего такого не случилось. Но все это предначертано издревле, по воле создателя людей…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят пятая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Сейф-аль-Мулук хотел броситься в море, невольники удержали его и сказали: «Какая будет тебе от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие дела. Но все это предначертано издревле, волею создателя людей, чтобы получил раб сполна то, что предначертал ему Аллах, и звездочёты сказали твоему отцу, когда ты родился: «С твоим сыном случатся всякие бедствия». И нет у нас поэтому иной хитрости, как терпеть, пока Аллах не облегчит горесть, в которую мы впали».
«Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Нет ни убежища, ни приюта от приговора великого Аллаха!» — воскликнул Сейф-аль-Мулук. И потом он вздохнул и произнёс такие стихи:
«Всемилостивым клянусь, смущён я, сомненья нет,
Тревога, не знаю как, меня охватила вдруг!
Я буду терпеть, чтоб люди знали и видели,
Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.
Как хитрость найти мне в этом деле?
Я лишь могу Тому поручить себя, кто властен во всех делах».
И он погрузился в море размышлений, и слезы потекли по его щекам, как ливень, и он проспал днём около часа, а очнувшись, потребовал чего-нибудь поесть и ел, пока не насытился, и потом еду, стоявшую перед ним убрали, а челнок все плыл, и не знали они, в какую сторону он с ними направляется. И он плыл с ними по волнам и по ветру, ночью и днём в течение долгого времени, пока не окончилась у них пища, и забыли они о прямом пути и испытывали величайший голод, жажду и тревогу.
И вдруг блеснул им издали остров, и ветры подгоняли их, пока они к нему не подплыли, и, пристав к острову, они вышли из лодки, оставив в ней одного человека, и направились в глубь острова. И они увидели там много плодов всякого рода и поели их досыта и вдруг увидели человека, сидевшего среди деревьев, и был он длиннолицый, диковинного вида, с белой бородой и телом. И он позвал одного из невольников по имени и сказал ему: «Не ешь тех плодов, — они не поспели, и подойди ко мне, я накормлю тебя этими спелыми плодами». И невольник взглянул на него и подумал, что это один из утопавших, который спасся и вышел на этот остров. Он до крайности обрадовался и пошёл, и подошёл к нему близко (и не знал этот невольник, что предопределено ему в неведомом и что начертано у него на лбу).
И когда он подошёл к человеку близко, тот вскочил на него, так как это был марид, и сел ему на плечи, обвив ему одной ногой шею, а другую опустив вдоль его спины, и сказал: «Ходи! Нет тебе больше от меня спасения, и ты стал моим ослом». И невольник закричал своим товарищам и стал плакать, говоря: «Увы, мой господин! Уходите, спасайтесь из этой заросли и убегайте, так как один из её жителей сел мне на плечи, а остальные вас ищут и хотят на вас сесть, как на меня». И, услышав слова, сказанные этим невольником, все путники убежали и сошли в лодку, а жители острова преследовали их в море и говорили: «Куда вы уходите? Идите жить к нам: мы сядем вам на спину и будем вас кормить и поить, и вы станете нашими ослами». И, услышав от них эти слова, путники ускорили ход по морю и отдалились от жителей острова и поехали, уповая на великого Аллаха.
И они ехали так в течение месяца, пока не показался перед ними другой остров, и они вышли на этот остров и увидели там плоды разного рода и поели этих плодов. И вдруг они заметили что-то блестевшее издали на дороге, и, приблизившись, они посмотрели и увидели, что это нечто отвратительное видом и лежит, точно серебряный столб. И один из невольников пихнул его ногой, и вдруг оказалось, что это человек с продольными глазами и расщеплённой головой, и он спрятался под одним из своих ушей, так как, ложась спать, он подкладывал одно ухо себе под голову, а другим ухом прикрывался. И он схватил этого невольника, который пихнул его, и пошёл с ним на середину острова, и вдруг оказалось, что все там — гули, которые едят сынов Адама. И невольник Закричал своим товарищам: «Спасайте ваши души! Этот остров — остров гулей, которые едят сынов Адама, и они хотят меня разорвать и съесть». И, услышав его слова, путники повернули, удаляясь, и сошли с земли в лодку и ничего не набрали из плодов.
И они ехали в течение нескольких дней, и случилось, что однажды перед ними появился ещё один остров, и, достигнув его, они увидели на нем высокую гору. И они поднялись на эту гору и увидели там рощу со множеством деревьев, а они были голодны и занялись поеданием плодов, и не успели они очнуться, как к ним вышли из-за деревьев существа ужасающего вида и высокие — высота каждого из них была пятьдесят локтей, — и у них изо рта торчали клыки, похожие на клыки слона. И вдруг путники увидели человека, который сидел на куске чёрного войлока, положенного на каменную скалу, и вокруг него стояли зинджи прислуживая ему (а их была большая толпа). И эти зинджи подошли и взяли Сейф-аль-Мулука и его невольников и поставили их перед своим царём и сказали: «Мы нашли этих птиц среди деревьев».
А царь был голоден, и он взял из невольников двоих и зарезал их и съел…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят шестая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда зинджи взяли царя Сейфтестов аль-Мулука и его невольников, они поставили их перед своим царём и сказали: «О царь, мы нашли этих птиц среди деревьев». И царь взял двоих невольников и зарезал их и съел. И когда Сейф-аль-Мулук увидел такое дело, он испугался за себя и заплакал, а потом он произнёс такие два стиха:
«Подружились беды с душой моей, с ними дружен я,
Хоть был врагом их: щедрый — Друг для многих,
Единым не был род забот в душе моей —
Они, хвала Аллаху, разнородны».
И затем он вздохнул и произнёс такие два стиха:
«Судьба в меня все мечет униженья,
Чехлом из стрел душа моя покрыта.
И ныне, если стрелы поражают,
Ломаются концы их об другие».
И когда царь услышал его плач и причитания, он сказал: «Поистине, это птицы с красивыми голосами и напевами и их голоса мне нравятся. Поместите каждую из них в клетку». И каждого из путников посадили в клетку и повесили над головой царя, чтобы он мог слушать их голоса. И Сейф-аль-Мулук и его невольники оказались в клетках, и зинджи кормили их и поили, а они иногда плакали, иногда смеялись, иногда говорили, а иногда молчали, и при всем этом царь зинджей наслаждался их голосом, и они провели таким образом некоторое время.
А у царя была замужняя дочь на другом острове, и она услышала, что у её отца есть птицы с красивыми голосами, и послала к нему людей с просьбой прислать несколько птиц. И её отец отправил ей Сейф-аль-Мулука и трех его невольников в четырех клетках. И когда они прибыли к царевне и та увидала их, они ей понравились, и она приказала повесить их в одном месте, у себя над головой. И Сейф-аль-Мулук дивился тому, что с ним случилось, и думал о величии, в котором он был прежде, и плакал над собой, а его невольники оплакивали самих себя, и при всем этом царевна думала, что они поют. А у царевны было в обычае, если к ней попадал кто-нибудь из стран Египта или других и нравился ей, давать ему у себя высокое место. И случилось, по определению Аллаха великого и приговору его, что, когда она увидела Сейф-аль-Мулука, ей понравилась его красота, и прелесть, и стройность, и соразмерность и она приказала почитать их всех. И в один из дней случилось так, что она осталась наедине с Сейф-аль-Мулуком и потребовала, чтобы он совокупился с ней, но Сейф-аль-Мулук отказался от этого и сказал ей: «О госпожа, я чужеземец, скорбящий в любви к той, кого люблю, и не согласен ни па что, кроме сближения с ней». И царевна стала его уговаривать и соблазнять, но Сейф-аль-Мулук отказывался от неё, и она не могла к нему приблизиться и сойтись с ним каким бы то ни было образом.
И тогда она разгневалась на Сейф-аль-Мулука и его невольников и велела им ей прислуживать и носить ей воду и дрова. И они провели таким образом четыре года, И обессилило Сейф-аль-Мулука это дело, и он послал попросить дочь царя: может быть, она их отпустит, и они уйдут своей дорогой и отдохнут от того, что с ними. И она послала за Сейф-аль-Мулуком и сказала ему: «Если ты поступишь согласно моему желанию, я освобожу тебя от того, что с тобой, и ты отправишься в твою землю, благополучный и с добычей», — и все время его умоляла и уговаривала, но Сейф-аль-Мулук не соглашался на то, что она хотела. И царевна отвернулась от него, гневная, и Сейф-аль-Мулук со своими невольниками остался у неё на острове в том же положении.
И обитатели острова знали, что это птицы царевны, и никто из городских жителей не осмеливался им ничем вредить, и сердце царевны было за них спокойно — она была уверена, что им уже нет освобождения с этого острова, — они скрывались от неё и на два дня и на три и ходили по равнине, собирая дрова со всех сторон острова, и приносили, их в кухню царевны.
И они провели таким образом пять лет, и случилось, что Сейф-аль-Мулук сидел в один день из дней со своими невольниками на берегу моря, беседуя о том, что с ними произошло, и Сейф-аль-Мулук посмотрел на себя и увидел себя в этом месте со своими невольниками. И он вспомнил свою мать и отца и брата своего Сайда, и вспомнил величие, в котором жил раньше, и заплакал, и усилились его плач и рыдания, и невольники тоже заплакали. И потом невольники сказали ему: «О царь времени, доколе будем мы плакать, когда плач бесполезен, и это дело написано у нас на лбах по определению Аллаха, великого, славного. Начертал калам то, что судил Аллах, и не будет нам пользы ни от чего, кроме терпения, — быть может, Аллах — велик он и славен! — который испытал нас этой бедой, её с нас снимет». — «О братья, — сказал им Сейф-аль-Мулук, — как нам сделать, чтобы вырваться от этой проклятой? Я не вижу для нас спасения, если не спасёт нас от неё Аллах своей милостью. Но пришло мне на ум, что мы должны убежать и избавиться от этой тяготы». — «О царь времени, — сказали невольники, — куда мы уйдём с этого острова, когда он весь полон гулей, которые едят сынов Адама? Во всяком месте, куда мы пойдём, они найдут нас, и либо они нас съедят, либо возьмут в плен и воротят нас на место, и царевна на нас разгневается». — «Я что-то для вас сделаю, и, может быть, Аллах великий поможет нам освободиться, и мы спасёмся с этого острова», — сказал Сейф-аль-Мулук. «А как ты сделаешь?» — спросили его, и он молвил: «Мы нарубим длинных палок, навьём из их лыка верёвок, свяжем их друг с другом и сделаем из них корабль. Мы сбросим его в море и наполним плодами, сделаем весла и сядем на корабль — быть может, Аллах великий сделает его для нас помощью, он ведь властен во всякой вещи. И, может быть, Аллах пошлёт нам хороший ветер, который приведёт пас в страны Индии, и мы освободимся от этой проклятой». И невольники воскликнули: «Это хороший замысел!» — и обрадовались сильной радостью.
И они поднялись в тот же час и минуту и стали рубить палки, чтобы сделать корабль, а потом они принялись вить верёвки, чтобы связать палки одну с другой, и провели за этой работой месяц, и ежедневно к концу дня они набирали немного дров и носили их на кухню царевны, а остальной день они отдавали работе по постройке корабля, пока не кончили его…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят седьмая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук и его невольники нарубили палок на острове и, свив верёвки, связали корабль, который они сделали, а окончив его делать, они сбросили его в море и нагрузили плодами с деревьев, которые росли на острове, и они снарядились в конце дня и никого не осведомили о том, что сделали.
И они сели на этот корабль и плыли по морю в течение четырех месяцев, не зная, куда он везёт их, и кончилась у них пища, и испытывали они величайший, какой только бывает, голод и жажду. И вдруг море заревело и вспенилось, и поднялись на нем высокие волны, и приблизился к путникам страшный крокодил и, протянув лапу, схватил одного из невольников и проглотил его, и когда Сейф-аль-Мулук увидел, что крокодил сделал с невольником такое дело, он горько заплакал. И остался он на корабле один с уцелевшим невольником, и удалились они от места, где был крокодил, испуганные, и плыли таким образом, пока не показалась перед ними в один из дней гора: огромная, ужасная, высокая, возвышающаяся в воздухе. И они обрадовались, а после этого перед ними показался остров, и они стали ускорять к нему ход, ожидая блага от того, что вступят на этот остров. И когда они были в таком положении, море вдруг взволновалось, и поднялись на нем волны, и изменилось его состояние, и высунул голову крокодил и, протянув лапу, схватил оставшегося невольника из невольников Сейфаль-Мулука и проглотил его, и оказался Сейф-аль-Мулук один.
И он приблизился к острову и до тех пор трудился, пока не влез на гору, и тогда он посмотрел и увидел рощу. И он вошёл в эту рощу и пошёл среди деревьев и стал есть плоды, и увидел он, что на деревья забралось свыше двадцати огромных обезьян, — каждая обезьяна больше мула. И при виде этих обезьян охватил Сейф-альМулука сильный страх, а обезьяны спустились на землю и окружили его со всех сторон, и потом они пошли впереди него и сделали ему знак следовать за ними и отправились, и Сейф-аль-Мулук пошёл за ними. И они шли, а Сейф-аль-Мулук за ними, пока не дошли до крепости, высоко построенной, с колоннами, уходящими ввысь. И тогда они вошли в эту крепость, и Сейф-аль-Мулук вошёл за ними, и он увидел там всякие редкости, драгоценности и металлы, описать которые бессилен язык. И увидел он в этой крепости юношу, у которого не было растительности на щеках, но был он высокий, великой высоты. И, увидав этого юношу, Сейф-аль-Мулук почувствовал к нему расположение (а в крепости не было никого из людей, кроме этого юноши).
А когда юноша увидал Сейф-аль-Мулука, тот ему до крайности понравился, и он спросил его: «Как твоё имя, из какой ты страны и как ты сюда добрался? Расскажи мне твою историю и не скрывай из неё ничего». — «Клянусь Аллахом, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я пришёл сюда не по своему желанию, и не к этому месту я стремился, и не могу я больше ходить с места на место, чтобы достигнуть того, что я ищу». — «А что ты ищешь?» — спросил юноша, и Сейф-аль-Мулук сказал: «Я из земель Египта, и имя моё — Сейф-аль-Мулук, а имя моего отца — царь Асим ибн Сафван». И потом он рассказал юноше, что с ним случилось от начала дела до конца его, и юноша поднялся, прислуживая Сейф-аль-Мулуку, и сказал ему: «О царь времени, я был в Египте и слышал, что ты отправился в страну Син (а как далеко эта страна от страны Сип!), и, поистине, твой рассказ дело дивное и диковинное». — «Твои слова правильны, — ответил Сейфаль-Мулук, — но после этого я отправился из страны Сип в страну Хинд, и подул на нас ветер, и море заволновалось, и разбились все корабли, что были со мною». И он рассказал юноше обо всем, что с ним случилось, и сказал: «И вот я пришёл к тебе в это место». И юноша молвил: «О царевич, довольно того, что случилось с тобою из бедствий во время пребывания на чужбине, и слава Аллаху, который привёл тебя в это место. Живи же со мной, а я буду тебе другом, пока не умру, и тогда ты станешь царём этого климата. Об этом острове никто не ведает, и эти обезьяны знают ремесла, и все, что ты потребуешь, ты здесь найдёшь». — «О брат мой, — сказал Сейф-альМулук, — я не могу сидеть в каком-нибудь месте, пока не исполнится моя мечта, хотя бы пришлось мне обойти весь свет, расспрашивая о том, что мне нужно. Быть может, Аллах приведёт меня к желаемому, или я буду стремиться к тому месту, где исполнится мой срок, и умру».
И юноша обернулся к одной из обезьян и сделал ей знак, и обезьяна скрылась на некоторое время, а потом пришла, и были с ней обезьяны, подпоясанные шёлковыми салфетками, которые принесли скатерть и поставили на неё около сотни золотых и серебряных блюд со всякими кушаньями, и эти обезьяны стояли, как обычно стоят приближённые, меж руками царей. И юноша сделал царедворцам знак сесть, и они сели, а те, кто обычно служит, остались стоять, и все поели досыта, а потом скатерть убрали и принесли золотые тазы с кувшинами и вымыли руки. А после этого принесли сосуды с вином — около сорока сосудов, в каждом из которых был какойнибудь сорт вина, и все стали пить и наслаждались и ликовали, и прекрасно было для них время, и обезьяны плясали и играли, пока евшие были заняты едой. И когда увидел это Сейф-аль-Мулук, он удивился и забыл о случившихся с ним бедствиях…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят восьмая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесять восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Сейф-аль-Мулук увидал, что делают обезьяны и как они пляшут, он удивился и забыл о постигшем его отдалении от родины и бедствиях. А когда наступила ночь, зажгли свечи и поставили их в золотые и серебряные подсвечники и принесли блюда с сухими и свежими плодами и поели; когда же пришло время сна, им постлали постели, и они легли. А с наступлением утра, юноша поднялся, по своему обычаю, и разбудил Сейфаль-Мулука и сказал ему: «Высунь голову из этого окна и посмотри, кто это стоит под окном». И Сейф-аль-Мулук посмотрел и увидел обезьян, которые наполнили широкую равнину и всю пустыню, и не знает числа этих обезьян никто, кроме Аллаха великого. «Это множество обезьян, которые наполнили равнину. Почему они собрались в это время?» — спросил Сейф-аль-Мулук. И юноша сказал ему: «Таков их обычай, и все обезьяны, какие есть на острове, пришли сюда, а иные из них явились после двух или трех дней путешествия. Они приходят каждую субботу и стоят Здесь, пока я не проснусь от сна и не высуну голову из этого окошка. И когда обезьяны меня видят, они целуют передо мной землю и уходят к своим делам». И он выставил голову из окна, чтобы обезьяны его увидали, и, заметив его, они поцеловали перед ним землю и ушли.
И Сейф-аль-Мулук прожил у юноши целый месяц, а после этого он простился с ним и выступил в путь, и юноша приказал отряду обезьян, около сотни, отправиться с ним, и они шли, служа Сейф-аль-Мулуку, в течение семи дней, пока не проводили его до конца своих островов. После этого они простились с ним и вернулись на свои места. И Сейф-аль-Мулук шёл один по горам, холмам, степям и пустыням в течение четырех месяцев, день голодный, день — сытый, и один день он ел траву, а другой день ел плоды с деревьев. И стал он раскаиваться в том, что сделал с собою, уйдя от этого юноши, и хотел вернуться к нему по своим следам. И вдруг он увидел что-то чёрное, видневшееся вдали. «Это чёрный город, или что это такое? — сказал себе Сейф-аль-Мулук. — Я не вернусь, пока не увижу, что это за чёрный предмет». И он приблизился и увидел, что это дворец, высоко построенный, и был строителем его Яфис, сын Нуха, — мир с ним! — и это тот дворец, о котором упомянул Аллах великий в своей славной книге словами: «И колодезь заброшенный, и дворец высокий».
И Сейф-аль-Мулук сел у ворот дворца и сказал про себя: «Посмотреть бы, какова внутренность этого дворца и кто там есть из царей! Кто мне расскажет истину об этом деле, и принадлежат ли обитатели дворца к людям или к джиннам?» И он просидел некоторое время, размышляя, и не видел, чтобы кто-нибудь входил во дворец или выходил из него, а потом он встал и пошёл, уповая на Аллаха великого, и вошёл во дворец, насчитав по дороге семь проходов, но не увидел никого. И справа от себя он увидел три двери, а перед ним была дверь за опущенной занавеской. И Сейф-аль-Мулук подошёл к этой двери и, подняв занавеску рукой, прошёл в дверь, и вдруг он увидел большой портик, устланный шёлковыми коврами, и в глубине портика был золотой престол, на котором сидела девушка с лицом, подобным луне, одетая в царственные одежды, и она была точно невеста в ночь, когда её ведут к мужу. А возле престола было сорок скатертей, уставленных золотыми и серебряными блюдами, каждое из которых было наполнено роскошными кушаньями. И, увидев эту девушку, Сейф-аль-Мулук подошёл к ней и пожелал мира, и девушка возвратила ему пожелание и спросила его: «Ты из людей или из джиннов?» — «Я из лучших людей — я царь, сын царя», — ответил Сейф-альМулук. И девушка спросила: «Чего ты хочешь? Вот перед тобой эти кушанья, а после того как поешь, расскажи мне твою историю с начала до конца и расскажи, как ты достиг этого места».
И Сейф-аль-Мулук присел у скатерти и, сняв крышку с подноса (а он был голоден), ел с блюд, пока не насытился, а потом он вымыл руки и, взойдя на престол, сел рядом с девушкой. «Кто ты, как твоё имя, откуда ты пришёл и кто привёл тебя сюда?» — спросила она. И Сейфаль-Мулук ответил: «Что до меня, то рассказ мой долог». — «Скажи мне, откуда ты, почему ты сюда пришёл и чего ты хочешь?» — молвила девушка. И Сейф-альМулук сказал: «Ты сама расскажи мне, каково твоё дело, как тебя зовут, кто тебя сюда привёл и почему ты сидишь одна в этом месте?» — «Моё имя Девлет-Хатун, я дочь царя Индии, и мой отец живёт в городе Серендибе, — ответила девушка. — У моего отца красивый большой сад, лучше которого нет в странах и областях Индии, и там есть большой водоём. В один из дней я пришла в этот сад с моими невольницами, и мы с ними разделись и вошли в этот водоём и стали там играть и веселиться, и не успела я опомниться, как что-то, подобное облаку, спустилось на меня и унесло меня среди моих невольниц и полетело со мной между небом и землёй, говоря: «О Девлет-Хатун, не бойся и будь спокойна сердцем!» И оно пролетело со мной недолгое время, а потом опустило меня в этом дворце и вдруг, в тот же час и минуту, превратилось и оказалось красивым юношей, прекрасным своей юностью. И он спросил меня: «Ты меня знаешь?» И я ответила: «Нет, о господин мой». И тогда юноша сказал: «Я сын Синего царя, царя джиннов, и мой отец живёт в крепости Кульзум, и подвластны ему шестьсот тысяч джиннов, летающих и ныряющих. Мне случилось проходить по дороге, направляясь по своему пути, и я увидел тебя и полюбил, и опустился и похитил тебя среди невольниц, и принёс тебя в мой Высокий Дворец — а здесь моё место и обиталище. Никто совершенно не достигнет его, ни джинн, ни человек, и от Индии досюда расстояние в сто двадцать лет пути. Будь же уверена, что ты никогда не увидишь страны.
О твоего отца и матери, и живи у меня в этом месте, спокойная сердцем и умом, и я принесу тебе все, что ты потребуешь». И после этого он стал меня обнимать и целовать…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестьдесят девятая ночь
Когда же настала семьсот шестьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка говорила Сейф-аль-Мулуку: «И, после того как царь джиннов все рассказал мне, он начал меня обнимать и целовать и сказал мне: «Живи здесь и не бойся ничего». А потом он оставил меня и скрылся на некоторое время и, вернувшись, принёс эту скатерть, подстилки и ковры, и он приходит ко мне каждый вторник и живёт у меня три дня, а в четвёртый день он остаётся до послеполуденного времени и уходит и отсутствует до вторника, а потом приходит, будучи в том же облике. И придя, он ест и пьёт со мной и обнимает меня и целует, и я невинная девушка, такая, какой создал меня великий Аллах, и юноша ничего со мной не сделал. А моего отца зовут Тадж-аль-Мулук, и не знает он обо мне вестей и не напал на мой след. Вот моя история, расскажи же мне и ты свою историю».
«Моя история длинная, и я боюсь, что если я стану тебе рассказывать, время над нами затянется и придёт ифрит», — сказал Сейф-аль-Мулук. И девушка молвила: «Он ушёл от меня лишь за час до твоего прихода и придёт только во вторник. Сиди же здесь, будь спокоен и успокой свой ум и расскажи мне, что с тобой случилось, от начала до конца». И Сейф-аль-Мулук отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»
И он начал свой рассказ и завершил его полностью, с начала до конца, и когда он дошёл до рассказа о Бадиаль-Джемаль, глаза девушки пролили обильные слезы, и она воскликнула: «Не то я о тебе думала, о Бади-альДжемаль! Разве ты меня не вспоминаешь и не говоришь: «Сестра моя, Девлет-Хатун, куда она пропала?» И потом она стала ещё сильнее плакать и печалиться о том, что Бади-аль-Джемаль её не вспоминает.
И Сейф-аль-Мулук сказал ей: «О Девлет-Хатун, ты из людей, а она из джиннов; откуда же она может быть тебе сестрой?» — «Она моя молочная сестра, — ответила Девлет-Хатун, — и причина этого в том, что моя мать вышла погулять в сад, и пришли к ней потуги, и она родила меня в саду. А мать Бади-аль-Джемаль была в этом саду со своими приближёнными, и пришли к ней потуги, и она отошла в конец сада и родила Бади-аль-Джемаль. И она послала одну из невольниц к моей матери, прося у неё еды и вещей, нужных при родах, и матушка послала ей то, что она просила, и пригласила её. И джинния поднялась и взяла Бади-аль-Джемаль с собой и пришла к моей матеря, и та выкормила Бади-аль-Джемаль. И её мать, а с нею и девочка, провели у пас в саду два месяца, а после того джинния ушла в свою страну, и она дала моей матери одну вещь и сказала: «Если я тебе понадоблюсь, я приду к тебе в этот сад». И Бади-аль-Джемаль приходила со своей матерью каждый год, и они оставались у нас некоторое время, а потом возвращались в свою страну, и если бы я была у этой матери, о Сейф-аль-Мулук, и увидела бы тебя у нас в нашей стране, когда мы все были, как всегда, вместе, я бы придумала против неё хитрость, чтобы привести тебя к желаемому. Но я нахожусь в этом месте, и они не знают обо мне вестей, и если бы они узнали обо мне вести и знали бы, что я здесь, они могли бы освободить меня отсюда, но власть принадлежит Аллаху, — слава и величие ему! — и что же мне делать?» — «Поднимайся и пойдём со мной, — сказал Сейф-аль-Мулук. — Мы убежим и уйдём, куда хочет Аллах великий». — «Мы не можем этого сделать, — ответила девушка. — Клянусь Аллахом, если бы мы убежали на расстояние года пути, этот проклятый настиг бы нас в одну минуту и погубил бы нас». — «Я где-нибудь спрячусь, и когда он будет проходить мимо, ударю его мечом и убью», — сказал Сейф-аль-Мулук.
И тогда девушка молвила: «Ты не можешь его убить иначе, как убив его душу». — «А душа его в каком месте?» — спросил Сейф-аль-Мулук, и девушка сказала: «Я спрашивала его об этом много раз, но он не признавался мне, где она. И случилось в один день из дней, что я к нему пристала, и он рассердился на меня и воскликнул: «Сколько ты ещё будешь меня спрашивать про мою душу и какова причина твоих расспросов о моей душе?» — «О Хатим, — ответила я ему, — у меня остался, кроме тебя, лишь Аллах, и пока я жива, я всегда буду привязана к твоей душе, и если я не буду её беречь, храня её в моих очах, то какова будет моя жизнь после тебя? А если я бы знала, где твоя душа, я бы её берегла, как моё правое око». И тут царь джиннов сказал мне: «Когда я родился, звездочёты сказали, что гибель моей души будет от руки одного из сыновей царей человеческих, и я взял мою душу и положил её в зоб воробья, а воробья я запер в коробочку и положил эту коробочку в шкатулку, а шкатулку я положил в семь ларцов, которые я положил в глубь семи ящиков, а ящики я положил в мраморный сундук и утопил его в этой стороне моряокеана, так как эта сторона далека от стран человеческих и никто из людей не может до неё добраться. Вот я тебе сказал; не говори же об этом никому, — это тайна между мной и тобой…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до семисот семидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до семисот семидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Девлет-Хатун рассказала Сейф-аль-Мулуку о душе джинна, который её похитил, и изложила ему то, что джинн ей сказал, вплоть до его слов: «Это тайна между нами», — и продолжала: «И я сказала ему: «А кому я расскажу? Никто, кроме тебя, ко мне не приходит, чтобы я ему сказала. Клянусь Аллахом, — сказала я потом, — ты положил свою душу в крепость крепкую и великую, до которой никому не добраться, так как же доберётся до неё кто-нибудь из людей? А если допустить невозможное — и Аллах определил подобное тому, о чем говорили звездочёты, — то как может кто-нибудь из людей до этого добраться?» И царь джиннов молвил: «Может быть, у кого-нибудь из них будет на пальце перстень Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — и он придёт сюда и положит руку с этим перстнем на поверхность воды и скажет: «Властью этих имён, пусть душа такогото всплывёт». И всплывёт тот сундук, и человек его взломает, так же как ящики и ларцы, и выйдет воробей из коробочки, и человек его задушит, и я умру». — «Это я — тот царевич, а вот перстень Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — у меня на пальце! — воскликнул Сейф-аль-Мулук. — Пойдём на берег моря и посмотрим, ложь ни его слова, или правда».
И оба поднялись и пошли и пришли к морю, и ДевлетХатун осталась стоять на берегу моря, а Сейф-аль-Мулук вошёл в воду по пояс и оказал: «Властью имён и талисманов, которые на этом перстне, и властью Сулеймана — мир с ним! — пусть выплывет душа такого-то джинна, сына Синего царя». И тут море взволновалось, и сундук всплыл, и Сейф-аль-Мулук взял его и ударил им о камень и сломал сундук и сломал также ящики и ларцы и вынул воробья из коробочки. И потом они отправились во дворец и взошли на престол, и вдруг показалась устрашающая пыль и что-то большое летящее, и оно говорило: «Пощади меня, о царевич, и не убивай меня! Сделай меня твоим отпущенником, и я приведу тебя к тому, что ты хочешь!» — «Джинн пришёл, — сказала Девлет-Хатун. — Убей же воробья, чтобы этот проклятый не вошёл во дворец и не отнял у тебя птицы. Он тебя убьёт и убьёт меня после тебя». И Сейф-аль-Мулук задушил воробья, и тог умер, а джинн упал у ворот дворца и стал кучей чёрного пепла. И тогда Девлет-Хатун сказала: «Мы вырвались из рук этого проклятого. Что же нам теперь делать?» — «Помощи следует просить у Аллаха великого, который нас испытал, он нас наставит и поможет нам освободиться от того, во что мы впали», — сказал Сейф-альМулук.
И он поднялся и снял около десяти дверей из дверей дворца, а эти двери были из сандала и алоэ, и гвозди в них были золотые и серебряные, а потом он взял бывшие там верёвки из шелка и парчи и связал ими двери одна с другою. И они с Девлет-Хатун помогали друг другу, пока не донесли двери до моря и не сбросили их туда, чтобы двери превратились в корабль. И они привязали корабль к берегу, а потом вернулись во дворец и стали носить золотые и серебряные блюда, драгоценности и яхонты и дорогие металлы и перенесли из дворца все, что было легко весом и дорого по цене, и снесли все это на корабль, и сели на него, уповая на Аллаха великого, который удовлетворяет уповающего и не обманывает. И они сделали себе две палки в виде весел, а затем отвязали верёвки и дали кораблю бежать по морю. И они ехали таким образом четыре месяца, и кончилась у них пища, и усилилась их горесть, и стеснилась у них грудь, и стали они тогда просить Аллаха, чтобы он послал им спасение от того, что их постигло. А пока они плыли, Сейф-аль-Мулук, ложась спать, клал Девлет-Хатун у себя за спиной, а когда он поворачивался, между ними лежал меч.
И когда они ехали таким образом в одну ночь из ночей, случилось, что Сейф-аль-Мулук спал, а Девлет-Хатун бодрствовала. И вдруг корабль отклонился в сторону берега и подплыл к одной гавани, а в этой гавани стояли корабли. И Девлет-Хатун увидела корабли и услышала, как кто-то разговаривает с матросами, а тот, кто разговаривал, был начальником капитанов и старшим над ними. И, услышав голос этого капитана, Девлет-Хатун поняла, что на берегу — гавань какого-нибудь города и что они достигли населённых мест. И она обрадовалась сильной радостью и разбудила Сейф-аль-Мулука от сна и сказала ему: «Встань и спроси этого капитана, как называется этот город и что это за гавань».
И Сейф-аль-Мулук поднялся, радостный, и спросил: «О брат мой, как называется этот город и что это за гавань и как зовут её царя?» И капитан сказал ему: «О хладноликий, о холоднобородый, если ты не знаешь этой гавани и этого города, как же ты сюда приплыл?» И Сейф-аль-Мулук ответил: «Я чужеземец, и я плыл па корабле из купеческих кораблей, и он разбился и потонул со всем, что на нем было, а я выплыл на доске и добрался сюда, и я спросил тебя, а спросить — не позор». — «Это город Аммария, а гавань называется Гавань Камин-альБахрейн», — ответил капитан. И когда Девлет-Хатун услышала эти слова, она сильно обрадовалась и воскликнула: «Хвала Аллаху!» — «Что такое?» — спросил Сейф-аль-Мулук.
И девушка сказала: «О Сейф-альМулук, радуйся близкой помощи! Царь этого города — мой дядя, брат моего отца…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят первая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Девлет-Хатун сказала Сейф-аль-Мулуку: «Радуйся близкой помощи! Царь этого города — мой дядя, брат моего отца, и зовут его Али-ль-Мулук. — И потом молвила: — Спроси капитана: «Султан этого города, Али-ль-Мулук, здоров?» И Сейф аль-Мулук спросил об этом, и капитан ответил, рассерженный: «Ты говоришь: «Я в жизни сюда не приезжал и я чужеземец», но кто же сказал тебе имя правителя города?» И Девлет-Хатун обрадовалась и узнала капитана, а его имя было Муин-ад-дин, и это был один из вельмож у её отца, и выехал он лишь для того, чтобы её искать, когда она пропала, но не нашёл её и ходил до тех пор, пока не прибыл в город её дяди. И Девлет-Хатун сказала Сейф-аль-Мулуку: «Скажи ему: «О капитан Муинад-дин, пойди сюда поговори с твоей госпожой». И Сейф-аль-Мулук крикнул капитану то, что она ему сказала. И когда капитан услышал слова Сейф-альМулука, он разгневался сильным гневом и воскликнул: «О пёс, кто ты и как ты меня узнал?» И потом он приказал одному из матросов: «Дайте мне ясеневую палку. Я пойду к этому злосчастному и разобью ему голову».
И он взял палку и направился в сторону Сейф-альМулука и увидел корабль, а в нем увидел что-то диковинное и прекрасное, и ум его был поражён. И потом он посмотрел и вгляделся как следует и увидел Девлет-Хатун, которая сидела, подобная обрезку месяца. И капитан спросил Сейф-аль-Мулука: «Что это у тебя?» И царевич ответил: «У меня девушка по имени Девлет-Хатун». И, услышав эти слова, капитан упал без чувств, так как он услышал её имя и узнал, что это его госпожа и дочь его царя.
А придя в себя, он оставил корабль и то, что в нем было, и отправился в город и пришёл ко дворцу царя и попросил позволения войти, и привратник вошёл к царю и сказал ему: «Капитан Муин-ад-дин пришёл к тебе, чтобы тебя порадовать благой вестью». И царь позволил ему войти, и он вошёл и поцеловал землю меж его руками и сказал: «О царь, с тебя подарок! Дочь твоего брата, Девлет-Хатун, прибыла в наш город, здоровая и благополучная, и она на корабле, а с ней юноша, подобный луне в ночь её полноты». И царь, услышав вести о дочери своего брата, возрадовался и наградил капитана роскошной одеждой и тотчас же приказал украсить город по случаю спасения дочери своего брата и послал к ней и призвал её к себе, вместе с Сейф-аль-Мулуком, и приветствовал их и поздравил со спасением. А потом он послал уведомить своего брата, что его дочь нашлась и пребывает у него.
И когда посол прибыл к царю, тот снарядился, и собрались войска, и Тадж-аль Мулук, отец Девлет-Хатун ехал до тех пор, пока не прибыл к своему брату, Али-льМулуку. И он встретился со своей дочерью Девлет-Хатун, и они сильно обрадовались. И Тадж-аль-Мулук прожил у своего брата неделю времени, а потом он взял свою дочь и Сейф-аль-Мулука, и они ехали, пока не прибыли в Серендиб, в страну отца девушки. И Девлет-Хатун встретилась со своей матерью, и все обрадовались её спасению и устроили торжества, и был это день великий, подобного которому не видано.
Что же касается до царя, то он оказал Сейф аль-Мулуку почёт и сказал ему: «О Сейф-аль-Мулук, ты сделал мне и моей дочери все это благо, и я не могу воздать тебе за него тем же, и воздаст тебе один лишь господь миров. Но я хочу, чтобы ты сел вместо меня на престол и правил в странах Индии: я дарю тебе мою власть, и престол, и казну, и слуг, и все это будет тебе от меня подарком». И Сейф-аль-Мулук поднялся и поцеловал землю меж рук царя и поблагодарил его и сказал: «О царь времени, я принимаю все, что ты мне подарил, и все это возвращается к тебе от меня, тоже как подарок. А я, о царь времени, не хочу ни царства, ни власти и хочу только, чтобы Аллах великий привёл меня к желаемому». — «Вот моя казна перед тобою, о Сейф-аль-Мулук, — сказал царь. — Бери из неё все что пожелаешь и не спрашивай меня об этом, да воздаст тебе за меня Аллах великий благом!» — «Да возвеличит Аллах царя! Нет мне радости ни во власти, ни в деньгах, пока я не достигну желаемого, — ответил Сейф аль Мулук. — А теперь я хочу погулять по городу и посмотреть на его площади и рынки».
И Тадж-аль-Мулук велел привести ему коня из хороших коней, и Сейф-аль-Мулуку привели коня, осёдланного и взнузданного, из коней превосходных, и царевич сел на коня и выехал на рынок и поехал по улицам города. И он смотрел направо и налево и вдруг увидал юношу, у которого был кафтан, и он предлагал его за пятнадцать динаров, и, всмотревшись в этого юношу, Сейф-аль-Мулук увидел, что он похож на его брата Сайда. А на самом деле это именно он и быт, по только цвет его лица и его состояние изменились от долгого пребывания на чужбине и тягот путешествия, и Сейф-аль-Мулук не узнал его. И он сказал тем, кто был вокруг него: «Приведите этого юношу, чтобы я его расспросил». И когда юношу привели к нему. Сейф аль-Мулук молвил: «Возьмите его и отведите во дворец, где я живу, и оставьте его у себя, пока я не вернусь с прогулки». А люди подумали, что он им приказал: «Возьмите его и отведите в тюрьму», и сказали: «Может быть, это невольник из его невольников, который убежал от него».
И они взяли этого юношу и отвели его в тюрьму, заковав его в цепи, и оставили сидеть там. А Сейф-аль-Мулук вернулся с прогулки и вошёл во дворец и забыл о своём брате Сайде, и никто ему о нем не напомнил. И оказался Сайд в тюрьме, и когда пленников вывели на работы по постройкам, Сайда взяли с ними, и он стал работать с пленниками, и скопилось на нем много грязи. И Сайд провёл таким образом месяц, раздумывая о своих обстоятельствах и говоря про себя: «В чем причина моего заточения?» А Сейф аль-Мулук был отвлечён радостной жизнью и прочим.
И случилось, что в один из дней Сейф-аль-Мулук сидел, и он вспомнил о своём брате Сайде и спросил невольников, бывших с ним: «Где юноша, который был с вами в такой-то день?» И невольники ответили: «А разве тыне сказал нам: «Отведите его в тюрьму?» — «Я не говорил вам таких слов, я сказал вам только: «Отведите его во дворец, где я живу», — сказал Сейф-аль-Мулук. И затем он послал царедворцев за Саидом, и его привели закованного и расковали от цепей и поставили перед Сейф-альМулуком. И тот спросил его: «О юноша, из какой ты страны?» — «Я из Египта, и моё имя — Сайд, сын везиря Фариса», — ответил юноша. И, услышав его слова, Сейфаль-Мулук сошёл с ложа и бросился к Сайду и повис у него на шее, и он от радости заплакал сильным плачем и воскликнул: «О брат мой Сайд! Хвала Аллаху, что я жив и вижу тебя! Я твой брат Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима!»
И когда Сайд услышал слова своего брата и узнал его, они обняли друг друга и стали вместе плакать, и присутствующие дивились на них, а потом Сейф-аль-Мулук приказал взять Сайда и отвести его в баню. И его отвели в баню, а по выходе из бани, его одели в роскошные одежды и привели в покои Сейф аль-Мулука, и тот посадил Сайда к себе на ложе. И когда узнал обо всем Тадж-аль-Мулук, он сильно обрадовался встрече Сейф-аль-Мулука с его братом Саидом и пришёл, и все трое сидели и разговаривали о том, что случилось с ними от начала до конца.
А потом Сайд сказал: «О брат мой, о Сейф-аль-Мулук, когда утонули корабли и утонули невольники, я влез с несколькими невольниками на деревянную доску, и она плыла с нами по морю в течение целого месяца, а затем, после этого, ветер закинул нас, властью Аллаха великого, на остров. И мы вышли на этот остров голодные и оказались среди деревьев и стали есть плоды и занялись едой, и не успели мы опомниться, как вышли к нам люди, подобные ифритам, и вскочили на нас и сели нам на плечи, говоря: «Везите нас — вы стали нашими ослами».
И я спросил того, кто сел на меня: «Что ты такое и почему ты на меня сел?» И, услышав от меня эти слова, он обвил мне одной ногой шею так, что я чуть не умер, а другой ногой ударил меня по спине, и я подумал, что он сломал мне спину. И я упал на землю, лицом вниз, а у меня не осталось больше сил от голода и жажды. И когда я упал, человек понял, что я голоден, и взял меня за руку, привёл к дереву со множеством плодов — а это была груша — и сказал: «Ешь с этого дерева, пока не насытишься». И я ел с этого дерева, пока не насытился, и потом встал и пошёл, не желая этого, и едва я прошёл немного, тот человек вернулся ко мне и вскочил мне на плечи. И я то шёл, то бежал, то трусил рысцой, а человек сидел на мне и смеялся, говоря: «Я в жизни не видел такого осла, как ты!»
И случилось, что в какой-то день мы набрали несколько кистей винограда и положили ягоды в яму после того, как потоптали их ногами, и превратилась эта яма в большой пруд. И мы подождали несколько дней и пришли к этой яме и увидели, что солнце сварило эту воду и она превратилась в вино, и тогда мы стали пить и опьянели, и покраснели наши лица, и мы начали петь и плясать, одурев от опьянения. И наши седоки спросили нас: «Отчего у вас покраснели лица и что заставляет вас плясать и петь?» И мы сказали им: «Не спрашивайте об этом: чего вы хотите, спрашивая об этом?»
«Расскажите нам, чтобы мы узнали истину об этом деле», — сказали они, и тогда мы сказали им: «В этом виноваты выжимки винограда».
И они пошли с нами в долину, где мы не могли отличить длины от ширины, и в этой долине были виноградные лозы, которым мы не видели ни начала, ни конца, а каждая кисть на них была весом ритлей в двадцать, и их все было легко сорвать. И седоки сказали нам: «Наберите этого», и мы собрали много винограда. И я увидел там большую яму, шире большого водоёма, и мы наполнили её виноградом и потоптали его ногами и сделали то же, что и в первый раз, и сок превратился в вино, и тогда мы сказали: «Оно дошло до предела зрелости. Из чего вы будете его пить?» — «У нас были ослы, как вы, и мы их съели, и от них остались головы. Напойте нас из их черепов», — сказали они. И мы напоили их, и они опьянели и легли, а их было около двухсот.
И тогда мы сказали друг другу: «Разве недостаточно им на нас ездить, к тому же они нас потом съедят? Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Но мы усилим их опьянение, а потом убьём их, и избавимся и освободимся из их рук». И мы разбудили их и стали наполнять эти черепа и поить их, и они кричали: «Это горько!» А мы говорили им: «Зачем вы говорите: «Это горько!» Всякий, кто так говорит, умрёт в тот же день, если не выпьет десять раз».
И они испугались смерти и сказали нам: «Напоите пас по десять раз!» И когда они выпили по десяти раз, они опьянели, и их опьянение усилилось, и силы их потухли, и мы потащили их за руки. А потом мы набрали множество палок от лоз и положили их вокруг гулей и на них и разожгли огонь и остановились поодаль, смотря, что с ними будет…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят вторая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сайд говорил: «Когда я и бывшие со мной невольники разожгли огонь и гули оказались посреди пламени, мы остановились поодаль, смотря, что с ними будет, а потом мы подошли к ним, когда огонь потух, и увидели, что они превратились в кучу пепла. И мы восхвалили Аллаха великого, который освободил нас от них и вывел нас с этого острова, и направились на берег моря, а потом мы расстались друг с другом, и что до меня и двух невольников, то мы шли, пока не дошли до большой рощи со множеством деревьев.
И в роще мы занялись едой, и вдруг появился человек высокого роста, с длинной бородой, длинными ушами и глазами, точно два факела, и было перед ним много баранов, которых он пас, и с ним была ещё толпа людей таких же, как он. И, увидя нас, он обрадовался и развеселился и приветствовал нас и воскликнул: «Добро пожаловать! Идите ко мне, я вам зарежу овцу из этого стада и изжарю и накормлю вас». И мы спросили его: «А где твоё жилище?» И он сказал: «Близко от этой горы. Идите в ту сторону, пока не увидите пещеру, и войдите в неё. Там много гостей, таких, как вы; ступайте посидите с ними, пока мы не приготовим вам угощенья». И мы подумали, что его слова правда, и пошли в ту сторону, и вошли в пещеру, и увидели, что гости, которые там сидят, все слепые.
И когда мы вошли, один из них сказал: «Я болен», — а другой сказал: «Я слаб». И мы спросили их: «Что это за слова вы говорите? Какова причина вашей слабости и болезни?» — «Кто вы?» — спросили слепые, и вы сказали: «Мы гости». И тогда слепые спросили: «Что ввергло вас в руки этого проклятого? Пет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Это гуль, который ест сынов Адама, и он ослепил нас и хочет нас съесть». — «Как ослепил вас этот гуль?» — спросили мы их, и они сказали: «Он сейчас ослепит и вас, как нас». — «А как он вас ослепил?» — спросили мы, и слепые ответили: «Он принесёт вам чашки с молоком и скажет: «Вы устали от путешествия — возьмите это молоко и попейте его». И когда вы его попьёте, вы станете такими же, как мы».
И тогда я сказал про себя: «Не остаётся нам спасения иначе, как хитростью», — и выкопал в земле яму и сел подле неё. А через минуту вошёл к нам этот проклятый гуль, который нёс чашки с молоком, и он подал чашку мне и чашку каждому из тех, кто был со мной, и сказал: «Вы пришли с берега и хотите пить: возьмите же это молоко и попейте его, пока я буду вам жарить мясо». И что до меня, то я взял чашку и, приблизив её ко рту, вылил её в яму и закричал: «Ах, пропал мой глаз, и я ослеп!» — и схватился рукой за глаз и стал плакать и кричать, а гуль смеялся и говорил: «Не бойся!» Что же касается двух моих товарищей, то они выпили молоко и ослепли.
И проклятый в ют же час и минуту поднялся и запер вход в пещеру и, приблизившись ко мне, пощупал мне ребра и увидел, что я тощий и на мне совсем пет мяса, и потом он пощупал другого и увидел, что он толстый, и обрадовался. И он зарезал трех баранов и ободрал их и, принеся железные вертела, насадил на них мясо баранов. И положил его на огонь и изжарил, а потом он подал их моим товарищам, и они поели, и гуль поел вместе с ними. А затем он принёс бурдюк, полный вина, и выпил вино и лёг лицом вниз и захрапел. И я сказал себе: «Он погрузился в сон, по как мне его убить?»
И я вспомнил о вертелах и, взяв два из них, положи и их на огонь и подождал, пока они не стали, как уголья. А потом я затянул пояс и, поднявшись на ноги, взял в руки железные вертела и, приблизившись к проклятому, приложил их ему к глазам и налёг на них со всей силой. И вдруг гуль вскочил на ноги и хотел меня схватить, но был уже слеп, и я побежал от него внутрь пещеры, а он бежал за мной. И я сказал слепым, что были у гуля: «Что делать с этим проклятым?» И один из них сказал: «О Сайд, поднимись и взберись к этому углублению. Ты найдёшь там блестящий меч. Возьми его и подойди ко мне, и я скажу тебе, что делать». И я поднялся к углублению и взял меч и подошёл к тому человеку, и он сказал мне: «Возьми крепче меч и ударь им гуля посредине, он тотчас же умрёт». И я побежал за гулом, который устал бегать и подошёл к слепым, чтобы их убить. И, приблизившись к нему, я ударил его мечом по середине тела, так что он превратился в две половины.
И гуль закричал мне: «О человек, если ты захотел меня убить, ударь меня второй раз!» И я собирался ударить его вторым ударом, но человек, который указал мне на меч, молвил: «Не ударяй его второй раз: он тогда не умрёт, а будет жить и погубит нас…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят третья ночь
Когда же настала семьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сайд говорил: «Когда я ударил гуля мечом, он крикнул: «О человек, если ты меня ударил и хотел меня убить, ударь меня ещё раз!» И я собирался его ударить, но человек, который указал мне на меч, молвил: «Не ударяй его второй раз: он тогда не умрёт, а будет жить и погубит нас». И я исполнил приказание этого человека и не ударил гуля, и проклятый умер. И тогда тот человек сказал мне: «Открой пещеру, и давай выйдем из неё — может быть, Аллах нам поможет, и мы избавимся от пребывания в этом месте». — «Для нас не будет теперь больше угрозы, — сказал я. — Мы лучше отдохнём и зарежем часть этих овец и попьём вина».
И мы провели в этом месте два месяца и ели овец и плоды. И случилось, что в один день из дней мы сидели на берегу моря и увидели большой корабль, который показался на море. И мы стали делать знаки тем, кто на нем ехал, и кричать им, но они побоялись гуля (а они знали, что на этом острове живёт гуль, который ест людей) и хотели убежать. И мы стали махать им концами наших тюрбанов и подошли ближе и начали им кричать. И тогда один из путников, у которого было острое зрение, сказал: «О собрание путников, я вижу, что эти существа — люди, как мы, и нет у них облика гулей». И путники поплыли в нашу сторону, мало-помалу, пока не приблизились к нам, и, убедившись, что мы люди, они приветствовали нас, и мы возвратили им приветствие и обрадовали их вестью об убиении этого проклятого гуля, и они поблагодарили нас.
А потом мы запаслись на острове некоторыми плодами, которые там были, и сошли на корабль, и он плыл с нами, при хорошем ветре, в течение трех дней. А после этого поднялся против нас ветер, и стало очень темно, и не прошло и одного часа, как ветер повлёк корабль к горе, и он разбился и доски его разлетелись. И предопределил мне Аллах великий уцепиться за одну из этих досок, и я сел на неё, и она плыла со мной два дня, и прилетел хороший ветер, и я сидел на этой доске, гребя ногами в течение некоторого времени, пока не привёл меня Аллах великий благополучно к берегу.
И потом я вошёл в этот город и был чужеземцем одиноким, покинутым и не знал, что делать, и голод мучил меня, и постигли меня величайшие тяготы. И я пришёл на городской рынок и спрятался и снял с себя этот кафтан, говоря в душе: «Продам его и буду сыт, пока не исполнит Аллах то, что он исполни!» И потом, о брат мой, я взял кафтан в руки, и люди смотрели на него и набавляли цену, пока не пришёл ты и не увидал меня и не приказал отвести меня во дворец, и слуги взяли меня и заточили. А потом ты вспомнил обо мне, после этого долгого срока, и призвал меня к себе, и я рассказал тебе о том, что со мной случилось, и слава Аллаху за нашу встречу!»
И когда Сейф-аль-Мулук и Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун услышали рассказ везиря Сайда, они удивились сильным удивлением, и Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун, приготовил прекрасное место для Сейфаль-Мулука и его брата Сайда. И Девлет-Хатун стала приходить к Сейф-аль-Мулуку и благодарить его и разговаривала с ним о его благодеяниях, и везирь Сайд сказал ей: «О царевна, от тебя желательна помощь в достижении его цели». И Девлет-Хатун ответила: «Хорошо, я постараюсь для того, что он хочет, чтобы достичь желаемого, если захочет того Аллах великий». А потом она обратилась к Сейф-аль-Мулуку и сказала ему: «Успокой свою душу и прохлади глаза!»
Вот что было с Сейф-аль-Мулуком и его везирем Саидом. Что же касается до царевны Бади-аль-Джемаль, то до неё дошли вести о возвращении её сестры ДевлетХатун к отцу, в его царство, и она сказала: «Непременно следует её посетить и приветствовать её в роскошном уборе, драгоценностях и одеждах». И она отправилась к ней, и когда она приблизилась к царству отца царевны Девлет-Хатун, та встретила её и пожелала ей мира и обняла её и поцеловала между глаз, а царевна Бади-альДжемаль поздравила Девлет-Хатун с благополучием.
А потом они сели и стали разговаривать, и Бади-альДжемаль спросила Девлет-Хатун: «Что случилось с тобой на чужбине?» И Девлет-Хатун ответила: «О сестрица, не спрашивай, какие случились со мной дела! О, какие терпят люди бедствия!» — «А как так?» — спросила Бадиаль-Джемаль, и Девлет-Хатун молвила: «О сестрица, я была в Высоком Дворце, и владел мною там сын Синего царя». И она рассказала ей остальную свою историю с начала до конца, а также историю Сейф-аль-Мулука и поведала о том, что случилось с ним во дворце и какие он терпел бедствия и ужасы, пока не дошёл до Высокого Дворца, и как он убил сына Синего царя и сорвал двери и построил из них корабль и сделал к нему весла и как он прибыл сюда. И Бади-аль-Джемаль удивилась и воскликнула: «Клянусь Аллахом, о сестрица, это одно из самых диковинных чудес!» — «Я хочу рассказать тебе о корне всей его истории, но меня удерживает от этого стыд», — сказала потом Девлет-Хатун. И Бади-аль-Джемаль молвила: «Чего же стыдиться? Ты ведь моя сестра и подруга, и между мной и тобой было многое, и я знаю, что ты ищешь для меня лишь добра. Почему же ты меня стыдишься? Расскажи мне то, что у тебя есть, не стыдясь меня, и не скрывай от меня ничего».
И тогда Девлет-Хатун сказала: «Он увидел твоё изображение на капитане, который твой отец послал Сулейману, сыну Дауда — мир с ними обоими! — и Сулейман не развёртывал его и не смотрел, что на нем есть. И он прямо послал его царю Асиму ибн Сафвану, царю Египта, в числе подарков и редкостей, которые он ему послал.
А царь Асим отдал кафтан своему сыну Сейф-аль-Мулуку, прежде чем его развернуть. И когда Сейф-альМулук взял его и развернул и хотел надеть, он увидел на нем твоё изображение и влюбился в него и пошёл тебя искать и испытал все эти беды из-за тебя…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят четвёртая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Девлет-Хатун рассказала Бади-альДжемаль о начале любви к ней Сейф-аль-Мулука и его страсти к ней и сказала, что причина этого в кафтане, на котором было её изображение, и что когда Сейф-альМулук увидел это изображение, он ушёл из своего царства, обезумев от любви, и скрылся от своих родных из-за неё. «Он испытал те бедствия, которые испытал, из-за тебя», — сказала она. И Бади-аль-Джемаль воскликнула (а её лицо раскраснелось, и ей стало стыдно перед Девлет-Хатун): «Этого никогда не будет! Люди не подходят к джиннам». Но тут Девлет-Хатун принялась описывать ей Сейф-аль-Мулука и красоту его лица и поведение и доблесть, и не переставая расхваливала его и перечисляла его достоинства, и наконец сказала: «О сестрица, ради Аллаха великого и ради меня, пойди поговори с ним и скажи ему хотя бы одно слово». Но Бади-аль-Джемаль воскликнула: «Этих слов, которые ты говоришь, я не стану слушать и не послушаюсь тебя!» И было так, словно она ничего о нем не слышала, и в её сердце не запало ничего из рассказов о любви Сейф-аль-Мулука и красоте его лица, его поведении и доблести. А ДевлетХатун стала её умолять и целовать ей ноги, говоря: «О Бади-аль-Джемаль, во имя молока, которым мы с тобой вскормлены, и во имя надписи, которая на перстне Сулеймана, — мир с ним! — выслушай от меня такие слова: ведь я обязалась перед ним в Высоком Дворце показать ему твоё лицо; заклинаю тебя Аллахом, покажи ему себя один раз, ради меня, и ты тоже на него посмотришь». И она плакала и умоляла Бади-аль-Джемаль, целуя ей руки и ноги, пока царевна не согласилась и не сказала: «Ради тебя я покажу ему моё лицо один раз».
И тогда сердце Девлет-Хатун успокоилось, и она поцеловала ей руки и ноги и, выйдя, пошла в самый большой дворец, который стоял в саду. И она велела невольницам устлать его коврами и поставить в нем золотое ложе и расставить рядами сосуды с вином, а потом Девлет-Хатун вошла к Сейф-аль-Мулуку и его везирю Сайду, которые сидели у себя, и обрадовала Сейф-аль-Мулука вестью о достижении его цели и осуществлении желаемого. «Отправляйся в сад с твоим братом, и войдите во дворец и спрячьтесь от людских глаз, чтобы не увидел вас никто из находящихся во дворце, а я приду туда с Бади-альДжемаль», — сказала она. И Сейф-аль-Мулук с Саидом поднялись и пошли в то место, которое указала им Девлет-Хатун, и, войдя туда, они увидели, что там поставлено золотое ложе и на нем лежат подушки и есть там кушанья и вино. И они просидели некоторое время, а потом Сейф-аль-Мулук вспомнил свою возлюбленную, и его грудь стеснилась, и взволновалась в нем тоска и страсть. И он поднялся и пошёл и вышел из дворцового прохода, и брат его Сайд последовал за ним. Но Сейфаль-Мулук сказал ему: «О брат мой, сиди на месте и не следуй за мной, пока я к тебе не приду!» И Сайд сел, а Сейф-аль-Мулук спустился и вошёл в сад, пьяный от вина страсти и смятенный крайней любовью и увлечением, и потрясла его любовь, и одолела его страсть, и он произнёс такие стихи:
«О дивно прекрасная, ты лишь нужна мне!
Пожалей же — пленён к тебе я любовью!
Ты желанье, мечта моя, моя радость,
И не хочет любить других моё сердце!
О, если б узнать: известно ль тебе, как я плачу
Ночью длинной, не зная сна, и рыдаю?
Прикажи мне, чтоб сон слетел к моим векам, —
Может статься, во сне тебя я увижу.
О, смягчись же к безумному, что так любит,
Из пучины жестокости его вырви!
Пусть прибавит Аллах тебе блеска, счастья,
И все люди пусть выкупом тебе будут!
Соберёт пусть влюблённых всех моё знамя,
А твоё соберёт к себе всех красавиц».
И потом он заплакал и произнёс ещё такие два стиха:
«Дивно прекрасная стала целью моей навек,
В глубинах души она теперь — моя тайна»
Когда говорю я — речь моя о красе её,
А если молчу, лишь к ней привязано сердце».
И потом он горько заплакал и произнёс ещё такие стихи:
«И в сердце моем огонь сильней разгорается,
Желаю я вас одних, и страсть моя длится.
Склоняюсь я к вам и не склоняюсь к другим совсем,
Прощенья я жду от вас, — влюблённый вынослив, —
Чтоб сжалились вы над тем, чью плоть изнурила страсть,
Кто слабым от страсти стал, чьё сердце недужно.
Так сжальтесь, помилуйте и будьте щедрой вы. —
От вас я не отойду, измены не зная».
И потом он заплакал и произнёс ещё такие два стиха:
«Стал я близок с тоской моей, как со страстью,
И бежит от очей покой, как бежишь ты.
Рассказал, что ты сердишься, твой посланник,
Да избавит Аллах от зла такой речи!»
А потом Сайд, заждавшись царевича, вышел из дворца, чтобы поискать его в саду, и увидел, что он ходит по саду в смятении и говорит такие стихи:
«Аллах, Аллах великий, поклянусь я том,
Произносит кто из Корана суру «Создателя», —
Коль бродил мой взор по красотам тех, кого видел я,
Вечно образ твой, о прекрасная, говорил со мной».
И потом Сейф-аль-Мулук и его брат Сайд встретились и стали гулять в саду и есть плоды, и вот что было с Саидом и Сейф-аль-Мулуком. Что же касается ДевлетХатун, то когда она пришла с Бади-аль-Джемаль во дворец, они вошли туда после того, как евнухи разубрали его всевозможными украшениями и сделали все, что приказала им Девлет-Хатун, и приготовили для Бади-альДжемаль золотое ложе, чтобы ей сидеть на нем, и, увидев это ложе, Бади-аль-Джемаль села на него. А рядом с нею было окно, выходившее в сад, и евнухи принесли всякие роскошные кушанья, и Бади-аль-Джемаль с Девлет-Хатун начали есть и ели, пока та не насытилась. А затем она велела подать всякие сладости, и евнухи принесли их, и обе девушки поели их досыта и вымыли руки. А после этого Девлет-Хатун приготовила напитки и сосуды для вина и расставила кувшины и чаши, и стала Девлет-Хатун наполнять кубок и поить Бади-аль-Джемаль, а потом она наполняла чашу и пила сама. И Бади-аль-Джемаль посмотрела в окно, которое было рядом с нею и выходило в сад, и увидела, какие там плоды и деревья, и она бросила взгляд в сторону Сейф-аль-Мулука и увидела его, когда он ходил по саду, а сзади него шёл везирь Сайд. И услыхала она, как Сейф-аль-Мулук говорит стихи, рассыпая обильные слезы, и когда она взглянула на него, этот взгляд оставил в ней тысячу вздохов…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят пятая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Бади-аль-Джемаль увидела Сейф-аль-Мулука, который ходил по саду, она посмотрела на него взором, оставившим в ней тысячу вздохов, и обернулась к ДевлетХатун (а вино заиграло в её членах) и сказала: «О сестрица, что это за юноша, которого я вижу в саду, и он в смятении, взволнован, грустен и печален?» — «Не позволишь ли ты ему прийти к нам, чтобы мы на него посмотрели?» — спросила Девлет-Хатун, и Бади-аль-Джемаль молвила: «Если тебе возможно его привести, приведи его».
И Девлет-Хатун позвала Сейф-аль-Мулука и сказала ему: «О царевич, поднимайся к нам и приходи с твоей красотой и прелостью». И Сейф-аль-Мулук узнал голос Девлет-Хатун и поднялся во дворец, и, когда его взор упал на Бади-аль-Джемаль, он распростёрся, покрытый беспамятством. И Девлет-Хатун брызнула на него немного розовой воды, и он очнулся от беспамятства и встал и поцеловал землю перед Бади-аль-Джемаль. И та оторопела при виде его красоты и прелести, а Девлет-Хатун сказала: «Знай, о царевна, что это Сейф-аль-Мулук, через чьи руки, по приговору Аллаха великого, пришло моё спасение. Он тот, с кем случились из-за тебя сполна все бедствия, и я хочу, чтобы ты окинула его всего взором». И Бади-аль-Джемаль сказала, рассмеявшись: «А кто верен обетам, чтобы был им верен этот юноша? У людей ведь нет любви». И Сейф-аль-Мулук воскликнул: «О царевна, отсутствия верности не будет у меня никогда, и не все твари одинаковы». И потом он заплакал перед нею и произнёс такие стихи:
«О дивно прекрасная, над грустным ты смилуйся,
Печален он, изнурён, и глаз его бодрствует,
Во имя тех прелестен, что лик твой собрал в себе —
И бел и румян ведь он, как цвет анемона, —
Не мсти наказанием разлуки больному ты, —
От долгой разлуки плоть моя погибает.
Желание кот моё, и в этом предел надежд,
И сблизиться я хочу насколько возможно».
И потом он заплакал горьким плачем, и любовь и страсть овладели им, и он приветствовал Бади-аль-Джемаль такими стихами:
«Привет от влюблённого, что страстью порабощён, —
Ведь вес благородные добры к благородным.
Привет вам! Да не лишусь я вашего призрака
И пусть не лишатся вас дома и покои!
Ревнуя, не называю вашего имени —
Влюблённый к любимому всегда ведь стремится.
Не надо же прерывать к влюблённому милостей,
Ведь губит его печаль, и тяжко он болен.
Блестящие звезды я пасу, и боюсь я их,
А ночь моя от любви продлилась чрезмерной.
Терпения уже нет, и нет уже хитрости —
Какие слова скажу в ответ на вопросы?
Привет от Аллаха вам в минуту суровости,
Привет от влюблённого — влюблённый вынослив!»
А потом, от великого волненья и страсти, он произнёс ещё такие стихи:
«Когда б к другим стремился, о владыки, я,
Желанного от вас я не добился бы.
О, кто красоты все присвоил, кроме вас,
Так что в них стоит воскресенья день предо мной теперь?
Не бывать тому, чтоб утешился я в любви моей,
Ведь за вас я отдал и сердца кровь и последний вздох».
А окончив свои стихи, он горько заплакал, и Бади-альДжемаль сказала ому: «О царевич, я боюсь, что, если я обращусь к тебе полностью, я не найду у тебя любви и дружбы. В людях нередко бывает добра мало, а вероломства много, и знай, что господин наш Сулейман, сын Дауда, — мир с ними обоими! — взял Билькис по любви, а когда увидел другую женщину, лучше неё, отвернулся от неё к той другой». — «О моё око, о моя душа, — воскликнул Сейф-аль-Мулук, — не создал Аллах всех людей одинаковыми, и я, если захочет Аллах, буду верен обету и умру под твоими ногами! Ты скоро увидишь, что я сделаю, в согласии с тем, что я говорю, и Аллах за то, что я говорю, поручитель». И Бади-аль-Джемаль сказала ему: «Садись и успокойся и поклянись мне достоинством твоей веры, и дадим обет, что мы не будем друг друга обманывать. Кто обманет своего друга, тому отомстит великий Аллах!»
И, услышав от неё эти слова, Сейф-аль-Мулук сел, и каждый из них вложил руку в руку другого, и оба поклялись, что не изберут, кроме любимого, никого из людей или джиннов. И они просидели некоторое время, обнявшись и плача от сильной радости, и одолело Сейф-альМулука волнение; и он произнёс такие стихи:
«Заплакал я от любви, тоски и волнения
О той, кого полюбил душою и сердцем я.
Давно я покинул вас, и сильно страдаю я.
Но все же бессилен я к любимой приблизиться.
И горесть моя о той, кого не могу забыть,
Хулителям знать даёт о части беды моей.
Стеснилось, поистине, когда-то просторное
Терпенья ристалище — нет силы и мочи нет!
Узнать бы, соединит ли снова Аллах с тобой,
Минуют ли горести и боль и страдания!»
А после того как Бади-аль-Джемаль и Сейф-аль-Мулук поклялись друг другу, Сейф-аль-Мулук поднялся и пошёл, и Бади-аль-Джемаль тоже пошла, и с нею была невольница, которая несла кое-какую еду и кувшины, наполненные вином. И Бади-аль-Джемаль села, и невольница поставила перед ней кушанье и вино, и они просидели не более минуты, и вдруг подошёл Сейф-аль-Мулук. И Бади-аль-Джемаль встретила его приветствием, и они обнялись и сели…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят шестая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Бади-аль-Джемаль принесла кушанье и вино и пришёл Сейф-аль-Мулук, она встретила его приветствием, и они просидели некоторое время за едой и питьём. А потом Бади-аль-Джемаль сказала: «О царевич, когда ты войдёшь в сад Ирема, ты увидишь, что там поставлен большой шатёр из красного атласа с зеленой шёлковой подкладкой. Войди в этот шатёр и укрепи своё сердце — ты увидишь старуху, которая сидит на ложе из червонного золота, украшенном жемчугом и драгоценностями. А когда войдёшь, пожелай ей мира, чинно и пристойно, и посмотри в сторону ложа: ты увидишь под ним сандалии, затканные золотыми нитками и украшенные дорогими металлами. Возьми эти сандалии, поцелуй их и приложи к голове, а потом положи их под мышку правой руки и стой перед старухой молча, опустив голову. А когда она тебя спросит и скажет тебе: «Откуда ты пришёл, как ты сюда добрался, кто указал тебе это место и для чего ты взял эти сандалии?» — молчи, пока не придёт вот эта невольница. Она поговорит со старухой и смягчит её к тебе и умилостивит её словами, и, может быть, Аллах великий смягчит к тебе её сердце, и она согласится на то, что ты хочешь».
И потом Бади-аль-Джемаль позвала эту невольницу (а имя её было Марджана) и сказала ей: «Во имя любви ко мне исполни это дело сегодня и не будь небрежна при исполнении его. Если ты исполнишь его в сегодняшний день, ты свободна, ради лика Аллаха великого, и будет тебе уважение, и не найдётся у меня никого тебя дороже, и я никому не открою своих тайн, кроме тебя». — «О госпожа моя и свет моего глаза, скажи мне, каково твоё приказание, чтобы я его тебе исполнила на голове и па глазах!» — сказала Марджана. И Бади-аль-Джемаль молвила: «Спеси этого человека на плечах и доставь его в сад Ирема, к моей бабке, матери моего отца. Доставь его к её шатру и оберегай его, и когда вы войдёте с ним в шатёр, ты увидишь, что он возьмёт сандалии и поклонится моей бабке, и та скажет ему: «Откуда ты, какой дорогой ты пришёл, кто привёл тебя к этому месту, для чего ты взял эти сандалии и что у тебя за нужда, может быть, я тебе её исполню?» И тогда войди поскорее и пожелай моей бабке мира и скажи ей: «О госпожа, это я его сюда привела. Он сын пара Египта, и это он отправился в Высоким Дворец и убил сына Синего царя и освободил царевну Девлет-Хатун и доставил её к отцу невредимой. Его послали со мной, и я доставила его к тебе, чтобы он все тебе рассказал и обрадовал тебя вестью об её спасении и ты бы его наградила». А потом спроси её: «Заклинаю тебя Аллахом, разве этот юноша не красив, о госпожа?» И она тебе скажет: «Да красив», тогда скажи ей: «О госпожа, он совершенен по чести, благородству и доблести, он правитель Египта и его царь и собрал в себе все похвальные качества». И когда она тебя спросит: «Какова же его нужда?» — скажи ей: «Моя госпожа тебя приветствует и спрашивает тебя: «Доколе будет она сидеть в доме незамужняя, без замужества? Время затянулось над нею, и чего вы хотите, не выдавая её замуж? Почему бы тебе не выдать её, пока жива ты и жива её мать, как делают с другими девушками?» И когда она тебе скажет: «Как же нам сделать, чтобы выдать её замуж? Если бы она когонибудь знала или кто-нибудь запал бы ей в сердце, она бы рассказала нам, и мы бы трудились для неё в том, что она хочет, до пределов возможного», — скажи ей: «О госпожа, твоя дочь говорит тебе: «Вы хотели выдать меня замуж за Сулеймана, — мир с ним! — и нарисовали ему мой образ на кафтане, но не было ему во мне доли, и он послал кафтан царю Египта, а тот отдал его своему сыну, и царевич увидал мой образ, на нем нарисованный, и полюбил меня и оставил царство своего отца и своей матери и отвернулся от земной жизни с тем, что в ней есть, и пошёл наобум блуждать по свету и испытал из-за меня величайшие беды и ужасы».
И невольница подошла к Сейф-аль-Мулуку и сказала ему: «Зажмурь глаза!» И когда он сделал это, она взяла его и полетела с ним по воздуху, а через некоторое время сказала. «О царевич, открой глаза!» И Сейф-аль-Мулук открыл глаза и увидел сад (а это был сад Ирема), а невольница Марджана сказала ему: «Войди, о Сейф-аль-Мулук, в этот шатёр». И помянул Сейф-аль-Мулук Аллаха и вошёл и напряг зрение, всматриваясь в сад, и увидел он, что старуха сидит на ложе и ей прислуживают невольницы. И он подошёл к старухе, чинно и пристойно, и, взяв сандалии, поцеловал их и сделал то, что говорила ему Бади-аль-Джемаль. И тогда старуха спросила его: «Кто ты, откуда ты пришёл, из какой ты страны, кто привёл тебя в это место и почему ты взял сандалии и поцеловал их? Когда ты мне говорил о какой-нибудь нужде, и я её тебе не исполнила?»
И тут вошла невольница Марджана и приветствовала старуху, чинно и пристойно, и произнесла слова Бади-аль-Джемаль, которые та ей сказала. И, услышав эти слова, старуха закричала на неё и рассердилась и воскликнула: «Откуда будет между людьми и джиннами согласие?..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят седьмая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха, услышав от невольницы такие слова, разгневалась сильным гневом и воскликнула: «Откуда между людьми и джиннами согласие?» И Сейф-аль-Мулук сказал: «Я буду жить с тобою в согласии и стану твоим слугой и умру в любви к тебе и буду соблюдать обет и не стану смотреть па другую, и ты увидишь мою правдивость и отсутствие лжи и моё прекрасное благородство, если захочет великий Аллах».
И старуха подумала некоторое время, опустив голову, а затем она подняла голову и сказала: «О прекрасный юноша, будешь ли ты соблюдать обет и клятву?» И Сейфаль-Мулук ответил: «Да, клянусь тем, кто вознёс небеса и простёр землю над водою, я буду соблюдать обет». И тогда старуха молвила: «Я исполню твою просьбу, если захочет Аллах великий. Но ступай сейчас же в сад, погуляй там и поешь плодов, которым нет равных и не существует на свете им подобных, а я пошлю за моим сыном Шахьялем. И когда он придёт, поговорю с ним, и но будет ничего, кроме блага, если захочет великий Аллах, так как он не станет мне прекословить и не выйдет изпод моей власти, и я женю тебя на его дочери Бади-альДжемаль. Успокой же твою душу — царевна будет тебе женой, о Сейф-аль-Мулук».
И, услышав от неё эти слова, Сейф-аль-Мулук поблагодарил её и поцеловал ей руки и ноги и вышел от неё, направляясь в сад. А что касается старухи, то она обратилась к той невольнице и сказала ей: «Выйди поищи моего сына Шахьяля и посмотри, в каком он краю и месте, и приведи его ко мне». И невольница пошла и стала искать царя Шахьяля и встретилась с ним и привела его к его матери.
Вот что было с нею. Что же касается Сейф-аль-Мулука, то он стал гулять по саду, и вдруг пять джиннов (а они были из приближённых Синего царя) увидели его и сказали: «Откуда этот юноша и кто привёл его в это место? Может быть, это он убил сына Синего царя». И потом они сказали друг другу: «Мы устроим с ним хитрость и спросим его и все у него выспросим». И они стали подходить, понемногу, и подошли к Сейф-аль-Мулуку на краю сада и сели подле него и сказали: «О прекрасный юноша, ты не оплошал, убивая сына Синего царя и освободив Девлет-Хатун, — это был вероломный пёс, и он схитрил с нею, и если бы Аллах не послал тебя к ней, она бы никогда не освободилась. Но как ты его убил?» И Сейф-аль-Мулук посмотрел на них и сказал: «Я убил его этим перстнем, который у меня на пальце».
И тогда джинны уверились, что это он убил сына их царя, и двое схватили Сейф-аль-Мулука за руки и двое за ноги, а нос задний зажал ему рот, чтобы он не закричал и его бы не услышали люди царя Шахьяля и не спасли бы его из их рук. И потом они понесли его и полетели с ним и летели не переставая, пока не спустились подле их царя. И они поставили Сейф-аль-Мулука перед царём и сказали: «О царь времени, мы принесли тебе убийцу твоего сына». — «Где он?» — спросил царь, и джинны ответили: «Вот!» И Синий царь сказал: «Ты ли убил моего сына, последний вздох моего сердца и свет моего взора, без права на это и без греха, который он с тобой совершил?» — «Да, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я убил его, но сделал это за его притеснения и враждебность, так как он хватал царских детей и уносил их к Заброшенному Колодцу, в Высокий Дворец и разлучал их с родными и развратничал с ними. Я убил ею этим перстнем, который у меня на пальце, и поспешил Аллах отправить его дух в огонь (а скверное это обиталище!)».
И уверился Синий царь, что это и есть убийца его сына, без сомнения, и тогда он позвал своего везиря и сказал ему: «Вот убийца моего сыча, наверное и без сомнения: что же ты мне посоветуешь с ним сделать? Убить ли мне его самым скверным убиением, — или пытать его тягчайшим мучением, или что мне ещё сделать?» И великий везирь сказал: «Отрежь ему какой-нибудь член»; а другой сказал: «Бей его каждый день сильным боем»; а третий сказал: «Разрежь его посредине»; а четвёртый сказал: «Отрежьте ему все пальцы и сожгите их огнём»; а пятый сказал: «Распните его»; и каждый стал говорить соответственно своему мнению.
А у Синего царя был старый эмир, обладавший опытностью в делах и знанием обстоятельств тогдашних времён, и он молвил: «О царь времени, я скажу тебе слово, а ты решишь, слушать ли то, что я тебе посоветую». А этот везирь был советником ею царства и главарём его правления, и царь слушал его слова и поступал согласно его мнению и не прекословил ему ни в чем. И везирь поднялся на ноги и поцеловал землю меж его рук и сказал: «О царь времени, если я дам тебе совет в этом деле, последуешь ли ты ему и дашь ли ты мне пощаду?» — «Высказывай твой совет, и тебе будет пощада», — ответил царь. И везирь сказал: «О царь времени, если ты убьёшь этого человека и не примешь моего совета и не уразумеешь моих слов, убиение его в это время будет неправильно. Он в твоих руках, под твоей охраной и твой пленник, и когда ты его потреблешь, nы найдёшь его и сделаешь с ним что захочешь. Потерпи же, о царь времени, этот человек вошёл в сад Ирема и женился на Бади-альДжемаль, дочери царя Шахьяля, и стал одним из них. А твои приближённые схватили его и привели к тебе, и он не скрывал своих обстоятельств ни от них, ни от тебя. И если ты его убьёшь, царь Шахьяль будет искать за него мести и станет враждовать с тобой и придёт к тебе с войском из-за своей дочери, а у тебя нет силы против его войска, и тебе с ним не справиться».
И царь послушался в этом везиря и велел заточить царевича, и вот что случилось с Сейф-аль-Мулуком. Что же касается госпожи, бабки Бади-аль-Джемаль, то, встретившись со своим сыном Шахьялем, она послала невольницу искать Сейф-аль-Мулука. И та не нашла его и вернулась к своей госпоже и сказала: «Я не нашла его в саду и послала за рабочими в сад и спросила их про Сейф-альМулука, и они сказали: «Мы видели, как он сидел под деревом, и вдруг пять человек из людей Синего царя сели подле него и стали с ним разговаривать, а потом они подняли его и заткнули ему рот и полетели с ним и исчезли». И когда госпожа, бабка Бади-аль-Джемаль, услышала от невольницы эти слова, они не показались ей ничтожными, и она развевалась великим гневом и поднялась на ноги и сказала своему сыну, царю Шахьялю: «Как это — ты царь, а люди Синего варя приходят к нам в сад, хватают нашего гостя и уносят его невредимые, а ты жив».
И мать Шахьяля стала подстрекать его, говоря: «Не подобает, чтобы кто-нибудь преступал против нас меру, когда ты жив». И Шахьяль молвил: «О матушка, этот человек убил сына Синего царя (а он джинн), и Аллах бросил его в руки его отца. Как же я пойду к нему и стану с ним враждовать из-за этого человека?» — «Пойди к нему и потребуй от него нашего гостя, и если он в живых и Синий царь отдаст его тебе, бери его и приходи, — сказала госпожа. — А если он его убил, захвати Синего царя живым, вместе с его детьми и харимом и всеми, кто ищет у него убежища из его приближённых, и приведи их ко мне живыми, чтобы я их зарезала своей рукой и разорила бы его земли. А если ты этого не сделаешь, я не сочту, что ты отплатил мне за моё молоко, и воспитание, которым я воспитала тебя, будет запретно…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят восьмая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят восьмая ночь, она сказала «Дошло до меня, о счастливый царь, бабка Бади-аль-Джемаль сказала своему сыну Шахьялю: «Пойди к Синему царю и посмотри, что с Сейф-аль-Мулуком. А если ты не пойдёшь к Синему царю и не сделаешь того, что я тебе приказала, я не сочту, что ты отплатил мне за моё молоко, и твоё воспитание будет запретно».
И царь Шахьяль поднялся и приказал своим войскам выступать и отправился к Синему царю из уважения к своей матери, чтобы сделать угодное её душе и ради её любимых и из-за того, что было предопределено в безначальности. И Шахьяль пошёл со своим войском, и они шли не останавливаясь, пока не пришли к Синему царю, и оба войска встретились и начали сражаться, и был разбит Синий царь со своим войском, и схватили его детей, и больших и малых, и вельмож его правления и знатных людей, и связали их и привели к парю Шахьялю. И тот сказал: «О Синий, где Сейф-аль-Мулук, этот человек — мой господин. Синий царь ответил «О Шахьяль, ты джинн и я джинн, и неужели ради человека, который убил моего сына, ты делаешь такие дела? Он убил моего сына, последний вздох моею сердца и отдых моей души, и как ты совершил все эти поступки и пролил кровь стольких то и стольких-то тысяч джиннов?» — «Оставь эти речи, — сказал ему царь Шахьяль. — Если он жив, приведи его, и я отпущу тебя и отпущу всех, кого я захватил из твоих детей, а если ты его убил, я тебя зарежу вместе с твоими детьми». — «О царь, разве он тебе дороже моего сына?» — спросил Синий царь. И царь Шахьяль воскликнул: «Твой сын быт притеснитель, так как он похищал детей людей и царских дочерей и сажал их в Высокий Дворец у Заброшенного Колодца и развратничал с ними». — «Он у меня, но помири пас с ним», — сказал Синий царь.
И царь Шахьяль помирил их и наградил и написал между Синим царём и Сейф-аль-Мулуком свидетельство относительно убиения его сына, и царь Шахьяль принял юношу. И он угостил людей Синего царя хорошим угощением, и Синий царь провёл у него со своими воинами три дня. А потом Шахьяль взял Сейф-аль-Мулука и привёл его к своей матери, и та сильно ему обрадовалась, а Шахьяль удивился красоте Сейф-аль-Мулука и его прелести и совершенству. И Сейф-аль-Мулук рассказал ему свою историю, с начала до конца, и рассказал о том, что у него произошло с Бади-аль-Джемаль, и потом царь Шахьяль сказал: «О матушка, раз ты на это согласна — вниманье и повиновенье во всяком деле, которое угодно тебе! Возьми его, отправляйся с ним в Серендиб и устрой там торжество великое, — это красивый юноша, и он испытал ужасы из-за моей дочери».
И бабка Бади-аль-Джемаль выехала со своими невольницами, и они достигли Серендиба и вошли в сад, принадлежащий матери Девдет-Хатун, и Бади-аль-Джемадь увидела Сейф-аль-Мулука после того, как они отправились в шатёр и встретились. И старуха рассказала им о том, что у него случилось с Синим царём и как он приблизился к смерти в тюрьме Синего царя, — а в повторении нет пользы.
И потом царь Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун, собрал вельмож своего царства и заключил договор Бадиаль-Джемаль с Сейф-аль-Мулуком и стал награждать роскошными одеждами и поставил людям кушанья. И тут Сейф-аль-Мулук поднялся и поцеловал землю перед Таджаль-Мулуком и сказал: «О царь, прощенье! Я попрошу тебя об одном деле и боюсь, что ты воротишь мне мою просьбу». — «Клянусь Аллахом, — ответил Тадж-аль-Мулук, — если бы ты потребовал моей души, я не отказал бы тебе ради того добра, которое ты сделал». — «Я хочу, — сказал Сейф-аль-Мулук, чтобы ты выдал царевну Девлет-Хатун за моего брата Сайда, и мы все стали бы твоими слугами». И Тадж-аль-Мулук отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» — а затем вторично собрал вельмож царства и заключил договор своей дочери Девлет-Хатун с Саидом, я кадии написали запись.
А когда кончили писать запись, рассыпали золото и серебро, и царь велел украшать город, а потом устроили торжество. И Сейф-аль-Мулук вошёл к Бади-аль-Джемаль, и Сайд вошёл к Девлет-Хатун в одну и ту же ночь. И Сейф-аль-Мулук оставался наедине с Бади-аль-Джемаль сорок дней, и в какой-то день она сказала ему: «О царевич, осталась ли у тебя в сердце печаль о чем-нибудь?» — «Аллах спаси! — воскликнул Сейф-аль-Мулук. — Я исполнил мою мечту, и не осталось у меня в сердце никакой печали, но я хочу встретиться с моим отцом и с моей матерью в земле Египта и посмотрев, остались ли они здоровыми, или нет».
И Бади-аль-Джемаль приказала нескольким своим слугам доставить его с Саидом в землю Египта, и Сейф-альМулук встретился со своим отцом и с матерью, и Сайд тоже, и они провели с ними неделю. А потом каждый из них простился с отцом и с матерью, и они отправились в город Серендиб. И всякий раз, как их охватывала тоска по родным, они ездили к ним и возвращались. И Сейфаль-Мулук жил с Бади-аль-Джемаль наилучшей и приятнейшей жизнью, и Сайд с Девлет-Хатун так же, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний.
Да будет же слава живому, который не умирает, он сотворил тварей и определил им смерть, он первый без начала и последний без конца! Вот конец того, что дошло до нас из рассказа о Сейф-аль-Мулуке и Бади-аль-Джемаль, а Аллах лучше знает правду и истину».