Добро пожаловать!

Народные и авторские произведения размещены на сайте исключительно в ознакомительных и/или образовательных целях

Необычайные приключения философа-мясника

В де­рев­не Жыа, про­вин­ции Ха-Нам, жи­ла в древ­ние вре­мена од­на очень знат­ная семья. Чле­ны этой семьи за­нима­ли важ­ные дол­жнос­ти при цар­ском дво­ре.

В этой семье ро­дил­ся Зы­онг Динь Лы­онг. Отец его и дед бы­ли приб­ли­жен­ны­ми ца­ря, но, ког­да Лы­онг вы­рос, семья обед­не­ла и ли­шилась преж­не­го вли­яния. И он, нас­ледник важ­ных са­нов­ни­ков, вы­нуж­ден был стать мяс­ни­ком.

Лы­онг и его же­на бы­ли из­вес­тны сво­ей доб­ро­той, за всю свою жизнь они не со­вер­ши­ли ни од­ной нес­пра­вед­ли­вос­ти. У суп­ру­гов ро­дил­ся сын, но ре­бенок рос не очень ум­ным, и, ког­да его от­да­ли учить­ся, он по­ражал всех сво­ей ту­постью. Это очень огор­ча­ло поч­тенно­го Лы­он­га, меч­тавше­го о та­лан­тли­вом сы­не, ко­торый су­ме­ет воз­ро­дить бы­лую сла­ву пред­ков.

Од­нажды ве­чером Лы­онг про­гули­вал­ся по де­рев­не, нас­лажда­ясь при­ят­ной прох­ла­дой, и вдруг уви­дел дрях­ло­го се­дого ста­рика с меш­ком за спи­ной и с чер­ным зон­том под мыш­кой. Ста­рик шел по де­ревен­ской ули­це, и ли­цо его вы­ража­ло ус­та­лость. Лы­онг с ува­жени­ем при­ветс­тво­вал его и спро­сил:

— Ку­да ты идешь, поч­тенный ста­рец, мо­жет быть ты ищешь мес­та, где бы мог от­дохнуть и под­кре­пить свои си­лы?

Ста­рик, ос­та­новив­шись, взгля­нул на Лы­он­га и от­ве­тил:

— Да, я ищу прис­та­нища. Я сту­чал­ся в две­ри нес­коль­ких до­мов, но ник­то не за­хотел впус­тить ме­ня.

— Ес­ли ты, поч­тенный ста­рец, не поб­резгу­ешь бед­ны­ми сте­нами мо­его жи­лища, то я был бы очень рад при­ютить те­бя в сво­ем до­ме, — с го­тов­ностью пред­ло­жил Лы­онг.

Ста­рик кив­нул го­ловой в знак сог­ла­сия, и Лы­онг по­шел с ним к до­му.

Суп­ру­ги Лы­онг с ува­жени­ем вве­ли гос­тя в дом, не­вес­тка при­нес­ла во­ды, что­бы он умыл­ся с до­роги, и при­гото­вила слад­кий рис, ко­торым его угос­ти­ли.

А гость си­дел и ду­мал: «Дол­жно быть, доб­рые лю­ди жи­вут в этом до­ме. Гла­зам мо­им при­ят­но смот­реть, как хо­рошо и друж­но жи­вут поч­тенные суп­ру­ги со сво­им сы­ном и его же­ною». По­вер­нувшись к Лы­он­гу, он спро­сил:

— Чем ты за­нима­ешь­ся, о вы­сокоч­ти­мый хо­зя­ин, ка­ково твое ре­мес­ло, от­ку­да идет твой род?

Лы­онг, пе­чаль­но улыб­нувшись, от­ве­тил:

— Я ни­чего не утаю от те­бя, поч­тенный и муд­рый гость, пред­ки на­ши бы­ли бо­гаты и знат­ны, они за­нима­ли важ­ные дол­жнос­ти при дво­ре. Но, увы, род наш обед­нел и ли­шил­ся бы­лого вли­яния, а я вы­нуж­ден был стать мяс­ни­ком.

По­качав го­ловою, гость ска­зал:

— О, так ты при­над­ле­жишь к знат­но­му ро­ду. По­ис­ти­не, рас­сказ твой ме­ня опе­чалил…

Лы­онг по­ведал гос­тю ис­то­рию сво­его ро­да и свою жизнь, они бе­седо­вали до тех пор, по­ка в ком­на­ту не внес­ли боль­шой под­нос, ус­тавлен­ный та­рел­ка­ми с ва­реным ри­сом и раз­но­об­разны­ми за­кус­ка­ми; гость и хо­зя­ева се­ли за ужин. Ста­рец, силь­но про­голо­дав­ший­ся в пу­ти, мно­го ел и пил и быс­тро ох­ме­лел. К кон­цу ужи­на но­ги не дер­жа­ли его, и хо­зя­ин дол­жен был про­водить ста­рика в от­ве­ден­ную ему ком­на­ту. Дол­го не мог зас­нуть ста­рец. «Это­му до­му пред­ре­шена счас­тли­вая судь­ба, — ду­мал он, — и я ос­та­нусь здесь, что­бы убе­дить­ся в этом».

И ста­рик ос­тался в гос­тепри­им­ном до­ме, он про­жил в нем це­лых че­тыре ме­сяца. Суп­ру­ги Лы­онг под­ни­мались с за­рей. Они раз­де­лыва­ли жир­ные сви­ные ту­ши, при­готов­ля­ли кро­вяную кол­ба­су и дру­гие из­де­лия из мя­са. По­том приг­ла­шали гос­тя к сто­лу, щед­ро уго­щая его вкус­ны­ми блю­дами и слад­ким ви­ном, а пос­ле зав­тра­ка суп­ру­ги сно­ва при­нима­лись за ра­боту. Гость же в это вре­мя ле­жал на мяг­ком ков­ре, со­чиняя звуч­ные сти­хи, или про­гули­вал­ся по ок­рес­тнос­тям. За все че­тыре ме­сяца хо­зя­ева ни ра­зу не уп­рекну­ли ста­рика, об­хо­дились с ним при­вет­ли­во и ра­душ­но. Да­же ког­да гость за­болел расс­трой­ством же­луд­ка, хо­зя­ева бы­ли по-преж­не­му пре­дуп­ре­дитель­ны и доб­ро­сер­дечны, суп­ру­ги Лы­онг дос­та­вали ста­рику ле­карс­тва, а не­вес­тка уха­жива­ла за гос­тем и сти­рала ему белье.

Но кто же был этот ста­рик?

Это был поч­тенный и муд­рый Та Ао, тот са­мый вол­шебник и ча­родей, о ко­тором рас­ска­зыва­ют, что он ро­дом из про­вин­ции Нге-Ан и что ему ве­домы сок­ро­вен­ные тай­ны зем­ли. Пе­реда­вали та­кую ис­то­рию: од­нажды, еще в детс­тве, учи­тель за­хотел ис­пы­тать Та Ао, для это­го он со­ору­дил из зем­ли и пес­ка по­добие гор­ных хреб­тов со ста вер­ши­нами и за­копал под ни­ми сто мел­ких мо­нет с от­вер­сти­ем по­сере­дине, по­том он дал Та Ао сто иго­лок и пред­ло­жил уга­дать, где под зем­лей спря­таны мо­неты и вот­кнуть игол­ки в от­вер­стия мо­нет, не от­ка­пывая их. Маль­чик вот­кнул де­вянос­то де­вять иго­лок в от­вер­стия де­вянос­та де­вяти мо­нет и не на­шел толь­ко од­ной мо­неты. Ког­да Та Ао вы­рос, он знал все зак­ли­нания и ча­ры, по­веле­ва­ющие ду­хами зем­ли и гор; ему бы­ли из­вес­тны пред­на­чер­та­ния су­деб для каж­до­го клоч­ка зем­ли, тай­ные ма­гичес­кие свой­ства уте­сов и приб­режных до­лин. По­это­му Та Ао без тру­да мог выб­рать хо­рошее мес­то для пог­ре­бения, а ведь всем из­вес­тно, что ког­да по­кой­ник по­хоро­нен в мес­те, ко­торо­му бла­гоп­ри­ятс­тву­ют судь­бы, то семья его бу­дет счас­тли­ва.

Мно­гим семь­ям при­нес Та Ао, та­ким об­ра­зом, бо­гатс­тво и счастье.

Та Ао по­яв­лялся то в од­ной, то в дру­гой де­рев­не, при­нося ра­дость в до­ма дос­той­ных и чес­тных лю­дей. Но доб­рый вол­шебник был не­умо­лим к лю­дям злым и нес­пра­вед­ли­вым.

Од­нажды при­шел он в де­рев­ню, жи­тели ко­торой бы­ли жад­ны и вы­соко­мер­ны. Неп­ри­вет­ли­во встре­тили они поч­тенно­го стар­ца и вмес­то уго­щения под­несли ему жал­кие объ­ед­ки. Ухо­дя из де­рев­ни, Та Ао спро­сил жи­телей ее, ка­ково их са­мое сок­ро­вен­ное же­лание.

— Мы хо­тим, — зак­ри­чали они, пе­реби­вая друг дру­га, — что­бы все прек­ло­нили пе­ред на­ми го­ловы, что­бы мы бы­ли влас­тны над го­лова­ми всех лю­дей!

— Пусть бу­дет так, — ска­зал вол­шебник. Сот­во­рив зак­ли­нание, он ука­зал мес­то, ку­да нуж­но пе­ренес­ти гроб с те­лом ста­рей­ши­ны де­рев­ни, тог­да, ска­зал он, же­лание их ис­полнит­ся. Об­ра­дован­ные скря­ги и гор­де­цы пе­ренес­ли гроб в ука­зан­ное мес­то и с не­тер­пе­ни­ем ста­ли ждать вре­мени, ког­да при­дут к ним власть и мо­гущес­тво. Прош­ло нес­коль­ко лет, и все жи­тели этой де­рев­ни ста­ли… ци­рюль­ни­ками; пе­ред ни­ми дей­стви­тель­но скло­нялись го­ловы всех лю­дей, но влас­тны они бы­ли толь­ко над их во­лоса­ми, а эта власть не при­носит ни сла­вы, ни бо­гатс­тва.

Мно­го еще чу­дес­ных ис­то­рий рас­ска­зыва­ли о Та Ао. Знал их от­лично и поч­тенный Лы­онг, в до­ме ко­торо­го жил те­перь вол­шебник; но ведь хо­зя­ин не знал, кто его гость, и тем боль­шую честь де­лало Лы­он­гу его бес­ко­рыс­тное гос­тепри­имс­тво.

Од­нажды Та Ао вмес­те с Лы­он­гом и его семь­ей си­дел па крыль­це и, нас­лажда­ясь ве­чер­ней прох­ла­дой, лю­бовал­ся за­горав­ши­мися в не­бе яр­ки­ми звез­да­ми. Вдруг он гром­ко зас­ме­ял­ся. Ког­да его спро­сили, по­чему он сме­ет­ся, Та Ао, по­казы­вая на не­бо, ска­зал:

— Взгля­ните, вон яр­кая звез­да си­яет в ок­ру­жении че­тырех звезд мень­шей ве­личи­ны, по­доб­но пол­ко­вод­цу в ок­ру­жении че­тырех блес­тя­щих во­ена­чаль­ни­ков. Я сме­юсь от­то­го, что до­гады­ва­юсь о тай­ном зна­чении это­го со­чета­ния звезд, и оно ра­ду­ет мое сер­дце.

На сле­ду­ющий день Та Ао стал со­бирать­ся в путь. Вый­дя в пос­ледний раз прой­тись по де­рев­не, он нап­ра­вил­ся к не­боль­шо­му при­гор­ку, Тхан-Донг-Фу-Ньи, наз­ванно­му так еще в древ­ности по име­ни бо­жес­твен­но­го ре­бен­ка, сы­на не­бес, тво­рив­ше­го чу­деса.

Лю­ди, тер­за­емые го­рем или нуж­дой, при­ходи­ли к это­му при­гор­ку мо­лить­ся, и же­лания их ис­полня­лись. Здесь Та Ао встре­тил­ся с Лы­он­гом и, улыб­нувшись, ска­зал ему:

— Я про­вел в ва­шем до­ме че­тыре ме­сяца, вы ока­зали мне сер­дечный при­ем и не ску­пились на уго­щения, не тре­буя ни­какой пла­ты. Те­перь я хо­чу воз­награ­дить вас за доб­ро­ту. От­крой мне свое сок­ро­вен­ное же­лание.

Лы­онг от­ве­тил ему:

— Ес­ли мы с же­ной и меч­та­ем о чем-ни­будь, то толь­ко о сы­не, ко­торый сог­рел бы ра­достью на­ши сер­дца и воз­ро­дил бы­лую сла­ву семьи.

— Будь по-тво­ему, — ска­зал муд­рый вол­шебник, — мне от­кры­лись ма­гичес­кие свой­ства зем­ли, из ко­торой сос­то­ит этот при­горок. У те­бя ро­дит­ся сын, он ста­нет ве­ликим муд­ре­цом. Поч­ти не учась, он по­лучит вы­сокую сте­пень чан­га. Для это­го вы с же­ной дол­жны бу­дете пе­ренес­ти к это­му хол­му прах тво­его от­ца и пре­дать его пог­ре­бению в этой зем­ле.

Сло­ва Та Ао очень об­ра­дова­ли суп­ру­гов Лы­онг, они в точ­ности сде­лали так, как он со­вето­вал, пе­ренес­ли и по­хоро­нили прах от­ца Лы­он­га там, где ука­зал им вол­шебник. К за­ходу сол­нца все бы­ло за­кон­че­но, и, ког­да пос­ледний луч сколь­знул по ажур­ным листь­ям пальм, Та Ао прос­тился с Лы­он­гом и его же­ной. Дол­го еще смот­ре­ли они вслед гос­тю, и на­деж­да зас­тавля­ла силь­нее бить­ся их сер­дца.

Пос­ле то­го как Та Ао по­бывал у Лы­он­га, уда­ча не по­кида­ла дом поч­тенно­го мяс­ни­ка. Семья с каж­дым днем бо­гате­ла, но бо­гатс­тво не зам­кну­ло сер­дец от­зывчи­вых суп­ру­гов. Их доб­ро­та и щед­рость воз­раста­ли по ме­ре уве­личе­ния их бо­гатс­тва. Они по­мога­ли бед­ным и ода­ряли сво­их со­седей.

Од­нажды же­на Лы­он­га выш­ла из до­му и пош­ла к ко­лод­цу за во­дой; вдруг с не­ба сор­ва­лась яр­кая звез­да и, про­чер­тив свер­ка­ющий след, упа­ла пря­мо в ко­лодец. Зас­тыв от изум­ле­ния, жен­щи­на прос­ле­дила взгля­дом за по­летом ос­ле­питель­ной звез­ды. По­том, за­чер­пнув во­ды, она сде­лала нес­коль­ко глот­ков и при пос­леднем по­чувс­тво­вала, как в жи­воте у нее ше­вель­нул­ся ре­бенок.

Че­рез нес­коль­ко дней поч­тенный Лы­онг от­пра­вил­ся на ба­зар. Про­ходя ми­мо чу­дес­но­го при­гор­ка Тхан-Донг, он вдруг ус­лы­шал то­нень­кий дет­ский го­лосок, ко­торый звал его по име­ни и го­ворил:

— Па­па, ког­да ты бу­дешь воз­вра­щать­ся с ба­зара, ку­пи для ме­ня по­дарок и при­неси его сю­да.

Вок­руг не бы­ло ни ду­ши, и Лы­онг ре­шил, что это ка­кой-ни­будь пас­ту­шок под­шу­тил над ним. Он не об­ра­тил вни­мания на эти сло­ва и, ко­неч­но, не ку­пил ни­како­го по­дар­ка.

Но ког­да на об­ратном пу­ти Лы­онг сно­ва про­ходил ми­мо при­гор­ка, он опять ус­лы­хал тот же го­лосок, ко­торый го­ворил ему с уп­ре­ком:

— Я про­сил те­бя, отец, ку­пить мне по­дарок, но ты ни­чего не ку­пил.

Вок­руг опять не бы­ло ни ду­ши, изум­ленный Лы­онг по­мол­чал и по­том от­ве­тил:

— Лад­но, зав­тра я куп­лю те­бе по­дарок.

На сле­ду­ющий день Лы­онг опять про­ходил ми­мо свя­щен­но­го при­гор­ка на ба­зар и сно­ва ус­лы­хал чу­дес­ный дет­ский го­лосок, но на этот раз он ку­пил обе­щан­ный по­дарок.

На об­ратном пу­ти у при­гор­ка Тхан-Донг он уви­дел со­вер­шенно го­лого ма­лень­ко­го маль­чи­ка, ко­торый с лу­кавым вы­раже­ни­ем на ли­це сто­ял и ждал его. Маль­чик при­нял из рук Лы­он­га по­дарок и тут же ис­чез. Поч­тенный Лы­онг обыс­кал все вок­руг, но маль­чиш­ка точ­но про­валил­ся сквозь зем­лю.

И так про­дол­жа­лось три или че­тыре ме­сяца, — поч­тенный Лы­онг каж­дый раз по­купал на ба­заре по­дар­ки, у при­гор­ка Тхан-Донг на­ходил ма­лень­ко­го маль­чи­ка, ко­торый под­жи­дал его у до­роги, маль­чик брал по­дарок и тот­час ис­че­зал бес­след­но.

Од­нажды, про­тяги­вая но­вую иг­рушку, поч­тенный Лы­онг ска­зал маль­чи­ку:

— Ес­ли ты хо­чешь и впредь по­лучать от ме­ня по­дар­ки, ты дол­жен пой­ти со мною и жить в мо­ем до­ме. Ес­ли ты не сог­ла­сишь­ся, то я боль­ше ни­чего не ста­ну по­купать те­бе.

Маль­чик по­тупил­ся, по­думал и ска­зал:

— Про­шу те­бя, отец, воз­вра­щай­ся, как и преж­де, этой до­рогой. Ты най­дешь ме­ня здесь че­рез пят­надцать дней.

И с эти­ми сло­вами маль­чик опять ис­чез.

На дру­гой день поч­тенный Лы­онг, как всег­да, ку­пил по­дарок; од­на­ко, по­дой­дя к при­гор­ку Тхан-Донг, он не уви­дел зна­комой фи­гур­ки маль­чи­ка, си­дев­ше­го обыч­но у до­роги. Так прош­ло пят­надцать дней, но на шес­тнад­ца­тый день Лы­онг сно­ва уви­дел маль­чи­ка на том же мес­те. По­дой­дя к не­му, Лы­онг спро­сил:

— Где ты про­падал эти пят­надцать дней? Ты не при­ходил за по­дар­ка­ми, и я не ви­дел те­бя.

Маль­чик от­ве­тил:

— Я ве­селил­ся, пи­ровал и иг­рал в шах­ма­ты здесь не­пода­леку.

Изум­ленный Лы­онг сно­ва спро­сил:

— Ну, так как, сог­ла­сен ты пой­ти со мною и жить в мо­ем до­ме, как в до­ме сво­его от­ца?

— Вспом­ни, отец, сколь­ко раз да­рил ты мне по­дар­ки, — от­ве­тил маль­чик, — и ров­но столь­ко лет я про­живу в тво­ем до­ме.

Поч­тенный Лы­онг под­счи­тал в уме, и ока­залось, что он при­носил по­дар­ки семь­де­сят два ра­за, маль­чиш­ка по­думал и сог­ла­сил­ся с этой циф­рой. Тог­да Лы­онг лас­ко­во кив­нул маль­чи­ку го­ловой, и тот за­шагал сле­дом за сво­им чу­дес­но об­ре­тен­ным от­цом к его до­му. Но ког­да поч­тенный Лы­онг по­дошел к во­ротам и ог­ля­нул­ся, он уви­дел, что маль­чик сно­ва ис­чез.

В этот же са­мый мо­мент суп­ру­га Лы­он­га бла­гопо­луч­но раз­ре­шилась от бре­мени, она ро­дила креп­ко­го кра­сиво­го маль­чи­ка. И не ус­пел еще Лы­онг прий­ти в се­бя от изум­ле­ния, как один из до­мочад­цев вы­бежал к не­му и опо­вес­тил о рож­де­нии сы­на. Ком­на­та, в ко­торой ро­дил­ся ре­бенок, на­пол­ни­лась бла­го­ухан­ны­ми аро­мата­ми и яр­ким се­реб­ристым си­яни­ем. Поч­тенный Лы­онг был бес­ко­неч­но счас­тлив, он ус­тро­ил боль­шое пир­шес­тво, что­бы оз­на­мено­вать рож­де­ние сы­на, ко­торо­му да­ли имя Тюнг Ньи.

С этих пор при­горок Тхан-Донг по­терял свои чу­додей­ствен­ные свой­ства, и лю­ди ста­ли го­ворить, что бо­жес­тво пе­ресе­лилось в дом поч­тенно­го Лы­он­га.

В то вре­мя стра­ной пра­вил царь Ле, и на­род жил в до­воль­стве, ми­ре и бо­гатс­тве. Од­нажды ночью прид­ворный ас­тро­ном наб­лю­дал не­бо и за­метил боль­шую звез­ду Кхой-Шинь, яр­ко си­яв­шую в ок­ру­жении че­тырех звезд мень­шей ве­личи­ны. Муд­рец сра­зу же по­нял, что это со­чета­ние звезд пред­ве­ща­ет рож­де­ние ца­реви­ча, ко­торый прос­ла­вит в бу­дущем ди­нас­тию и лю­дей, ко­торые ук­ра­сят его царс­тво­вание. Муд­рец от­пра­вил­ся до­ложить об этом ца­рю Ле. Царь был об­ра­дован та­ким из­вести­ем и при­казал воз­вести храм для бла­годарс­твен­ных мо­леб­нов.

В эту же ночь од­на из жён ца­ря ви­дела чу­дес­ный сон. Ей сни­лось, что не­бес­ный дух, го­лова ко­торо­го ук­ра­шена се­реб­ря­ными се­дина­ми, ве­дёт ее сквозь де­вять две­рей. У пос­ледней две­ри он поп­ро­сил её по­дож­дать, а сам от­пра­вил­ся до­ложить об их при­ходе. Стоя у вхо­да, ца­рица заг­ля­нула внутрь и уви­дела влас­те­лина не­бес Нга­ук Хо­ан­га на тро­не, на го­лове его си­яла лу­чезар­ная ко­рона из звезд, а платье его ка­залось сот­канным из сол­нечно­го си­яния — так оно блес­те­ло и пе­рели­валось. По обе­им сто­ронам тро­на сто­яли вель­мо­жи, в ру­ках их бы­ли лис­ты бу­маги и ос­трые па­лоч­ки, вот­кну­тые в пу­зырь­ки с тушью. Они за­писы­вали каж­дое сло­во сво­его по­вели­теля. Ог­ромный зал был по­лон ду­хов, ко­торые вни­мали сло­вам не­бес­но­го вла­дыки.

Дух, при­вед­ший ца­рицу, прек­ло­нил пе­ред тро­ном ко­лени и ска­зал:

— Ва­ше ве­личес­тво, суп­ру­ге ца­ря Ле суж­де­на еще дол­гая жизнь. Ны­не воз­жажда­ла она ро­дить нас­ледни­ка, ко­торый ук­ре­пит ди­нас­тию и воз­ве­личит ее сво­ими де­яни­ями. Ца­рица мо­лит влас­те­лина не­бес ис­полнить ее же­лание.

Нга­ук Хо­анг ми­лос­ти­во кив­нул го­ловой и по­велел ду­ху Тхой Ти­ню спус­тить­ся на зем­лю и, воп­ло­тив­шись в пре­ем­ни­ка ца­ря Ле, прос­ла­вить царс­тву­ющую ди­нас­тию. Ус­лы­хав сло­ва влас­те­лина, Тхой Тинь при­шел в за­меша­тель­ство, весь вид его го­ворил о том, что ему очень не по ду­ше та­кое по­руче­ние. Это весь­ма раз­гне­вало влас­те­лина не­ба, он схва­тил ог­ромную свер­ка­ющую жем­чу­жину и, бро­сив ее в лоб Тхой Ти­ню, зак­ри­чал:

— Как сме­ешь ты ос­лу­шать­ся мо­их при­каза­ний! Ес­ли тот­час же ты не ис­полнишь мо­его по­веле­ния, я ввер­гну те­бя в ад­ские пу­чины!

Тог­да один из вли­ятель­ных вель­мож, за­нимав­ший мес­то по пра­вую ру­ку от ца­ря, выс­ту­пил в за­щиту Тхой Ти­ня; глу­боко пок­ло­нив­шись, он про­из­нес:

— Ва­ше ве­личес­тво, влас­те­лин не­бес­ных сфер, Тхой Тинь от­нюдь не ос­лу­шал­ся ва­ших по­веле­ний, но судь­бы Стра­ны Юга слож­ны, и нас­ледни­ку ца­ря Ле пред­сто­ят труд­ней­шие де­яния. Тхой Ти­ню од­но­му не под си­лу с ни­ми спра­вить­ся.

И влас­те­лин не­бес, смяг­чившись, ска­зал:

— Да бу­дет вам из­вес­тно, что вмес­те с воп­ло­щени­ем Тхой Ти­ня в нас­ледни­ка ца­ря Ле пред­ре­шено воп­ло­щение в че­лове­чес­кий об­раз ду­ха Тхан-Донг-Фу-Ньи. Но, кро­ме то­го, я пош­лю на по­мощь Тхой Ти­ню еще трех ду­хов, и все они воз­ве­личат ди­нас­тию ца­ря Ле и рас­ши­рят гра­ницы его вла­дений.

Ца­рица с изум­ле­ни­ем и не­до­уме­ни­ем слу­шала ре­чи, до­носив­ши­еся из двор­цо­вого за­ла…

Вдруг раз­дался силь­ный стук в две­ри, она про­буди­лась и по­няла, что это был сон.

В эту ночь она за­чала ди­тя и в по­ложен­ное вре­мя ро­дила сы­на, ко­торо­му да­ли имя Тхань Тон.

В тот же са­мый день ро­дила сы­на и суп­ру­га поч­тенно­го Лы­он­га, ко­торый был наз­ван Тюнг Ньи. Лю­ди го­вори­ли, что в том же го­ду ро­дились Чанг-шах­ма­тист, Чанг- бо­рец и Чанг-си­лач (из­вес­тный еще под име­нем Чан­га- едо­ка).

Вре­мя нес­лось быс­тро и плав­но, как тень ло­шади на пле­теной бам­бу­ковой за­навес­ке. Вот Тюнг Ньи ис­полни­лось уже три го­да. В этот год сос­то­ялись боль­шие цар­ские эк­за­мены.

Че­рез де­рев­ню Жыа про­ез­жа­ли как-то два уче­ных му­жа, по­лучив­шие пер­вые наг­ра­ды на эк­за­менах и удос­то­ен­ные выс­ших уче­ных сте­пеней чан­га и бан­га. Пол­ные их ти­тулы бы­ли чанг-нгу­ен и банг-нь­он. У до­роги вмес­те со все­ми при­ветс­тво­вал муд­ре­цов и ма­лень­кий Тюнг Ньи. Уви­дев пыш­но ра­зук­ра­шен­ные но­сил­ки, маль­чик спро­сил от­ца:

— Ко­го это не­сут с та­кими по­чес­тя­ми?

Отец от­ве­тил:

— Это муд­рец, по­лучив­ший зва­ние чан­га.

Тюнг Ньи сно­ва спро­сил:

— А ко­го это не­сут сле­дом за ним?

— Это дру­гой муд­рец, удос­то­ен­ный зва­ния бан­га.

— Кто же из них вы­ше муд­ростью и зва­ни­ем?

— Ко­неч­но, чанг вы­ше…

— Ну, тог­да, — пе­ребил от­ца маль­чик, — я в ско­ром вре­мени то­же сде­ла­юсь чан­гом.

— Нап­расно ты ду­ма­ешь, что так прос­то стать чан­гом. Не­об­хо­димо об­ла­дать глу­боки­ми поз­на­ни­ями и муд­ростью, а это при­об­ре­та­ет­ся лишь пос­ле дол­гих за­нятий на­ука­ми.

— Но я бу­ду очень ста­рать­ся и пос­тигну всю пре­муд­рость за ко­рот­кое вре­мя.

Отец зас­ме­ял­ся и ска­зал:

— Ты го­воришь так уве­рен­но, буд­то ша­поч­ка чан­га, ук­ра­шен­ная ша­рика­ми, уже ле­жит у нас в до­ме.

— И ты, отец, и ты, мать, — вы мо­жете быть спо­кой­ны, я неп­ре­мен­но бу­ду чан­гом. И ско­ро вы убе­дитесь в этом.

С это­го дня на уме у Тюнг Ньи бы­ло толь­ко два сло­ва — «чанг-нгу­ен», и ес­ли он от­кры­вал рот, то для то­го, что­бы про­из­нести сло­во «чанг». Ког­да он иг­рал с деть­ми, то из листь­ев ло­тоса де­лал се­бе го­лов­ной убор на­подо­бие ша­поч­ки чан­га, а ба­нано­вый лист изоб­ра­жал у не­го стяг чан­га. Он зас­тавлял ре­бят пре­воз­но­сить его уче­ность, кла­нять­ся и ве­личать «чан­гом, муд­рым и слав­ным».

Од­нажды в дом Лы­он­га при­шел гость, око­ло до­ма он с изум­ле­ни­ем уви­дел Тюнг Ньи в по­теш­ном оде­янии чан­га, ок­ру­жен­но­го сви­той бо­соно­гих маль­чи­шек. За­метив, как важ­но Тюнг Ньи об­ма­хива­ет­ся ве­ером и с ка­ким дос­то­инс­твом раз­го­вари­ва­ет со сво­ими «приб­ли­жен­ны­ми», гость зас­ме­ял­ся и спро­сил ехид­но:

— Кто это, чанг-глу­пец или чанг-муд­рец?

На что Тюнг Ньи от­ве­чал тор­жес­твен­но:

— А сам ты кто? Доб­рый гость,
Или в сер­дце та­ишь ты злость?

Ус­лы­хав столь умес­тный от­вет, гость изу­мил­ся еще боль­ше и по­сове­товал поч­тенно­му Лы­он­гу как мож­но ско­рее пос­лать Тюнг Ньи обу­чать­ся на­укам.

Ког­да Тюнг Ньи ис­полни­лось шесть лет, ро­дите­ли приг­ла­сили к не­му учи­теля из со­сед­ней де­рев­ни. Од­на­ко маль­чик не про­яв­лял осо­бен­но­го усер­дия. Од­нажды Тюнг Ньи спро­сил у ма­тери:

— Ма­ма, кто муд­рее, чанг-нгу­ен или мой учи­тель?

— Ко­неч­но, чанг муд­рее, — от­ве­тила мать.

— Но ес­ли так, то за­чем же мне за­нимать­ся с мо­им учи­телем, ведь муд­рость его весь­ма не­вели­ка.

— Нет, ты неп­рав, — ска­зала мать, — тот, кто хо­чет сде­лать­ся чан­гом, неп­ре­мен­но дол­жен за­нимать­ся сна­чала с учи­телем, да­бы пос­тигнуть на­чала на­ук.

Тюнг Ньи раз­ве­селил­ся, соб­рал, как обыч­но, кни­ги и пись­мен­ные при­над­лежнос­ти и от­пра­вил­ся на за­нятия.

На сле­ду­ющий день мать за­жари­ла ку­рицу и сва­рила ла­комые блю­да из клей­ко­го ри­са, ибо это был день праз­дни­ка. Учи­тель Тюнг Ньи так­же был в чис­ле приг­ла­шен­ных. Как боль­шой зна­ток це­ремо­ни­аль­ных об­ря­дов, он мог ук­ра­сить об­щес­тво сво­им крас­но­речи­ем и муд­ростью. При­дя в дом Лы­он­га за­ранее, учи­тель во­зымел на­мере­ние обу­чить мо­лит­вам и ма­лень­ко­го Тюнг Ньи.

— Ко­му я дол­жен мо­лить­ся? — спро­сил Тюнг Ньи.

— Соз­да­телю муд­рости жиз­ни Кон­фу­цию, — от­ве­тил учи­тель.

Тог­да Тюнг Ньи спро­сил с по­доз­ре­ни­ем:

— Пре­вос­хо­дил ли Кон­фу­ций муд­ростью сво­ей чанг-нгу­ена?

— Пре­вос­хо­дил, и нам­но­го, — от­ве­чал учи­тель, — ибо муд­рость Кон­фу­ция не­пос­ти­жима, тог­да как муд­рость чан­га име­ет свои гра­ницы.

И Тюнг Ньи, не дос­лу­шав ви­ти­ева­той ре­чи учи­теля, в ко­торой он до­казы­вал, что его поз­на­ния, ко­неч­но, го­раз­до об­ширней, чем поз­на­ния лю­бого чан­га, сра­зу же сог­ла­сил­ся изу­чать мо­лит­вы.

Ког­да маль­чик с гре­хом по­полам вы­учил од­ну мо­лит­ву, она бы­ла прос­лу­шана всей семь­ей, пос­ле че­го Лы­онг пред­ло­жил сот­во­рить мо­лит­ву в честь учи­теля. Од­на­ко уп­ря­мый Тюнг Ньи на­от­рез от­ка­зал­ся. Он го­ворил, что учи­тель не име­ет сте­пени чан­га и, сле­дова­тель­но, не зас­лу­жива­ет мо­лит­вы. Ра­дость праз­дни­ка по­мер­кла в сер­дце учи­теля при этих сло­вах, но он ска­зал с улыб­кой:

— Ты дол­жен уметь чи­тать в со­вер­шенс­тве все мо­лит­вы и знать все об­ря­ды. Да бу­дет те­бе из­вес­тно, что ве­личай­шие муд­ре­цы, удос­то­ен­ные зва­ния чан­га, в юном воз­расте не упус­ка­ли ни од­но­го слу­чая про­читать мо­лит­вы, что­бы при­об­рести не­об­хо­димый опыт.

Тог­да Тюнг Ньи сог­ла­сил­ся про­читать мо­лит­ву, но он за­пинал­ся на каж­дом сло­ве, и учи­тель, прос­лу­шав его, зас­ме­ял­ся и ска­зал:

— Тот, кто не про­яв­ля­ет усер­дия к на­укам, дол­жен уго­ворить свою спи­ну быть рав­но­душ­ной к по­бо­ям.

Сло­ва эти сов­сем не пон­ра­вились маль­чи­ку, и он за­явил от­цу, ког­да учи­тель ушел до­мой:

— Мне не нра­вят­ся раз­го­воры учи­теля об усер­дии и по­бо­ях. Я ду­маю, что мне не сто­ит боль­ше хо­дить к не­му на за­нятия.

— Но ведь ес­ли ты бу­дешь хо­рошо учить­ся, — от­ве­чал отец, — учи­телю не за что бу­дет на­казы­вать те­бя.

Тюнг Ньи про­мол­чал, но, на дру­гой день при­дя к учи­телю, пот­ре­бовал, что­бы он точ­но ска­зал ему, сколь­ко еще дней нуж­но за­нимать­ся, что­бы сде­лать­ся чан­гом. Учи­тель от­ве­чал со сме­хом:

— По­зани­май­ся усер­дно еще нес­коль­ко дней и ты ста­нешь чан­гом.

Тюнг Ньи за­улы­бал­ся во весь рот, так пон­ра­вились ему сло­ва учи­теля. Но вот учи­тель взял в ру­ки кни­гу «Там-ты-кинь» и на­чал чи­тать фра­зу, ко­торую дол­жен был вы­учить бу­дущий чанг:

— «Дух все­ведущ, по­ко­ясь в сво­их све­тозар­ных чер­то­гах…»

Учи­тель про­читал эту фра­зу с рас­ста­нов­кой и очень вну­шитель­но, но толь­ко он зак­рыл рот, как из го­ловы Тюнг Ньи все вы­лете­ло.

— Дух нес­ве­дущ, по­ко­ит­ся, вверх зад­рав но­ги… — пов­то­рял он.

Толь­ко од­ну эту фра­зу бу­дущий чанг учил семь или во­семь дней и ни­как не мог за­пом­нить, по-преж­не­му все пе­реви­рая. В кон­це кон­цов учи­тель при­шел в ярость. Он тол­кнул Тюнг Ньи так, что тот рас­тя­нул­ся на ци­нов­ке и схва­тил бам­бу­ковую трость, со­бира­ясь по­коло­тить лен­тяя. Тюнг Ньи под­нял вверх но­ги, за­щищая се­бя от уда­ров, и жа­лоб­ным го­лосом опять пов­то­рил:

— Дух нес­ве­дущ, по­ко­ит­ся, вверх зад­рав но­ги…

Учи­тель пос­мотрел на не­го, рас­хо­хотал­ся и опус­тил трость. Боль­ше он ни­ког­да не на­казы­вал ма­лень­ко­го кан­ди­дата в чан­ги.

Од­нажды учи­тель ушел по де­лам и по­ручил Тюнг Ньи прис­матри­вать за млад­ши­ми уче­ника­ми, го­товив­ши­ми уро­ки. Но ед­ва зах­лопну­лись две­ри, как Тюнг Ньи вско­чил, смас­те­рил се­бе ве­ер и зна­мя и, сос­та­вив из ма­лышей тор­жес­твен­ную про­цес­сию, при­казал воз­да­вать ему раз­ные по­чес­ти. Учи­тель, вне­зап­но вер­нувшись до­мой, ока­менел от изум­ле­ния, ког­да уви­дел все это, и спро­сил Тюнг Ньи, что это зна­чит. Тот от­ве­чал, ни­чуть не сму­тив­шись:

— Мы го­тови­ли праз­днество в ва­шу честь.

Учи­телю пон­ра­вил­ся от­вет, и маль­чик бла­года­ря сво­ей на­ход­чи­вос­ти из­ба­вил­ся от по­бо­ев.

Че­рез не­кото­рое вре­мя учи­тель сно­ва ушел по де­лам, ос­та­вив сы­на Лы­он­га в до­ме од­но­го. Тюнг Ньи со­ору­дил на кро­вати по­добие тро­на и усел­ся на не­го с боль­шой важ­ностью.

Вдруг кто-то от­во­рил две­ри и стал звать учи­теля.

— Учи­тель ушел, сей­час в до­ме есть толь­ко чанг… — от­ве­чал с дос­то­инс­твом маль­чик.

Гость во­шел в дом, ог­ля­дел­ся и уви­дел ма­лень­ко­го маль­чи­ка, вос­се­дав­ше­го на тро­не из по­душек. Тог­да гость улыб­нулся и спро­сил:

— Мно­гое ли поз­нал уже чанг?

— Не­бо и зем­ля от­кры­ты мне, — от­ве­чал Тюнг Ньи, — высь и глу­бину — все поз­нал я.

Тог­да гость спро­сил:

— Что та­кое не­бо и что та­кое зем­ля?

— Не­бо — это эфир, зем­ля — это твердь, — от­ве­тил маль­чик. — У те­бя уже се­дая бо­рода, и ты не зна­ешь та­ких прос­тых ве­щей.

Гость рас­сердил­ся и, по­высив го­лос, ска­зал:

— Не стыд­но те­бе смот­реть в гла­за стар­шим и вес­ти та­кие не­поч­ти­тель­ные ре­чи!

Чанг от­вернул­ся, но про­дол­жал с тем же ви­дом:

— Хо­рошо, раз ты взрос­лый и поч­тенный че­ловек, так ска­жи мне, что есть на не­бе и что на­ходит­ся на зем­ле?

— На не­бе есть сол­нце, ме­сяц и звез­ды, на зем­ле — го­ры и ре­ки, — от­ве­чал гость.

Тюнг Ньи за­хохо­тал тон­ким го­лос­ком и ска­зал:

— Я ви­жу, что ты ни­чему не учил­ся. На не­бе на­ходят­ся две осо­бы, а на зем­ле — од­на.

Удив­ленный гость спро­сил:

— Но кто же те двое, что на­ходят­ся на не­бесах, и кто тот один, ко­торый на зем­ле?

Чанг нас­мешли­во улыб­нулся, слы­ша столь не­вежес­твен­ные воп­ро­сы, и ска­зал:

— Те двое, что на не­бе, — это бог и его же­на. Та же осо­ба, ко­торая на­ходит­ся на зем­ле, это уче­ник, пос­ти­га­ющий вер­ши­ны пре­муд­рости. Мо­жет быть, ты не сог­ла­сен с тем, что на зем­ле есть уче­ник, пос­ти­га­ющий пре­муд­рость?

— Но кто же этот уче­ник? — спро­сил гость.

— Кто же еще, как не чанг, си­дящий здесь пе­ред то­бой.

Гость зас­ме­ял­ся и, пок­ло­нив­шись чан­гу, вы­шел из до­ма. Встре­тив учи­теля в две­рях, он спро­сил:

— Чей это не­обык­но­вен­но со­об­ра­зитель­ный маль­чик сей­час си­дит в тво­ем до­ме?

— Это сын че­лове­ка, тор­гу­юще­го мя­сом в со­сед­ней де­рев­не, — от­ве­чал учи­тель. — Те­бе он по­казал­ся со­об­ра­зитель­ным, но к уче­нию он нес­по­собен и туп, как пал­ка от ло­паты: вот уже це­лую не­делю он учит од­ну ко­рот­кую фра­зу и не мо­жет за­пом­нить ни од­но­го сло­ва.

— Судь­ба лю­дей пе­ремен­чи­ва, и вре­мена нич­то­жес­тва сме­ня­ют­ся вре­мена­ми ве­лико­лепия, — от­ве­чал гость. — В глы­бе се­рой гря­зи час­то скры­ва­ет­ся зо­лотой са­моро­док. Этот ма­лень­кий маль­чик не­обы­чай­но со­об­ра­зите­лен, и его ждет боль­шое бу­дущее…

Од­нажды пос­ле за­нятий Тюнг Ньи стрем­глав прим­чался до­мой и, за­дыха­ясь от быс­тро­го бе­га, со­об­щил ма­тери:

— Я вы­учил до кон­ца фра­зу из кни­ги «Там-ты-кинь», те­перь приш­ло вре­мя мне сда­вать эк­за­мен на зва­ние чан­га.

Мать рас­сме­ялась:

— По­ис­ти­не, это так. У птен­ца не вы­рос­ли еще крылья, а он хо­чет ле­тать вы­ше об­ла­ков. С гре­хом по­полам за­учил ты од­ну фра­зу из кни­ги и уже со­бира­ешь­ся сда­вать эк­за­мен на зва­ние пер­во­го муд­ре­ца.

Тюнг Ньи, во­зом­нивший се­бя та­ким ве­ликим фи­лосо­фом, что его ста­ли звать Чан­гом, очень огор­чился и ска­зал еле слыш­но:

— Но ведь это учи­тель ска­зал мне, что ес­ли я бу­ду усер­дно учить­ся нес­коль­ко дней, то ста­ну чан­гом…

Дни и ме­сяцы сме­няли друг дру­га с не­пос­ти­жимой быс­тро­той, и вот Тюнг Ньи ис­полни­лось уже три­над­цать лет. Он по-преж­не­му ма­ло пре­ус­пе­вал в изу­чении книж­ной муд­рости и пред­по­читал уро­кам вся­кие раз­вле­чения. В иг­рах и за­бавах не бы­ло ему рав­но­го, он был ло­вок и увер­тлив, как бес. Поч­тенный Лы­онг очень огор­чался, ви­дя не­ради­вость сы­на, и од­нажды ска­зал ему:

— Раз судь­ба так нес­пра­вед­ли­ва ко мне и не ода­рила те­бя ни­каки­ми та­лан­та­ми, то те­бе сле­ду­ет обу­чить­ся ре­мес­лу мяс­ни­ка.

С это­го дня отец на­чал учить Тюнг Ньи. Ре­мес­ло мяс­ни­ка приш­лось маль­чи­ку по ду­ше. Он лег­ко ус­во­ил все­воз­можные спо­собы при­готов­ле­ния мяс­ных блюд и на­учил­ся да­же раз­де­лывать сви­ную го­лову, а это тре­бова­ло боль­шой сно­ров­ки.

Как-то раз отец и сын от­пра­вились в со­сед­нюю де­рев­ню, где по­купа­ли сви­ней у од­но­го бо­гато­го чи­нов­ни­ка. Ког­да они по­дош­ли к во­ротам, то ока­залось, что сам чи­нов­ник спит, а же­на его ку­да-то уш­ла. Тог­да Лы­онг и Тюнг Ньи ста­ли про­сить слу­гу раз­ре­шить им пос­мотреть сви­ней, ко­торых толь­ко пе­ред их при­ходом заг­на­ли в хлев. Вдруг чи­нов­ник, раз­бу­жен­ный чу­жими го­лоса­ми, по­казал­ся в две­рях и, зе­вая, спро­сил Лы­он­га, что ему угод­но. Поч­тенный Лы­онг от­ве­чал:

— Я тор­го­вец мя­сом. Я слы­шал, что у вас есть свиньи для про­дажи. Ес­ли это так, раз­ре­шите нам пос­мотреть их.

Чи­нов­ник, ко­торый от­ли­чал­ся край­ней мед­ли­тель­ностью, не спе­ша вы­шел из до­ма, про­тер гла­за, по­том пог­ла­дил бо­роду и про­вел ру­кою по усам, сви­сав­шим по обе сто­роны под­бо­род­ка. Чанг, не спус­кавший с не­го глаз, вдруг по­вер­нулся к от­цу и ска­зал, что чи­нов­ник сог­ла­сен про­дать им од­ну свинью и пред­ла­га­ет са­мим выб­рать ее в хле­ве. Лы­онг и Чанг прис­мотре­ли для се­бя, ко­неч­но, са­мую жир­ную свинью.

— А не го­ворил ли чи­нов­ник, сколь­ко де­нег он хо­чет по­лучить за свою свинью? — спро­сил Лы­онг сы­на.

— Как, раз­ве ты не за­метил это­го, отец? — от­ве­тил Тюнг Ньи. — Чи­нов­ник дал нам по­нять, что про­да­ет свинью, и жес­та­ми по­казал, что хо­чет за нее во­сем­надцать ку­анов.

— Ну что же, прек­расно! — об­ра­довал­ся Лы­онг и, ос­та­вив во­сем­надцать ку­анов на ка­мен­ной ска­мей­ке пос­ре­ди дво­ра, пог­нал свинью по до­роге. Толь­ко выш­ли они за во­рота, как повс­тре­чали же­ну чи­нов­ни­ка.

— Кто от­дал вам эту свинью, ко­торую вы го­ните пе­ред со­бой? — зак­ри­чала она.

Тюнг Ньи тот­час же от­ве­тил:

— Твой поч­тенный муж со­вер­шил эту про­дажу.

— И сколь­ко же де­нег он взял с вас?

— Поч­тенный чи­нов­ник взял с нас во­сем­надцать ку­анов.

Же­на чи­нов­ни­ка ра­зоз­ли­лась, по­бежа­ла до­мой и при­нялась бра­нить му­жа:

— За­чем ты про­дал та­кую боль­шую и жир­ную свинью все­го за во­сем­надцать ку­анов?

Чи­нов­ник, ус­лы­хав ее сло­ва, очень уди­вил­ся и ве­лел вер­нуть Чан­га и его от­ца. Ког­да они яви­лись, он спро­сил:

— Кто и ког­да от­дал вам эту свинью за во­сем­надцать ку­анов?

— О поч­тенней­ший, — от­ве­чал Чанг, — ты же сам про­дал ее нам за эту це­ну. Ког­да отец спро­сил, не про­дашь ли ты свинью, ты при­кос­нулся ру­кою к гла­зам, по­казы­вая тем са­мым, что мы дол­жны пос­мотреть ее. За­тем ты опус­тил ру­ку ни­же, пог­ла­дил бо­роду и рас­пра­вил усы, опи­сав та­ким об­ра­зом и­ерог­лиф, обоз­на­ча­ющий циф­ру во­сем­надцать. То есть ты наз­вал нам и це­ну свиньи, при­чем, как ис­тинный муд­рец, про­делал все это, не про­из­не­ся ни еди­ного сло­ва. Мы с от­цом сог­ла­сились на эту це­ну и ос­та­вили день­ги на скамье в тво­ем дво­ре.

Чи­нов­ник зас­ме­ял­ся и ска­зал:

— Ты очень со­об­ра­зитель­ный маль­чик, и в наг­ра­ду за это я ос­тавлю за ва­ми свинью по той це­не, ко­торую ты так ос­тро­ум­но уга­дал.

Об этом слу­чае в на­роде сло­жили та­кие сти­хи:

Кто не слы­шал об уп­ла­те
Во­сем­надца­ти ку­анов
И про то, как был маль­чиш­кой
Знат­ный ман­да­рин об­ма­нут.
Ду­мал бо­роду пог­ла­дить,
Обоз­на­чил этим це­ну,
И с тех пор всег­да блед­не­ет,
Лишь кос­нется бо­роды.

Зи­мой поч­тенный Лы­онг тяж­ко за­болел. Че­рез нес­коль­ко не­дель ду­ша его по­кину­ла те­ло и унес­лась в за­об­лачные ми­ры, не­пос­ти­жимые для жи­вых. Тюнг Ньи дол­го и горь­ко оп­ла­кивал смерть от­ца. Уже ис­те­кали по­ложен­ные три го­да тра­ура, а пе­чаль все не по­кида­ла его сер­дца. За это вре­мя Чанг ни ра­зу не взял в ру­ки нож и со­вер­шенно заб­ро­сил ра­боту. Он не хо­тел, ра­ди то­го что­бы за­рабо­тать на рис для семьи, уда­рять па­лец о па­лец. А по­том Тюнг Ньи свел зна­комс­тво с людь­ми праз­дны­ми и ле­нивы­ми, про­водив­ши­ми все дни в ку­тежах и пи­руш­ках. Мать очень огор­ча­лась, но ни­чего не го­вори­ла сы­ну, и Чанг все бо­лее пре­давал­ся раз­гуль­ной жиз­ни. Он и его друзья с ут­ра до ве­чера пи­рова­ли, а ког­да не мог­ли уже боль­ше ни есть, ни пить, то раз­вле­кались иг­рою в кар­ты.

Од­на­ко ес­ли мать не ре­шалась уп­ре­кать Тюнг Ньи, то же­на стар­ше­го бра­та, жен­щи­на до­воль­но свар­ли­вая, не мог­ла при­мирить­ся с об­ра­зом жиз­ни Чан­га и час­то поп­ре­кала его.

— Бы­ва­ют, — го­вори­ла она юно­ше, — у од­ной ма­тери два сы­на. Один, не жа­лея сил, тру­дит­ся для семьи, а дру­гой толь­ко тра­тит день­ги, ко­торые да­же не им за­рабо­таны, на ви­но и раз­ные иг­ры. Как ты ду­ма­ешь, спра­вед­ли­во это?

Но Тюнг Ньи де­лал вид, что не по­нима­ет ее на­меков, и толь­ко го­ворил:

— Вы с бра­том мо­жете не вол­но­вать­ся, в ско­ром бу­дущем я обя­затель­но бу­ду чанг-нгу­еном, тог­да на на­шу семью по­сып­лются не­ис­числи­мые бо­гатс­тва.

Од­нажды брат, вы­веден­ный из се­бя хвас­тли­выми ре­чами Тюнг Ньи, ска­зал сер­ди­то:

— Ты­сячу раз слы­шал я твои обе­щания, сло­ва вы­лета­ют из тво­его рта так же сво­бод­но, как лас­точки из гнез­да. Мне очень хо­телось бы знать, ког­да ты дей­стви­тель­но возь­мешь­ся за ум и по­лучишь зва­ние чанг-нгу­ена?

Тюнг Ньи спе­сиво от­ве­чал:

— Ну что же, ес­ли вы так от­но­ситесь ко мне, то я пос­та­ра­юсь как мож­но ско­рее по­лучить зва­ние чан­га.

Тог­да же­на бра­та, пре­неб­ре­житель­но улыб­нувшись, про­гово­рила:

— О да, не­сом­ненно ты очень ско­ро за­рабо­та­ешь выс­шие сте­пени в на­уках об­жорс­тва и пь­янс­тва и ста­нешь чан­гом всех объ­едал и лен­тя­ев.

Ее сло­ва страш­но раз­гне­вали Тюнг Ньи, в ду­ше он ре­шил во что бы то ни ста­ло сде­лать­ся чанг-нгу­еном в бли­жай­шем бу­дущем. На сле­ду­ющее ут­ро он при­шел к ма­тери.

— До­рогая ма­ма, — ска­зал он, — про­шу те­бя, от­пусти ме­ня в сто­лицу на цар­ский эк­за­мен. Ес­ли я не добь­юсь там ус­пе­ха, то я не вер­нусь боль­ше до­мой и ни­ког­да не уви­жу те­бя, по­тому что я не­дос­то­ин бу­ду на­зывать­ся тво­им сы­ном.

Сле­зы по­тек­ли по ще­кам Тюнг Ньи, мать то­же зап­ла­кала и об­ня­ла сы­на пе­ред раз­лу­кой. Она бла­гос­ло­вила Тюнг Ньи, и юно­ша вы­шел из до­ма пол­ный ра­дуж­ных на­дежд.

Не ус­пе­ли еще его но­ги от­пе­чатать на пыль­ной до­роге и двух де­сят­ков сле­дов, как он повс­тре­чал двух про­хожих в одеж­де сту­ден­тов и с сум­ка­ми в ру­ках. По­жав им ру­ки в знак при­ветс­твия, Чанг спро­сил:

— Поз­воль­те уз­нать, поч­тенные, ку­да вы дер­жи­те путь?

— Мы нап­равля­ем­ся на цар­ский эк­за­мен. А ку­да идешь ты, ува­жа­емый юно­ша?

— О, я иду ку­да гла­за гля­дят, — ук­лончи­во от­ве­чал Тюнг Ньи, — и бу­ду очень рад, ес­ли вы раз­ре­шите мне при­со­еди­нить­ся к вам.

Оба сту­ден­та от­ве­тили сог­ла­си­ем. Тюнг Ньи был счас­тлив, что на­шел се­бе по­пут­чи­ков. Ве­село бол­тая, ша­гал он ря­дом со сво­ими но­выми зна­комы­ми. И все трое мно­го сме­ялись над за­бав­ны­ми шут­ка­ми Тюнг Ньи. Он су­мел так рас­по­ложить к се­бе этих юно­шей, что они по­дели­лись с ним сво­ими пла­нами и на­деж­да­ми и по­каза­ли да­же день­ги и дра­гоцен­ности, ко­торые бы­ли за­шиты в их платье.

Не­бо меж­ду тем по­тем­не­ло, и мер­ца­ющий свет пер­вых звезд воз­вестил о нас­тупле­нии но­чи. Ноч­ная ть­ма зас­тигла дру­зей в пу­ти. Вдруг не­пода­леку от до­роги они уви­дели не­боль­шой ша­лаш из паль­мо­вых листь­ев. Тут же заб­ра­лись они в ша­лаш и ско­ро зас­ну­ли, утом­ленные дол­гим пе­рехо­дом. А ша­лаш этот был мес­том сбо­ра од­ной во­ров­ской шай­ки, и как раз в эту ночь бы­ла наз­на­чена у них встре­ча. Пер­вы­ми яви­лись двое гра­бите­лей, уви­дели они спя­щих пут­ни­ков и об­ра­дова­лись, на­де­ясь на бо­гатую до­бычу. Ос­та­вив ору­жие у вхо­да, что­бы не раз­бу­дить зво­ном его спя­щих в ша­лаше, во­ры ти­хонь­ко прок­ра­лись внутрь. Но вдруг Чанг во сне гром­ко зак­ри­чал:

— Ага, они уже здесь!.. Хва­тай, вя­жи, пе­рере­зай гор­ло!.. Бе­регись!..

Оба юно­ши мгно­вен­но прос­ну­лись и вско­чили на но­ги. Уви­дав во­ров, спут­ни­ки Тюнг Ньи вых­ва­тили кин­жа­лы. Гра­бите­ли, оше­лом­ленные не­ожи­дан­ностью, упа­ли на ко­лени, вы­мали­вая се­бе жизнь. Так и не уда­лось им по­живить­ся бо­гатой до­бычей. По со­вету Тюнг Ньи друзья от­пусти­ли гра­бите­лей на сво­боду, заб­рав у них за при­чинен­ное бес­по­кой­ство до­воль­но круп­ную сум­му. Друзья бы­ли вос­хи­щены лов­костью Тюнг Ньи и его со­об­ра­зитель­ностью; ко­неч­но, им бы­ло нев­до­мек, что он прос­то пов­то­рял во сне сло­ва, при­выч­ные для тех, кто ре­жет сви­ней…

На сле­ду­ющий день трое пут­ни­ков по­дош­ли к де­рев­не. Смер­ка­лось, нуж­но бы­ло ду­мать о ноч­ле­ге, и юно­ши ре­шили зай­ти в са­мый боль­шой и бо­гатый дом и про­сить там при­юта. Прой­дя к во­ротам, они уви­дели на­чер­танные над вхо­дом три сло­ва — «Гла­ва всей ок­ру­ги». Чанг хо­тя и счи­тал се­бя ве­ликим муд­ре­цом, но ед­ва знал нес­коль­ко де­сят­ков и­ерог­ли­фов. Пос­леднее сло­во он во­об­ще не по­нял, а пер­вые два ис­толко­вал не так, как нуж­но. По­это­му он ре­шил, что над дверью на­писа­но «Го­лова всем», и про­из­нес с убеж­де­ни­ем в го­лосе:

— Этим ве­чером мы здесь вдо­воль по­едим ла­комых блюд из го­ловы свиньи.

Двое сту­ден­тов рас­сме­ялись и ска­зали шут­ли­во:

— Да, мы се­год­ня прош­ли не­малый путь, и бы­ло бы очень неп­ло­хо, ес­ли бы на­шел­ся че­ловек, ко­торый угос­тит нас на сла­ву…

Они по­дош­ли к две­рям, из до­ма до­носи­лись шум и смех. В до­ме от­ме­чали праз­дник нас­тупле­ния вес­ны, и как раз в тот мо­мент; ког­да хо­зя­ин приг­ла­сил дру­зей к сто­лу, по­дали сви­ную го­лову под раз­личны­ми аро­мат­ны­ми прип­ра­вами. Оба уче­ника ни­чего не мог­ли ура­зуметь, а по­том спро­сили:

— О поч­тенней­ший юно­ша, воз­можно ты вол­шебник и те­бе от­кры­то бу­дущее?

— Нет, — от­ве­чал Тюнг Ньи, — я не вол­шебник, я пос­ти­гаю все сво­ей собс­твен­ной муд­ростью, и имя мое — Чанг.

На сле­ду­ющий день ве­чером пут­ни­ки по­дош­ли к дру­гой де­рев­не. На пер­вом же до­ме уви­дели они над­пись: «Вле­зай на ло­шадь» — это бы­ло наз­ва­ние трак­ти­ра. Од­на­ко Тюнг Ньи про­читал ее: «Про­ез­жай на ло­шади», и с важ­ностью ска­зал:

— В этой де­рев­не нес­по­кой­но, прой­дем­те ее как мож­но ско­рее.

Оба сту­ден­та нас­мешли­во улыб­ну­лись, ус­лы­хав его сло­ва. Од­на­ко не прош­ли они и де­сяти ша­гов, как вдруг ус­лы­хали шум, кри­ки и бой ба­раба­нов. Пла­мя по­жара по­лыха­ло пе­ред ни­ми, гро­зя ох­ва­тить всю де­рев­ню. Трое дру­зей ед­ва ус­пе­ли вы­бежать из де­рев­ни; пос­ле это­го слу­чая они окон­ча­тель­но уве­рова­ли в про­рочес­кий дар Тюнг Ньи.

На дру­гой день пу­тешес­твен­ни­ки по­дош­ли к кра­сивой ста­рин­ной па­годе, рас­по­ложен­ной в жи­вопис­ной мес­тнос­ти. Стем­не­ло, на не­бе взош­ла лу­на. Из па­годы вы­шел жрец и приг­ла­сил к се­бе ус­та­лых мо­лодых лю­дей от­дохнуть и вы­пить чаю. Они пи­ли чай на тер­ра­се. Пе­ред ни­ми от­кры­вал­ся чу­дес­ный вид, а лас­ко­вый ве­терок при­носил с по­лей аро­мат цве­тов. Се­реб­ристые бли­ки лу­ны пе­рели­вались в вол­нах ре­ки, гиб­кие вет­ви ив ко­леба­лись по вет­ру, и листья за­гадоч­но шу­мели; на­шим пут­ни­кам ка­залось, что они по­пали в не­бес­ные са­ды.

Жрец, ви­дя вос­хи­щение сво­их гос­тей, вы­нес им бу­магу и тушь и поп­ро­сил ос­та­вить ему на па­мять опи­сание это­го пей­за­жа. Пер­вый уче­ник взял в ру­ки пе­ро и на­писал;

Пред мо­им оча­рован­ным взо­ром
Бла­говон­ных цве­тов ле­пес­тки,
От­ра­жен­ные чуд­ным узо­ром
В се­реб­ристой во­де ре­ки.
В пер­ла­мут­ро­вой свет­лой ко­роне
Ло­тос царс­тву­ет сре­ди них,
Ме­сяц пла­ва­ет, но не то­нет,
На проз­рачных вол­нах реч­ных.
Все тут див­ной пол­но кра­соты,
Слов­но в ми­ре вол­шебной меч­ты.

Вто­рой уче­ник так­же быс­тро со­чинил сти­хот­во­рение:

Ве­тер ти­хо де­ревь­ев лис­тву ше­велит,
Ме­сяц свет зо­лотис­тый стру­ит,
Воз­дух слад­ким ды­хань­ем цве­тов на­по­ен,
Мне все мнит­ся, что это — сон.
Под ажур­ною сенью ко­лонн ви­тых
Я си­жу меж дру­зей мо­их,
Я хо­тел бы мгно­вен­ный по­лет прек­ра­тить,
Что­бы здесь весь мой век про­быть.

А Тюнг Ньи ни­чего не смог при­думать. Друзья его уже за­кон­чи­ли со­чинять сти­хи, тог­да он взял в ру­ки кис­точку и на­писал пер­вые при­шед­шие ему в го­лову сло­ва из жар­го­на мяс­ни­ков: «Ту­ша ос­ве­жева­на, сер­дце спе­ши в ра­гу прев­ра­тить». Но наш Чанг по не­вежес­тву сво­ему так на­чер­тал и­ерог­ли­фы, что из них мож­но бы­ло из­влечь ка­кой угод­но смысл, толь­ко не то, что они зна­чили в са­мом де­ле. И жрец, взяв из рук лис­ток, про­читал на­чер­танные на нем две строч­ки сле­ду­ющим об­ра­зом: «Ду­ша оча­рова­на, сер­дце то­же в раю кра­соты». Зад­ро­жав от вос­торга, он вос­клик­нул:

— О, как это пре­вос­ходно! Как это тон­ко и в то же вре­мя крат­ко вы­раже­но! Изу­митель­но! Не­под­ра­жа­емо! Толь­ко древ­ние муд­ре­цы мог­ли так сжа­то из­ла­гать столь глу­бокие мыс­ли! В жиз­ни я не слы­хал ни­чего, что в та­кой ме­ре сог­ла­сова­лось бы с кра­сотою это­го пей­за­жа…

И он тут же при­казал на­чер­тать из­ре­чение Тюнг Ньи зо­лотом на дос­ке из чер­но­го де­рева. На сле­ду­ющий день жрец от­пра­вил­ся про­водить Чан­га и его спут­ни­ков, он шел ря­дом с Тюнг Ньи и, не об­ра­щая ни ма­лей­ше­го вни­мания на его дру­зей, ло­вил каж­дое сло­во Чан­га, при­ходя в вос­торг от все­го, что бы тот ни ска­зал. А ког­да они рас­про­щались, жрец дол­го еще сто­ял и смот­рел ему вслед, пов­то­ряя про се­бя:

— «Ду­ша оча­рова­на, сер­дце то­же в раю кра­соты»… О, как это пре­вос­ходно…

Чанг и его спут­ни­ки про­дол­жа­ли свой путь. Мес­та, где они про­ходи­ли, бы­ли пол­ны оча­рова­ния. По­беги бам­бу­ка скло­нялись над до­рогой, пут­ни­ки шли в их прох­ладной те­ни, вок­руг бла­го­уха­ли цве­ты, а у бе­регов озе­ра свер­ка­ли пер­ла­мут­ро­вые ле­пес­тки ло­тосов. Рос­кошные двор­цы знат­ных вель­мож бе­лели в гус­той зе­лени, а по го­рис­той до­роге шло мно­жес­тво пут­ни­ков.

Вдруг Тюнг Ньи ос­та­новил­ся, в са­ду он уви­дел де­вуш­ку не­опи­су­емой кра­соты. Вмес­те с дву­мя хо­рошень­ки­ми слу­жан­ка­ми она рва­ла цве­ты. Сер­дце юно­ши силь­но за­билось, и он с не­воль­ной до­садой сме­рил взгля­дом вы­сокую сте­ну, ок­ру­жав­шую сад, отыс­ки­вая гла­зами вход. Уви­дав, на­конец, во­рота, Тюнг Ньи про­шел еще нем­но­го со сво­ими спут­ни­ками, а за­тем, прит­во­рив­шись, буд­то вспом­нил о ка­ком-то чрез­вы­чай­но важ­ном де­ле, ска­зал, что ему нуж­но по­сетить родс­твен­ни­ков, жи­вущих не­пода­леку от­сю­да. Про­ща­ясь, Чанг ска­зал:

— Про­шу вас, про­дол­жай­те путь в сто­лицу без ме­ня, а я, как толь­ко окон­чу свои де­ла, пос­пе­шу вслед за ва­ми.

Тюнг Ньи же вер­нулся к вы­сокой сте­не и на­чал расс­пра­шивать про­хожих, кто хо­зя­ин это­го до­ма и са­да. На­конец он уз­нал, что это вла­дения од­но­го цар­ско­го во­ена­чаль­ни­ка из семьи Буи. Буи име­ет толь­ко од­ну дочь, прек­расную, как цве­ток, и зо­вут ее Фан Кхань. Она сла­вилась чу­дес­ной кра­сотой, а кро­ме то­го, бы­ла на­деле­на умом и за­меча­тель­ным та­лан­том ру­кодель­ни­цы. Отец ни­как не мог най­ти для нее дос­той­но­го же­ниха.

Но как раз в ночь на­кану­не не­бо пос­ла­ло Буи стран­ное зна­мение. Во сне явил­ся ему че­ловек чу­дес­но­го об­ли­ка и пов­то­рил триж­ды:

— Ско­рее вста­вай, во­ена­чаль­ник Буи, и вы­ходи встре­чать сво­его зя­тя чан­га…

Вздрог­нув, Буи про­будил­ся. Не­обы­чай­ный сон не шел у не­го из го­ловы, и он ре­шил про­верить, не при­шел ли и вправ­ду этот же­них, пред­ска­зан­ный не­бом. От­во­рив рез­ные две­ри сво­ей спаль­ни, вель­мо­жа спус­тился по вы­ложен­ной цвет­ны­ми ка­меш­ка­ми тер­ра­се пря­мо в рос­кошный сад. Вдруг он уви­дел у во­рот юно­шу. Это был Чанг, он сто­ял, скло­нив го­лову, и, по­забыв обо всем на све­те, лю­бовал­ся прек­расной Фан Кхань, сры­вав­шей цве­ты. Поч­тенный Буи приг­ла­сил Тюнг Ньи в сад.

— Что ты сто­ишь здесь, юно­ша, мо­жет быть, те­бе нуж­но что-ни­будь?

Чанг от вол­не­ния да­же вспо­тел.

— По… поч­тенный вель­мо­жа, — на­чал он за­пина­ясь, — я сту­дент и иду сей­час в сто­лицу на цар­ский эк­за­мен. Вид это­го чу­дес­но­го двор­ца сре­ди бла­го­уха­ющих цве­тов и прек­расных де­ревь­ев зас­та­вил ме­ня ос­та­новить­ся, что­бы по­любо­вать­ся им. Я про­шу прос­тить ме­ня за бес­по­кой­ство, ко­торое я вам при­чинил.

Скром­ные сло­ва Чан­га и его смыш­ле­ное ли­цо очень пон­ра­вились во­ена­чаль­ни­ку Буи. Он приг­ла­сил юно­шу вой­ти в У­ен-Ы­онг-Динь — так на­зывал­ся этот дво­рец, ко­торый вель­мо­жа пос­тро­ил спе­ци­аль­но для то­го, что­бы от­праздно­вать в нем свадь­бу сво­ей до­чери. Буи при­казал слу­гам по­дать ви­но и раз­личные яс­тва и стал ра­душ­но уго­щать Тюнг Ньи. Чанг же, рас­храб­рившись от вы­пито­го ви­на и ок­ру­жа­ющей его кра­соты, с боль­шим чувс­твом про­читал два сти­хот­во­рения, со­чинен­ные его спут­ни­ками, вы­дав их за свои собс­твен­ные. Тюнг Ньи чи­тал эти сти­хи на­рас­пев, от гор­дости у не­го да­же дро­жали ко­лени.

Поч­тенный Буи, ус­лы­хав звон­кие риф­мы сти­хов, был тро­нут их за­душев­ностью и за­мер от вос­торга. Он пох­ва­лил Чан­га и при­казал поз­вать прек­расную Фан Кхань, что­бы она за­писа­ла эти сти­хи, — Буи на­мере­вал­ся вы­учить их на­изусть. Ког­да де­вуш­ка вош­ла в ком­на­ту, Тюнг Ньи при­шел в не­опи­су­емое вол­не­ние и смот­рел на нее, не от­ры­вая взгля­да, не смея да­же мор­гнуть.

Фан Кхань за­писа­ла сти­хи, а за­тем, по прось­бе от­ца, про­чита­ла сти­хот­во­рение сво­его со­чине­ния, ко­торое бы­ло во всех от­но­шени­ях пре­вос­ходным. Ви­дя столь за­меча­тель­ное сходс­тво та­лан­тов у мо­лодых лю­дей, Буи воз­на­мерил­ся ус­тро­ить их брак. Он стал расс­пра­шивать Тюнг Ньи о его жиз­ни, о пла­нах на бу­дущее, и юно­ша со­об­щил поч­тенно­му вель­мо­же, что он про­ис­хо­дит из древ­не­го ро­да и что сей­час нап­равля­ет­ся в сто­лицу на цар­ский эк­за­мен, где на­де­ет­ся за­во­евать уче­ную сте­пень чан­га. Тог­да Буи вспом­нил о сне, ви­ден­ном се­год­ня ночью, от­бро­сил вся­кие сом­не­ния и спро­сил сво­его гос­тя:

— Фан Кхань — моя единс­твен­ная дочь, ус­ла­да мо­ей ста­рос­ти. Я хо­чу вы­дать ее за­муж и быть уве­рен­ным, что она бу­дет счас­тли­ва. Твои дос­то­инс­тва рас­по­лага­ют ме­ня в твою поль­зу, сог­ла­сен ли ты взять ее в же­ны?

Чанг скром­но от­ве­тил:

— О поч­тенный и знат­ный хо­зя­ин, ты бо­гатый вель­мо­жа и зна­мени­тый пол­ко­водец, я же по­ка толь­ко прос­той и бед­ный стран­ник. Я был бы счас­тлив не­мед­ленно при­нять твое пред­ло­жение, но я дол­жен про­сить те­бя пов­ре­менить с бра­ком не­кото­рое вре­мя. В бли­жай­шем бу­дущем я по­лучу пер­вую наг­ра­ду на цар­ских эк­за­менах, и мне бу­дет прис­во­ена сте­пень чан­га. Пос­ле это­го я го­тов стать му­жем прек­расной Фан Кхань, и тог­да брак наш бу­дет дос­той­ным и счас­тли­вым.

Буи, вос­торжен­но вни­мав­ший муд­рым сло­вам Чан­га, кив­нул го­ловой в знак сог­ла­сия. А Фан Кхань, зар­девшись от сму­щения, ска­зала:

— Я го­това ждать те­бя: ме­сяц про­летит за ме­сяцем, мно­го лун пе­реме­нит­ся, но сер­дце мое ос­та­нет­ся не­из­менным! Я знаю, что ты вер­нешь­ся, увен­чанный сла­вой…

И трое со­бесед­ни­ков с сер­дца­ми, пе­репол­ненны­ми от­ра­дой, дол­го еще нас­лажда­лись аро­мат­ны­ми ку­шань­ями и муд­ры­ми ре­чами. По­том Тюнг Ньи от­ве­ли в ком­на­ту, пред­назна­чен­ную для от­ды­ха гос­тей. Ос­мотрев­шись, он за­метил пять и­ерог­ли­фов, на­чер­танных на сте­не, все вмес­те они сос­тавля­ли сло­во «Фан», ко­торое зна­чит «пуд­ра» или «мел», и од­новре­мен­но бы­ли име­нем прек­расной до­чери хо­зя­ина двор­ца. Про­читать все эти и­ерог­ли­фы мог толь­ко че­ловек, об­ла­да­ющий глу­боки­ми поз­на­ни­ями, ко­торы­ми, ра­зуме­ет­ся, не об­ла­дал наш Чанг. Но пос­ледний из пя­ти и­ерог­ли­фов про­из­но­сил­ся так же, как и все сло­во, и Чанг, слу­чай­но по­няв толь­ко этот и­ерог­лиф, уве­ровал, что пе­ред ним на­чер­та­но имя его не­вес­ты, по­это­му, взяв в ру­ки кисть, он при­под­нялся на цы­поч­ках и при­бавил к этим и­ерог­ли­фам свое имя, быв­шее, кста­ти, единс­твен­ным сло­вом, ко­торое он мог на­писать без ошиб­ки.

Поч­тенный Буи в свое вре­мя дал обе­щание, что тот, кто про­чита­ет пять и­ерог­ли­фов, на­чер­танных на сте­не, мо­жет быть му­жем его до­чери. По­это­му ког­да прек­расная Фан Кхань вош­ла ут­ром в ком­на­ту и уви­дела при­пис­ку Тюнг Ньи, ра­дость пе­репол­ни­ла ее сер­дце. Она по­бежа­ла к от­цу и со­об­щи­ла ему, нас­коль­ко муд­рость Тюнг Ньи пре­вос­хо­дит ее ум. Но поч­тенный вель­мо­жа ни­чуть не уди­вил­ся, ибо он был убеж­ден в том, что его бу­дущий зять — са­мый муд­рый че­ловек на све­те.

Буи ус­тро­ил тор­жес­твен­ные про­воды Тюнг Ньи. Они по­сети­ли храм на озе­ре Пол­ной Лу­ны, где воз­несли мо­лит­вы бо­гам Не­ба и Зем­ли, а по­том Фан Кхань по­дала сво­ему же­ниху на зо­лотом под­но­се пос­вя­щен­ные ему сти­хи. Буи про­сил Чан­га при­нять день­ги и дра­гоцен­ности, что­бы он мог дос­той­ным об­ра­зом со­дер­жать се­бя в сто­лице. Тюнг Ньи взял день­ги и сти­хи и, прос­тившись с поч­тенным вель­мо­жей и его до­черью, за­шагал по до­роге. Че­рез не­кото­рое вре­мя Чанг раз­вернул сви­ток и про­читал сле­ду­ющее:

В хра­ме на озе­ре Пол­ной Лу­ны
В веч­ной люб­ви пок­ля­лись мы с то­бой.
Знай же, жизнь бу­дет прек­расней вес­ны
Пос­ла­на нам бла­гос­клон­ной судь­бой.
Все ис­пы­танья прой­дешь, ми­лый мой,
И воз­вра­тишь­ся с по­бедой до­мой.

Чан­гу очень пон­ра­вились эти сти­хи, и он при­нял­ся твер­дить их и быс­тро за­пом­нил на­изусть. Ув­лекшись, он Не­ча­ян­но со­шел с до­роги и заб­рел в не­ведо­мое пус­тынное мес­то. Пе­ред ним воз­вы­шал­ся об­ширный и прек­расный ста­рин­ный храм, кру­гом не бы­ло ни ду­ши. Чанг с тре­вогой ос­матри­вал­ся вок­руг. Вдруг он за­метил поч­тенно­го стар­ца, ко­торый от­ды­хал в те­ни боль­шо­го де­рева, ви­димо утом­ленный длин­ной до­рогой. Тюнг Ньи по­дошел к не­му и, поч­ти­тель­но пок­ло­нив­шись, спро­сил, не мо­жет ли ста­рец ука­зать ему до­рогу в сто­лицу.

— Я дол­жен ус­петь на цар­ский эк­за­мен, — при­бавил юно­ша. Ста­рец пос­мотрел на Чан­га и ук­лончи­во от­ве­тил:

— Ес­ли те­бе нуж­но пос­петь в сто­лицу на цар­ский эк­за­мен, то по­чему же ты очу­тил­ся в этом мес­те?

Чанг ска­зал, что он заб­лу­дил­ся. Тог­да ста­рик, нас­мешли­во фыр­кнул, взял в ру­ки трость и уда­рил Чан­га в жи­вот.

— Ес­ли ты хо­чешь по­пасть в сто­лицу, по­мас­си­руй мне но­ги, — пред­ло­жил он, — я ус­тал от ходь­бы, по­том я по­кажу те­бе до­рогу.

Тюнг Ньи при­нял­ся мас­си­ровать но­ги стар­ца, а тот крях­тел от удо­воль­ствия, из­редка по­нукая юно­шу; на­конец он ска­зал:

— Ух, очень хо­рошо! Но ес­ли ты хо­чешь стать чан­гом, ты дол­жен от­нести ме­ня на сво­ей спи­не до гор, что ле­жат на пу­ти в сто­лицу, за это я по­ведаю те­бе од­ну важ­ную тай­ну.

Тюнг Ньи, ко­торый го­тов был на все, толь­ко бы сде­лать­ся чан­гом, наг­нулся, по­садил стар­ца на спи­ну и быс­тро по­бежал по до­роге. Вско­ре они приб­ли­зились к го­рам, по­рос­шим гус­тым ле­сом. Ста­рец спус­тился со спи­ны Тюнг Ньи и, взгля­нув пря­мо в гла­за юно­ше, спро­сил его:

— По­чему ты не за­хотел от­праздно­вать свадь­бу в У­ен-Ы­онг-Ди­не, раз­ве это не да­ло бы те­бе счастья?

Чанг вздрог­нул и спро­сил у ста­рика, от­ку­да ему из­вес­тно об этом. Поч­тенный ста­рец стро­го от­ве­чал:

— Те­бя ожи­да­ет не­обык­но­вен­но счас­тли­вая судь­ба. И хо­тя на пу­ти тво­ем бу­дет не­мало пре­пятс­твий, ты добь­ешь­ся все­го, че­го по­жела­ешь. Ты ста­нешь чанг-нгу­еном, но толь­ко че­рез год, по­тому что в этом го­ду эк­за­мены не сос­то­ят­ся. Ра­зум твой весь­ма изощ­рится, и это бу­дет при­чиною тво­их ус­пе­хов. Слу­шай даль­ше: ког­да при­дет ян­варь ме­сяц, вый­ди из до­ма и иди на вос­ток к цар­ско­му двор­цу. Ты уви­дишь че­лове­ка, пры­га­юще­го вниз со сте­ны зам­ка, по­сади его к се­бе на спи­ну и быс­тро бе­ги по­даль­ше от двор­ца. Сей­час боль­ше ме­ня не спра­шивай ни о чем, ибо я не мо­гу ска­зать те­бе ни­чего сверх то­го, что уже ска­зал. Про­щай, но пом­ни, мы еще встре­тим­ся.

Чанг при­шел в вос­торг от слов стар­ца, он ра­дос­тно по­тирал ру­ки и спро­сил, что же ему де­лать в те­чение это­го го­да. Поч­тенный ста­рец улыб­нулся и ска­зал:

— Я со­ветую те­бе стать пред­ска­зате­лем бу­дуще­го. То­го, что я се­год­ня от­крыл те­бе, дос­та­точ­но, что­бы сде­лать­ся ве­ликим про­рица­телем. Ты бу­дешь ок­ру­жен бо­гатс­твом и по­четом.

Чанг еще боль­ше об­ра­довал­ся, а ста­рик про­дол­жал:

— Пусть не воз­никнет в тво­ей ду­ше сом­не­ний, ты бу­дешь чан­гом, бо­ги по­мога­ют те­бе. А те­перь я дол­жен с то­бою прос­тить­ся.

Изум­ленный Тюнг Ньи за­хотел уз­нать имя стар­ца, но тот толь­ко улыб­нулся и та­инс­твен­ным го­лосом про­из­нес:

Смер­тный не мо­жет тай­ну поз­нать,
Имя от­крыть я не дол­жен те­бе,
Ибо под­влас­тен я выс­шей судь­бе,
Ты ж мо­жешь Ду­хом ме­ня на­зывать.
Встре­тим­ся мы че­рез дол­гие го­ды,
В прис­та­ни ти­хой, чье имя «При­рода»…

И с пос­ледним сло­вом ста­рец по­вер­нулся, быс­тро нап­ра­вил­ся в сто­рону гор и ис­чез. Чанг же опус­тился на ко­лени и пок­ло­нил­ся ему до зем­ли.

Тюнг Ньи пос­ту­пил так, как со­вето­вал ему дух. Он на­шел ма­лень­кий до­мик и объ­явил всем, что он про­рица­тель и мо­жет пред­ска­зать судь­бу каж­до­го, ра­зуме­ет­ся за пла­ту. А так как на све­те всег­да най­дет­ся дос­та­точ­но лег­ко­вер­ных лю­дей, ко­торые ве­рят пред­ска­зани­ям, осо­бен­но, ког­да они сто­ят де­нег, то у Чан­га с пер­во­го же дня не бы­ло не­дос­татка в по­сети­телях. Сре­ди пер­вых его кли­ен­тов бы­ло двое мо­лодых лю­дей, при­быв­ших из про­вин­ции на цар­ский эк­за­мен. Они яви­лись уз­нать, ка­кие вы­падут им воп­ро­сы. Ка­ково же бы­ло их изум­ле­ние, ког­да Чанг, тор­жес­твен­но вос­се­дав­ший на по­душ­ках, ска­зал, что эк­за­мены в этом го­ду не сос­то­ят­ся.

Они выш­ли от не­го пре­ис­полнен­ные не­дове­рия и по­пыта­лись в тот же ве­чер за ужи­ном по­дор­вать ве­ру со­седей в про­рочес­кий дар но­во­яв­ленно­го пред­ска­зате­ля. Но на сле­ду­ющее ут­ро при­был цар­ский гла­шатай и раз­ве­сил пов­сю­ду объ­яв­ле­ния об от­ме­не эк­за­менов. С это­го дня ве­ра в Чан­га ста­ла не­коле­бимой, а мол­ва о нем раз­неслась пов­сю­ду.

В это вре­мя у од­но­го очень знат­но­го вель­мо­жи, ко­торый ко­ман­до­вал вой­ска­ми да­ря, про­пала ло­шадь, ко­торая име­ла клич­ку «Конь, про­лета­ющий де­сять ты­сяч ли». Конь этот от­ли­чал­ся столь со­вер­шенны­ми ка­чес­тва­ми, что вель­мо­жа ни­как не мог уте­шить­ся и зас­та­вить се­бя сесть на дру­гого ко­ня, по­это­му он не вы­ез­жал те­перь да­же на обыч­ную про­гул­ку.

Тог­да один из приб­ли­жен­ных вель­мо­жи по­сове­товал ему об­ра­тить­ся к про­рица­телю; воз­можно, ему удас­тся, го­ворил он, отыс­кать про­пав­ше­го ко­ня. Вель­мо­жа тот­час пос­лал слу­гу за Тюнг Ньи.

Вор же на­ходил­ся сре­ди те­лох­ра­ните­лей вель­мо­жи. Ког­да он ус­лы­хал о при­бытии про­рица­теля, сер­дце его пре­ис­полни­лось ужа­сом. Ночью он ти­хонь­ко под­крал­ся к две­рям ком­на­ты, ко­торая бы­ла от­ве­дена Чан­гу, и стал под­слу­шивать. Тюнг Ньи воз­ле­жал на мяг­ких по­душ­ках, и ду­ша его бы­ла пол­на смя­тения, ибо он не мог пред­ста­вить се­бе, как най­ти во­ра, и стра­шил­ся гне­ва вель­мо­жи. Что­бы как-ни­будь от­влечь­ся от мрач­ных мыс­лей, Чанг взял в ру­ки кни­гу «Там-ты-кинь» и стал пе­релис­ты­вать ее. В этой кни­ге Чанг мог по­нять каж­дое сло­во, по­тому что он в свое вре­мя про­читал ее с учи­телем от на­чала до кон­ца. Не­кото­рые за­пом­нивши­еся ему фра­зы он пов­то­рял вслух. Как раз в тот мо­мент, ког­да вор под­крал­ся к две­рям, Чанг про­читал сле­ду­ющее:

«Бе­гом сво­им конь сок­ра­ща­ет прос­транс­тво,
Си­лу его под­чи­нить се­бе пос­та­рай­ся ты…»

А вор, имя ко­торо­го бы­ло Ты, ус­лы­хав свое имя, зат­рясся от стра­ха, он ре­шил, что Чан­гу уже все из­вес­тно.

Вор от­крыл дверь и на ко­ленях вполз в ком­на­ту. Сло­жив ру­ки, как во вре­мя бо­гос­лу­жения, он стал кла­нять­ся, умо­ляя Тюнг Ньи не вы­давать его вель­мо­же. Чанг, сам удив­ленный не мень­ше во­ра, тут же при­нял гроз­ный вид и стро­го спро­сил:

— Это ты, не­дос­той­ный, ук­рал «Ко­ня, про­лета­юще­го де­сять ты­сяч ли», я мог бы по­губить те­бя, но я бу­ду ми­лос­тив, ес­ли ты ука­жешь мне мес­то, где спря­тал его. Тог­да я не вы­дам те­бя вель­мо­же.

Вор, ко­торый уже ви­дел се­бя с ве­рев­кой на шее, ска­зал, где он ук­ры­ва­ет ко­ня, и еще соз­нался, что там же хра­нят­ся и преж­де по­хищен­ные им ве­щи — зо­лото, се­реб­ро и дра­гоцен­ности.

На сле­ду­ющий день Тюнг Ньи сот­во­рил мо­лит­ву и зак­ли­нания, пос­ле че­го го­лосом, пол­ным та­инс­твен­ности, наз­вал мес­то, ука­зан­ное ему во­ром, и ска­зал, об­ра­ща­ясь к вель­мо­же:

— Там оты­щешь ты не толь­ко сво­его «Ко­ня, про­лета­юще­го де­сять ты­сяч ли», но дру­гие сок­ро­вища, ко­торые Нга­ук Хо­анг по­сыла­ет те­бе по мо­ей прось­бе, что­бы воз­награ­дить за пе­рене­сен­ные то­бой вол­не­ния…

Вель­мо­жа тот­час при­казал пре­дан­ным слу­гам от­пра­вить­ся в это мес­то, и вско­ре они при­вели «Ко­ня, про­лета­юще­го де­сять ты­сяч ли», а на спи­не его бы­ло навь­юче­но мно­го дра­гоцен­ных жем­чу­жин, зо­лота и се­реб­ра. Ра­дость вель­мо­жи не име­ла пре­делов, и он от­дал Тюнг Ньи зна­читель­ную часть сок­ро­вищ, что­бы воз­награ­дить его за удач­ное пред­ска­зание, да, кро­ме то­го, вель­мо­жа ни­чуть не сом­не­вал­ся, что эти сок­ро­вища Тюнг Ньи вып­ро­сил имен­но для не­го у вла­дыки не­бес. Лю­ди с этих пор ста­ли на­зывать Тюнг Ньи не ина­че, как «Чанг-про­рок».

Од­нажды в цар­ском двор­це слу­чил­ся боль­шой пе­репо­лох: ца­рев­на по­теря­ла два жем­чужных оже­релья. Эти оже­релья ста­ли собс­твен­ностью ца­ря Нян То­на пос­ле то­го, как он по­корил стра­ну Тхюи-Са. Царь Тхюи-Са, став вас­са­лом Нян То­на, под­нес эти оже­релья по­беди­телю. Они бы­ли осо­бен­но дра­гоцен­ны тем, что не то­нули в во­де и не го­рели в ог­не. Царь Нян Тон, ви­дя кра­соту и цен­ность этих оже­релий, по­дарил их ца­рев­не, что­бы прек­расная дочь ца­ря бы­ла в них еще оча­рова­тель­ней. Ког­да жем­чу­га ис­чезли, во двор­це пред­при­няли са­мые стро­гие и тща­тель­ные ро­зыс­ки, но оже­релья так и не наш­лись.

Мол­ва о Чан­ге-про­роке дош­ла и до прин­цессы, и она пос­ла­ла сво­их слуг при­вес­ти его во дво­рец. Чанг, ра­зуме­ет­ся, не пос­мел от­ка­зать­ся, хо­тя по­веле­ние ца­рев­ны и при­вело его в край­нее за­меша­тель­ство. Он ска­зал прин­цессе, что нет та­кой тай­ны, ко­торую он не мог бы рас­крыть, но что это де­ло чрез­вы­чай­но труд­ное и слож­ное.

За­тем Тюнг Ньи за­явил, что нуж­но пос­тро­ить вы­сокую баш­ню, с ко­торой он в те­чение пят­надца­ти дней бу­дет наб­лю­дать звез­ды, пос­ле че­го, смот­ря по то­му, как бу­дут сто­ять све­тила, он оп­ре­делит, где на­ходят­ся оже­релья.

Ко­неч­но, Чанг и не ду­мал про­читать тай­ну про­пажи оже­релий в не­бес­ных сфе­рах, он прос­то на­де­ял­ся за это вре­мя что-ни­будь при­думать.

Ца­рев­на при­каза­ла воз­вести вы­сокую баш­ню и наз­на­чила двух стра­жей ох­ра­нять по­кой и уче­ные за­нятия Чан­га. Эту пос­леднюю ми­лость ца­рев­ны Тюнг Ньи встре­тил без осо­бого вос­торга.

Прош­ло де­сять дней, Чанг го­рес­тно взды­хал с ут­ра и до ве­чера, но ни на шаг не приб­ли­зил­ся к раз­гадке тай­ны. Стра­шась цар­ско­го гне­ва, он ре­шил, что ес­ли ему не удас­тся най­ти оже­релья, то он бро­сит­ся вниз с баш­ни. До поз­дней но­чи сон не шел к Чан­гу, он си­дел на по­душ­ках и, об­ма­хива­ясь ве­ером, ду­мал и ду­мал, но ни­чего не мог при­думать. На один­надца­тую ночь Чанг, утом­ленный бес­плод­ны­ми уси­ли­ями, от­бро­сил прочь ве­ер и, горь­ко сме­ясь над глу­пым по­ложе­ни­ем, в ко­торое по­пал, про­из­нес вслух при­шед­шие ему на ум сло­ва:

Сам я те­перь убе­дил­ся,
Лю­ди не зря го­ворят:
«Ку­ит-ман­да­рин про­винил­ся,
А Кам-апель­син ви­новат…»

В это вре­мя на стра­же око­ло по­ко­ев Тюнг Ньи сто­ял сол­дат, и зва­ли его Кам. Про­сунув го­лову в две­ри, он наб­лю­дал за Чан­гом. Ус­лы­хав свое имя, Кам зад­ро­жал. Опус­тившись на ко­лени, он под­полз к Чан­гу и ска­зал:

— О, сжаль­ся на­до мною, муд­рец, не ве­ли на­казы­вать за чу­жую ви­ну. Это Ку­ит, что сто­ит вмес­те со мной у тво­их две­рей, ук­рал оже­релья. По­чему же ты го­воришь, что ви­на ле­жит на мне? Не­уже­ли ты до­пус­тишь, что­бы я был каз­нен вмес­то не­го?

Чанг при­шел в вос­торг от то­го, что так обер­ну­лось де­ло, улыб­нулся, взял в ру­ки ве­ер и, с важ­ностью об­ма­хива­ясь им, про­из­нес:

— О да, это мне дав­но из­вес­тно, я знаю, что Ку­ит — вор, и он по­несет на­каза­ние. Те­перь же рас­ска­жи мне, где оже­релья, мне, ко­неч­но, и это то­же из­вес­тно, но я хо­чу про­верить твою ис­крен­ность и прав­ди­вость…

Ми­лос­ти­вые сло­ва Чан­га при­обод­ри­ли Ка­ма, и он рас­ска­зал ему все о по­хище­нии дра­гоцен­ностей. На сле­ду­ющий день Тюнг Ньи явил­ся к прин­цессе и пос­ле прос­тран­ной ре­чи, в ко­торой он вос­хва­лял свою муд­рость и про­ница­тель­ность, пов­то­рил сло­во в сло­во все, что уз­нал вче­ра от Ка­ма. Сло­ва его тек­ли быс­тро и плав­но, как струи ре­ки. Все удив­ля­лись про­рочес­ко­му да­ру Чан­га, и прин­цесса, ко­торая бы­ла вне се­бя от счастья, при­каза­ла щед­ро наг­ра­дить про­рица­теля зо­лотом и се­реб­ром.

В на­роде пос­ле это­го сло­жили та­кие сти­хи:

Су­деб бла­гос­клон­ным сте­чень­ем
Чу­дес со­вер­ши­лось не­мало,
И сло­во пус­тое с ник­чемным зна­чень­ем
Вдруг муд­рым про­рочес­твом ста­ло.
Так Чанг ули­чил ко­нок­ра­да,
Чи­тая сти­хи «Там-ты-ки­ня».
Ук­равше­го жем­чуг у цар­ско­го ча­да
На­шел он, по прит­че о ман­да­рине.
И хоть сов­па­дени­ем все это бы­ло,
Чан­га про­роком мол­ва объ­яви­ла…

Вско­ре пос­ле это­го слу­чая трое юно­шей при­были в сто­лицу на цар­ский эк­за­мен. Они прос­лы­шали про муд­рость Чан­га-про­рица­теля и ре­шили пой­ти к не­му, что­бы убе­дить­ся в со­вер­шенс­тве его поз­на­ний. Во вре­мя бе­седы об­на­ружи­лось, что все трое гос­тей то­же ве­лича­ют се­бя чан­га­ми, так как бы­ли убеж­де­ны в сво­ей по­беде на кон­курсе. Один из них, сла­вив­ший­ся не­обы­чай­ным здо­ровь­ем, си­лой и ап­пе­титом, звал­ся Чан­гом-си­лачом, или Чан­гом-едо­ком. Вто­рой был не­обы­чай­но ис­кусный бо­рец, од­ним уда­ром мог он сва­лить с ног буй­во­ла. Его на­зыва­ли Чанг-бо­рец. Тре­тий же не имел се­бе рав­ных в шах­матной иг­ре, и имя его бы­ло Чанг-шах­ма­тист.

Чанг-про­рок, ко­торо­му по ду­ше приш­лись его гос­ти, ска­зал:

— Все мы еще очень мо­лоды, пред на­ми дол­гий жиз­ненный путь. Мы встре­тились не слу­чай­но, в этом есть во­ля про­виде­ния, и от­ны­не нам не сле­ду­ет раз­лу­чать­ся. Я чувс­твую, что вмес­те мы со­вер­шим мно­го ве­ликих дел…

С это­го дня че­тыре Чан­га ста­ли жить вмес­те, и друж­ба их бы­ла не­обык­но­вен­но за­душев­ной и креп­кой. Чанг-про­рок по­ведал сво­им друзь­ям все, что уз­нал от поч­тенно­го ду­ха, и с нас­тупле­ни­ем ян­ва­ря взо­ры че­тырех Чан­гов об­ра­тились на вос­ток.

В пер­вую же ночь ян­ва­ря, пе­ред са­мым рас­све­том, пла­мя ох­ва­тило цар­ский дво­рец; шай­ки бан­ди­тов пе­реле­зали че­рез сте­ны, со­бира­ясь раз­гра­бить сок­ро­вищ­ни­цу ца­рей. Бан­ди­ты гра­били так­же жи­телей и ра­зоря­ли до­ма, рас­по­ложен­ные око­ло двор­ца.

С пер­вы­ми же лу­чами за­ри Чанг-про­рок и трое Чан­гов, его дру­зей, выш­ли из до­ма и за­шага­ли на вос­ток, не зная еще, ку­да они идут и для че­го. Вско­ре они по­дош­ли ко двор­цу и уви­дели пы­ла­ющие до­ма и бес­чинс­тву­ющих раз­бой­ни­ков. Вдруг Чанг-про­рица­тель за­метил че­лове­ка в рос­кошных одеж­дах из свер­ка­юще­го го­лубо­го шел­ка, ко­торый спрыг­нул со сте­ны и бро­сил­ся бе­жать, при­зывая на по­мощь.

Вспом­нив сло­ва поч­тенно­го ду­ха, Тюнг Ньи дог­нал его, схва­тил и, взва­лив на спи­ну, со всех ног по­бежал прочь от двор­ца. Нез­на­комец, сна­чала соп­ро­тив­лявший­ся, уви­дев, что они уда­ля­ют­ся от двор­ца, ус­по­ко­ил­ся и поз­во­лил Чан­гу вы­нес­ти се­бя из го­рода.

Вдруг на по­воро­те до­роги по­каза­лась но­вая шай­ка раз­бой­ни­ков. Свер­ка­ющие одеж­ды не­из­вес­тно­го прив­лекли их вни­мание, они гром­ко зак­ри­чали и, уг­ро­жая ору­жи­ем, ок­ру­жили пут­ни­ков. Тут по­дос­пе­ли трое Чан­гов, дру­зей Тюнг Ньи; Чанг-си­лач раз­бра­сывал вра­гов в раз­ные сто­роны, Чанг-бо­рец схва­тил пред­во­дите­ля раз­бой­ни­ков за но­ги и, раз­ма­хивая им, как па­лицей, бил бан­ди­тов, а Чанг-шах­ма­тист сво­ей шах­матной дос­кой ог­лу­шал гра­бите­лей.

Так они рас­чисти­ли путь Чан­гу-про­року, ко­торый вмес­те с че­лове­ком, ко­торо­го он нес на пле­чах, за­шагал даль­ше. Не сбав­ляя ша­га, он доб­рался до ста­рин­ной па­годы Тхай. Друзья шли сле­дом за ним.

Дой­дя до па­годы, Тюнг Ньи опус­тил нез­на­ком­ца на зем­лю. Тот под­нялся на сту­пени хра­ма, и че­тыре Чан­га бы­ли по­раже­ны его важ­ны­ми ма­нера­ми и ве­личес­твен­ным ви­дом. Ког­да же нез­на­комец за­гово­рил, Чанг-про­рок, ко­торо­му уже до­велось бы­вать во двор­це, уз­нал в нем ца­ря Тхань То­на. Царь обе­щал Чан­гам лю­бую наг­ра­ду за свое спа­сение, и ра­дос­ти их не бы­ло пре­дела.

Че­рез нес­коль­ко дней оби­тате­лям па­годы ста­ло из­вес­тно, что в сто­лице вновь во­цари­лось спо­кой­ствие, и Чанг-про­рок, взяв с со­бою Чан­га-шах­ма­тис­та, от­пра­вил­ся в го­род, ос­та­вив Чан­га-бор­ца и Чан­га-си­лача ох­ра­нять ца­ря. С боль­ши­ми пре­дос­то­рож­ностя­ми оба Чан­га вош­ли в го­род­ские во­рота, и здесь Тюнг Ньи ра­зуз­нал обо всем у сво­их по­чита­телей, при­чем сде­лал это так, что лю­ди ос­та­лись в убеж­де­нии, буд­то все бы­ло из­вес­тно ему еще за­ранее. Ока­зыва­ет­ся, шай­ки раз­бой­ни­ка Нги За­на, на­пав­шие на дво­рец и гра­бив­шие го­род, бы­ли унич­то­жены цар­ски­ми вой­ска­ми бла­года­ря муд­рости и ис­кусс­тву двух пол­ко­вод­цев — Нгу­ен Ши и Динь Ль­ета, а пред­во­дитель раз­бой­ни­ков Нги Зан был пре­дан по­зор­ной каз­ни. Ца­рица-мать ра­зос­ла­ла во все сто­роны гон­цов на по­ис­ки ис­чезнув­ше­го ца­ря, но они один за дру­гим воз­вра­щались ни с чем. Сер­дце ца­рицы и всех вель­мож бы­ло пол­но скор­би, ибо они ре­шили, что царь по­гиб от ру­ки бан­ди­тов.

Чанг-про­рок не­мед­ленно явил­ся во дво­рец и пот­ре­бовал, что­бы его про­пус­ти­ли к ца­рице. Ус­лы­хав о при­ходе зна­мени­того пред­ска­зате­ля, ца­рица при­каза­ла впус­тить его пос­ко­рее, на­де­ясь уз­нать от не­го о судь­бе сво­его сы­на. При ви­де Тюнг Ньи ли­цо ее вы­рази­ло глу­бочай­шее изум­ле­ние, она ве­лела поз­вать Нгу­ен Ши и Динь Ль­ета. Ког­да вель­мо­жи вош­ли в зал и с пок­ло­ном приб­ли­зились к ца­рице, она ска­зала, что на­руж­ность это­го юно­ши уди­витель­но на­поми­на­ет ей об­лик ду­ха, ко­торо­го она не­ког­да ви­дела во сне. Дол­жно быть, по­вели­тель не­ба Нга­ук Хо­анг пос­лал это­го че­лове­ка на по­мощь ее царс­твен­но­му сы­ну.

— Этот юно­ша свя­зан с ца­рем еди­ной судь­бой, — го­вори­ла она. — Го­ре мне! Юно­ша жив и сто­ит у мо­его тро­на, но кто зна­ет, что слу­чилось с Тхань То­ном? Жив ли он?

Ца­рица зак­ры­ла ли­цо ру­ками и зап­ла­кала. Тог­да Нгу­ен Ши поч­ти­тель­но про­из­нес:

— Выс­лу­шай ме­ня, о мать ца­ря! Ты са­ма го­вори­ла, что твой сын ро­дил­ся с бла­гос­ло­вения не­бес, по­это­му ему ни­чего не гро­зит и ты не дол­жна тре­вожить­ся. Поз­воль же, о мать ца­ря, что­бы этот юно­ша при­под­нял пе­ред на­ми за­весу тай­ны.

— Пусть по­веда­ет он нам, — ска­зала ца­рица, — о судь­бе ца­ря Тхань То­на.

Тюнг Ньи пок­ло­нил­ся ца­рице и ска­зал:

— О мать ца­ря, ус­по­кой­ся и пе­рес­тань тре­вожить­ся, я и мои друзья спас­ли ца­ря от смер­ти и ук­ры­ли его в па­годе Тхац. При­кажи пос­лать за ним ко­ней и сви­ту.

Ца­рица, об­ра­дован­ная его сло­вами, тот­час от­пра­вила за ца­рем важ­ных вель­мож в соп­ро­вож­де­нии кон­ной сви­ты, и вско­ре Тхань Тон уже вос­се­дал на зо­лотом тро­не в сво­ем двор­це.

Царь щед­ро ода­рил сво­их спа­сите­лей зо­лотом и дра­гоцен­ностя­ми и наз­на­чил их всех в свою сви­ту. Кро­ме то­го, ис­пы­тывая к Тюнг Ньи осо­бую бла­годар­ность, царь пред­ло­жил ему на вы­бор лю­бую из прид­ворных дол­жнос­тей. Но Тюнг Ньи от­ка­зал­ся от всех по­чет­ных дол­жнос­тей и ска­зал с низ­ким пок­ло­ном:

— О поч­тенный и муд­рый влас­те­лин! Мно­го есть за­меча­тель­ных дол­жнос­тей, наз­ва­ние ко­торых лас­ка­ет слух звуч­ностью слов и ко­личес­твом ти­тулов, но я про­шу для се­бя зва­ния, сос­то­яще­го все­го из двух слов — «чанг-нгу­ен» — и пра­ва сто­ять у тво­его тро­на.

Пер­вый прид­ворный муд­рец и звез­до­чет, ус­лы­хав сло­ва Тюнг Ньи, зад­ро­жал от за­вис­ти, ибо он опа­сал­ся за се­бя, од­на­ко, изоб­ра­зив на ли­це при­ят­ную улыб­ку, он опус­тился пе­ред тро­ном на ко­лени и ска­зал:

— О ве­личай­ший и муд­рей­ший из ца­рей! Этот юно­ша име­ет мно­го дос­то­инств, но ведь те­бе из­вес­тно, что сте­пень чан­га мо­жет быть при­суж­де­на толь­ко на цар­ских эк­за­менах и дос­той­ней­ше­му из дос­той­ных, прев­зо­шед­ше­му всех муд­ры­ми со­чине­ни­ями и глу­боки­ми ре­чами. Ты мо­жешь по­дарить ему свет­лый дво­рец с сок­ро­вищ­ни­цами, пол­ны­ми зо­лота, се­реб­ра и дра­гоцен­ных ма­терий, зат­канных жем­чу­гом, ты влас­тен дать ему ти­тул вель­мо­жи; но раз­ве мо­жешь ты сде­лать пер­вым муд­ре­цом че­лове­ка, ко­торый не в сос­то­янии про­читать и на­писать да­же од­но­го сло­ва.

Боль­шинс­тво прид­ворных, за­видо­вав­ших Тюнг Ньи, наш­ло ре­чи пер­во­го муд­ре­ца весь­ма спра­вед­ли­выми. Тог­да царь Тхань Тон про­из­нес не­доволь­ным го­лосом:

— Ес­ли че­ловек об­ла­да­ет столь­ки­ми та­лан­та­ми и так пре­дан мне, как мой спа­ситель, то для че­го ему пи­сать со­чине­ния и го­ворить ре­чи?

Как-то царь от­пра­вил­ся на про­гул­ку к па­годе Тхай, он дол­го мо­лил­ся бо­гам, а по­том сде­лал по­жер­тво­вание из зо­лотых и се­реб­ря­ных мо­нет на об­новле­ние па­годы, силь­но пос­тра­дав­шей от вре­мени. Мас­те­ра быс­тро от­де­лали за­ново все по­меще­ния па­годы, и она вновь заб­листа­ла све­жими крас­ка­ми, но они не мог­ли до­гадать­ся, что де­лать с ко­локо­лами, по­зеле­нев­ши­ми от вре­мени и не­пого­ды. На вер­ши­ну ко­локоль­ни не­воз­можно бы­ло взоб­рать­ся, не­воз­можно бы­ло так­же спус­тить ко­локо­ла на зем­лю. Тхань Тон соз­вал всех вель­мож и прид­ворных муд­ре­цов и, же­лая ис­пы­тать их, про­из­нес ви­ти­ева­то и ту­ман­но:

Как очи­ща­ет­ся чре­во,
Ты­сячи ли ог­ла­сив­ше­го кри­ком сво­им?..

Вель­мо­жи и муд­ре­цы не в си­лах бы­ли пос­тигнуть смыс­ла слов ца­ря и ока­мене­ли от удив­ле­ния и тре­воги. Да­же пер­вый муд­рец стал по­добен ста­туе. Тог­да царь ска­зал с нас­мешкой:

— Я ви­жу, что у вас не в по­ряд­ке уши. Быть мо­жет, ва­ше зре­ние ока­жет­ся бо­лее ос­трым?

И он при­казал слу­ге раз­вернуть сви­ток ало­го шел­ка, на ко­тором бы­ли вы­писа­ны эти сло­ва. Вель­мо­жи вы­пучи­ли гла­за так, слов­но соб­ра­лись выс­тре­лить в не­понят­ную над­пись, но ник­то не про­из­нес ни сло­ва. Чанг же по сво­ему не­вежес­тву ре­шил, что эти и­ерог­ли­фы оз­на­ча­ют то же са­мое, что и те, ко­торые он ви­дел на сте­не до­ма прек­расной Фан Кхань. Они же оз­на­чали, как бы­ло ска­зано, имя кра­сави­цы «Фан». По­это­му Тюнг Ньи сме­ло вы­шел впе­ред и про­из­нес «Фан», что оз­на­чало «мел».

Царь ра­дос­тно улыб­нулся и ска­зал:

— Взгля­ните, этот муд­рый юно­ша один по­нял мои сло­ва, а ведь я вас спра­шивал, как очис­тить ко­локол па­годы Тхай. Од­на­ко он не толь­ко по­нял мои сло­ва, но и дал от­вет с крат­костью, дос­той­ной древ­не­го муд­ре­ца. Мел — вот средс­тво, ко­торым бу­дут очи­щены ко­локо­ла. Я уве­рен, что этот юно­ша, муд­рей­ший из мо­их приб­ли­жен­ных, зна­ет так­же, как вос­поль­зо­вать­ся ме­лом для очис­тки ко­локо­лов.

Тюнг Ньи, ко­торый толь­ко сей­час по­нял, о чем, собс­твен­но, идет речь, вспом­нил, как мяс­ни­ки чис­тят мед­ную по­суду при по­мощи пал­ки, на кон­це ко­торой на­мота­на пак­ля с по­рош­ком ме­ла, и, пок­ло­нив­шись ца­рю, он ска­зал:

— Ко­неч­но, о по­вели­тель, бы­ло бы стран­но, ес­ли бы я знал толь­ко по­лови­ну де­ла. Мел, о ко­тором я го­ворил, над­ле­жит рас­те­реть в по­рошок и, об­ва­ляв в нем пак­лю, при­вязать ее к кон­цу длин­но­го бам­бу­ково­го шес­та. По­том, дос­тав шес­том до ко­локо­лов, над­ра­ивать их до блес­ка…

Царь по­тирал ру­ки от удо­воль­ствия.

— Смот­ри­те, — ска­зал он, — как сво­бод­но раз­би­ра­ет­ся он в столь тон­ком и труд­ном де­ле. Сло­ва его те­кут при­воль­но, слов­но ту­чи по не­бу, ре­чи его плав­ны, как во­ды ре­ки. А мои муд­ре­цы и вель­мо­жи мол­чат, ибо в го­лове у них нет ни од­ной мыс­ли. Те­перь всем ста­ло оче­вид­но, что этот юно­ша — пер­вей­ший сре­ди муд­ре­цов. Я удос­та­иваю его выс­шей уче­ной сте­пени чанг-нгу­ена.

Наг­ра­див мас­те­ров, вос­ста­новив­ших бы­лую кра­соту ста­рин­но­го хра­ма, царь сно­ва об­ра­тил­ся к при­сутс­тву­ющим:

— Здесь, в этой па­годе, я спас­ся с по­мощью не­ба от боль­шо­го нес­частья. Те­перь па­года си­яет во всем сво­ем ве­лико­лепии. Я же­лал бы знать, как, по-ва­шему, дол­жна она на­зывать­ся впредь.

Но вель­мо­жи, сколь­ко ни ду­мали, ни­чего не мог­ли при­думать, толь­ко Чанг сра­зу же ска­зал, что ее сле­ду­ет наз­вать «Па­года бла­годат­но­го бо­га». Царь при­шел в вос­хи­щение от муд­ро­го от­ве­та Тюнг Ньи и тут же удос­то­ил его но­вого ти­тула, вы­ражен­но­го уже тре­мя сло­вами — «Чанг, пос­тигший ис­ти­ну». Царь при­казал вы­дать но­во­яв­ленно­му чан­гу зна­мена и про­чие зна­ки его дос­то­инс­тва и наз­на­чил ему сви­ту. Чанг поп­ро­сил ца­ря от­пустить его из сто­лицы, что­бы от­праздно­вать свадь­бу с прек­расной Фан Кхань, и на дру­гой день во гла­ве сво­ей сви­ты Тюнг Ньи тор­жес­твен­но вы­ехал из двор­ца.

Ког­да поч­тенный Буи уви­дел Тюнг Ньи, оде­того в бо­гатое платье и под зна­менем чан­га, ра­дость его бы­ла не­опи­су­ема. Он при­казал слу­гам го­товить рос­кошное пир­шес­тво, а сам вы­шел навс­тре­чу гос­тю. В У­ен-Ы­онг-Ди­не бы­ла ус­тро­ена ве­лико­леп­ная свадь­ба, а за­тем Фан Кхань вмес­те с Чан­гом от­пра­вилась на ро­дину Тюнг Ньи, что­бы от­праздно­вать свадь­бу так­же и в до­ме его пред­ков.

Го­лову ма­тери Чан­га пок­ры­ла се­реб­ря­ная се­дина, зу­бы ее вы­пали. Но хоть гла­за ее уже ви­дели не так хо­рошо, как преж­де, она сра­зу уз­на­ла лю­бимо­го сы­на и приш­ла в уми­ление от кра­соты не­вес­тки. Ра­дость ма­тери не име­ла гра­ниц. Чанг поч­ти­тель­но при­ветс­тво­вал так­же стар­ше­го бра­та и его же­ну.

— Я очень вам бла­года­рен, — го­ворил он им, — ес­ли бы не ва­ши сло­ва, я ни­ког­да бы не прос­ла­вил­ся.

А же­на бра­та, сму­тив­шись, от­ве­чала:

— О, у вас еще в детс­тве был не­обыч­ный ха­рак­тер! С ва­шим умом вы не мог­ли не стать зна­мени­тым муд­ре­цом.

Чанг вмес­те с прек­расной Фан Кхань счас­тли­во про­водил вре­мя в сво­ем до­ме. Они ка­тались на лод­ке и гу­ляли по хол­мам сре­ди прек­расных цве­тов.

Прош­ло нес­коль­ко ме­сяцев, и Чанг с же­ной вер­нулся в сто­лицу, ос­та­вив родс­твен­ни­кам на па­мять мно­го по­дар­ков и доб­рых со­ветов.

Про­ез­жая ми­мо двор­ца поч­тенно­го Буи, мо­лодые суп­ру­ги ос­та­нови­лись там, что­бы при­ветс­тво­вать от­ца прек­расной Фан Кхань. Хо­зя­ин ус­тро­ил ве­селый пир, но не ус­пе­ли еще гос­ти от­ве­дать все блю­да и осу­шить до дна куб­ки, как вдруг при­был цар­ский го­нец с пись­мом от Тхань То­на. Царь при­казы­вал Чан­гу и пол­ко­вод­цу Буи не­мед­ленно унич­то­жить зах­ватчи­ков, ко­торые втор­глись из Си­ама и Ла­оса и ра­зоря­ют стра­ну.

Чанг до­гадал­ся о при­чинах это­го на­паде­ния и ска­зал во­ена­чаль­ни­ку Буи:

— Это про­ис­ки ко­вар­но­го пер­во­го вель­мо­жи дво­ра из ро­да Зы­онг. Как толь­ко я во­шел в ми­лость к ца­рю, он за­хотел на­силь­но вы­дать за ме­ня свою дочь, и так как бра­косо­чета­ние это не сос­то­ялось, он за­та­ил про­тив ме­ня зло­бу. Уз­нав, что я на­хожусь те­перь здесь, он под­го­ворил вра­гов на­пасть на на­шу стра­ну, что­бы убить ме­ня или обес­сла­вить в гла­зах ца­ря. Но не стра­шитесь, я при­думал, как его унич­то­жить.

На сле­ду­ющий день тесть и зять выс­ту­пили в по­ход. Царь прис­лал поч­тенно­му Буи зна­мя и щит глав­но­го во­ена­чаль­ни­ка, а так­же сек­ретное пись­мо. В нем зна­чилось: «По­веле­ваю те­бе прой­ти про­вин­ции Тхань-Хоа и Нге-Ан и точ­но уз­нать си­лы неп­ри­яте­ля. Ес­ли кто-ни­будь из во­ена­чаль­ни­ков вос­про­тивит­ся это­му при­казу, то даю те­бе власть от­ру­бить ему го­лову, не ис­пра­шивая осо­бого мо­его раз­ре­шения…»

Тюнг Ньи выз­вал Чан­га-шах­ма­тис­та, Чан­га-едо­ка и Чан­га-бор­ца, и они при­были, что­бы при­нять учас­тие в об­сужде­нии во­ен­ных пла­нов. Ког­да за­кон­чился со­вет во­ена­чаль­ни­ков, Чанг-бо­рец был наз­на­чен ко­ман­ду­ющим пе­редо­вого от­ря­да, Чанг-шах­ма­тист по­лучил по­ет на­чаль­ни­ка пе­хоты, а Чанг-едок был пос­тавлен глав­ным над от­ря­дами, прок­ла­дыва­ющи­ми путь для ар­мии и дос­тавля­ющи­ми про­ви­ант.

Прек­расная Фан Кхань так­же по­лучи­ла офи­цер­ский чин и, опо­ясав се­бя ме­чом, от­пра­вилась во­евать вмес­те со сво­им суп­ру­гом.

Всту­пив в про­вин­ции Тхань-Хоа и Нге-Ан, ар­мия рас­по­ложи­лась ла­герем у вы­сокой го­ры. Раз­ведчи­ки на сле­ду­ющий день до­нес­ли, что вра­жес­кие вой­ска над­ви­га­ют­ся со сто­роны Бо-Ти­ня и Кюи-Хоа и что они не­ис­числи­мы, по­доб­но ско­пищам тра­вяных му­равь­ев. Вра­ги вы­пус­ка­ют сво­их бо­евых сло­нов на по­ля и унич­то­жа­ют по­севы, ра­зоряя кресть­ян. Кро­ме то­го, раз­ведчи­ки со­об­щи­ли, что вра­жес­кая ар­мия за­нима­ет чрез­вы­чай­но удоб­ную и гроз­ную по­зицию.

Все во­ена­чаль­ни­ки пог­ру­зились в раз­думье, и тог­да Чанг-бо­рец вос­клик­нул:

— Что же, раз­ве мы не муж­чи­ны, и нет в нас боль­ше от­ва­ги! Пусть враг си­лен и гро­зен, об­ру­шим­ся на не­го и ис­полним свой долг пе­ред от­чизной! Впе­ред, и пусть не бу­дет в на­ших ря­дах ма­лодуш­ных! Мы при­ведем вра­гов в наш ла­герь, как буй­во­лов, про­дев ве­рев­ку в их ноз­дри!

«Чанг, пос­тигший ис­ти­ну» чрез­вы­чай­но об­ра­довал­ся этим сло­вам и при­казал Чан­гу-бор­цу ид­ти впе­ред с тре­мя ты­сяча­ми сол­дат и рас­чистить путь для всей ар­мии. Сле­дом за ним выс­ту­пил Чанг-едок, ко­торый дол­жен был под­го­товить до­роги и на­вес­ти мос­ты. В пол­день Чанг-бо­рец не­ожи­дан­но нат­кнул­ся на ар­мию неп­ри­яте­ля. От ви­да бес­числен­ных вра­жес­ких па­латок у не­го да­же за­ряби­ло в гла­зах. Тем вре­менем вра­ги, под­нявшись на ок­ру­жав­шие ла­герь хол­мы, ста­ли осы­пать от­ряд Чан­га гра­дом стрел, а за­тем вы­пус­ти­ли бо­евых сло­нов и пе­реш­ли в нас­тупле­ние.

Вь­ет­нам­ские во­ины дрог­ну­ли при ви­де ог­ромных разъ­ярен­ных жи­вот­ных и по­бежа­ли с по­ля боя. И Чанг-бо­рец, сер­дце ко­торо­го не ве­дало стра­ха, ос­тался один ли­цом к ли­цу с мно­гочис­ленны­ми врfга­ми. Ярос­тно сра­жал­ся Чанг, меч его, точ­но свер­ка­ющая мол­ния, се­ял смерть. Но он не мог про­бить­ся сквозь вра­жес­кие ря­ды. Ве­чер уже спус­кался на зем­лю, Чанг-бо­рец все еще бил­ся с рас­сви­репев­ши­ми зах­ватчи­ками, тес­ни­мый копь­ями и ме­чами. Но в это вре­мя на под­мо­гу ему по­дос­пе­ли Чанг- шах­ма­тист и Чанг-едок. Уз­нав об опас­ности, уг­ро­жав­шей их дру­гу, сло­мя го­лову мча­лись они че­рез лес ему на вы­руч­ку. Об­щи­ми уси­ли­ями друзья раз­би­ли коль­цо вра­гов и поз­дней ночью вер­ну­лись в свой ла­герь. Тог­да и об­на­ружи­лось, что пе­редо­вой от­ряд по­терял в этот день свы­ше ста че­ловек. Тюнг Ньи, уз­нав об этом, вос­клик­нул:

— Как же нам, от­ра­зить вра­га, ес­ли он так си­лен!

Оза­бочен­ный Чанг ду­мал над этим день и ночь, и прек­расная Фан Кхань, ви­дя тре­вогу, в ко­торой пре­бывал ее суп­руг, ска­зала:

— Враг так си­лен по­тому, что он за­нима­ет удоб­ную по­зицию, он за­щищен ле­сами и гор­ны­ми хреб­та­ми, кро­ме то­го у не­го мно­го кон­ни­цы и бо­евых сло­нов. Нуж­но вы­манить их из ла­геря. Наш враг жа­ден и туп. Нам сле­ду­ет выг­нать по­ле пе­ред опуш­кой ле­са мно­жес­тво буй­во­лов и ко­ров; вра­ги не вы­дер­жат соб­лазна и вый­дут из ла­геря, что­бы их зах­ва­тить. В это вре­мя на­ши сол­да­ты, ук­ры­тые в за­саде, об­ру­шат­ся на них со всех че­тырех сто­рон. Лю­ди, во­ору­жен­ные длин­ны­ми ме­чами, се­кира­ми и ос­тры­ми копь­ями, на­падут на сло­нов, ос­лепляя их, от­се­кая им хо­боты и пе­рере­зая су­хожилья. Дру­гие от­ря­ды, во­ору­жен­ные баг­ра­ми и пи­ками, бу­дут стас­ки­вать всад­ни­ков с ко­ней, ко­торым нег­де бу­дет раз­вернуть­ся на столь уз­ком прос­транс­тве. Ес­ли мы су­ме­ем осу­щес­твить этот план, враг не­мину­емо про­иг­ра­ет сра­жение.

Чанг пох­ва­лил же­ну и, тут же соб­рав всех во­ена­чаль­ни­ков, из­ло­жил им план зав­траш­не­го сра­жения и при­казал го­товить­ся к бою. Рас­хо­дясь с во­ен­но­го со­вета, ге­нера­лы вос­хи­щались муд­ростью Чан­га и его та­лан­та­ми пол­ко­вод­ца.

Как и пред­ска­зыва­ла прек­расная Фан Кхань, вра­ги на сле­ду­ющий день по­тер­пе­ли по­раже­ние. От­сту­пив, они ока­зались за­пер­ты­ми в ла­гере, за­щищен­ном гус­ты­ми джун­гля­ми, и град стрел об­ру­шивал­ся на каж­до­го, кто пы­тал­ся к ним приб­ли­зить­ся.

Тог­да Тюнг Ньи, вы­веден­ный из се­бя упор­ным соп­ро­тив­ле­ни­ем неп­ри­яте­ля, ре­шил опять по­сове­товать­ся с суп­ру­гой.

— По­ка враг на­ходит­ся в ла­гере, — ска­зала Фан Кхань, — мы не смо­жем к не­му под­сту­пить­ся, по­это­му мы опять дол­жны вы­манить его в по­ле. Это воз­можно, по­тому что у неп­ри­яте­ля ско­ро кон­чатся за­пасы про­доволь­ствия. Мы дол­жны за­се­ять все ок­рес­тные по­ля го­рохом, ко­торый яв­ля­ет­ся из­люблен­ным ку­шань­ем вра­гов, и выж­дать, ког­да го­рох соз­ре­ет. Пос­ле это­го мы сде­ла­ем вид, что от­сту­па­ем и сни­ма­ем оса­ду. На са­мом же де­ле мы спря­чем на­ши вой­ска в ок­рес­тных ле­сах. Вра­жес­кая ар­мия не­сом­ненно вый­дет из ла­геря, что­бы обоб­рать по­севы го­роха, и тог­да мы уда­рим на них из за­сады. Кро­ме то­го, пе­ред тем как от­сту­пить, нуж­но бу­дет вы­рыть вок­руг мно­жес­тво глу­боких ям с ос­тры­ми коль­ями на дне и свер­ху прик­рыть ямы тра­вой. В эти ямы про­валят­ся бо­евые сло­ны неп­ри­яте­ля и тя­жело­во­ору­жен­ные всад­ни­ки, — все они най­дут там свою смерть. Ес­ли это бу­дет сде­лано, то враг не­сом­ненно бу­дет раз­бит на­голо­ву, а мы увен­ча­ем се­бя сла­вой.

Чанг опять пох­ва­лил же­ну. Не­мед­ленно соз­вал он всех во­ена­чаль­ни­ков и, об­сто­ятель­но из­ло­жив им но­вый план дей­ствий, при­казал при­гото­вить в кус­тах ку­чи хво­рос­та, об­ли­того го­рючим, что­бы под­жечь его, как толь­ко бу­дет дан сиг­нал к нас­тупле­нию, и тем по­се­ять ужас и смя­тение в ря­дах неп­ри­яте­ля. Ге­нера­лы, рас­хо­дясь с во­ен­но­го со­вета, не на­ходи­ли слов, что­бы вы­разить свое вос­хи­щение муд­ростью и даль­но­вид­ностью Чан­га.

Все бы­ло ис­полне­но. И вот в один из ве­черов вь­ет­нам­ская ар­мия, по­кинув свой ла­герь, под ба­рабан­ный бой с раз­верну­тыми зна­мена­ми дви­нулась по боль­шой до­роге. Вой­ска, про­делав длин­ный пе­реход, ос­та­нови­лись на бе­регу озе­ра, раз­би­ли па­лат­ки и ра­зож­гли кос­тры. За­тем пос­ле ко­рот­ко­го от­ды­ха, ос­та­вив па­лат­ки и не по­гасив кос­тры, вой­ска вер­ну­лись не­замет­но для вра­га на преж­нее мес­то и спря­тались в джун­глях.

Пе­ред рас­све­том вра­жес­кие сол­да­ты выш­ли из ла­геря, но толь­ко соб­ра­лись они гра­бить по­севы, как вдруг на них об­ру­шил­ся дождь стрел и со всех сто­рон вспых­нул огонь. Вра­ги за­мета­лись в па­нике и, сби­вая друг дру­га с ног, бро­сились об­ратно в ла­герь. Тут тя­желые, не­пово­рот­ли­вые сло­ны ста­ли про­вали­вать­ся в подс­тро­ен­ные для них ло­вуш­ки. Вра­ги гиб­ли без сче­та. Сто­ны и кри­ки ра­неных и уми­ра­ющих ог­ла­шали ок­рес­тность. Чанг по­вел сво­их сол­дат в нас­тупле­ние. От­ре­зан­ные от­ря­дом Чан­га-бор­ца от ла­геря, вра­ги вско­ре бы­ли все пе­реби­ты. Пред­во­дитель вра­гов был зах­ва­чен в плен. Его по­сади­ли в же­лез­ную клет­ку, в ко­торой Чанг на­мере­вал­ся от­везти плен­ни­ка в сто­лицу и по­лучить за это от ца­ря наг­ра­ду.

Тор­жес­твен­но всту­пил в сто­лицу Тюнг Ньи вмес­те с тес­тем и суп­ру­гой во гла­ве по­бедо­нос­но­го вой­ска. По­беди­телей встре­чали вы­соки­ми по­чес­тя­ми и все­об­щим ли­кова­ни­ем. На сле­ду­ющий день в при­сутс­твии ца­ря Тхань То­на и выс­ших вель­мож был ус­тро­ен доп­рос глав­но­коман­ду­юще­му вра­га. Он ска­зал:

— Знай, царь, и вы, сто­ящие у цар­ско­го тро­на, что эта вой­на про­изош­ла из-за про­ис­ков ко­вар­но­го вель­мо­жи из ро­да Зы­онг. Он под­го­ворил влас­ти­телей Си­ама и Ла­оса на­пасть на Вь­ет­нам, на­де­ясь, что во­ена­чаль­ни­ки Буи и Чанг, пос­тавлен­ные во гла­ве ар­мии, ли­бо по­гиб­нут в бою, ли­бо, по­тер­пев по­раже­ние, ли­шат­ся цар­ской ми­лос­ти и бу­дут — с по­зором каз­не­ны. Тем са­мым он хо­тел бро­сить дво­их лю­дей в ла­пы тиг­ра и ввер­гнуть их в ядо­витую пасть змеи, что­бы отом­стить Тюнг Ньи за то, что он от­ка­зал­ся взять в же­ны его дочь.

Царь, ус­лы­хав это, при­шел в ярость и по­велел Чан­гу жес­то­ко на­казать ко­вар­но­го вель­мо­жу. Ког­да Чанг вмес­те с от­ря­дом цар­ской стра­жи при­был к до­му са­нов­ни­ка, он уви­дел мно­жес­тво зна­мен вель­мож и по­нял, что ко­вар­ный Зы­онг сно­ва за­тева­ет за­говор и со­бира­ет сво­их еди­номыш­ленни­ков. Тог­да Чанг при­казал сво­им сол­да­там ок­ру­жить дом и име­нем ца­ря зах­ва­тить за­говор­щи­ков. Их за­точи­ли в тюрь­му, где они и ос­та­лись в ожи­дании су­да.

С этих пор прек­ра­тились вой­ны и за­гово­ры, обе стра­ны — Си­ам и Ла­ос — приз­на­ли се­бя вас­са­лами Тхань То­на и обя­зались каж­дые пять лет вып­ла­чивать Вь­ет­на­му бо­гатую дань.

В этот год ки­тай­ский им­пе­ратор прис­лал во Вь­ет­нам пос­ла, с тем что­бы вру­чить Тхань То­ну но­вые по­чет­ные зна­ки цар­ско­го са­на и по­дар­ки им­пе­рато­ра. В дей­стви­тель­нос­ти же им­пе­ратор Ки­тая по­ручил сво­ему пос­лу раз­ве­дать, ве­лика ли муд­рость ца­ря Тхань То­на, креп­ка ли его власть и дос­то­ин ли он цар­ско­го тро­на. И вот да­бы ис­пы­тать муд­рость Тхань То­на, по­сол пред­ло­жил ему од­нажды сыг­рать в шах­ма­ты. Царь приз­вал Чан­га и про­сил его со­вета, как по­бедить пос­ла, ко­торый слыл чрез­вы­чай­но ис­кусным иг­ро­ком.

— О ва­ше ве­личес­тво, — от­ве­чал Чанг, — при­кажи­те пос­та­вить сто­лик для шах­матной иг­ры во дво­ре, и тог­да Чанг-шах­ма­тист пе­ре­оде­нет­ся страж­ни­ком и ста­нет за ва­шим крес­лом с зон­том в ру­ках яко­бы для то­го, что­бы за­щищать вас от па­лящих лу­чей сол­нца. В этом зон­те мы про­дела­ем ды­роч­ку, сквозь ко­торую сол­нечный луч бу­дет бро­сать на шах­матную дос­ку яр­кие зай­чи­ки. На ка­кую клет­ку нап­ра­вит Чанг-шах­ма­тист сол­нечный зай­чик, ту­да вы и дол­жны бу­дете хо­дить. Та­ким об­ра­зом, вы по­беди­те ва­шего про­тив­ни­ка.

Царь пох­ва­лил Чан­га и при­казал пос­та­вить шах­матный сто­лик с дра­гоцен­ны­ми рез­ны­ми фи­гура­ми во дво­ре. Чанг-шах­ма­тист за­нял свое мес­то око­ло цар­ско­го крес­ла, и не ус­пел им­пе­ратор­ский по­сол сде­лать и де­сяти хо­дов, как ему был объ­яв­лен мат.

Но на сле­ду­ющий день по­сол при­думал еще бо­лее труд­ное ис­пы­тание для ца­ря. Его слу­ги при­нес­ли ствол де­рева, глад­ко об­те­сан­ный и от­по­лиро­ван­ный, так что со всех сто­рон он имел со­вер­шенно оди­нако­вый вид. По­сол поп­ро­сил ца­ря Тхань То­на оп­ре­делить, где вер­хушка де­рева, а где — кор­ни. Встре­вожен­ный царь сно­ва об­ра­тил­ся к Чан­гу за со­ветом. И Чанг от­ве­тил:

— Ва­ше ве­личес­тво, от­брось­те все вол­не­ния. Я най­ду средс­тво раз­ре­шить и эту за­дачу.

Ког­да спус­ти­лась ночь, Чанг при­казал лю­дям из сво­ей сви­ты от­пра­вить ма­лую и боль­шую нуж­ду на за­гадоч­ное де­рево, ос­тавлен­ное у вхо­да во дво­рец. Ут­ром Чанг уви­дел, что все брев­но, дос­тавлен­ное пос­лом, заг­рязне­но, и страш­но раз­гне­вал­ся.

— О бес­стыдс­тво! — кри­чал он. — Не­уже­ли вы со­бира­етесь по­ложить пред оча­ми ца­ря это за­гажен­ное брев­но! Не­мед­ленно брось­те его в во­до­ем и хо­рошень­ко от­мой­те.

Страж­ни­ки тот­час же опус­ти­ли брев­но в во­до­ем, а так как дре­веси­на у кор­ней всег­да бо­лее плот­ная и тя­желая, то и тот ко­нец брев­на, где бы­ли кор­ни, глуб­же пог­ру­зил­ся в во­ду. Чанг за­метил это и тот­час сде­лал на брев­не ма­лень­кую за­руб­ку. Ког­да же по­сол явил­ся за от­ве­том, брев­но бы­ло при­несе­но в трон­ный зал. Чанг, уви­дев свою мет­ку, ска­зал ца­рю, где бы­ли кор­ни де­рева, а где вер­ши­на. Царь Тхань Тон в свою оче­редь ве­личес­твен­ным жес­том по­казал пос­лу то, что он спра­шивал.

По­сол чрез­вы­чай­но огор­чился и ре­шил пред­при­нять но­вую хит­рость. На сле­ду­ющий день его слу­ги дос­та­вили во дво­рец еще од­но брев­но, оно бы­ло глад­ко об­те­сано, пок­ра­шено и пок­ры­то свер­ху ла­ком, на ко­тором вы­деля­лись три сло­ва — «Хо бат тхык». По­сол, пок­ло­нив­шись изум­ленно­му Тхань То­ну, ска­зал:

— Ва­ше ве­личес­тво, муд­рость ва­ша ве­лика! Я поп­ро­шу вас оп­ре­делить по­роду это­го де­рева, не при­каса­ясь к его ство­лу.

Тог­да Чанг нак­ло­нил­ся к ца­рю и, вра­зум­ля­емый бла­гос­клон­ным бо­жес­твом, про­шеп­тал:

— Ва­ше ве­личес­тво «Хо бат тхык» зна­чит — «Ли­са не ела», но ес­ли ли­са не ела, зна­чит она го­лод­на, ес­ли же ли­са го­лод­на, зна­чит она ху­да. «Ху­дая ли­са» мы про­из­но­сим «као гэй», что соз­вучно сло­вам «кэй гао», оз­на­ча­ющим «де­рево гао», сле­дова­тель­но это де­рево гао.

Тхань Тон по­мол­чал еще не­кото­рое вре­мя, как бы об­ду­мывая от­вет, а за­тем про­из­нес ве­личес­твен­но:

— Мы ут­вер­жда­ем, что это ствол де­рева гао, воз­но­сящий свои вет­ви с крас­ны­ми цве­тами вы­соко в не­бо.

По­сол да­же оне­мел от изум­ле­ния, ви­дя, что и на этот раз он ока­зал­ся пос­рамлен­ным. Ког­да к не­му вер­нулся дар ре­чи, он вос­клик­нул:

— Кто бы мог по­думать, что в этой ма­лень­кой Стра­не Юга есть столь­ко за­меча­тель­ных та­лан­тов!..

Эти­ми сло­вами по­сол хо­тел на­мек­нуть на то, что царь не один раз­га­дал его за­гад­ки, ибо о не­кото­рых хит­ро­ум­ных де­лах Чан­га по­сол был ос­ве­дом­лен, а о дру­гих его пос­тупках он мог до­гадать­ся и сам.

Год мчал­ся за го­дом, уве­личи­вая не­весо­мое бре­мя жиз­ни. Но вре­мя не мог­ло по­коле­бать по­ложе­ния и ре­пута­ции Чан­га. Муд­рость его ста­ла нас­толь­ко об­щеприз­нанной, что да­же за­вис­тни­ки не ре­шались от­ри­цать его про­рочес­кий дар, а толь­ко пре­умень­ша­ли его.

В те вре­мена каж­дые три го­да Вь­ет­нам дол­жен был от­прав­лять пос­лов ко дво­ру ки­тай­ско­го им­пе­рато­ра. И вот царь Тхань Тон ре­шил пос­та­вить во гла­ве но­вого по­соль­ства Чан­га, ибо, по мне­нию ца­ря, ник­то не мог с боль­шим дос­то­инс­твом и сла­вой пред­став­лять его го­сударс­тво при ки­тай­ском дво­ре. Чанг, уз­нав об этом, по­думал про се­бя: «Ки­тай стра­на древ­ней куль­ту­ры, вель­мо­жи там сла­вят­ся об­ра­зован­ностью. По­это­му од­но­му мне бу­дет там не­лег­ко. Я дол­жен про­сить ца­ря, что­бы он пос­лал со мной трех мо­их дру­зей — Чан­га-едо­ка, Чан­га-бор­ца и Чан­га-шах­ма­тис­та…» Тхань Тон удов­летво­рил эту прось­бу, и вско­ре Чанг и его друзья вмес­те со всем по­соль­ством от­бы­ли из сто­лицы.

Ког­да они подъ­еха­ли к Там-Ку­ану, от ко­торо­го на­чина­лась ки­тай­ская гра­ница, на­чаль­ник ки­тай­ской пог­ра­нич­ной стра­жи, сла­вив­ший­ся сво­им вы­соко­мери­ем, не от­крыл во­рот пе­ред по­соль­ством. На щи­те, ко­торый дер­жал один из его приб­ли­жен­ных, на­чаль­ник стра­жи на­рисо­вал крест, кон­цы его бы­ли нап­равле­ны на се­вер и па юг, на за­пад и на вос­ток. Про­ведя пос­ледний штрих, он за­нос­чи­во пос­мотрел на Чан­га. Чанг, нас­мешли­во улыб­нувшись, обер­нулся к сво­ему по­мощ­ни­ку и ска­зал:

— Он хо­чет ска­зать, что все стра­ны све­та под­властны ему, но мы ок­ру­жим коль­цом его крест, да­бы по­казать, что стра­ны све­та под­чи­нены ему толь­ко в под­властных ему пре­делах.

И Чанг при­казал сво­ему по­мощ­ни­ку об­вести ок­ружностью крест, на­рисо­ван­ный на щи­те. На­чаль­ник стра­жи, уви­дав это, зад­ро­жал и по­думал: «Мы ска­зали: «Все стра­ны све­та под­властны нам». По­сол по­нял это и от­ве­тил: «Есть гра­ницы, за ко­торы­ми власть ва­ша не влас­тна и си­ла ва­ша бес­силь­на». Очень муд­ро…» И он при­казал от­крыть во­рота.

Ми­новав Там-Ку­ан, по­соль­ство че­рез не­кото­рое вре­мя подъ­еха­ло к об­ширно­му по­лю. На краю по­ля все уви­дели де­воч­ку, ко­торая, по­мочив­шись, че­сала низ жи­вота. Чанг ска­зал сво­ему по­мощ­ни­ку:

— За­пиши это…

Тот, изу­мив­шись, спро­сил:

— О поч­тенный Чанг, что же я дол­жен за­писать?

Чанг, цо­кая язы­ком, ска­зал:

— Ес­ли во­лю дашь ру­кам, пах рас­че­шешь док­расна.

По­мощ­ник пос­ла, при­вык­ший улав­ли­вать во всем го­сударс­твен­ный смысл, за­писал сле­ду­ющее: «Ес­ли бой дашь вра­гам, впрах раз­ме­чешь их вой­ска».

Ког­да Чанг во гла­ве по­соль­ства при­был в сто­лицу Ки­тая, к не­му по по­руче­нию им­пе­рато­ра явил­ся один вель­мо­жа и ска­зал:

— О поч­тенный по­сол, ты про­ез­жал по тем об­ластям, че­рез ко­торые на нас дви­га­ет­ся враг. Ка­ково твое мне­ние о том, нас­коль­ко он гро­зен?

На са­мом де­ле им­пе­ратор со сво­ими вель­мо­жами и пол­ко­вод­ца­ми дав­но уже зна­ли, что враг не очень си­лен и опа­сен, они прос­то хо­тели ис­пы­тать прос­лавлен­ную муд­рость Чан­га. Чанг при­казал тог­да по­мощ­ни­ку про­читать вслух свои за­мет­ки, и тот про­чел: «Ес­ли бой дашь вра­гам, впрах раз­ме­чешь их вой­ска». Изум­ленный вель­мо­жа по­думал: «По­ис­ти­не, это бо­жес­тво Тхан-Донг- Фу-Ньи. Есть ли че­ловек, ко­торый был бы столь же мудр!..» Пос­ле это­го вь­ет­нам­ский по­сол был при­нят им­пе­рато­ром.

Од­нажды им­пе­ратор вмес­те с пос­ла­ми раз­ных стран гу­лял по са­ду, лю­бу­ясь прек­расны­ми аро­мат­ны­ми цве­тами, пес­трев­ши­ми в изум­рудно-зе­леной тра­ве. По­том они спус­ти­лись к озе­ру, зер­каль­ная по­вер­хность ко­торо­го име­ла фор­му по­лук­ру­га. Пос­ре­ди озе­ра воз­вы­шал­ся дав­но уже пус­то­вав­ший храм, выс­тро­ен­ный в ви­де вось­ми­уголь­ни­ка. На од­ной из внут­ренних стен хра­ма мож­но бы­ло с тру­дом раз­ли­чить по­лус­тертую ста­рин­ную над­пись. Им­пе­ратор ука­зал на нее пос­лам и спро­сил, мо­жет ли кто-ни­будь из них по­нять ее смысл. Все пос­лы по­тупи­лись, ибо про­честь над­пись бы­ло со­вер­шенно не­воз­можно. Чанг же, лю­бовав­ший­ся пей­за­жем, не мог сдер­жать вос­хи­щения и не­ча­ян­но про­из­нес:

— При­рода здесь изу­митель­но кра­сива.

Им­пе­ратор, ко­торый лю­бил это мес­то боль­ше все­го на све­те, счи­тал, что раз оно ему нра­вит­ся, то над­пись на сте­не дол­жна го­ворить имен­но об этом и ни о чем дру­гом. Он при­шел в вос­хи­щение от слов Чан­га и ска­зал:

— Взгля­ните, как глу­бока его муд­рость, он дал единс­твен­но точ­ное тол­ко­вание над­пи­си, ко­торую ник­то ни­ког­да не мог про­честь.

С это­го дня им­пе­ратор приб­ли­зил к се­бе Чан­га и пос­то­ян­но вос­хи­щал­ся его сло­вами и пос­тупка­ми.

Ме­сяц май был уже на ис­хо­де, но с не­ба не упа­ло ни кап­ли дож­дя, по­севы ри­са на­чали жел­теть и за­сыхать. Над стра­ной на­вис­ла уг­ро­за го­лода. Тог­да им­пе­ратор об­ра­тил­ся к вь­ет­нам­ско­му пос­лу с прось­бой спас­ти уро­жай.

Чанг, ко­торый, ко­неч­но, не мог от­ка­зать им­пе­рато­ру, ис­пы­тывал чрез­вы­чай­ное бес­по­кой­ство, ибо не знал, как мож­но выз­вать дождь. Вдруг он вспом­нил, что у не­го на ро­дине, ког­да лю­ди на­ходят по­белев­шие кор­ни рас­те­ния «ши», то они го­ворят, что ско­ро не­бо пош­лет дождь. Чанг тот­час со­шел в сад и, от­ко­пав кор­ни «ши», уви­дел, что они на­чина­ют при­об­ре­тать бе­лова­тый от­те­нок. Тог­да Чанг от­пра­вил­ся к им­пе­рато­ру и поп­ро­сил, что­бы он при­казал пос­тро­ить прос­торный храм, весь­ма рос­кошно и ве­личес­твен­но ук­ра­шен­ный, на­де­ясь, что за то вре­мя, по­ка бу­дут воз­во­дить храм, кор­ни «ши» сов­сем по­беле­ют и тог­да мож­но бу­дет сме­ло пред­ска­зать дождь. Как раз в день окон­ча­ния стро­итель­ства хра­ма Чанг уви­дел, что кор­ни «ши» ста­ли сов­сем бе­лыми, и наз­на­чил на сле­ду­ющий день тор­жес­твен­ное мо­лебс­твие.

Ед­ва сол­нце под­ня­лось над зем­лей, Чанг взо­шел по сту­пеням в храм, ок­ру­жен­ный ты­сяча­ми лю­бопыт­ных. Он бро­сил в пла­мя, ко­торое по­лыха­ло на жер­твен­ном тре­нож­ни­ке, бла­гово­ния, вы­нув из но­жен свер­ка­ющий меч, взмах­нул им и гром­ко и тор­жес­твен­но на­чал про­из­но­сить оби­ход­ные в жар­го­не мяс­ни­ков сло­ва, наз­ва­ния раз­личных час­тей ту­ши и мяс­ных блюд, при­бав­ляя к каж­до­му еще сло­во «тинь», что зна­чит «звез­да». Лю­ди, наб­лю­дав­шие и слы­шав­шие все, что про­делы­вал и про­из­но­сил Чанг, с изум­ле­ни­ем вос­кли­цали:

— О не­бо, сколь­ко он зна­ет звезд, дол­жно быть во все­лен­ной нет ни од­ной звез­ды, ко­торая бы­ла бы ему не­из­вес­тна!..

Окон­чив зак­ли­нания, Чанг наб­рал во­ды из жер­твен­ной ча­ши и поб­рызгал ею на все че­тыре сто­роны. Вдруг не­бо за­волок­ло ту­чами и хлы­нул про­лив­ной дождь.

Ве­лико бы­ло все­об­щее ли­кова­ние. Об­ра­дован­ный им­пе­ратор вос­хва­лял Чан­га, ут­вер­ждая, что ник­то, кро­ме раз­ве прос­лавлен­но­го Чжу­гэ Ля­на, не мо­жет срав­нить­ся муд­ростью с Чан­гом, осо­бен­но в том, что ка­са­ет­ся зна­ния наз­ва­ний не­бес­ных све­тил.

С это­го дня Чанг прос­ла­вил­ся по все­му Ки­таю. Лю­ди ос­па­рива­ли друг пе­ред дру­гом честь пер­вы­ми приг­ла­сить вь­ет­нам­ско­го пос­ла в свой дом, что­бы пос­лу­шать его муд­рые по­уче­ния, но Чанг обыч­но от­ка­зывал­ся от приг­ла­шений.

Но вот срок по­соль­ства приб­ли­зил­ся к кон­цу, и Чанг дол­жен был вер­нуть­ся на ро­дину. Но им­пе­ратор ни за что не сог­ла­шал­ся от­пустить его, уго­вари­вая ос­тать­ся в Ки­тае еще на не­кото­рое вре­мя, что­бы вос­пи­тывать и обу­чать нас­ледно­го прин­ца. Чанг, не имея воз­можнос­ти от­ка­зать­ся, очень огор­чился, но вско­ре он при­думал од­ну хит­рость. По его прось­бе им­пе­ратор при­казал пос­тро­ить вы­сокую баш­ню, что­бы Чанг мог за­нимать­ся там с прин­цем, вда­ли от вся­кого шу­ма. Од­на­ко принц не при­вык под­ни­мать­ся так вы­соко, и ког­да он в пер­вый раз при­шел на урок, то нас­толь­ко за­пыхал­ся, что за­был да­же поп­ри­ветс­тво­вать сво­его учи­теля. Чанг, ко­торый толь­ко это­го и ждал, схва­тил прин­ца за ши­ворот и нес­коль­ко раз уда­рил его, при­гова­ривая:

— Сна­чала на­учись веж­ли­вос­ти, а по­том при­нимай­ся за на­уки.

По­том он стал тре­бовать от прин­ца зна­ния все­воз­можных тон­костей веж­ли­вого об­хожде­ния и стро­го на­казы­вал его за каж­дый про­мах, так что че­рез ма­лый срок принц, по­лучив на­каза­ния за пол­ный курс на­ук, не знал еще ни од­ной, да­же са­мой прос­той ис­ти­ны.

Ви­дя, что Чанг очень су­ров и боль­но бь­ет, принц в сле­зах от­пра­вил­ся к ма­тери. Им­пе­рат­ри­ца, по­жалев сы­на, тут же пош­ла к сво­ему суп­ру­гу и ска­зала:

— Вь­ет­нам­ский по­сол уд­ру­чен раз­лу­кой и все вре­мя тос­ку­ет по ро­дине и по сво­ему до­му. По­это­му он вов­се не ду­ма­ет о вос­пи­тании прин­ца, а толь­ко ко­лотит на­ше лю­бимое ди­тя. От­пусти его луч­ше до­мой.

Им­пе­ратор внял ее сло­вам и раз­ре­шил Чан­гу вер­нуть­ся на ро­дину.

Царь Тхань Тон очень об­ра­довал­ся при­ез­ду Чан­га. Же­лая воз­награ­дить его за боль­шие зас­лу­ги и слав­ную служ­бу, а так­же за дол­гое пре­быва­ние вда­ли от род­но­го до­ма, царь воз­вел Чан­га в сан глав­но­го вель­мо­жи и пер­во­го со­вет­ни­ка. Фан Кхань по­лучи­ла ти­тул суп­ру­ги глав­но­го вель­мо­жи и пер­во­го со­вет­ни­ка ца­ря. Кро­ме то­го, царь по­жало­вал щед­рые наг­ра­ды и вы­сокие дол­жнос­ти трем слав­ным друзь­ям Чан­га и всем его родс­твен­ни­кам.

Че­рез нес­коль­ко лет Чанг, нес­ший на се­бе все бре­мя го­сударс­твен­ных дел, очень уто­мил­ся и поп­ро­сил ца­ря от­пустить его от­дохнуть. Тхань Тон, ува­жая вер­ность Чан­га и его слав­ные де­яния, дал на это свое сог­ла­сие, Чанг от­пра­вил­ся в жи­вопис­ное ти­хое мес­то на бе­регу проз­рачной ре­ки. Там, гу­ляя то по од­но­му, то по дру­гому бе­регу, он чи­тал вслух сти­хи и рас­пе­вал пес­ни, лю­бу­ясь чу­дес­ны­ми ви­дами.

Од­нажды, свет­лой лун­ной ночью Чанг ка­тал­ся на лод­ке, вдруг он уви­дел кра­сивую ма­лень­кую прис­тань и ста­рин­ную изящ­ную па­году, ок­ру­жен­ную оча­рова­тель­ны­ми де­ревь­ями и цве­тами. Чанг спро­сил у греб­цов, что это за мес­то, и они от­ве­чали ему, что эта прис­тань на­зыва­ет­ся Ты-Нь­ен, что оз­на­ча­ет «при­рода», и что в древ­ности не­кий муд­рец бо­жес­твен­но­го про­ис­хожде­ния уда­лил­ся сю­да, по­кинув об­щес­тво, и здесь мо­лил­ся и уг­лублял свою муд­рость.

Ус­лы­хав это наз­ва­ние, Чанг сра­зу вспом­нил сло­ва поч­тенно­го ду­ха, встре­чен­но­го им в ран­ней юнос­ти, и пог­ру­зил­ся в глу­бокое раз­думье. Вдруг Чанг уви­дел это­го муд­ро­го ду­ха, ко­торый плыл в лод­ке ему навс­тре­чу. Приб­ли­зив­шись, дух ска­зал:

— Слу­шай, Тюнг Ньи! Срок ис­те­ка­ет! Не­ког­да я дал те­бе со­из­во­ления, те­перь ты дол­жен их воз­вра­тить!

Чанг вздрог­нул, од­на­ко не по­нял смыс­ла ска­зан­ных слов. Он хо­тел пе­рес­про­сить стар­ца, но не ус­пел еще и рта рас­крыть, как дух по­вер­нул свою лод­ку и она пом­ча­лась по ре­ке, быс­тро ис­че­зая вда­ли. Тог­да Чанг при­казал прис­тать к бе­регу и, вой­дя в па­году, сот­во­рил мо­лит­ву. Вер­нувшись до­мой, Чанг от­дал все свои день­ги лю­дям де­рев­ни Ты-Нь­ен, что­бы они вос­ста­нови­ли па­году в ее преж­ней кра­соте.

Ког­да по­дошел ав­густ ме­сяц, в об­новлен­ной па­годе бы­ло ус­тро­ено тор­жес­твен­ное мо­лебс­твие и боль­шой праз­дник. Все при­сутс­тву­ющие воз­да­вали по­чес­ти муд­ро­му и щед­ро­му Чан­гу. Воз­вра­тив­шись до­мой, Чанг, ко­торый ни­ког­да ни­чем не бо­лел, вдруг умер. Ему бы­ло семь­де­сят два го­да:

Это бы­ло очень дав­но, но по­весть о не­обы­чай­ных прик­лю­чени­ях Чан­га и до­ныне рас­ска­зыва­ют по все­му Вь­ет­на­му.

Случайные и неслучайные рекомендации: