В прежние времена жил один человек — Рыбак. Рыбу ловил, продавал её, тем и содержал свою многодетную семью.
Как-то раз, отправившись на рыбную ловлю, закинул он крючок, и попалось на этот крючок что-то страшно тяжёлое. Настолько увесистое, что едва он вытянул это на берег. Вытянул и оказалось, что это нечто — чугунный сундук. На крышке сундука надпись выдавлена. Ни замка, ни запора на крышке. Сама крышка, однако, весьма плотно подогнана. Подумал Рыбак, надпись прочёл. Лежал сундук с такого-то года на дне, довольно-таки долго на дне пролежал.
Открыл он сундук. Пошёл дым из сундука, вроде небольшой такой тучки, а из дыму объявился ифрит. И сказал тотчас:
— Человек, вот я тебя съем.
Взмолился Рыбак:
— Детишек у меня уйма, если ты меня съешь, кто их воспитывать будет?
Ифрит говорит:
— Я там лежал, ожидал, что к такому-то времени меня из сундука выпустят. Не выпустили меня к такому-то времени. Оттого поклялся я, что любого, кто меня из сундука выпустит — сожру тотчас.
Сильно Рыбак опечалился. И тогда пришла Рыбаку в голову одна мысль: «Не удастся ли его обратно в сундук запихнуть».
После чего говорит ифриту:
— Ты здесь толкуешь, будто бы из сундука объявился, да сильно здоров ты, брат, телом. Навряд ли ты из сундука вылез, я, видать, проглядел из-за дыму-то. Не иначе, ты сбоку подлез. Тебе, брат, в сундучке этом ни в жизнь не уместиться.
Тот отвечает:
— Я точно из сундука вылез.
Рыбак говорит:
— А ну-ка попробуй обратно влезть, уместишься ли? Вот тогда я поверю.
Ладно. Тот говорит:
— Коли не веришь, вот сейчас влезу.
Сильно ифрит уменьшился и обратно в сундук полез. Влез он туда, и Рыбак за ним крышку захлопнул. Заорал ифрит изнутри:
— Эй, брат, выпускай меня отсюда!
Тот говорит:
— Не выпущу. Коли выпущу, ты жрать меня начнёшь, оттого и не выпущу. Я тебя выпустил, а ты меня слопать собрался. Вот теперь уж не выпущу. Я на твоём сундуке сейчас ещё одну надпись сделаю: «Кто, мол, откроет, того и сожрут тотчас».
Ифрит тут заныл, заобещался всяко:
— Я своему слову хозяин. Выпусти, я тут долго сидел, не могу более. Коли выпустишь, я тебе четыре озера укажу. Будешь в них рыбу ловить, рыба та страшно дорогая. Тебе, мол, того занятия на всю жизнь хватит.
Ладно. Выпустил Рыбак ифрита. Поначалу дым из сундука пошёл, потом и ифрит объявился. Показал Рыбаку четыре озера, вот, мол, из этих самых озёр. Говорит:
— Рыбу из этих озёр только падишахи кушают.
Такие там рыбы водились дорогостоящие. Показал ифрит озёра, распрощался и был таков.
Пошёл этот человек на озеро, ифритом указанное, рыбы наловил. Эту рыбу купил у него сын падишаха. Кучу денег ему отвалил. Рыбу передал поварам. Повар её очистил и всё, что надо, сделал. Уложил на сковороду и на плиту поставил. В этот миг появился на кухне старик некий при чалме и в чапане и сказал:
— Эй, рыбы, клятву свою забыли?
Рыбы тут встрепенулись, головы свои приподняли и сказали:
— Мы клятве своей верны, и обратились в чёрный уголь.
Сильно повара опечалились. Нельзя такое блюдо к падишаху нести. Кинулись они Рыбака искать. Попросили его:
— Принеси нам быстрее рыбин таких же.
Продал им Рыбак таких же рыбин и ушёл восвояси. Пришли четверо поваров, очистили рыбу, на сковороду уложили. Говорят:
— Теперь уж не сгорит.
Ну, вчетвером присматривают. И опять объявился некий при чалме и в чапане. Сказал:
— Эй, неверные рыбы, клятву свою держите.
Рыбы головы свои приподняли и сказали:
— Клятву мы сдержим,— и опять углём обернулись.
Повара так и замерли: что, мол, за диво такое?
Опять Рыбака отыскали. Только уложили рыбу на сковороду, опять объявился старик в чалме и в чапане. Крикнул издали:
— Эй, неверные!
Ответили рыбы:
— Мы клятву помним, — и опять превратились в уголь.
Тогда позвали падишахова сына. Говорят ему повара:
— Что за странные рыбы, никак их зажарить невозможно, горят и в уголь превращаются. Три раза уже сгорели, пропади они пропадом.
Ладно. Рыбака позвали. Спрашивает у него падишахов сын:
— Ты, брат, в какой воде эту рыбу ловишь?
— В таком-то месте на ваших землях есть одно озеро, — отвечает Рыбак, — потом дальше второе озеро и потом дальше ещё два озера — всего четыре озера имеются.
Послушал падишахов сын иговорит:
— Что ж они мне не встречались? Для чего и на свете жить, коли этих озёр не знаешь!
И пошёл падишахов сын эти озёра искать. Вот он пошёл. Искал-искал, не сумел найти. Не сумел найти и бросил в своих краях искать, а пошёл в степь широкую. Шёл-шёл и дошёл до некоего сада. В саду соловьи поют, цветы разные, яблони растут — такое приятное место. Чайхана даже имеется, только людей не видно. Нету в саду ни единой души. Тогда крикнул он громким голосом:
— Есть у этого сада хозяин, есть тут кто живой или нету?
В ответ донёсся едва слышимый голос:
— Есть живой человек, только я ходить не могу, ты сам ко мне подойди.
Ладно. Пошёл он на голос. К толстому дереву подошёл. На толстом дереве гнездо какое-то заметил. И кто-то есть в гнезде: половина тела — камень, другая — человеческая.
Говорит падишахов сын:
— Ты чего такой половинчатый?
Тот говорит:
— Жена меня заколдовала. Да-да, — говорит, — к тому же каждый день сорок плетей мне всыпает. Исхлещет до крови и солью посыпает — такое, мол, дело.
Падишахов сын говорит:
— Где это твоя жена шляется?
Тот говорит:
— Есть у неё тут одно чудовище, ифрит больной. Вот она возле него околачивается.
— А где, — спрашивает, — они расположились?
— Здесь, — говорит, — неподалёку. Я их голоса-то отчётливо слышу, да только сам пойти туда не могу.
Двинулся падишахов сын в ту сторону. Увидел: лежит некое тело непотребное. Глазами увидел и рядом за дерево спрятался. Женщины нету, лежит пока этот болезный один-одинёшенек. Вот прибежала она к этому ифриту. Говорит:
— Ах, душа моя, свет очей моих. — Заливается женщина, — Что ж ты и слова мне ласкового не вымолвишь? — Ноги целует этому чудищу непотребному. Обнимает, целует его. После этого и кушать села. Тот лягушек, мышей нажарил. Ест она да нахваливает:
— Я, — говорит, — у того мужа никогда так вкусно не ела. — Поцеловала она ифрита и убежала, мол, я сбегаю кой-куда и вернусь сразу.
Пошёл падишахов сын к ифриту, сел на грудь ему и говорит:
— Вот чем ты занимаешься.
Посидел-посидел, вынул свой нож алмазный и прикончил ифрита. После чего оттащил его далеко в сторону и бросил. Надел на себя платье ифритово и лёг на его место.
Женщина тут прибежала, обняла его, приголубила. Говорит:
— Ах, ты, родненький мой, как же мне тебя вылечить, как же мне тебя на ноги поднять?
Тот говорит:
— Я бы выздоровел, да ты сама хворая, оттого и я не могу на ноги встать.
— Свет очей моих, — говорит она, — отчего ты не можешь на ноги встать?
Тот говорит:
— Вон ты мужа своего заколдовала, пойди расколдуй. Потом, — говорит, — город заколдовала, в озеро превратила глубокое. Расколдуй, — говорит, — тогда и я окончательно на ноги встану.
Пошла теперь женщина и мужа своего расколдовала: спрыгнул тот и своими ногами пошёл. И город встал на месте глубокого озера. Она, конечно, падишахова сына всё за ифрита своего принимает. Говорит:
— Всё я, душенька, сделала, как ты просил. Ну, выздоравливай же скорее.
Вскочил падишахов сын и прирезал ту злую женщину. После чего надел он платье своё и пошёл того половинчатого разыскивать.
Нашёл того человека и взял его падишахов сын с собою. Идут теперь, разговаривают между собою. Привёл его падишахов сын и определил на хорошее место. Тот человек Рыбаком оказался, у которого падишахов сын рыбу покупал. Перехитрил его тот ифрит из сундука, околдовал, так как оказалось, ифрит тот с его женой шашни завёл.
