Однажды эмир Джезира-Бота заметил, что один из его слуг, по имени Рамо, каждый раз приходил в диван и садился у дверей, где гости оставляли свою обувь. Садился и гордо крутил свои усы. А усы его вот такой величины! Эмир заметил еще, что он никогда слова не промолвит: диван уже расходится, а он все молчит.
― Вах, вах, ― удивляется эмир, ― самый бедный из всех моих слуг и сидит всегда на самом непочетном месте. Слова никогда не вымолвит, но самодовольно крутит свои усы. Попробую я его испытать, ― решил он.
И когда в следующий раз собрался диван, эмир обратился к присутствующим:
— Есть ли среди вас человек, который не испугался бы и вышел навстречу всадникам?
Никто из присутствующих не откликнулся. А среди сидящих были и те, кому за храбрость эмир в свое время пожаловал десять-двадцать деревень. Рамо только самодовольно подкрутил усы. Эмир огорченно вздохнул. А на следующий день он приказал своим слугам:
— Ступайте и устройте Рамо засаду, а я тем временем пошлю его в деревню.
Остановились слуги в ущелье, Рамо поджидают. А когда он появился на дороге, вышли из укрытия и преградили ему путь.
— Стой, Рамо! ― закричали слуги эмира. ― Настал твой конец!
Не успели они и глазом моргнуть, как Рамо десятерых уложил, остальные в испуге пустились наутек.
Рамо же сходил в деревню, выполнил поручение эмира, собрал дань и вечером пустился в обратную дорогу. Вернулись уцелевшие слуги в диван, эмир спросил их:
— Ну как?
— Клянемся головой твоего отца, не успели мы его окликнуть, как он уложил десятерых, ― отвечали слуги.
Прошло некоторое время. Решил эмир снова испытать Рамо. Как-то спросил он у собравшихся в диване:
— Есть ли среди вас такой человек, который выпьет чашку яда и даже не почувствует этого?
Все промолчали. А Рамо вновь подкрутил усы.
Прошло время, все забыли об этом разговоре. Однажды эмир сказал своему кавачи:
— Свари кофе и в одну на чашек всыпь яду. Неотравленный кофе подашь нам, а с ядом ― Рамо.
Вечером в диване кавачи поднес всем присутствующим кофе.
После кофе гости обычно курили. Рамо выпил свои кофе, потом выкурил поднесенную ему трубку. Диван разошелся, ушел и Рамо как ни в чем не бывало.
Удивился эмир:
— Что это за человек, выпил чашку яда, и хоть бы что!
Прошло еще некоторое время. Как-то опять под вечер в диване эмир спросил:
— Найдется ли среди вас человек, который, увидев свою жену с мужчиной в постели, сдержится и не тронет их?
Все смолчали. А Рамо опять лишь подкрутил усы.
Спустя несколько дней эмир послал Рамо в одну деревню собирать дань. А к себе призвал одного из самых верных и храбрых слуг, о которых говорят: «не мужчина, а сто мужчин», и сказал ему:
— Этой ночью пойдешь в дом Рамо, к его жене.
— О мой эмир, я его боюсь. Он же при мне сто всадников обратил в бегство. Как же я пойду в его дом?
— Не пойдешь, велю отрубить тебе голову.
Задумался слуга: «Что делать? И так плохо, а иначе ― еще хуже».
— Хорошо, я пойду, мой эмир, ― согласился он.
Вечером пошел он в дом Рамо.
— Добрый вечер, ― поздоровался слуга эмира с женой Рамо.
— Милости прошу. С доброй ли ты? ― спросила хозяйка.
— Зашел я к вам в гости.
Хозяйка накрыла стол. Поужинали. Поздно вечером жена Рамо сказала:
— Почтенный гость, моего мужа этой ночью не будет дома, поэтому, будь добр, уходи, мне спать пора.
— А знаешь, что меня привело в ваш дом? ― сказал слуга. ― Я пришел лишь ради тебя.
— Ну, раз так, оставайся, ― согласилась жена Рамо.
А у Рамо было обыкновение: где бы он ни был, куда бы ни уезжал, возвращаясь, сначала заглядывал домой, а потом уже шел в диван к эмиру и сообщал о делах. И в эту ночь он торопился, будто сразу десятеро шептали ему па ухо: «Загляни домой».
Зашел он в дом, а слуга эмира услышал шорох и задрожал от страха. Женщина заметила это и сказала:
— А еще говорят, что ты стоишь ста мужчин. Чего ты испугался? Помирать, так обоим!
Рамо же увидел верхнюю одежду слуги эмира, она заметно отличалась от одежды других мужчин. Подошел Рамо ближе, смотрит ― слуга эмира в постели с его женой. Приподнял он одеяло, видит ― рука слуги под головой жены. Неслышно опустил он одеяло и подумал: «Видит бог, он не успел согрешить, если бы он осквернил мое ложе, рука бы лежала поверх одеяла».
Оставил он их и пошел в диван эмира. Эмир спросил его:
— Ты был дома?
— Да.
— Ну и что ты видел?
— Эмир, что бы я тебе ни сказал, ты все равно не поверишь, позови лучше своего слугу, пусть он сам расскажет.
Спросил у мир у слуги:
— Скажи правду, поклянись головой моего отца, ты был в доме Рамо?
— Да, клянусь головой твоего отца, я был в его доме.
— Так что же было?
— Видит бог, она не отказалась. Но когда Рамо вошел, я от страха потерял все мужество.
Тут эмир обратился к Рамо:
— Куро, а как ты узнал, что он потерял мужество?
— Эмир мой, когда я приподнял одеяло, рука его была под головой моей жены, и я все понял.
Тогда эмир попросил Рамо объяснить, почему он всегда молчал.
— Эмир мой, все, кто приходил в твой диван, только о себе и говорили. Ели, пили, хвастались. Я молчал бы до тех пор, пока тебе не понадобилась бы помощь. Тогда ты убедился бы, кто достоин есть твой хлеб.
— Это я понял, когда ты обратил к бегство моих слуг и когда ты не отравился.
— Э, мой эмир, есть у меня семь глубоких ран на душе, каждая капля яда попала на раны моей души, потому я и не почувствовал отравы.
Понял эмир, что Рамо ― самый достойный и храбрый в Ливане, и с того времени он всегда сажал его рядом с собой.
