Нарт Бадыноко — славный воин и отменный охотник, но вот однажды, он был настолько неудачлив в охоте, что по воле случая оказался в незнакомом селении, где жил однорукий адыг Хагур. История Хагура была печальна и требовала отмщения. Храбрый Бадыноко пообещал победить одноглазого великана, который убил братьев Хагура, а его самого лишил руки. Сказано-сделано. Бадыноко отправился к жилищу одноглазого великана, и обезглавил его…
Не было случая, чтобы нарт Бадыноко, охотясь, не попадал в цель, упускал добычу. Но случилось однажды так, а это было еще до того, как он стал охотиться вместе с Сосруко, — что возвращался Бадыноко с охоты без добычи.
Вдруг выбежала на лесную тропинку дикая коза. Ее серая шерсть блестела на солнце. Ничто не уходило от стрелы Бадыноко из того, что замечали его глаза. Бадыноко пустил стрелу. Коза упала. «Убил», — подумал Бадыноко. Он спешился, привязал поводья к луке седла и подошел к козе. Но коза вскочила и побежала. Бадыноко снова пустил ей вдогонку стрелу. Коза снова упала, а когда Бадыноко подошел к ней, она вскочила и побежала.
Бадыноко рассердился, пустил стрелу в третий раз, но и в третий раз коза от него убежала. Охотник сел на коня и погнался за козой. Дотемна преследовал он козу, но настичь ее не смог. Давно уж был позади лес, началось нартское селение. Коза вбежала в чей-то двор и пропала. Вслед за ней въехал во двор Бадыноко.
На топот коня вышел из дому хозяин. Он был однорук. Кто из нартов не знал Бадыноко, оборонившего Страну Нартов от нашествия чинтов? Не удивительно, что узнал его и этот однорукий нарт. Он сказал:
— Добро пожаловать, Бадыноко, ты — желанный гость!
— Пусть умножится число твоих гостей, — ответил Бадыноко. — Хочу зайти к тебе.
— Заходи, славный витязь, в мой дом. Я — нарт, зовут меня Хагур.
Хозяин пригласил Бадыноко в кунацкую, а домочадцам приказал зарезать для гостя быка. Бадыноко не стал есть. Он сразу лег, но долго ворочался, не мог заснуть.
Утром, когда он проснулся, ему принесли напитки и яства, но гость не стал ни пить, ни есть. Он открыл дверь, чтобы выйти, но на пороге стоял Хагур. В его единственной руке блестел обнаженный меч.
— Бадыноко, ты не уйдешь без битвы, — сказал Хагур.
— Что я тебе сделал? — удивился Бадыноко.
— Почему ты погнушался моим угощением? Почему не спал всю ночь? Разве мое угощение, моя кунацкая недостойны тебя? — рассердился хозяин.
Бадыноко сказал:
— Положи свой меч, не будем ссориться. Я рас скажу тебе, почему я не мог ни есть, ни пить, ни спать.
И Бадыноко рассказал Хагуру об удивительной козе, которая трижды была пронзена его стрелами и трижды оживала.
— Ничего не уходило от моей стрелы из того, что замечали мои глаза, — пожаловался Бадыноко. — А эта коза ушла от трех стрел, вбежала в твой двор и пропала. Вот почему я опечален, не могу ни есть, ни пить, ни спать.
— Как можно горевать из-за того, что не удалось убить козочку? — воскликнул Хагур. — Разве это горе? Я вот испытал настоящее горе, однако же ем, и пью, и сплю.
— Какое горе ты испытал? — спросил гость.
— Нас было семеро братьев-нартов, — начал Хагур. — Прослышали мы: место, что зовется Черным Оврагом, кишмя-кишит дичью. Хотя это место слыло опасным, мы отправились туда на охоту. Черный Овраг был глубок, — нам казалось, будто мы блуждаем по седьмому дну земли. Мы достигли подножья горы, но даже вершина ее не достигала земли, тонула в овраге. У подножья горы лежал великан. Единственный его глаз мерцал посредине огромного лба. Одноглазый забавлялся тем, что бросал на вершину горы могучие скалы — абра-камни, а когда скалы летели вниз, он подкидывал их вверх своими пятками. Стадо овец паслось вокруг великана. Вдали виднелась пещера.
Увидев великана, мы, семеро братьев, испугались, но обратиться в бегство сочли для себя позором. Мы приблизились и произнесли вежливое приветствие. Одноглазый, не повернув головы в нашу сторону, сказал:
— Вы мне пригодитесь. Разведите в моей пещере огонь. Принесите котел воды. Выберите из стада шесть курдючных овец, освежуйте их и сварите. Я вернусь, когда вдоволь наиграюсь. Тогда и поужинаю.
Что нам было делать? Пошли мы к пещере. Вход в нее был завален арба-камень. Как мы ни старались, а сдвинуть его не могли. Оглянувшись, мы увидели котел, висевший над очагом: очаг стоял у входа в пещеру. Но нахватало у нас сил снять котел. Решили мы хоть огонь развести, нарубить дров. На земле лежал топор великана. Нас было семеро, но мы не могли его поднять. Я сказал:
— Ничего у нас не выходит. Попробуем хоть овец поймать.
Мы пошли к стаду, но овцы разбежались, ни единой не удалось нам поймать, не то что шестерых.
Когда великан вернулся и увидел, что мы не исполнили его приказа, в его единственном глазу вспыхнула злобная радость. Не говоря ни слова, он пригнал своих овец, кончиком мизинца отодвинул могучий абра-камень, загнал в пещеру все стадо, потом загнал и нас в пещеру и завалил за нами вход абра-камнем. Зная, что мы теперь не выберемся из пещеры, он, не торопясь, нарубил дров, развел огонь, набрал воды в котел, повесил его над очагом, а мы смотрели на него, и в глазах у нас был такой же страх, как в глазах овец.
Когда одноглазый отодвинул абра-камень и вошел в пещеру, чтобы зарезать овец, братья мои испугались и, все шестеро, выбежали из пещеры. Но великан побежал за ними, легко их поймал и убил, проклятый, всех шестерых убил на моих глазах.
Великан снова пошел в пещеру, поймал трех овец, вывел их, зарезал, освежевал, положил в котел, сварил и съел их в один присест. Запив мясо жирным наваром, он уснул.
А я не мог уснуть. Долго я думал, как мне спастись. Утром я решил: «Будь что будет, а выколю единственный глаз чудовища. Пусть убьет меня великан, но в такой смерти есть мужество».
Так я и сделал: обнажил меч, подкрался к спящему великану и выколол его единственный глаз. Великан взвыл от боли. Он ударил арба-камень ногой с такой яростью, что камень взлетел в небо, упал и провалился сквозь землю.
Ослепший великан стал шарить в пещере руками: он искал меня. Но я спрятался, он не нашел меня. Стал он выпускать на пастбище свое стадо, ощупывая каждую овцу.
Между овцами находился один длиннобородый козел. Я приметил его длинную шерсть. Я лег под козлиное брюхо, вцепился руками в шерсть. Великан ощупал спину козла. На ней никого не было. Козел вынес меня из пещеры.
Когда великан понял, что я на свободе, он крикнул:
— Эй, нарт, победило твое счастье! Недаром говорят, что вы, люди, умнее нас, великанов. Победил ты меня хитростью, получай за это в дар кольцо: в нем — моя сила. Ты достоин носить его.
Великан снял с руки золотое кольцо и кинул его. Я тихо подполз к кольцу. Оно было так велико, что я надел его на руку. Но едва надел, оно стало звенеть, не умолкая. Хитрый великан погнался за мной: звон кольца выдавал меня. Что мне было делать? Я уж чувствовал позади дыхание великана. Тогда я вынул меч и отрубил руку, на которую было надето кольцо. Так и спасся, так и живу с одной рукой…
Теперь ты понял, каково мое горе? Я потерял шесть братьев, а ты горюешь о козе!
Выслушав Хагура, Бадыноко сказал:
— Я отомщу за твоих братьев-нартов, я принесу тебе голову слепого чудовища. Клянусь солнцем!
Бадыноко пустился в путь и на другое утро прискакал в Черный Овраг. Он увидел пещеру. У входа горел очаг, перед очагом сидел великан с потухшим глазом. Вдали, на пастбище, топтало траву стадо овец.
— Да будет добрым твой огонь, хитрый великан! — воскликнул Бадыноко.
— Хорошо, что ты пришел, — ответил слепой иныж. — Пригодишься мне в повара.
— Исполню все, что прикажешь, — сказал Бады ноко.
— Вкусно поужинаю этим малышом, — пробормо тал великан. И громко добавил:
— Принеси мне из стада трех самых жирных овец. Поедим и ляжем спать.
Овцы слепого великана были быстры, как вихрь, но конь Бадыноко мчался, как молния. Нарт догнал трех самых жирных овец, принес их, освежевал, сварил.
«Плохо мое дело, — подумал великан. — Этому малышу удалось поймать моих овец. В нем, значит, есть сила».
Мясо сварилось.
— Поедим, — продолжал великан. Бадыноко воз разил:
— Хочешь поесть — свари. А что я сварил, хватит только мне одному.
Бадыноко подсел к мясу, а великан встал, взял в руки пастушеский посох с крючком на конце и, спотыкаясь, пошел к стаду. Он нащупал самых тощих овец, — жалко ему было своими руками ловить самых жирных, он был скуп, — пригнал их, разделал и сварил. Бадыноко съел трех жирных овец, а великан — трех тощих.
Так и повелось: великан съедал каждый день трех тощих, Бадыноко — трех жирных, пока они не поели все стадо. Тогда Бадыноко предложил чудовищу:
— Давай поиграем, поборемся, вгоним в землю друг друга.
Великан испугался, но сказал:
— Я непрочь. Первая хватка — твоя, малыш!
— Если рвану, то вот так! — крикнул Бадыноко и, подняв великана, вогнал его в землю по колени.
Великан вырвался и вогнал в землю Бадыноко, но только по щиколотку. Тогда Бадыноко вогнал его по пояс. Великан вогнал нарта по колена. Тут рассердился Бадыноко и вогнал великана по самую шею.
— Теперь вырвись, великан, — сказал Бадыноко.
Но крепко держала злобного великана справедливая земля: не мог он вырваться.
— Сравняю все бугры на земле, — сказал Бадыноко.
Он вынул меч и обезглавил великана. Тело чудовища осталось в земле, а голову Бадыноко привязал к седлу, сел на своего гнедого коня и помчался.
Прибыв к Хагару, Бадыноко спросил:
— Узнаешь его?
Хагур поглядел на голову великана, с пустой глазницей посредине лба, и узнал голову убийцы своих братьев. Хагур подошел к Бадыноко и обнял его.
— Исполнил я свою клятву? — спросил Бадыноко.
— Исполнил, — ответил Хагур. — Я не сомневался в этом. Долго я искал нарта, который отомстил бы за моих братьев, ибо сам я не мог совершить мести: силы не хватало. Когда дошла до меня твоя слава, я подумал: «Бадыноко станет мстителем за моих братьев!» Я послал мою дочь, чтобы она привела тебя в наш дом. Коза, в которую ты трижды стрелял, и была моей дочерью. До сих пор остались на ее теле следы твоих стрел.
Сказав так, Хагур вышел и вскоре привел в кунацкую свою дочь. Она была красивей всех тонкобровых. Хагур обнажил ее спину: три рубца увидел Бадыноко на белоснежной спине.
— Возьми ее в жены, — сказал Хагур.
Но Бадыноко обнял однорукого нарта и сказал:
— Друг служит другу не ради дара. Нет ничего на земле выше бескорыстной дружбы. Хорошему другу оставляют все, — оставляю тебе твою смелую красавицу-дочь. Она найдет себе нарта по сердцу. Прощай! Да будут дела твои достойны песни!
— Не я, а ты достоин песни! — воскликнул Хагур.
И сказывают люди: Хагур и был тем нартом, кто сложил песню о Бадыноко.