Как один богач хотел своего сына женить

У од­но­го бо­гача сын был с по­рядоч­ной дурью, но «бо­гач и бы­ка же­нит», го­ворят на­ши ста­рики, и вер­но так! Взду­мал бо­гач сы­на же­нить сво­его.
Го­ворит сво­ей ста­рухе:
— Ну как, ба­ба, ду­ма­ешь, на­до при сво­их гла­зах же­нить!
Та очень ра­да бы­ла, что ста­рик же­ла­ет сы­на же­нить. И да­вай его мать на­учать, как бы пок­руглей сло­во го­ворить, по­луч­ше.
— Смот­ри же, — го­ворит, — ког­да с от­цом по­едешь в сва­ты, поп­ро­вор­нее будь, слов­но как ду­хов­ские му­жики.
И он толь­ко это од­но и знал, что не бо­ять­ся и как бы быть пос­ме­лей. Ну, что ж? Они при­ез­жа­ют к од­но­му то­же бо­гачу.
— Ну что, — го­ворит, — брат, дол­го нам не­чего ка­лякать; на­до го­ворить, об чем при­еха­ли.
— Ну, го­вори!
Тот на­чал го­ворить:
— Вот, как я собс­твен­но знаю, что у вас есть ба­рыш­ня, а у ме­ня есть же­них, не бу­дете ль сог­ласны быть со мной сва­том?
— Ну от­че­го ж, — го­ворит, — мы ва­ми не брез­го­ва­ем!
— Жи­вем мы еще как, по-ста­рин­но­му, сла­ва бо­гу, и сей­час, — го­ворит. — Иног­да трап­ля­ет­ся день­ги мер­ка­ми ме­рить. Сла­ва бо­гу, имею шес­терку ра­бочих ло­шадей.
А то­варищ его, кум, ко­торый был крес­тный то­му же­ниху:
— Ну что ты, го­ворит, врешь! А же­ребец-то на стой­ле чет­вертый год сто­ит! Что ж ты не счи­та­ешь? Тот раз­ве не ло­шадь?
Тот при­бав­лять на­чина­ет:
— Семь штук ко­ров име­ем!
А кум опять:
— Ну что ты врешь? А две-то еще тел­ки по треть­ему го­ду, ты неш­то за ко­ров не счи­та­ешь?
— Ну вот что, — го­ворит, — са­дитесь, че­го-ли­бо за­кусим.
Вот они се­ли за стол; рань­ше са­мова­ров, ко­неч­но, не бы­ло у му­жиков в то вре­мя. По­да­ют ку­сок мя­са. Ну, как же­них, ко­неч­но, про­вор­ный.
— Вы, — го­ворит, — ста­рики, по­гомо­ните! Дай-ка я зай­мусь кро­шить мя­со!
Столь­ко не кро­шит, сколь­ко в рот кла­дет, а дру­гим хоть ни­чего не будь! По­том го­ворит не­вес­тин отец:
— Нет, брат, так мне об­су­дилось, обож­дем до на­летья от­да­вать.
По­еха­ли они до­мой. И го­ворит же­них ма­тери:
— Ну, ма­туш­ка, и нак­лался же я мя­сом в два ря­да, хо­тя не­вес­ту и не зас­ва­тал. Ужи­нать не хо­чу!
— Как же это так?
— А так, го­ворит, я как поп­ро­вор­ней, взял­ся я мя­со кро­шить, боль­шая часть сам по­ел!
— Чем же ты кро­шил?
— Вот еще чем! Да но­жиком!
— Эх ты, как я те­бя на­учаю быть поп­ро­вор­нее! Ты ж бы спро­сил вил­ки и но­жик, а паль­цы в рот не поз­во­лял бы ли­зать при ком­па­нии!
— Ну лад­но! Бу­ду знать впредь!
По­еха­ли к дру­гому. При­ез­жа­ют то­же к бо­гато­му. Бо­гач, по­нят­но, по-бо­гато­му! Же­них хо­рошо ма­тери­но сло­во пом­нит. То их пот­чу­ют опять.
— Сядь­те-ка, — го­ворят, — за стол! Не же­ла­ете ли че­го за­кусить?
— Нет, мы толь­ко сей­час за­кусы­вали!
— Ну, чем же вас уго­щать? Ба­ба, при­неси-ка ореш­ков. От не­ча де­ла зай­мем­ся по­кусать!
При­носит та в та­рел­ке оре­хов. То про­вор­ный же­них и го­ворит:
— Дай­те-ка мне но­жик и вил­ку!
Но­жом как на­мерит­ся ре­зать, да «стой! — го­ворит, — не так взду­мал: на­до вил­кой под­держать!». Дер­жит вил­кой орех во всей та­рел­ке, ка­кой он на­мерил­ся за­дер­жать. Как с раз­ма­ху ре­занет но­жом, оре­хи все за­сыпа­лись не толь­ко с та­рел­ки, а ни од­но­го и на сто­ле не ос­та­лось! Чуть и та­рел­ку не раз­ру­бил за один за­мах. То ви­дит хо­зя­ин, что он вов­се ду­рак.
— Нет, брат, — го­ворит, — мы не от­да­дим нын­че, не ду­ма­ем от­да­вать!
— Ну что, — го­ворит кум, — ни­чего боль­ше! По­едем до­мой.
При­ез­жа­ют до­мой.
— Ну, ма­туш­ка, оре­хов на­сыпа­ли пол­ную та­рел­ку, ку­сать не приш­лось!
— Как так?
— А так! Вы мне ска­зыва­ли до­ма, что на­до брать вил­ку и но­жик. Мне это все бы­ло по­дано; я вил­кой под­держал, но­жом как ре­занул, так не толь­ко что в та­рел­ке, на сто­ле ни­чего не ос­та­лось, и та­рел­ка чуть по­полам не раз­ва­лилась!
— Эх ты, — го­ворит, — ду­рак! Ты ж бы взял гор­сточ­ку, да в дру­гую ру­ку, од­ну бы ты се­бе в кар­ман по­ложил, а дру­гую бы не­вес­те по­дал и ска­зал бы ей: «На-ка вот те­бе гор­сточ­ку, и эта мне гор­сточ­ка! Бог зна­ет, мо­жет, гос­подь даст, не приш­лось бы вмес­те жить!».
Он так и ду­ма­ет:
— Лад­но ж, ма­туш­ка, те­перь бу­ду ж ум­ней!
— Ну, — го­ворит дед, — съ­ез­дим еще в се­ло к од­но­му та­кому-то; ес­ли уж не­уда­ча, то уж нын­че ез­дить не бу­дем!
Тот по­ехал с ку­мом. При­ез­жа­ют. Ак­ку­рат по­пали, ужи­нать се­ли. Оно, зна­чит, уда­ча.
— По­еха­ли от хле­ба-со­ли, — ду­ма­ют, — при­еха­ли ак­ку­рат к де­лу, все соб­ра­ние за сто­лом.
— Ну, — го­ворит, — са­дитесь за стол, Иван Па­хомов, и ты, Ва­силий Мар­ты­нов, са­дись! Са­дись, брат, мо­лодой че­ловек!
Но тот хо­тя не хо­тел са­дить­ся, стол­бом сто­ять неп­ри­лич­но. Де­лать не­чего, на­вер­но, по за­даче пой­дет. Мно­го ку­шанья пе­реме­няли, в кон­це — толь­ко хо­тели они вы­лази­вать из-за сто­ла, хо­зяй­ка кри­чит:
— По­дож­ди­те, брат­цы, мо­лоч­ка волью на за­кусоч­ку.
Так при­носит на стол мо­локо с ки­селем. Ду­ма­ет же­них:
— Ну, все не очень ел, ну, уж ки­селя прох­ва­чу, си­лён на мо­локо с ки­селем!
Да и взду­мал мат­ки­ны сло­ва. Как бы ж это поп­ро­вор­нее сде­лать? Все едят лож­ка­ми, он лож­ку по­ложил пе­ред со­бой на стол и ду­ма­ет:
— Нет, — го­ворит, — не так!
По­том вдруг, цап! Горсть в од­ну ру­ку, по­том еще в дру­гую. Ак­ку­рат нап­ро­тив си­дела на скамье не­вес­та.
— На-ка, — го­ворит, — ба­рыш­ня! Мо­жет, — го­ворит, — гос­подь даст нам вмес­те жить — те­бе гор­сточ­ку и мне гор­сточ­ку!
Ду­ма­ет, как ореш­ки. Сам весь об­рызгал­ся мо­локом и то­вари­ща сво­его кста­ти об­ма­зал. Да и этот по­нял, что он сов­сем ду­рак. С тем и по­еха­ли до­мой.
Ну что ж? И сей­час хо­лос­той хо­дит. В Бе­лом у За­рец­ко­го, мы ви­дали, жил; сам он это рас­ска­зывал.