Вавило и Арина

Муж был Ва­вило, же­на бы­ла Ари­на, ра­ботать боль­но ле­нива. Пос­ла­ли ее жать, на­жала сноп и три гор­сти и за­кати­лась спать. При­ходит до­мой, све­кор спра­шива­ет:
— Мно­го ли, Ари­на, на­жала?
— Три ку­чи.
Они ду­мали — три коп­ны. На дру­гой день то же са­мое: на­жала сноп и три гор­сти и за­кати­лась спать.
Спра­шива­ет све­кор:
— Мно­го ли, Ари­на, на­жала?
— Три ку­чи.
— С че­го бы столь­ко?
— На тре­тий день пос­ла­ли, и све­кор по­шел пог­ля­деть. На­жала Ари­на один споп и две гор­сти и за­кати­лась спать. Све­кор по­шел до­мой, взял нож­ни­цы и ос­триг ей го­лову. При­ходит Ари­на до­мой и го­ворит:
— Я-то — я, да го­лова-то не моя; кто-то ос­триг. Я-то — же­на Ари­на, а муж-то у ме­ня — Ва­вило.
Пос­ле то­го вско­ре по­мер отец; в бед­ном сос­то­янии стал Ва­вило жить и по ми­ру хо­дить. В од­но вре­мя по­шел в дру­гое се­ло; ник­то кус­ка не по­дал, го­лод­ный весь день был. Прис­ти­га­ет тем­на ночь; по­шел он до­мой и зап­ла­кал горь­ко.
— Что бу­ду де­лать? Сам го­лоден и де­ти то­же. Дай хоть сен­ца из сто­га по­жую!
По­дошел к сто­гу, вы­дер­нул кло­чок, вы­валил­ся пре­боль­шу­щий пи­рог.
— Ах, гос­по­ди, что та­кое? Нет, это я де­тям по­несу.
За­шел с дру­гого бо­ку, зах­ва­тил по­боль­ше кло­чок, пре­боль­шая ку­ча зо­лота вы­вали­лась.
«Что я бу­ду де­лать? Ес­ли я до­мой при­несу — же­на рас­хвас­та­ет­ся и ба­рин ме­ня забь­ет, что я столь­ко де­нег на­шел».
Взял день­жо­нок нес­коль­ко, по­шел на мель­ни­цу, ку­пил гре­чуш­ной му­ки, при­нес до­мой и ска­зал же­не, что­бы бли­нов на­пек­ла.
— Вот, — го­ворит, — гре­чуш­ной муч­ки нас­би­рал.
Сам на ба­зар по­шел, на­купил со­леных су­даков. Где ехать им к это­му сто­гу, раз­бил бар­ских скир­дов три-че­тыре и на­совал этих су­даков ры­лами ту­да и от­ту­да. По­пал­ся ему мер­твый по­росе­нок, он за­сунул его в ме­реж­ку и су­нул в озе­ро. За­шел к по­пу и про­сил его коз­ла на ко­локоль­ню по­садить, что­бы он кри­чал и зво­нил.
При­шел до­мой.
— Ну что, на­пек­ла?
— Вот рас­топляю печ­ку, укис­ли.
— Пе­ки ско­рее!
По­ка пек­ла, све­тать ста­ло, и она пош­ла уби­рать­ся; а он ук­рал у ней рас­тво­ру, вы­шел в по­ле и да­вай тес­то по до­роге бро­сать. При­шел до­мой и го­ворит:
— Зна­ешь что? Толь­ко не ска­зывай!
— Лоп­ни гла­зынь­ки, не ска­жу!
— Я ведь клад на­шел!
— Что ты?
— Пра­во.
По­зав­тра­кали. Зап­рег Ва­вило ло­шадь, взял по­лог и пу­дов­ку, по­еха­ли за день­га­ми.
Как вы­еха­ли, она уви­дела на до­роге тес­то.
— Хо­зя­ин, что это?
— Это ки­сель­ная гро­за шла.
Отъ­еха­ли — уви­дала блин.
— Ста­рик, это блин! Возь­ми его! Что это, ста­рик?
— Э, ду­ра, это ки­сель­ная гро­за бы­ла, а это блин­ная ту­ча.
До­еха­ли до скир­дов.
— Гля­ди-ка, ста­рик, со­лены су­даки!
— Эка ди­кови­на? Они зав­сегда так озор­ни­ча­ют; со­леные су­даки скир­ды раз­би­ва­ют.
Едут ми­мо озе­ра.
— Ста­руха, нет ли ме­реж, рыб­ки не по­пало ли?
Вы­нул ме­режу, а там по­росе­нок.
— Гля­ди-ко, по­росе­нок-то за­дох­нулся.
— Это что это?
— Да тут всег­да по­рося­та по­пада­ют.
— Вот, ста­рик, мы ку­пим ме­реж, да бу­дем ста­вить, всег­да сви­нина бу­дет.
Подъ­еха­ли к сто­гу, на­сыпа­ли день­ги. Ехать до­мой ра­но; ос­та­нови­лись на лу­гах ло­шадь по­кор­мить. Сол­нце ста­ло за­катать­ся, зап­рягли ло­шадь, по­еха­ли до­мой. Едут ми­мо цер­кви, и ко­зел при­вязан­ный орет и зво­нит.
Она спра­шива­ет:
— Что это, ста­рик?
— Раз­ве не зна­ешь? На­шего ба­рина чер­ти де­рут.
— Уж те­перь его не бу­дет?
— Не­ту.
Не пос­пе­ла Ари­на ссы­пать день­ги, по­бежа­ла в шаб­ры и рас­хвас­та­лась, что клад наш­ли. Толь­ко ей ма­ло ве­рили. Че­рез нес­коль­ко вре­мя дош­ла весть до ба­рина. Приз­вал он Ари­ну, стал спра­шивать:
— Ну что, клад наш­ли?
— Наш­ли.
— Приз­вать Ва­вилу!
При­шел Ва­вило.
— Вот твоя же­на го­ворит, что клад наш­ли вы?
— Да спро­сите ее, как наш­ли, она на свою го­лову на­орет.
Ста­ла она ска­зывать:
— Ког­да мы за день­га­ми по­еха­ли, толь­ко вы­еха­ли из поль­ных во­рот, все ки­сель да ки­сель: ки­сель­ная гро­за шла; а там даль­ше все бли­ны да бли­ны. Я сби­рала все; а по­том до ва­ших скирд до­еха­ли — су­даки: три-че­тыре скир­ды в ло-о-ск раз­би­ли. Я их бе­ремя це­ло наб­ра­ла. До озе­ра до­еха­ли, а в ме­режу-то по­росе­нок зим­няк та­кой жир­ный вва­лил­ся. Тут всег­да они по­пада­ют. На­сыпа­ли день­ги, еще ехать ра­но, по­кор­ми­ли ло­шадь, по­еха­ли ми­мо цер­кви… Есть, ба­рин, сло­веч­ко, да бо­юсь ска­зать…
— Го­вори.
— В то вре­мя, зна­чит, ва­шу ми­лость на ко­локоль­не-то чер­ти дра­ли.
— Ме­ня?
— Да, вас.
— Ко­нюха! На ко­нюш­ню!
Крик­нул ба­рин. Сей­час ей пол­то­рас­та ро­зог вле­пили. Оп­ра­вил­ся му­жик че­рез свою хит­рость и за­жил бо­гато.