Нис, добрый малый

Все го­род­ские ча­сы про­били пол­ночь. Поч­ти во всех ок­нах по­тух­ли ог­ни, све­тились очень нем­но­гие из них. По­эт, си­дев­ший пе­ред ра­бочим сто­лом в сво­ем ка­бине­те, еще не по­тушил лам­пу, весь ве­чер он не­уто­мимо пи­сал. Вдруг за за­навес­ка­ми ок­на пос­лы­шал­ся лег­кий шо­рох, и вот меж­ду их склад­ка­ми про­суну­лась ма­лень­кая го­лова в крас­ном кол­пачке.

— Я раз­го­вари­ваю ночью с ле­жащи­ми в пос­те­ли, — ска­зал кар­лик и дру­жес­ки кив­нул го­ловой по­эту.

— Как те­бя зо­вут? — спро­сил по­эт.<

— У ме­ня мно­го имен, но обык­но­вен­но ме­ня зо­вут Нис — доб­рый ма­лый. Как толь­ко нас­ту­па­ет пол­ночь, я от­прав­ля­юсь по го­роду и вхо­жу в те до­ма, в ко­торых ви­жу свет, что­бы по­могать лю­дям и да­вать со­веты нес­пя­щим. Час­то я ви­жу та­кие ве­щи, ко­торые сто­ит опи­сать, хо­тя обык­но­вен­но ник­то ме­ня не ви­дит. Я сде­лал­ся для те­бя за­мет­ным, так как хо­чу по­гово­рить с то­бой.<

Тут кар­лик выс­ко­чил из-за за­навес­ки и усел­ся на стол. Он был в тем­ном платье с ку­шаком, блес­тевшим, как от­по­лиро­ван­ное зо­лото, и дер­жал в ру­ках па­лоч­ку, на од­ном кон­це ко­торой был боль­шой бу­кет цве­тов, а на дру­гом — сталь­ное ос­трие.

— Хо­чешь ид­ти со мною? — спро­сил Нис.<

— Охот­но, ес­ли ты най­мешь нам ло­шадей.

— Фи! Ло­шади! Да ведь они не бе­га­ют, а пол­за­ют! Нет, я ез­жу луч­ше и ско­рее. Се­вер­ный ве­тер по­несет нас на сво­их крыль­ях. Возь­ми вот этот кол­пак: в нем ты сде­ла­ешь­ся не­види­мым и лег­ким, как пух.

Кар­лик на­дел свой кол­па­чок на го­лову по­эта, и они оба мол­ча вы­лез­ли из ок­на, их под­хва­тил ве­тер и по­нес.

Где-то вни­зу раз­да­вались ша­ги ноч­ных сто­рожей. Ввер­ху рас­ки­нулось не­бо, усе­ян­ное яр­ки­ми звез­да­ми.

— Вот свет, — ска­зал Нис — доб­рый ма­лый, заг­ля­нув в по­лу­от­кры­тое ок­но. — Вой­дем ту­да.

Они прыг­ну­ли в ком­на­ту и уви­дели че­лове­ка, пе­чаль­но си­дев­ше­го над кла­виша­ми пи­ани­но. На его сто­ле, ря­дом с заж­женной лам­пой, в бес­по­ряд­ке ва­лялись лис­ты бу­маги, частью ис­пи­сан­ные но­тами.

Нис взгля­нул на лис­ты и ска­зал:

— Ком­по­зитор ста­ра­ет­ся най­ти прек­расные ме­лодии, но все пе­репу­талось у не­го в го­лове, и без ме­ня он не вы­берет­ся из этой пу­тани­цы. Я по­могу ему!

Нис вско­чил на кла­виши, про­тянул ко­нец пал­ки с цве­тами — и вдруг они ожи­ли и зад­ви­гались.

Бе­лые кла­виши прев­ра­тились в ма­лень­ких се­рафи­мов с го­лубы­ми кры­лыш­ка­ми, чер­ные — в пе­чаль­ных ма­лень­ких кры­латых де­тей.

Ду­хи нот за­пор­ха­ли по ком­на­те. Они то со­еди­нялись в хо­рово­ды, то кру­жились, точ­но в вих­ре, то дви­гались спо­кой­но, ле­тали ве­рени­цами, де­лали кра­сивые и мед­ленные по­воро­ты. В то же вре­мя стру­ны инс­тру­мен­та зву­чали. Из них ли­лась то мо­гучая и ув­ле­катель­ная, то неж­ная лег­кая ме­лодия.

Ком­по­зитор, еще не­дав­но си­дев­ший пе­чаль­но и за­дум­чи­во, рас­хо­хотал­ся и ска­зал:

— Да, да, у ме­ня яви­лась чуд­ная мысль!

— Уй­дем, — ска­зал Нис

Они уле­тели, впро­чем не­дале­ко, по­тому что в ок­не ря­дом то­же вид­нелся свет.

В ма­лень­кой ком­на­те си­дела де­вуш­ка и ши­ла бе­лое под­ве­неч­ное платье. Она бы­ла не­вес­та, и пе­ред ней сто­ял пор­трет ее же­ниха. Вре­мя от вре­мени она пе­рес­та­вала шить и смот­ре­ла на не­го.

— Я хо­чу сде­лать ей сва­деб­ный по­дарок, — ска­зал Нис и, при­под­няв увен­чанный цве­тами ко­нец пал­ки, при­бавил, об­ра­ща­ясь к мо­лодой де­вуш­ке: «Пусть аро­мат цве­тов неж­ности всег­да ок­ру­жа­ет те­бя, пусть твое счастье и счастье всех, ко­го ты лю­бишь, длит­ся дол­го-дол­го».

Не­види­мые для де­вуш­ки крас­ные ро­зы по­сыпа­лись с па­лоч­ки. Мо­лодая не­вес­та улыб­ну­лась, точ­но вды­хая чуд­ное бла­го­уха­ние, зак­ры­ла гла­за и про­шеп­та­ла в по­лус­не:

— Пусть мой муж бу­дет так счас­тлив, как я то­го хо­чу.

Сле­ду­ющее ос­ве­щен­ное ок­но бы­ло за­бот­ли­во зак­ры­то тя­желы­ми плот­ны­ми за­наве­сями, од­на­ко Нис за­метил луч све­та, про­бивав­ший­ся в ще­лоч­ку.

— Я час­то вхо­жу сю­да, но до сих пор не мог сде­лать здесь доб­ра. Вой­дем.

На рос­кошной кро­вати ле­жал че­ловек, за­кутан­ный в дра­гоцен­ные оде­яла, ему хо­телось най­ти об­легче­ние во сне, но об­легче­ние не при­ходи­ло.

Как толь­ко он зак­ры­вал гла­за, изо всех уг­лов тем­ной бо­гатой ком­на­ты вы­ходи­ли блед­ные пе­чаль­ные те­ни, ок­ру­жали его пос­тель, про­тяги­вая к не­му ру­ки. В глу­боких склад­ках за­наве­сей по­казы­вались ху­дые фи­гуры, пов­сю­ду слы­шались по­лузаг­лу­шен­ные вздо­хи и жа­лобы.

— Он при­об­рел бо­гатс­тво не­доб­рым пу­тем, — ска­зал Нис. — Ты слы­шишь жа­лобы нес­час­тных, ко­торых он ра­зорил и до­вел до от­ча­яния.

— Уй­ди­те, уй­ди­те, — кри­чал не­чес­тный бо­гач, ста­ра­ясь от­тол­кнуть ви­дения, ко­торые сму­щали его сон. Хо­лод­ный пот стру­ил­ся по его ли­цу, он при­жимал ру­ки к гла­зам, но не пе­рес­та­вал ви­деть пе­чаль­ные те­ни. На­конец, он прос­нулся и зак­ри­чал:

— Све­та, све­та! — он поз­во­нил слу­гам, и они тот­час при­нес­ли два се­реб­ря­ных кан­де­ляб­ра со мно­жес­твом све­чей, пос­та­вили их на стол и тот­час же выш­ли, роб­ко пог­ля­дывая на сво­его нес­час­тно­го гос­по­дина.

— Ни­какой свет не от­го­нит от те­бя пе­чаль­ных фи­гур, — ска­зал Нис, — толь­ко рас­ка­яние и ста­рание ис­пра­вить зло, ко­торое ты сде­лал, мог­ли бы прог­нать от те­бя эти ви­дения.

Кар­лик дот­ро­нул­ся до сер­дца зло­го бо­гача же­лез­ным ос­три­ем па­лоч­ки — это сер­дце бы­ло твер­дым, как ме­талл. Нис пе­чаль­но по­качал го­ловой и ос­та­вил без­жа­лос­тно­го че­лове­ка.

На уз­кой и тем­ной ули­це из раз­би­того и зак­ле­ен­но­го бу­магой ок­на в ниж­нем эта­же про­бива­лись лу­чи све­та. На хро­мом сто­ле го­рел ога­рок саль­ной све­чи. Про­тив не­го сто­ял стек­лянный гра­фин с во­дой, свет па­дал на тру­долю­бивые ру­ки, чи­нив­шие баш­мак.

Бед­ный баш­мачник еще ра­ботал в это поз­днее вре­мя. Ког­да его отя­желев­шие ве­ки опус­ка­лись на гла­за, он пог­ля­дывал в угол, ту­да, где спа­ли его де­ти. Пос­мотрев на ма­лень­кие го­лов­ки, вид­невши­еся из-под оде­яла, он чувс­тво­вал, что его взгляд про­яс­ня­ет­ся, слы­ша пра­виль­ное ды­хание де­тей, он сам на­чинал ды­шать лег­че и с но­выми си­лами при­нимал­ся за ра­боту.

— Я дам ему са­мое луч­шее, что у ме­ня есть, — ска­зал Нис и по­махал цве­тущим кон­цом па­лоч­ки над го­ловой бед­но­го от­ца се­мей­ства. От­ту­да по­сыпа­лись блед­но-го­лубые цве­точ­ки, на­пол­нившие ком­на­ту све­жим за­пахом.

— Пусть цве­ток до­воль­ства по­мога­ет те­бе ра­ботать, — ска­зал Нис.

Ед­ва он и его спут­ник выш­ли из тем­ной ма­лень­кой ком­на­ты, как до них до­нес­ся го­лос баш­мачни­ка, нег­ромко пев­ше­го ве­селую пе­сен­ку:

«Нет де­нег у ме­ня и нет бо­гатс­тва.
Но в сер­дце ра­дость я но­шу».

Все све­чи люстр го­рели в на­ряд­ном по­меще­нии, к ко­торо­му те­перь под­ле­тели Нис и по­эт.

Пос­ре­дине за­ла сто­ял стол с дву­мя боль­ши­ми по­золо­чен­ны­ми ча­шами и с нес­коль­ки­ми ря­дами гра­неных хрус­таль­ных ста­канов. За сто­лом си­дело мно­жес­тво на­ряд­ных муж­чин, на мно­гих свер­ка­ли дра­гоцен­ные кам­ни и вид­не­лись раз­ноцвет­ные лен­ты.

Хо­зя­ин, по­жилой че­ловек с са­модо­воль­ным ли­цом, си­дел во гла­ве сто­ла. Оче­вид­но, пир толь­ко что на­чал­ся.

— Я час­то при­летаю сю­да, — ска­зал Нис. — Хо­зя­ин это­го до­ма то и де­ло за­тева­ет праз­дни­ки. Он лю­бит, что­бы его рас­хва­лива­ли в зас­толь­ных ре­чах.

— Се­год­ня бу­ду го­ворить я, — ска­зал один из приг­ла­шен­ных.

— Ну, зна­чит, в ре­чи бу­дет мно­го пох­вал, — за­метил дру­гой.

Пер­вый гость пот­ре­бовал, что­бы все за­мол­ча­ли, и на­чал го­ворить. Он дол­го ль­сти­во рас­хва­ливал хо­зя­ина до­ма, но вдруг в се­реди­не фра­зы за­путал­ся, по­дыс­ки­вая сло­ва, на­конец рас­кашлял­ся, стал пить ви­но ма­лень­ки­ми глот­ка­ми и еро­шить во­лосы. Де­ло в том, что Нис вско­чил на стол и нап­ра­вил ос­трый ко­нец па­лоч­ки на го­ворив­ше­го.< Пос­лы­шал­ся приг­лу­шен­ный смех. Хо­зя­ин до­ма пок­раснел от до­сады и, что­бы вый­ти из не­лов­ко­го по­ложе­ния, сде­лал вид, что хо­чет пе­ребить сво­его гос­тя. Он на­чал бы­ло за­учен­ный от­вет, но Нис по­вер­нул ос­трие па­лоч­ки к не­му, и он спу­тал­ся и сме­шал­ся. Так они си­дели друг про­тив дру­га, каш­ля­ли, раз­ма­хива­ли ру­ками, но не бы­ли в сос­то­янии вы­гово­рить ни сло­ва. Гос­ти ста­рались сдер­жать­ся, но не мог­ли не рас­хо­хотать­ся и хо­хота­ли еще дол­го пос­ле то­го, как хо­зя­ин до­ма и ль­стец сов­сем за­мол­ча­ли. А боль­ше всех сме­ял­ся Нис, вы­летая из ок­на вмес­те со сво­им спут­ни­ком. Они уви­дели чер­дак, на ко­тором го­рел та­кой сла­бый свет, что его труд­но бы­ло раз­ли­чить сна­ружи. Но внут­ри жал­кой ка­мор­ки бы­ло яс­но и свет­ло, ее ос­ве­щала не толь­ко саль­ная све­ча, но и доб­ро­та лю­дей, быв­ших в ней. На жал­кой пос­те­ли ле­жала ста­руха, воз­ле нее си­дел мо­лодой че­ловек и дер­жал боль­ную за ру­ки. — Я ни­ког­да не за­буду все­го, что ты сде­лала для ме­ня, до­рогая ма­туш­ка, — со сле­зами го­ворил он. — Этим ты уте­ша­ешь ме­ня в ми­нуту смер­ти, — про­шеп­та­ла ста­руш­ка. — Ты всем жер­тво­вала, что­бы по­могать мне жить и ра­ботать, по­это­му я обе­щаю те­бе ни­ког­да не де­лать ни­чего, чем ты мог­ла бы быть не­доволь­на. — Бла­года­рю те­бя, сын мой… По­целуй ме­ня еще… в пос­ледний раз… Нис под­нял па­лоч­ку, увен­чанную цве­тами. Бе­лые ро­зы ста­ли мед­ленно па­дать на пос­тель. Не­кото­рые из них прик­ры­ли гу­бы боль­ной. Ког­да сын по­цело­вал свою уми­ра­ющую мать, ро­зы прос­коль­зну­ли в его сер­дце, что­бы всег­да ох­ра­нять его в борь­бе с жизнью. По­эт спро­сил кар­ли­ка: — Раз­ве ты не мог сде­лать, что­бы ста­руха ос­та­лась жи­ва? Нис от­ве­тил, что это не в его влас­ти. Тог­да по­эт при­бавил: — Ты мне ска­зал, что от­не­сешь ме­ня всю­ду, где блес­тит свет. От­не­си ме­ня к звез­дам, я хо­чу ви­деть, кто там жи­вет, кто там дви­га­ет­ся. Ус­лы­шав это, Нис нах­му­рил бро­ви, его гла­за зас­верка­ли, и он крик­нул: — Ле­тим! И они по­нес­лись, как стре­лы. По ме­ре то­го, как они под­ни­мались, звез­ды де­лались все круп­нее и яр­че… Те­перь зем­ля ка­залась не­боль­шой свет­лой точ­кой. Чем бли­же ста­нови­лась лу­на, тем бе­лее был ее свет. Вско­ре по­эту приш­лось зак­рыть гла­за, по­тому что он уже не мог вы­носить си­яния не­бес­ных тел. — Ты выс­ка­зал сме­лое, дер­зкое же­лание, так рас­ста­нем­ся же, — рез­ко зак­ри­чал Нис и сор­вал с го­ловы по­эта кол­па­чок. В од­но мгно­вение по­эт по­летел на зем­лю и прос­нулся с сер­дцем, бив­шимся от стра­ха. Он си­дел в крес­ле пе­ред пись­мен­ным сто­лом, и свет его ра­бочей лам­пы па­дал на его ли­цо.