Ча­родей по­нево­ле

Дав­но-дав­но это бы­ло.
Жи­ли в го­роде На­ха два маль­чи­ка, два не­раз­лучных дру­га. Од­но­го зва­ли Уси­нобо, дру­гого — Ма­тяку.
Каж­дое ут­ро маль­чи­ки вмес­те в шко­лу идут. Пох­ва­лит учи­тель од­но­го — дру­гой ра­ду­ет­ся. Боль­ше ра­ду­ет­ся, чем ес­ли бы са­мого пох­ва­лили. Вот как друж­ны бы­ли Уси­нобо и Ма­тяку!
Но Уси­нобо воз­вра­щал­ся из шко­лы в но­вый дом с че­репич­ной кры­шей, а Ма­тяку — в ста­рую хи­жину с со­ломен­ной кров­лей. Тес­но бы­ло в хи­жине: го­лову всу­нешь — но­ги из две­рей тор­чат. Но­ги всу­нешь — го­лова на дож­де мок­нет.
Пе­ред Уси­нобо ста­вили крас­ный ла­киро­ван­ный сто­лик и по­дава­ли ему в фар­фо­ровой мис­ке бе­лый-бе­лый рис. А Ма­тяку ел зе­лёные-зе­лёные листья ди­ких трав из бам­бу­ковой кор­зи­ны.
— Ма­тяку, ведь мы с то­бой друзья. А вер­ные друзья дол­жны всё де­лить по­ров­ну. При­ходи ко мне каж­дый день обе­дать. Пусть и те­бе по­да­ют бе­лый-бе­лый рис на крас­ном сто­лике.
Ма­тяку от­ве­тил:
— Друзья-то мы с то­бой друзья, но ведь не род­ные братья. Рас­сердит­ся твой отец, вы­гонит он ме­ня за дверь, тог­да что? Ты не го­рюй обо мне, я к нуж­де при­вычен.
А Уси­нобо всё не мог ус­по­ко­ить­ся. Все ла­комс­тва ка­зались ему горь­ки­ми от то­го, что не мог он раз­де­лить их со сво­им дру­гом. День и ночь он го­лову ло­мал, как сде­лать так, что­бы Ма­тяку то­же ел бе­лый-бе­лый рис, си­дя на мяг­кой по­душ­ке пе­ред крас­ным ла­киро­ван­ным сто­ликом. И вот что при­думал Уси­нобо.
У его от­ца хра­нил­ся в ка­мен­ной кла­довой зо­лотой лар­чик. До­рожил отец этим лар­чи­ком, пу­ще гла­за бе­рёг. Унёс Уси­нобо лар­чик и спря­тал его под ста­рой ды­рявой лод­кой. Ле­жала эта лод­ка дни­щем квер­ху на мор­ском бе­регу.
Как-то раз за­хотел отец Уси­нобо по­любо­вать­ся зо­лотым лар­чи­ком, гля­дит — а его ниг­де нет. Под­ня­лась в до­ме су­мато­ха. Пе­репо­лоши­лись слу­ги и слу­жан­ки, дро­жат от стра­ха.
Стал бо­гач всех по оче­реди расс­пра­шивать. Спро­сил он и у сво­его сы­на:
— Уси­нобо, не зна­ешь ли ты, кто ук­рал зо­лотой лар­чик?
— Нет, отец, не знаю. Но есть у ме­ня друг, по име­ни Ма­тяку. У не­го са­мый тон­кий нюх на све­те. Ни од­на охот­ничья со­бака луч­ше его по сле­ду не пой­дёт. Всё он но­сом чу­ет. Ве­ли ему ра­зыс­кать твой зо­лотой лар­чик. А уж ес­ли он его най­дёт, от­дай ему по­лови­ну то­го, что лар­чик сто­ит.
Сог­ла­сил­ся бо­гач: ведь для не­го зо­лотой лар­чик был до­роже де­нег.
Пош­ли маль­чи­ки вдво­ём на мор­ской бе­рег. Бо­гач за ни­ми идет. Ве­лел Уси­нобо сво­ему дру­гу, что­бы тот по­чаще на чет­ве­рень­ки ста­новил­ся и зем­лю ню­хал.
— Чу­ешь ли ты след, Ма­тяку?
— Чую, чую. Вон здесь про­шёл вор, ах как сле­ды во­ровс­твом пах­нут!
— На вот те­бе, по­нюхай ещё раз шнур, ко­торым бы­ла шка­тул­ка за­вяза­на.
Так дош­ли они до ста­рой лод­ки.
— Чу­ешь ли ты след, Ма­тяку?
— Чую, чую го­рячий след. Здесь он где-то близ­ко, ваш зо­лотой лар­чик.
Дош­ли маль­чи­ки до ста­рой лод­ки. Толь­ко под­ня­ли её, как зас­ве­тило-зас­верка­ло зо­лото в лу­чах сол­нца. Вот где бы­ло спря­тано сок­ро­вище!
— Ка­кой чут­кий нос у маль­чи­ка! — изу­мил­ся бо­гач. Сдер­жал он своё сло­во, от­дал по­лови­ну то­го, что лар­чик сто­ил.
С тех пор за­жил Ма­тяку по-дру­гому. Си­дит он за обе­дом пе­ред крас­ным ла­киро­ван­ным сто­ликом, ест бе­лый-бе­лый рис, а Уси­нобо не на­раду­ет­ся. Уда­лась его хит­рость!
Пов­сю­ду от од­ной де­рев­ни к дру­гой, от од­но­го ос­тро­ва к дру­гому ле­тит весть о маль­чи­ке с чут­ким ню­хом.
Вско­ре слу­чилось, что у Са­цум­ско­го кня­зя ук­ра­ли зо­лотой чай­ник.
Го­ворят кня­зю:
— Жи­вёт на ос­тро­ве Оки­нава один не­обык­но­вен­ный маль­чик. У не­го тон­кий нюх — сра­зу во­ра чу­ет. Ни один вор от не­го не ук­ро­ет кра­деное доб­ро.
Ве­лел князь наг­ру­зить ри­сом семь ко­раб­лей.
Вот явил­ся пос­ланный кня­зя к Ма­тяку.
— Прис­лал те­бе Са­цум­ский князь семь ко­раб­лей, до­вер­ху гру­жён­ных ри­сом. Про­сит он, что­бы ра­зыс­кал ты ук­ра­ден­ный у не­го зо­лотой чай­ник. У те­бя ведь, го­ворят, са­мый чут­кий нюх на све­те.
Пе­репу­гал­ся Ма­тяку. По­бежал со всех ног к сво­ему дру­гу Уси­нобо по­сове­товать­ся, как быть в та­кой бе­де.
— От­кро­ет князь об­ман, ве­лит мне го­лову сру­бить.
— Не бой­ся, — уте­ша­ет дру­га Уси­нобо. — По­ез­жай к кня­зю сме­ло. А как при­едешь, поп­ро­си кня­зя, что­бы выс­тро­ил он для те­бя до­мик на три уг­ла. Си­ди в тре­уголь­ном до­мике один и под­жи­дай. Трёх дней, трёх но­чей не прой­дёт, как вор сам к те­бе при­бежит. Вот уви­дишь!
По­ехал Ма­тяку на ко­раб­ле в Са­цум­ское кня­жес­тво. Лас­ко­во при­нял его князь. Спра­шива­ет:
— Мо­жешь ли ты най­ти зо­лотой чай­ник?
— Мо­гу, князь, толь­ко ве­ли выс­тро­ить для ме­ня до­мик на три уг­ла. Про­сижу я в этом до­мике один, вда­ли от всех, три дня и три но­чи, по­гадаю-по­думаю, с че­го мне по­ис­ки на­чинать.
«С ви­ду он прос­той маль­чик, а на са­мом де­ле мо­гучий ча­родей», — по­дума­ли лю­ди.
У­еди­нил­ся Ма­тяку в тре­уголь­ном до­мике. Хо­дит из уг­ла в угол, бор­мо­чет, ру­ками ма­шет.
Лю­ди ми­мо тре­уголь­но­го до­мика хо­дить бо­ят­ся. Кол­ду­ет там зна­мени­тый ча­родей.
Не зна­ют они, что Ма­тяку сам от стра­ха дро­жит. Ну как вор не при­дёт, что тог­да?
Прош­ла пер­вая ночь. Вот и вто­рая ночь ми­нова­ла. Нет во­ра как нет.
Не спит­ся маль­чи­ку. Но что это, ни­как, в дверь стук­ну­ли! От­пер он дверь.
Тут во­шёл в тре­уголь­ную ком­на­ту, прих­ра­мывая на обе но­ги, се­дой ста­ричок. Упал он пе­ред маль­чи­ком на ко­лени, кла­ня­ет­ся до са­мой зем­ли. А в ру­ке у ста­рика зо­лотой чай­ник.
— Знаю я, что ты лю­бую тай­ну раз­га­дать мо­жешь. Вот те­бе зо­лотой чай­ник, толь­ко не вы­давай ме­ня кня­зю. Ве­лит он мне го­лову сру­бить. А ведь ук­рал я от горь­кой бед­ности… Есть не­чего бы­ло.
— Не бой­ся, де­душ­ка, я те­бя не вы­дам. Вот что я при­думал. В са­ду кня­зя есть озе­ро, а пос­ре­ди озе­ра ма­лень­кий ос­тров. Спрячь зо­лотой чай­ник в гус­той тра­ве пос­ре­ди ос­тро­ва и бе­ги, бе­ги ско­рей. Зав­тра я на по­ис­ки пой­ду.
Об­ра­довал­ся ста­рик:
— Спа­сибо те­бе. Доб­рая у те­бя ду­ша. Всё сде­лаю, как ты ве­лишь.
От­легло у Ма­тяку от сер­дца. Ус­нул он спо­кой­но.
На дру­гое ут­ро, чуть свет, зо­вут маль­чи­ка во дво­рец к кня­зю.
— Ну, Ма­тяку, — го­ворит Са­цум­ский князь, — третья ночь ми­нова­ла. Что ты мне те­перь ска­жешь?
— Три дня, три но­чи га­дал я, князь, и уз­нал пос­редс­твом тай­ных, од­но­му мне ве­домых чар, что спря­тан зо­лотой чай­ник здесь не­пода­леку, воз­ле тво­его двор­ца. Сей­час ис­кать его бу­ду.
На­чал Ма­тяку воз­дух ню­хать. Бе­га­ет по са­ду, слов­но след ищет. На чет­ве­рень­ки встал.
— Чую, — го­ворит. — На­шёл. К озе­ру след ве­дёт. Там на ос­тро­ве спря­тан зо­лотой чай­ник.
Отыс­кал его Ма­тяку в гус­той тра­ве.
Об­ра­довал­ся князь.
— Чу­до ка­кой нос у те­бя! Не хо­чешь ли ко мне на служ­бу пос­ту­пить? Тог­да ни один вор не бу­дет мне стра­шен.
Но не за­хотел Ма­тяку слу­жить у кня­зя в со­бачь­ей дол­жнос­ти. Вер­нулся он на род­ной ос­тров и от­дал сво­ему дру­гу по­лови­ну кня­жес­кой наг­ра­ды.
Но вот что вско­ре слу­чилось.
Был у ки­тай­ско­го ца­ря конь с зо­лотой уз­дой, и вдруг — на­до же бы­ло та­кой бе­де слу­чить­ся! — ук­рал ка­кой-то вор зо­лотую уз­ду.
Опе­чалил­ся царь — ну как он на ко­не по­едет, ес­ли нет зо­лотой уз­ды?
Пос­лал царь в по­дарок Ма­тяку во­семь ко­раб­лей, до­вер­ху гру­жён­ных ри­сом и цвет­ны­ми шел­ка­ми.
— Опять зо­вут ме­ня кра­деное доб­ро отыс­ки­вать. Бе­да, да и толь­ко! Что мне де­лать, как быть? — тре­вожил­ся Ма­тяку.
— По­ез­жай сме­ло, — ус­по­ка­ива­ет дру­га Уси­нобо, — и де­лай всё так же, как и в прош­лый раз. Вот уви­дишь, на­падёт на во­ра та­кой страх, что он к те­бе сам при­бежит.
По­ехал Ма­тяку в да­лёкое Ки­тай­ское царс­тво. Обе­ща­ет ки­тай­ско­му ца­рю отыс­кать зо­лотую уз­ду, ес­ли поз­во­лят ему спер­ва в тре­уголь­ном до­мике по­гадать. Ве­лел ки­тай­ский царь пос­тро­ить тре­уголь­ный до­мик на мор­ском бе­регу.
Ждёт Ма­тяку в до­мике три дня, ждёт пять дней, вот и седь­мой про­шёл, а во­ра всё нет как нет. Не при­шёл вор. Вид­но, ни­чего не бо­ит­ся.
«Вот ког­да не снес­ти мне го­ловы, — ду­ма­ет Ма­тяку. — Раз­гне­ва­ет­ся ки­тай­ский царь страш­ным гне­вом. На­до пос­ко­рее уби­рать­ся от­сю­да».
И убе­жал в го­ры.
Был как раз ка­нун Но­вого го­да.
Блуж­да­ет Ма­тяку в глу­хом ле­су. Вдруг слы­шит он, что в са­мой глу­бине гор сту­чат пес­ти­ки, зву­чат го­лоса.
«Вот чу­до! Кто здесь шу­мит в без­людной ча­ще, слов­но к праз­дни­ку го­товит­ся?»
Смот­рит он и ви­дит: три обезь­яны, бе­лая, крас­ная и чёр­ная, в ступ­ках пес­ти­ками ри­совое тес­то от­би­ва­ют и по­ют:
Стук-стук-стук, стук-стук-стук.
Не рас­тёт гус­тая шерсть
У лю­дей и у ля­гушек.
А у нас гус­тая шерсть
Мяг­че шёл­ко­вых по­душек.
Стук-стук-стук, стук-стук-стук.
Мы про­вор­ны, мы лег­ки,
Всех кра­сивей в це­лом ми­ре.
У лю­дей по две ру­ки,
А у нас их по че­тыре.
Стук-стук-стук, стук-стук-стук.
Го­ворит бе­лая обезь­яна дру­гим:
— Всё го­тово. Пой­дём те­перь по­зовём на­шего гла­варя.
Пос­та­вили они сто­рожем хро­мую обезь­яну и убе­жали со всех ног.
Ма­тяку с ут­ра ни­чего не ел и про­голо­дал­ся до то­го, что хоть плачь. Улу­чил он ми­нут­ку, ког­да хро­мая обезь­яна за­зева­лась, и ста­щил ко­лоб­ки.
Сто­яла не­пода­лёку пус­тая боч­ка.
За­лез в неё Ма­тяку и ждёт, что те­перь бу­дет.
Вот вер­ну­лись на­зад обезь­яны вмес­те со сво­им гла­варём.
— По­жалуй­те, — го­ворят, — к сто­лу. Всё для ва­шей ми­лос­ти при­готов­ле­но. На под­но­се вкус­ные ко­лоб­ки ле­жат.
А под­нос-то пус­той. За­вере­щали обезь­яны.
Бе­лая во­пит:
— Это ты ста­щила ко­лоб­ки, крас­ная обезь­яна! Соз­на­вай­ся сей­час же!
Крас­ная виз­жит:
— Нет, чёр­ная обезь­яна ук­ра­ла, чёр­ная! Са­ма она чёр­ная, и ду­ша у неё чёр­ная!
Чёр­ная обезь­яна на хро­мую нас­ка­кива­ет:
— Это ты во­ров­ка, ты! Не­чего ска­зать, ус­те­рег­ла ко­лоб­ки! Са­ма их сож­ра­ла, кол­че­ногая!
Зат­ряслась хро­мая обезь­яна от горь­кой оби­ды.
— Пусть я кол­че­ногая, пусть у ме­ня преж­ней пры­ти нет, но не стер­плю нап­расли­ны. Я свой век чес­тно про­жила. А вот ты у ца­ря зо­лотую уз­ду ук­ра­ла. Что, ду­ма­ешь, не знаю? Ви­дела я, хо­рошо ви­дела, как ты её пря­чешь в глу­бине ле­са. А уж кто во­ровать по­вадил­ся, нет то­му до­верия. Ты, вы­ходит, и ко­лоб­ки съ­ела.
Слы­шит Ма­тяку, в боч­ке си­дя, пе­реб­ранку обезь­ян.
На­конец убе­жали они ку­да-то с кри­ком и виз­гом. Хро­мая обезь­яна за дру­гими не пос­пе­ва­ет. То спот­кнёт­ся, то от­дохнуть при­сядет, то с гор­ки вниз го­ловой по­катит­ся.
По­дошёл к ней Ма­тяку.
— Здравс­твуй, гос­по­жа обезь­яна. Прав­да ли, что ты зна­ешь, где зо­лотая уз­да спря­тана?
— Знаю, как не знать. Ви­сит она на сос­не, а вер­хушка у сос­ны мол­ни­ей рас­щепле­на. Вон там, ви­дишь, над са­мым об­ры­вом.
— Так пос­то­рожи зо­лотую уз­ду, по­ка я не вер­нусь. Я щед­ро наг­ра­жу те­бя.
— Не тре­вожь­ся, глаз с неё не бу­ду спус­кать в от­мес­тку чёр­ной обезь­яне. Не дос­та­нет­ся ей зо­лотая уз­да.
Вдруг пос­лы­шал­ся крик и то­пот мно­гих ног. Бе­жит тол­па цар­ских слуг.
— Где он тут спря­тал­ся, об­манщик, пре­датель?
— Не ме­ня ли вы ище­те? — спра­шива­ет спо­кой­но Ма­тяку.
— Те­бя, те­бя! Ты не­даром в го­ры убе­жал. Бо­ишь­ся, что рас­кро­ют­ся твои плут­ни. Об­ма­нул ты на­шего ца­ря! Но не уй­дёшь от су­да и рас­пра­вы. Сей­час мы те­бе ру­ки на­зад скру­тим.
А Ма­тяку с улыб­кой им в от­вет:
— Что вы так рас­шу­мелись? Не лег­ко мне бы­ло най­ти, где зо­лотая уз­да спря­тана. Семь дней я га­дал, ку­да вор скрыл­ся, да ещё дол­го шёл по сле­ду. Все го­ры приш­лось об­ню­хать. Да­же нос у ме­ня за­болел. А зо­лотая уз­да ви­сит на сос­не над са­мым об­ры­вом. Вон ви­дите, там слов­но ого­нёк свер­ка­ет. Это она и есть. Ла­зить по де­ревь­ям я не умею, а уй­ти от­сю­да бо­ял­ся. Че­го доб­ро­го, на­дума­ет вор цар­скую уз­ду ещё хит­рее спря­тать. Хо­рошо, что вы до­гада­лись, пош­ли ме­ня ис­кать. Спа­сибо вам, ум­ные го­ловы.
Сня­ли цар­ские слу­ги зо­лотую уз­ду с вет­ки сос­ны, а са­ми от стра­ха тря­сут­ся — вдруг ча­родей на них раз­гне­ва­ет­ся.
От­дал Ма­тяку зо­лотую уз­ду ки­тай­ско­му ца­рю.
Об­ра­довал­ся царь и бо­гато наг­ра­дил маль­чи­ка.
Взял Ма­тяку хро­мую обезь­яну с со­бой на ко­рабль, что­бы чёр­ная обезь­яна ей не отом­сти­ла, и вер­нулся на свой род­ной ос­тров.
Сно­ва за­жили друзья в ми­ре и друж­бе.
Но как-то раз Уси­нобо ска­зал сво­ему дру­гу:
— А что, ес­ли опять те­бя по­зовут кра­деное доб­ро ис­кать? Ведь у счастья быс­трые но­ги: как при­бежа­ло, так и убе­жит.
И вот что при­думал. Стал он пов­сю­ду жа­ловать­ся:
— Вот бе­да так бе­да. Про­пал у мо­его дру­га Ма­тяку нюх пос­ле прос­ту­ды. А ведь вся си­ла у не­го в но­се бы­ла. Как же он, бед­ня­га, бу­дет кра­деное доб­ро ра­зыс­ки­вать?
Под­не­сёт Уси­нобо на гла­зах у лю­дей гвоз­ди­ку к са­мому но­су Ма­тяку и го­ворит:
— Заж­мурь гла­за и ска­жи мне, чем пах­нет?
— Вот уж не пой­му. Как буд­то ни­чем.
— Ну, ню­хай ещё раз.
— О-о, до­гадал­ся. Это ры­ба!
Лю­ди взды­ха­ют:
— Ах, как жал­ко! Та­кой чут­кий нюх был у маль­чи­ка и вдруг сра­зу про­пал. Од­но наз­ва­ние — нос, а ни­чего не чу­ет.
А Ма­тяку и Уси­нобо так на всю жизнь и ос­та­лись друзь­ями.
Вот что слу­чилось в да­лёкую ста­рину.