Давным-давно жила возле озера гусиная семья — отец-гусак, мать-гусыня и двадцать один гусёнок. Рано поутру шли гуси к воде, чтобы порезвится вволю. В те же часы на озере плавали лебеди, и гуси иной раз встречались с ними. Лебеди важно проплывали мимо, высоко задрав головы, не обращая на соседей никакого внимания.
Однажды самый маленький гусёнок, увидев в воде своё отражение,
пропищал, гордо вытянув шею:
— Взгляните-ка на меня, ну чем я не лебедь!
Гусей позабавили его слова, а малыш обиделся:
— Вы просто завидуете мне, — сказал он.
И с того дня Длинная Шейка — так стали называть этого высокомерного гусенка — решил, что он самый красивый и умный в семье. Бедняга даже стал подозревать, что вылупился не из простого яйца, а из золотого.
Когда гусиная семья дружно усаживалась за стол, мать-гусыня подавала еду в большой миске. Длинная Шейка не хотел есть то, что лежало перед ним, а норовил выхватить лакомый кусочек из-под носа у братцев и сестриц. За столом то и дело вспыхивали ссоры.
Однажды гусыня попробовала устыдить сына, но тот не унимался.
— Ишь, какие! — возражал строптивый гусёнок. — Себе всё самое вкусное выбираете, а мне подкладываете что похуже.
Видя, что мать совсем отчаялась и не может справиться с сыном, вмешался отец-гусак. Он ударил задиру клювом и спросил строго:
— Когда ты научишься есть без ссор
Слова отца только разозлили гусёнка. Он замахал крылышками и запищал:
— Не я затеваю ссоры! Ты лучше им скажи. Они терпеть меня не могут из-за моей лебединой шеи! Все вы очень глупые! Лучше мне с лебедями дружить.
С того дня Длинная Шейка перестал дружить с гусями, даже по одной с ними тропке ходить не желал, одиноко ковылял поодаль. Гусёнку доставалось за гордый нрав — то собака погонится за ним, то ястреб подкараулит. Улепётывая от обидчиков, гусёнок вспоминал о родне и спасался в стае. Но как только опасность проходила, он снова принимался за старое.
Прошло время. Длинная Шейка подрос, окреп и вовсе перестал признавать своих. Однажды, не желая идти со всеми, он опоздал к обеду. А когда пришёл, то увидел, что ему ни зёрнышка не осталось. Он повернулся и, задрав нос, пошёл прочь, потому что нисколечко не сомневался, что гуси мстят ему за ум и редкую красоту. Не спеша, вперевалочку добрался он до озера и поплыл к тому берегу, где жили лебеди. Возле камышей он остановился. Вдруг камыши раздвинулись, и Длинная Шейка увидел прекрасных лебедей. Они построили своих малышей цепочкой и отправились на прогулку по озеру. А гусёнок пристроился за ними.
Проплыли круг, другой и выбрались на берег. И принялись лебеди веселиться — завели песни, пустились в пляс. Они хлопали над головами большими белыми крыльями и затейливо перебирали лапками. Журчащие голоса их были прекрасны.
Настал черёд Длинной Шейки. Но наш гусёнок, который всю жизнь сторонился братьев и сестёр, ни петь, ни плясать не умел. Подражая лебедям, он попытался было взмахнуть крыльями, да не удержался на ногах, упал. Хотел спеть, но из горла бедняги вырвался резкий, неприятный звук. И чего другого можно было ожидать от гусёнка, который только и умел что на родных кричать
Пригляделись к нему лебеди и удивились:
— Ты откуда такой взялся Ты же гусёнок, вот и ступай к своим! Кыш, кыш!
Зашипели они и ну чужака щипать, а он упирается, не хочет домой возвращаться. Тогда лебеди обступили гусёнка со всех сторон, поддели носами и подбросили кверху. Длинная Шейка больно шмякнулся на землю, а его тут же снова подкинули
Лежит гусёнок не траве, глаз открыть не может. Собрался кое-как с силами, смотрит, а на нём живого места нет — весь в синяках да ссадинах, перья клочьями висят. Попробовал встать, да ноги не держат
Прошло три дня. Стал гусёнок сизо-чёрным пушком обрастать. На четвёртый день еле поднялся. Крылышки ушибленные потирает, ножки разминает, попискивает жалобно.
И поплелся Длинная Шейка к отцу с матерью.
А дома все двадцать гусят за столом сидят и тихо-мирно обедают. Длинная Шейка, виновато пискнув, тоже сунулся было в миску, да его тут же и оттеснили.
— Стой, куда лезешь — заволновались гусята. — Мы не знаем тебя, кто ты такой
А гусёнка и вправду узнать нельзя: худой, взъерошенный весь, в пёстрых клочьях каких-то. Заплакал гусёнок:
— Вы что же, совсем не узнаёте меня Я же братец ваш, Длинная Шейка.
Поглядели на него гусята и говорят:
— Нет, не братец ты нам: Длинная Шейка белый был. Такого, как ты, крапчатого, у нас сроду не бывало.
Горько стало гусёнку, зовёт он родителей:
— Папа! Мама! Узнаёте ли вы меня Ведь я сын ваш, Длинная Шейка.
А гусак с гусыней, оглядев странного гусёнка, тоже заявили:
— Такого сына у нас не было. Наши детки все белые.
— Да гоните его прочь! — загоготали гуси.
Куда деваться несчастному У лебедей он не прижился, а теперь и свои признать не хотят.
Видят гуси, не прогнать им оборвыша — голосом он всё же на них похож, и перестали обращать на него внимание.
Мало-помалу оправился гусенок. Синяки и ссадины зажили, тёмный пух в перья превратился. Но остался он на всю жизнь пёстрым. И нрав у него изменился. Не тянет он уже, как прежде, шею и чужих кусков из миски не хватает. И кричать на всех забыл, разговаривает тихо. Старших уважает, с младшими заботлив и ласков. Папа-гусак и мама-гусыня, глядя на него, говорили друг другу:
— Он такой же милый, как все наши детки, хотя и не похож на них.
Так и жил Длинная Шейка в дружной семье, пока не превратился в большого крапчатого гуся. А потом у него свои гусятки появились. Теперь, вспоминая детство, он поучал их частенько:
— Из миски бери только то, что лежит перед твоим носом, на чужой кусок не заглядывайся. Будь со всеми приветлив и добр. Не беда, что одежда пестра, важно, чтобы душа была светлой.