Не­вес­та раз­бой­ни­ка

Жи­ли-бы­ли мель­ник с мель­ни­чихой, и бы­ла у них единс­твен­ная до­чур­ка Марь­ян­ка. Под­росла доч­ка, и ста­ли они по­думы­вать о том, что­бы от­дать её за­муж, дес­кать ей уже по­ра. Бы­ла на мель­ни­це слу­жан­ка по име­ни Бе­туш­ка, и Марь­ян­ка её очень лю­била и по­веря­ла ей всё, как род­ной сес­тре.

Вот од­нажды при­ез­жа­ет к ним же­них. При­ехал на чет­вёрке, весь в коль­цах и в зо­лотых це­поч­ках, — сра­зу ви­дать — ба­рин. Марь­ян­ка и го­ворит Бе­туш­ке:

— Ка­кой у ме­ня, Бе­туш­ка, же­них-то бо­гатый.

— Что прав­да, то прав­да, — сог­ла­ша­ет­ся де­вуш­ка, — сов­сем как граф! Весь каф­тан шну­рами да кан­та­ми об­шит, это те­бе не кто-ни­будь!

Соб­рался же­них у­ез­жать от них и спра­шива­ет мель­ни­ка:

— Ког­да ду­ма­ете свадь­бу-то справ­лять?

— Да, по мне, — чем ско­рее, тем луч­ше, — от­ве­ча­ет ему мель­ник, — дев­чонка сог­ласна, че­го же тя­нуть. Свадь­ба так свадь­ба!

Де­вуш­ки опять раз­го­вори­лись, и Бе­туш­ка ни­как на­дивить­ся не мо­жет.

— Ой, ма­моч­ки, ка­кой же­них! Чет­вернёй ез­дит!

— Да это-что! — ещё пу­ще хва­лит­ся Марь­ян­ка, — он ска­зал мне, что на свадь­бу при­едет шес­те­риком! Как ты ду­ма­ешь, Бе­туш­ка, ид­ти мне за не­го?

— Ну — та­кой бо­гач! Иди, ко­неч­но.

Же­них у­ехал, а ро­дите­ли, как во­дит­ся, пош­ли по­сове­товать­ся с друзь­ями нас­чёт свадь­бы Марь­ян­ки. Ко­роче ска­зать, пош­ли приг­ла­шать их на свадь­бу. Ро­дите­ли уш­ли из до­ма, а Марь­ян­ка и го­ворит Бе­туш­ке:

— Вот что, Бе­туш­ка. Ведь он ска­зывал, в ка­кой сто­роне жи­вёт. Пой­дём-ка схо­дим ту­да и пог­ля­дим. По край­ней ме­ре бу­дем знать, ка­кое у не­го бо­гатс­тво.

Уго­вори­лись. Марь­ян­ка быс­тро сос­тря­пала кое-что на до­рогу, и обе от­пра­вились. Приш­ли к ле­су и всё ле­сом, ле­сом идут. Вы­бега­ет пе­ред ни­ми на тро­пин­ку бе­лая лань и по­казы­ва­ет до­рогу, чтоб не заб­лу­дились. Де­вуш­ки всё за ней, за ней и под ве­чер приш­ли к пос­то­яло­му дво­ру. Тут слу­жан­ка и го­ворит:

— Слышь, Марь­ян­ка, да­вай зай­дем ту­да пе­рено­чевать, а спо­заран­ку пус­тимся даль­ше.

— Прав­да твоя, Бе­туш­ка. На­ши вер­нутся от при­яте­лей эдак дня че­рез три, не ра­нее, так у нас вре­мени ещё мно­го.

Под­хо­дят к во­ротам. У во­рот си­дит ог­ромный пёс, воз­ле не­го кад­ка сто­ит. И пол­на эта кад­ка кро­ви. Бро­сили де­вуш­ки псу ле­пёш­ку, и он про­пус­тил их. Под­хо­дят ко вто­рым две­рям, а там дру­гой пёс ле­жит — ещё боль­ше. И то­же — кад­ка кро­ви.

— Бе­туш­ка, ид­ти ли нам даль­ше? Что ска­жешь, под­ружка?

— Ну, ко­ли мы уж здесь — пой­дём.

Бро­сили они нес­коль­ко ле­пёшек псу и по­дош­ли к треть­им две­рям. А у треть­их две­рей опять пёс си­дит, ещё боль­ше, а кро­ви воз­ле не­го, кро­ви — ска­зать страш­но. Бро­сили ему де­вуш­ки це­лую горсть ле­пёшек и не ус­пе­ли ог­ля­нуть­ся, как очу­тились в ком­на­те. Пос­ре­ди ком­на­ты сто­ял стол, а на том сто­ле — шесть­де­сят шесть та­релок и ло­жек, но ниг­де не ви­дать ни еди­ного че­лове­ка. И ещё сто­яли там из­го­ловь­ями од­на к дру­гой штук со­рок кро­ватей. Де­вуш­ки ози­ра­ют­ся, ку­да это они по­пали? Ну, мол, лад­но! Заб­ра­лись в угол под кро­вать и ше­вель­нуть­ся бо­ят­ся. Вско­ре вхо­дит в ком­на­ту че­ловек, ста­вит на стол еду. Толь­ко он ушёл, вва­лива­ет­ся це­лая ва­тага да все сплошь — муж­чи­ны. По­том вхо­дят ещё нес­коль­ко че­ловек и во­локут за со­бой мо­лодую ба­рыню и та­щат пря­мо к пла­хе. Ба­рыня эта бы­ла на сно­сях, вот она их про­сит:

— По­жалей­те, не гу­бите, ес­ли не ра­ди ме­ня, то хо­тя бы ра­ди ди­тяти!

Но те бе­зо вся­кой по­щады каз­ни­ли её. На ру­ке у неё ос­тался дра­гоцен­ный пер­стень — ни­как не мог­ли они его ста­щить, схва­тили то­пор и от­ру­били ей па­лец, и за­летел этот па­лец вмес­те с перс­тнем пря­мо к Марь­ян­ке на ко­лени. Пе­репу­гались те­перь обе де­вуш­ки ещё пу­ще преж­не­го, но си­дят там ти­хо-ти­хо, а па­лец этот Марь­ян­ка спря­тала за па­зуху.

Заж­гли све­чу, ищут, ку­да же этот па­лец от­ле­тел. И вдруг све­ча по­гас­ла.

— Вид­но, здесь кто-то чу­жой на­ходит­ся, — го­ворит один.

— Да кто же здесь мо­жет быть, псы ни­кого не впус­тят. Опять заж­гли — гас­нет, тре­тий раз за­жига­ют — све­ча всё гас­нет. Один уж под кро­вати бы­ло по­лез ис­кать, но тут дру­гие как зак­ри­чат ему:

— Да брось ты ис­кать! Зав­тра пос­мотрим, ни­куда не де­нет­ся.

Опять прош­ло нес­коль­ко вре­мени. При­вели воз­чи­ка. За­реза­ли его, а ко­ней от­ве­ли на ко­нюш­ню. Тут же­них и го­ворит:

— Зав­тра по­еду на сго­вор шес­те­риком, так мне эти ко­ни при­годят­ся.

Нем­но­го по­годя при­водят мо­лод­ца, охот­ничь­его по­мощ­ни­ка. И ему тот же ко­нец. Про­сил, мо­лил их ос­та­вить ему жизнь, но где там — от­ру­били ему го­лову, и всё. Под кровь они вся­кий раз под­став­ля­ли кад­ку, а те­ло ку­да-то уно­сили. Вот уб­ра­ли это всё и се­ли пить. Да ка­кие ви­на-то пь­ют — са­мые луч­шие, что толь­ко на кня­жес­кий стол по­пада­ют. Си­дят они пи­ру­ют, а же­них им и го­ворит:

— Ну, те­перь ларь с день­га­ми поч­ти что по­лон, нем­но­го не хва­та­ет! А как съ­ез­дим зав­тра на мель­ни­цу на мою по­мол­вку, до­вер­ху на­сып­лем; у мель­ни­ка де­нег мно­го — ку­ры не клю­ют.

Дол­го они так си­дели, пи­ли, по­ка все не пе­репи­лись и не по­вали­лись кто ку­да. Ког­да все креп­ко зас­ну­ли и в гор­ни­це толь­ко храп сто­ял, обе де­вуш­ки на чет­ве­рень­ках вы­лез­ли из-под кро­вати, ти­хонеч­ко выш­ли из до­ма и очу­тились воз­ле пер­во­го пса. Пёс был уж не так зол и да­же не за­ла­ял. По­том прош­ли ми­мо вто­рого и ми­мо треть­его — оба стра­шили­ща толь­ко мор­ды под­ня­ли и за­вор­ча­ли, но тро­нуть их не тро­нули. Под­ру­ги выс­ко­чили за во­рота и изо всех сил пом­ча­лись до­мой! Ещё сол­нце не взош­ло, а они уже до­ма бы­ли — так шиб­ко мча­лись. Чуть ду­ша не выс­ко­чила, та­кой страс­ти на­вида­лись, дол­го в се­бя не мог­ли прий­ти.

Вот ро­дите­ли во­роти­лись, и мель­ник ну да­вай го­ряч­ку по­роть: да­вай­те ско­рее го­товить­ся, на­до же­ниха с его друж­ка­ми по­луч­ше угос­тить.

— Ах, ба­тюш­ка, — го­ворит ему Марь­ян­ка, — ес­ли бы вы ви­дели, сколь­ко у не­го бо­гатс­тва, гла­зам бы сво­им не по­вери­ли!

— Ну, ко­неч­но, он че­ловек бо­гатый, это по все­му вид­но.

— Бо­гатый-то, бо­гатый, да всё это у не­го наг­раблен­ное! И сю­да он толь­ко за тем при­едет, что­бы нас ог­ра­бить!

Тут обе де­вуш­ки зат­ре­щали как со­роки и на­пере­бой рас­ска­зыва­ют, как тай­ком в лес бе­гали и что там уви­дели. Та­кие, мол, страс­ти, что и опи­сать нель­зя! Тут толь­ко мель­ник с мель­ни­чихой всплес­ну­ли ру­ками: «Так вот оно что!» — бро­сили все де­ла и со­вету­ют­ся, как бы им это­го мо­лод­ца из­ло­вить. Мель­ник сей­час сбе­гал и до­гово­рил­ся, что­бы прис­ла­ли ему сол­дат. Сол­да­ты ок­ру­жат мель­ни­цу и, ког­да пир бу­дет в са­мом раз­га­ре, всех раз­бой­ни­ков зах­ва­тят.

Ут­ром же­них при­катил шес­тернёй, ве­сёлый, всё сме­ёт­ся да шу­тит. Сей­час же на­чал­ся сго­вор. До­гово­рились обо всём, кон­чи­лась по­мол­вка, на­чал­ся пир. Блю­до за блю­дом на стол ста­вят, на мель­ни­цах ни­ког­да нас­чёт это­го ли­цом в грязь не уда­рят. Вот за сто­лом Марь­ян­ка-то и го­ворит:

— Лю­без­ный мой же­них, что вам ночью прис­ни­лось?

— Дол­го рас­ска­зывать, длин­ный сон. Сни­лось, как праз­дно­валась на­ша свадь­ба.

— А вот мне ка­кой сон прис­нился!

— Ка­кой же?

Марь­ян­ка и рас­ска­зыва­ет:

— Буд­то заш­ли мы с на­шей Бе­туш­кой в гус­той дре­мучий лес, наб­ре­ли там на ка­кую-то кор­чму и ос­та­лись там но­чевать. Вдруг вва­лива­ет­ся ту­да це­лая ва­тага муж­чин и при­возят с со­бою мо­лодую ба­рыню. Ба­рыня эта бы­ла в по­ложе­нии, а оде­та бо­гато, вся в зо­лоте, коль­ца на ней. Вот со­бира­ют­ся они её убить, а она про­сит по­щадить её хо­тя бы ра­ди ре­бёноч­ка. Но они не по­жале­ли её, от­ру­били ей го­лову. По­том при­вели воз­чи­ка, сра­зу его на пла­ху, как ру­банут, го­ловуш­ка его так и по­кати­лась.

Тут же­них за­ёр­зал на сту­ле и го­ворит:

— Хм, сон как сон, вы­пус­ти­те ме­ня вон!

А Марь­ян­ка схва­тила его за ру­кав:

— Нет, нет, по­годи­те, я ещё не весь сон рас­ска­зала. А ес­ли не ве­рите, так вот — па­лец с коль­цом, ко­торый у ба­рыни от­ру­били, он упал ко мне на ко­лени, а я его спря­тала.

Как ска­зала она это, же­них выр­вался и пря­мо в ок­но. А друж­ки-то его, как он им свис­тнул, то­же все в ок­на по­выс­ка­кива­ли. Но тут их на дво­ре всех схва­тили и арес­то­вали. По­том на­чаль­ство ве­лело зап­рячь под­во­ду, по­еха­ли на тот пос­то­ялый двор и наш­ли там боль­шой ларь с день­га­ми. Поч­ти что до­вер­ху был на­сыпан, но ещё нем­но­го мес­та ос­та­валось, вот раз­бой­ни­ки и то­чили зу­бы на мель­ни­ка, со­бира­лись до­вер­ху ларь-то на­пол­нить. Взва­лили его на под­во­ду, а ло­шадь еле-еле те­легу с мес­та сдви­нула. Заш­ли в ко­нюш­ню, там ещё че­тыре ко­ня сто­яло, всех зап­рягли и по­еха­ли, а пос­то­ялый двор сож­гли. Так с тех пор там ник­то боль­ше не жи­вёт. Вот и вся ис­то­рия.